от нуля до сотни.

Градация от мелких рыбёшек до опасных акул за лето прошла незаметно. Петя свой курс в прошлом году помнит — бились от аудитории до аудитории группками, собирали свои компании, тряслись перед сессиями. Много тусили, забивая чувство страха от универа, а на больших переменах бегали в курилку обсуждать, какой тот или иной препод козёл. А сегодня перед ним обнаглевшие, курящие прямо у входа лбы, которые кидают сальные взгляды первому курсу, а те шугаются от них, надеясь поскорее пройти тот же цикл. Как приятно, что сам Хазин был охуевшим всегда. Он тусовался задолго до, блестяще пролетал сессии не то что бы знаниями, но недурственными мозгами и подвешенным языком, а всё лето, подготавливая почву для будущих свершений, протусил на курортах Краснодарского края как раз в окружении тех самых козлов-преподавателей, которые вне универа имели кучу опыта и историй за спиной. Делились они ими радостно, под стаканчик местного вина, а потом вглядывались в Петьку пристально, запоминая. Что запомнят он и не сомневался, а лишнее подтверждение получил, когда пробегавшая мимо сухонькая преподавательница культуры речи неожиданно остановилась, расплылась в улыбке и подошла, ухватив его за руку: — Петенька, там в общежитиях первокурсников заселяют, рук не хватает. Поможешь? Петенька помочь совершенно не против, видя светящееся в глазах «зачёт» по её предмету. — Да без проблем. Общежитие, очень удачно находящееся прямо через дорогу от главного корпуса кишит людьми. Старшие, кто поумнее был, приехали ещё в последних числах августа, не тусуясь теперь посреди этого разбуженного улья. Перваки же, прямо так, на своих баулах, распихались по углам, заполняя заявления на заселение, родители суетились где-то рядом, а небольшой процент вкраплений старшекурсников носился туда-сюда, стараясь не быть затоптанными. Хазин, повесив себе на грудь бейджик с именем и надписью «организатор» обходит небольшой холл как свои владения, а потом, приметив возвышающуюся над другими макушку, заинтересованно вскидывает подбородок, двигаясь в её сторону. У них тут вроде будущих полицейских учат, все дела, а половина как воробушки. Интересно будет посмотреть на другую сторону. Путь ему преграждает крупный мужчина, очевидно, родственник, и Петя обворожительно улыбается, не желая встревать ни в какие споры. — Извините, — быстрый взгляд на бейджик, — Пётр. Вы тут с заселением помогаете? А можно нам комнаты посмотреть? — Дядь Федь, — голос из-за спины хрипловатый и такой сильный, что Хазин чуть не дёргается, невольно пытаясь заглянуть за плечо названного «дядь Феди», — вот заселять будут и посмотрим, что ж вы раньше времени. Великан выглядывает из-за спины сопровождающего сам. Неловко как-то улыбается, и протягивает ему заполненное заявление. Петя, будучи совсем не дураком в отношении мужской красоты, в момент залипает на скульптурное лицо и длинные пальцы, в которых зажата бумажка. — Я сейчас, — опомнившись и перехватив заявление, Хазин исчезает в поисках коменданта. Женщина долго цокает языком, сверяясь со списками, но в итоге называет номер комнаты и выделяет ключ. Говорит, что пока не занято, но это ненадолго будет, так что пускай койку оперативнее выбирают. Петю сдувает в обратном направлении. — Пойдёмте, — вращая ключ в пальцах кивает он всей честной компании, в которой теперь нарисовалась, очевидно, супруга дядь Феди, — с вещами только, чтоб без эксцессов. Вещей у симпатичного первокурсника оказывается рюкзак да чемодан, ну а здоровенная клеёнчатая сумка, очевидно, полна домашних заготовок. Тут каждый второй такой, и Хазин, живи он в общежитии, даже понять бы их мог. Иногда хотелось жить в общаге, когда дома было невыносимо. Постное лицо от этой мысли приходится стряхнуть, и отвести семейство наконец осмотреть комнату, которая должна стать домом