I see stars for the first time

– Что? Джисон приподнял брови от удивления. Потом слегка улыбнулся, будто понял, в чём дело. – Да мне то можно рассказать, не переживай. – Нет-нет, погоди, когда такое было? Хан не понимал, зачем Джин пытается оправдаться, всё же и так ясно. Так же, как и не понимал, что в этом стыдного. – Какой ты скромный, я же не осуждаю, – уверял его друг. Хёнджин помнил любой момент своей жизни, но поцелуй с Минхо? Хуйня, и быть такого не могло точно. Хван бы запомнил, ну точно запомнил бы. – Такого не было, – уверенно заявил он, смотря в глаза собеседнику. Джисон вздохнул. – Я тебя не понимаю, Хёнджин. Ну поцеловались вы, я же сказал, что между нами ничего нет, а значит не обязательно это скрывать. Я, может, порадоваться за тебя хочу! Лишь мимолетное воспоминание в голове ввело старшего в транс. Он уставился глазами в пол, и ощутил странное дежавю. Холод, что-то мокрое на губах. И горькое. Потерев пальцами виски, Джин спросил: – А это когда было? – Бля, – почесал затылок Джисон, – спросил бы что полегче. Ну в клубе точно, это был… О, мы тебя тогда с Сынмином познакомили! Перебирая воспоминания, Хван откинулся на кровать, смотря в белый потолок. Нескончаемый поток мыслей прерывался обрывками фраз, которые говорил Джисон. Он пытался рассказать что-то про тот день, чтобы Джин лучше вспомнил, но старший уже и не слушал, концентрируясь исключительно на их с Минхо контактах. – Эй, ты уснул там? – спросил Хан, водя рукой перед его глазами. – А? Да нет, задумался просто. – О чём? – Не помню я никакого поцелуя. Хан вздохнул. Как с ним трудно. – Да блять, пошёл я поссать значит, открываю дверь, а на полу ты сидишь и с Минхо сосёшься. Так вспомнил, нет? Хочу заметить, пол – не самое классное место, – он улыбнулся, а вот Джин помрачнел как небо перед грозой. Холодно и мокро. Горько и противно. Хёнджин зажмурил глаза, переваривая только что полученную информацию. Теперь до него наконец дошло, что этот поцелуй имеет место быть, но вот только вспомнить он никак не может, лишь только ощущения, которые вспыли так внезапно. Не хотелось признавать, что твой первый поцелуй всё-таки был не с Джисоном посреди ночной улицы, а на полу туалета в клубе с Минхо. Романтика, что уж тут скажешь. – Ну и? – Что? – удивился Хёнджин. – Всё равно не помнишь? Выходит, ты даже не знал, – младший грустно поник, как будто только раскрыл важный секрет, а его публично высмеяли. – Выходит так, – вздохнул Джин, чувствуя, как к горлу подступает ком. Слезы ни к чему сейчас, но почему всё внутри отзывается болью? Джисон положил свою горячую ладонь на холодную чужую. Кажется, даже воздух между ними стал более плотным, давящим со всех сторон. Голова кружилась, и Хван со всех сил старался списать это на свою болезнь, что это проста температура, так внезапно накрывшая его. – Спасибо тебе, – после долгой мучительной тишины раздался голос Джисона. Он улыбался, искренне, хоть и немного грустно. – Спасибо…? Почему ты это говоришь? – удивлялся Хёнджин, смотря в чужие блестящие глаза. – За то, что ты сказал всё сразу. Не тянул, как некоторые, до победного. Ты не позволил мне дать повод поверить, что мои чувства взаимны. Сразу дал понять, что не хочешь видеть меня в своей жизни. Поверь, твои слова дорогого стоят. Хван аккуратно гладил его ладонь, давая понять, что не отворачивается от него навсегда. Давая понять, что безумно благодарен сейчас за эти слова и за то, что тот воспринял их так, как нужно. Не устроил истерик о том, какой Хёнджин мудак, не разревелся перед ним, унижаясь. Джисон ясно и четко осознал, что он просто не тот человек, который нужен. Пасмурное небо за окном только ещё сильнее напрягало. Как будто сейчас происходит что-то очень ужасное. Ну, знаете, когда главный злодей в фильме думает над своим грандиозным планом, а вокруг сгущаются тучи, бьют яркие ослепляющие молнии и вдалеке грохочет гром. Вот так и сейчас, не хватает только ливня, назойливо стучащего по окну. – А я не мог не сказать, Джисон, – тихонько