Случайные встречные

Антон обменивается кивком с гардеробщицей, которая уже собиралась домой. Здоровается с пожилым охранником, который узнал его. Поднимается на пять ступенек и идёт в зал. В зале темно, он кажется меньше, когда в нём ты почти один, а сцена без декораций почти — стыдливо голая. – Значит так! – голос громкий и грозный. Антона всегда пробивало насквозь, когда он слышал это. Холодно и страшно. Не хотелось поднимать глаза. Хотелось извиняться вечно, – К Татьяне Алфеевне можете на прогоны хоть голые приходить! А на мои генеральные репетиции, будьте добры, в нужном виде! – Ну неудобно же в этом, Олегсей Михайлович, – простонала долговязая девочка на сцене, в каком-то бальном платье. – Так подол поднимай, умница, – строго фыркает Олежа. Он обернулся и улыбнулся Антону. За весь день они видели друг друга первый раз. Олежа уехал, пока Антон спал, рано утром. Весь день на ногах в театре, перед премьерой. Весь день без него. Антон видел, что он устал. Ужасно устал. Стоял перед в растрёпанными волосами, с чёрной щетиной на лице, в очках и в мятой чёрной водолазке.  – Пять минут, ребят, – громко говорит Олежа, но заметно мягче, обернувшись к сцене. – Потом всё с начала до конца и отпущу. Я к вам даже зрителя посажу.  Кажется, что сцена выдохнула разом. Антон тоже. Возможно Олежа сегодня поспит больше трёх часов. И даже есть вероятность, что Антон успеет проводить его утром.  – Пойдём в амфитеатр сядем, – выдохнул Олежа, кивнув вглубь зала, а потом снова обернулся к молодым актёрам. – Я всех вижу.  – Ты строго с ними, – усмехнулся Антон, протягивая ему бумажный пакет.  – Нет, я сегодня добрый. Выспался, – тихо рассмеялся Олежа, быстро поднимаясь по ступенькам.  Они сели в центр ряда, и Олежа снял очки, потирая переносицу. Он открыл пакет и тут же улыбнулся, заглядывая в него.  – Ты купил мне булочку, – прошептал Олежа, смотря на Антона нежно-нежно. Правдиво.  – Ну ты же не ешь ничего тут. – Не-ет, – насмешливо протянул Олежа, – я сегодня обедал.  – Да?  – Да, – выдохнул он, коротко целуя Антонову кисть, – но спасибо... Ты меня спас. – Это ты меня спасаешь всегда, – ответил Антон, нежно поглаживая пальцем его лицо. Волоски щетины остро кололи кожу. Олежа вздохнул, прикрывая глаза. Пару секунд такого положения и он снова выпрямится. Просто ему нужно совсем немного.  – Правда, спасибо, – ответил он, облокотившись на спинку кресла и достал булочку.  – Побриться не хочешь? – спросил Антон, склоняясь к нему ближе.  – Тебе не нравится? А, ну всё! – наигранно всхлипнул Олежа, коснувшись ладонью лба, – Развод, девичья фамилия!  Антон только прыснул. Конечно, никого развода никто никому не даст.  – Да ну, перестань.  – На самом деле, это добавляет мне солидности, – усмехнулся Олежа, проведя пальцами по небритому подбородку.  – Солидности тебе добавляет хруст в коленях, – фыркнул Антон, стягивая с плеч плащ. Жарко.  – Ага, спине своей скажи, – закатил глаза Олежа, откусив кусок мучного, надел очки и громко хлопнул в ладоши. – Начинаем!  Они ставили Онегина и это заставило Антона вспомнить, что лет восемь назад Олежа сам играл Ленского. Вживался, говорил стихами месяца три, отращивал волосы. Конечно, роль он отбросил, когда отыграл крайний спектакль, стихи забыл, а вот с длинными волосами до плеч проходил почти шесть лет.  Сейчас они тоже чуть отрасли, крупно вились. Антон мог сейчас бессовестно запустить пальцы в них. Этот жест оценил бы двадцатилетний Олежа. Но сейчас он взрослый, внимательно смотрит за игрой своих ребят на сцене, шикнет на него, чтобы не отвлекал.  Они уже взрослые люди, могут держать себя в руках. В декабре Антону тридцать девять лет.