на ближайшие четыре года. Старшее поколение Петя пропускает вперёд, а сам бочком пристраивается к первокурснику, пялясь на него совершенно беззастенчиво. — Тебя как зовут-то? — Игорь. Игорь Гром. Ухмыльнувшись, — разумеется, в сторону, — Петя сам хватает Игоря за руку и пожимает её. — Красиво будет на погонах смотреться. Коридоры третьего этажа встречают их удивительной пустотой. Видимо, именно отсюда съехало большинство народа, и здесь будут тусить перваки этого года. Триста десятая комната, судя по расположению, будет комнатой на две кровати. Повезло этому Игорю Грому, конечно. Попади он в тройку, или не дай бог в четверку… Никто с первого раза в таких не уживался со своими соседями. Отперев дверь, Петя, не думая, делает шаг назад, и удерживает Игоря за рукав, не давая войти. — Дай им осмотреться сначала. Тебе ж всё равно, где жить, правильно? Гром кивает не раздумывая. От общаги он многого и не ждал. Прислонившись спинами к стене, бок о бок, оба слушают охи-вздохи тёть Лены, предложения по ремонту от дядь Феди и переглядываются, не сдерживая улыбок. Петя продолжает залипать слишком уж откровенно. Глаза у Игоря, стоит ему улыбнуться, тёплые-тёплые становятся. Почему-то казалось, что он с таким сложением только на суровую рожу и способен. Глядя в ответ, Игорь думает, что он похож на мажорчиков из старших классов, но с ним рядом быть всё равно не противно. Никто ничего не говорит, пока из комнаты не слышится громкое: — Ну, Игорёк, иди посмотри! Гром трёт переносицу тыльной стороной ладони, бросает «увидимся», и идёт смотреть на свои пенаты. Петя семейному моменту мешать не хочет, да и при всём желании там ещё человек пятьдесят сидят ждут. Игоря днём Хазин видит ещё раза три. На этаже, спорящего о чём-то с дядь Федей, провожающего семейство до ворот, а последний, когда народу заметно поубавилось, и Гром проскользил мимо с пакетами из ближайшего магазина, приветливо протягивая ему руку. Петя пожал в ответ почти машинально, и едва заставил себя отпустить. Каша в голове от имён и лиц слегка рассеялась, снова заменяясь одним. Робеть в своих желаниях Хазин и не привык, и не умел, поэтому когда последний первокурсник был закинут в акулью пещеру из троих старшекурсников на пятом этаже, Петя наконец смог помыть руки, стащить с себя бейджик и пойти погулять по этажам не как организатор, а сам по себе. Комендант, с которой его стараниями была снята добрая половина работы, и слова не сказала. Хорошо потрудился — больше можешь не трудиться, Петин любимый принцип по жизни. Ноги сами принесли на третий этаж. Внезапные запахи с кухни заманивают мыслью, что с этими студентиками Хазин так сегодня нормально и не поел. Может, поделятся? С мыслями о потенциальном распитии в компании перваков, которым можно травить какие угодно истории, да ещё и отжимать у них еду, Хазин доходит до кухни и плывёт в улыбке. Аппетитные запахи шли от жареной картошки на сковороде, а жаркой её занимался не кто иной, как Игорь Гром собственной персоной. Ещё и напевая что-то себе под нос. Ещё и с ритма не сбиваясь. Ебаный волшебник. — А ты полон сюрпризов, — прислонившись плечом к косяку двери заявляет о своём присутствии Петя, — не как в лучших ресторанах, но я б пожрал. — А дома тебя не кормят? — парирует Игорь с улыбкой, ворочая лопаткой по сковороде. — Где еда, там мой дом. Игорь с немой усмешкой продолжает мешать картошку, а после гасит под ней огонь, накрывая крышкой. Ловко одной рукой поднимает явно тяжёлую сковороду с плиты, а поравнявшись с Петей, как будто случайно ведёт ей прямо рядом с ним, не то заманивая, не то дразнясь. — Вот же ты зараза, Гром. — Одному всё равно скучно жрать. Пошли. Хазин следом за Игорем едва не бегом бежит, чувствуя, как что-то в животе ворочается и поднимется, выжимая очередную улыбку. Голод ли это? Чёрт его знает. Бабочек