сказал старший, будто кто-то кроме них двоих мог это услышать, – знаешь, как было больно? Больно от того, что я понимал, как сильно могу разочаровать. Я так не хотел тебя чем-то обидеть. Ты выглядел таким счастливым тогда: и когда провожал меня до дома, а я через пелену смущения и страха обнял тебя на прощание, и тогда, когда я поцеловал тебя в свете ночных фонарей. Я не хотел рушить те взаимоотношения, которых смог достичь с тобой. Так не хотелось всё это потерять, так ещё и огорчить тебя, Джисон. – Всё потому, что у тебя не было людей, с которыми ты был бы счастлив, – сказал как приговор Хан, – Феликс как-то говорил со мной о тебе. Знаешь, наверно лучше и не иметь много людей рядом, а иметь одного такого как он, – Джисон тепло улыбнулся своим мыслям, – он так старался оправдать твои поступки, пытался всеми силами доказать, какой ты на самом деле хороший. Чуть ли не в слезах он твердил, что просто боится довериться, а я внимательно слушал и не смел перебить его. Причину он, конечно, не озвучил, сказал, что ты и сам сможешь рассказать, когда настанет момент. – Он подразумевал момент, когда я наконец смогу открыться кому-то, кроме себя, – принял тяжелую правду Хёнджин. Сейчас, сидя на кровати, и как никогда не один, он осознал, что если бы не Феликс – на этом свете было бы на одного Хёнджина меньше. – Я никогда не мог и представить, что Минхо вырастет вот таким, – сказал Хван, чем заставил Джисона задуматься, – ты сказал, что между вами ничего нет. Как вы решились на этот разговор? – Спонтанно, на самом деле, – погрузился в воспоминания Хан, – я знал, что нравлюсь ему. Узнал я это, кстати, от Чана. От него не ускользает ни одна деталь чужой жизни, а вот в своей он разобраться так и не может. – Так ли это? – улыбнулся Хван, – насколько я помню, Чонин был первым, кто указал на то, что у Сынмина явно кто-то есть. Значит, Чан точно может что-то упускать. – А, – улыбнулся Хан, оголяя белые ровные зубки, – так Чан как раз и знает. Просто… выгораживает? – Есть перед кем? – Нет, думаю у него свои причины. – А ты откуда знаешь-то? – решил проверить Хёнджин. – От него и знаю, – подмигнул Джисон. Да, их эта дружба казалась невероятной. Они поддерживали друг друга, всегда были вместе. Но при этом любой секрет знал абсолютно каждый, но умело делал вид, что такое никогда не слышал. Чанбин всегда рассказывал Феликсу что-то про друзей, Джисон – прямо сейчас Хвану. Чан, как понял наш герой, вообще знал всё про всех. Чонин, выходит, тоже не слепой. А вот Сынмин и Минхо? Они кажутся самыми нейтральными в этой компании. Первый выглядит как человек, который не полезет в чужую жизнь ни под каким предлогом только потому, что ему искренне похуй, а Минхо… ему, наверно, так же. – Ну ладно, мы отвлеклись, – заключил Джисон, – в общем, я как это узнал, сразу понял, что надо что-то делать. Я хотел сразу сказать ему, чтобы не тратил время зря, ведь взаимностью я ему не отвечу. Не потому, что он ужасный человек, нет. Он действительно чудесный. – Чудесный? – такой комплимент в сторону Минхо заставил Хвана улыбнуться. – Ох, да, звучит так себе, но поверь, у него тоже свои причины на такое… хуевое поведение, скажем так. Но я до сих пор помню, как он тащил меня пьяного до общаги пару месяцев назад, а ещё часть пути нёс на руках, ведь я идти нормально не мог. Он обещал разбить лицо моему соседу по комнате, если тот с утра не даст мне нужные таблетки. И ты не представляешь, такая сука как мой сосед реально проснулся утром и принёс мне стакан воды и таблетки от головы. Минхо уложил меня спать, а я слов связать не мог, чтобы даже его поблагодарить. Мерзко от самого себя, но когда я хотел сказать спасибо, он ответил, что не стоит ничего обсуждать. – То есть, он просто отрицает, что такое вообще было? – Да, чтобы я не запомнил его хорошую сторону. Хёнджин задумался на мгновение. Отчего такое рвение к тому, чтобы все вокруг тебя ненавидели? Конечно, причины есть у всех, но Минхо не выглядит как тот, у кого много