Записки на полях

      Пыльная круглая арена, увешанная флагами знатных семей, отвращала одним своим видом. Трибуны медленно заполнялись. Рядом с ней садятся Ванцзи и дядя. По разные руки. Обсуждают что-то. В голове набатом стучат обречённые, почти злые мысли.       Сичэнь закрывает глаза. В своих мыслях она не здесь, — в недавнем вечере, когда верная подруга гонит прочь фрейлину, запирает дверь, и они остаются вдвоём. — Ты с ума сошла, — Сичэнь выдыхает горячий воздух, хватаясь за ворот хлопковой серой рубашки, почти касаясь груди. Её глаза блестят, как пламя в камине, когда губы касаются бледной шеи. Они слишком давно не виделись. Писем было мало обеим. — Возможно, — отвечает Минцзюэ, скользя руками по гладкой ткани белоснежного нижнего платья. Её ладони грубые от оружия, сбиты в кровь от тетивы; у её дамы сердца кожа тоньше и нежнее самых дорогих шелков. — Но даже так я не отдам тебя без боя.       Лань Хуань закрывает глаза, одними губами шепчет: «не отдавай», но открыв их, возвращается к пыли стадиона и звону клинков, и думает, что не стоит этого. На ней десятки слоёв тяжёлых тканей и украшений, но даже это кажется мелочью в сравнении с тяжестью доспехов. На турнирной таблице один флаг сменяет другой, пока друг напротив друга не встают гербы семей Не и Вэнь — демонический зверь и красное солнце.       Вот только под кольчугой и серо-зелёной робой не Не Цзунхуэй, сводный брат, приёмный сын господина Не, занявшего противоположную ложу, а его дочь.       Минцзюэ тренировали наравне с братом с самого детства, и с самого детства она была не такой, как все барышни знатных домов: она носила не корсеты и платья, а высокие кожаные сапоги для верховой езды и хлопковые свободные брюки. Её пояс не был расшит каменьями — на нём висел клинок. Сичэнь влюбилась в неё, приняв за молодого юношу, галантного в своей мере и воспитанного; не разлюбила и увидев в платье — крепкая, неженственная, но округлая фигура, крепкие руки, длинные волосы, собранные в причудливые косы, острый взгляд, веснушки на загорелом лице…       Её много кто назвал бы некрасивой. Сичэнь же не могла оторвать взгляда от яркой полу-усмешки, полу-улыбки.       Минцзюэ умирала и воскресала, видя кроткую страсть в глазах благонравной, красивой наследницы Лань. Она бы всё отдала, чтобы сделать её счастливой, — и в итоге отдалась ей сама, без остатка.       Звон клинков звучит громче обычного. Выпад, удар, блок. Взмах саблей — удар мечом, щит к щиту. Шаг, второй, уход в сторону.       Сичэнь кусает губы, видя, как один рыцарь теснит другого и боясь выдать своё знание истины.       «Я выступлю вместо Цзунхуэя», — говорит ей Минцзюэ, когда они обе лежат в постели, совершенно утомлённые и уставшие, но счастливые. Её пальцы перебирают чёрные волосы, а дыхание на макушке заставляет мурашки бежать по коже.       Они обе немного безумны. С первого поцелуя, с первого объятия.       Минцзюэ приставляет лезвие сабли к шее потерявшего равновесие Вэнь Сюя, снимает его шлем, за волосы ставит на колени, откинув щит. Это её война. Её бой. Её победа.       И её любовь.       Эмблема с солнцем падает с турнирной таблицы на землю, и она снимает шлем, — Сичэнь понимает, что смотрят на неё. И поднимается в полный рост, хлопая в ладоши. По щекам текут слёзы.       Тишина на стадионе сменяется ликованием.       «Я сильнее их всех, — шепчет на ушко возлюбленной девушка, позволяет прижаться ближе, гладит по волосам. — И я смогу постоять за тебя. За нас обеих».