Пете чувствовать никогда не приходилось, сравнивать было не с чем. Комната у Грома самая что ни на есть простецкая. Две кровати по разным стенам, подвесные полки, тумбочки, шкаф. В уголке — стол, который, очевидно, служит для всех целей разом, большая посудная тумба и два стула. Свежие занавески, которых Петя не видел через дверь говорят о заботливой руке, которая помогала Игорёчку сюда заселяться. Подбитый чистый линолеум тоже. Петя ухмыляется, когда видит, что даже матрасов на кровать ему два досталось. Впрочем, с такими ногами не они будут проблемой. Вторая кровать как была, так и осталась пустой, светя на всю комнату, ставшую более-менее обжитой, пустым пружинным остовом. И правда, он не видел, чтоб из комнаты сегодня выходил кто-то ещё. И второй помощник, Андрей, тоже сюда никого не приводил, вот только с матрасами таскался. Странно это всё, странно. — Сосед на следующей неделе приедет, — как будто прочитав его мысли произносит Игорь, до этого копавшийся в тарелках и вилках, которые были навалены грудой прямо посреди стола, — он там то ли на отдыхе, то ли чёрт знает где. Вот оно что. Такая практика здесь конечно не редкость, каждый второй то на Балях, то на Мальдивах, но чтоб вот так, да с первого курса… Петя чувствует невольное уважение к наглости будущего соседа Игоря. — Так ты тут один, значит, — задумчиво произносит Хазин, невольно облизываясь. Затусить у первака на всю ночь? Хорошая авантюра, ему нравится. Соблазнить его конечно не получится, но… Почву подкопать вполне себе можно. Вопросов «почему хочется» Петя себе не задаёт. Если хочется — надо брать. Игорь впихивает ему в руку тарелку с жареной картошкой, и двигает ближе к краю стола, удачно стоящего прямо к ногам кровати, банку с соленьями, которую, очевидно, тоже только что вскрыл. — Кушать подано, садитесь жрать пожалуйста, — насмешливый тон Хазина сегодня не бесит, но по носу ногтем Игорь всё равно получает. Наказание Пете от этого жеста прилетает моментально. Не физическое. Гром как котик фыркает, морща нос, и чувство лёгкости в желудке становится только сильнее — уж больно умилительно. Игорь падает на кровать первым, Петя, долго не раздумывая, — да и между мелким матрасом и дермантиновым стулом с твёрдой сидушкой, какой там выбор, — прыгает рядом. И Хазину тепло так, как не было ни с кем и никогда раньше. А они ведь не говорят даже, только молча закидывают в рот вилку за вилкой, иногда похрустывая маринованным огурчиком. Полчаса спустя сковородка вычищена практически начисто, даже нагари, которую оба по очереди ковыряли, не осталось. Игорь чинно ручки на животе складывает, переставив их тарелки на стол, глаза закрывает, расслабляется окончательно. Пете он не показался человеком, который просто в чьей-то компании расслаблен будет. Можно накинуть себе ещё пару очков, выдохнуть тоже, и обнаглеть, склоняя голову на соседское плечо. Гром не шелохнулся даже, а после на своей макушке Хазин почувствовал тяжесть его щеки. Закусил губу, выдохнул. Вот так и проводи первакам экскурсии, блин. — Останешься? — обволакивающий голос как будто сразу внутрь забирается, успокаивая бушующие весь день внутренности. — А сосаться будем? К голосу прибавляется такой же смех, щека от его макушки отлипает, и Хазин голову поднимает, очень надеясь, что не сказал что-то не так. Игорь смотрит на него долгим, разморенным взглядом. — Будем сосаться. Обычно у Пети поцелуи другие, со вкусом дорогих сигарет с приторной вишней, со вкусом сладких коктейлей или, на крайний, бальзама для губ, который потом со своих не стереть. Вот чтоб так, под домашнюю еду и запах тяжёлого одеколона не было еще никогда. Хазин в этом поцелуе тонет и за Игоря хватается крепче, как будто тот его круг спасательный. Игорь отвечает тем же. Петя останется. Возможно, не только на ночь. Возможно, и в сердце.