проблем. – В итоге, я в тот же день, когда Чан сказал мне о его чувствах... – А сам-то он откуда узнал? – перебил Хван. – Ёпт, ну таким темпом я тебе этот разговор так и не расскажу, – вздохнул тот, – это он сам Чану сказал, чтобы вроде как душу отвести. Ну а у Бана нет причин не говорить мне. Так, слушай дальше, – приказал Хан, – я позвал его на подобие прогулки. Я знал, что он в это время скорее всего в нашем месте, где мы тренируемся. Встретил его, а он вместо приветствия сказал, что и так не рассчитывал на взаимность. Я так разозлился, что он не дал мне сказать самому, но зато остаток вечера мы отлично провели в компании двух бутылок пива. Джисон тихонько смеялся, пока вспомнил это. Он знал Минхо с той стороны, с которой не знал никто. Даже Чан, которому Ли доверился первым, никогда не видел того нежного и чуткого Минхо. – Поэтому я благодарен, что ты сказал всё почти что сразу, – поблагодарил ещё раз Хан, – ты поступил как я когда-то, решаясь на этот поступок. Ты выбрал чувство собственной вины, но не чужую боль. Это прекрасно. На улице заметно потемнело. Как-никак, уже почти конец осени, холодный ноябрь. Именно поэтому Хван и умудрился заболеть – не любил он холода, а его иммунная система и подавно. Хёнджин хотел сейчас встать под холодный душ, чтобы тот отрезвил его от всех эмоций, испытываемых за день. Он хотел унять ту радость, что сейчас поселилась где-то в сердце. Первая – от того, что Джисон на него не в обиде, а вторая… в глубине души всё завопило от счастья, когда Хан сказал, что между ним и Минхо ничего нет. Разве так должно быть? Почему его так его волновало? – Джисон, – будто молясь, позвал Хёнджин друга. Теперь он точно мог его так назвать. Не просто знакомый, а его друг, – я могу у тебя кое-что спросить? – Конечно, Джин, – положил руку на чужое плечо Джисон, – всё что угодно. – С чего ты взял, что я нравлюсь ему? Ну, Минхо. – Да понял я, что не Чану, – усмехнулся он и немного пожалел. Ему доверились только что, а он смеётся сидит, – ну, он ни к кому так не относился, как к тебе. Ты, кстати, единственный, кто у него дома был. Никого никогда не пускал, для него его квартира – огромный секрет. А эти ваши вечные огрызания, будто косточку не поделили. Он никогда так без повода не делает. Молчит, ну может что-то сказать, но с тобой...всё внимание уделялось тебе. Но важно не то, нравишься ли ему ты, – заключил Джисон, – а то, нравится ли он тебе. – Я… не знаю. То есть, я знаю, но пока думаю, так ли это. Наверно, он изначально был предметом моего обожания. Да, ещё тогда, очень давно. – Мы тебя чуть больше месяца знаем, не так и давно, – задумался Хан. – Помнишь, какой цвет мой любимый? – резко спросил Хёнджин. – Изумрудный, ну а какое отношение это имеет, к чему вопрос? /Воспоминание от лица Хёнджина/ Тогда был летний тёплый день. Мне десять лет, никаких жизненных проблем, ну только если одна – меня заставили идти на ужин к одной богатенькой семье, с которой был знаком мой отец. И меня решил взять с собой, в отличии от матери. Иногда мне кажется, что он изначально знал об её изменах, но ждал, пока всё само всплывет наружу. Неважно, в общем. Меня заставили напялить на себя строгий костюм, который мне, конечно, не понравился. Жарко, неудобно, что вообще люди нашли в этой одежде? Именно так я тогда и думал, и огорчённый, поехал с отцом куда требовалось. Тогда мой отец ещё не имел столько власти, сколько сейчас, и ужин здесь для него много значил. Возможно, он понимал, что если произведёт правильное впечатление, то точно поднимется по карьерной лестнице. Дом у той семьи был не самый роскошный, но видно, что люди не среднего класса. Отец только начинал свой путь, а вот мистер Ли крутился в финансовой сфере уже давно. – Мистер Ли? Отец Минхо что ли? – перебил Джисон. – Ты слушай до конца, – резко ответил Хван. Ну в общем, не такой уж и плохой человек, как показался. Улыбчивый, добрый. Меня потрепал по волосам, сразу нарушая симметрию укладки. Но это всё так и не имело значения для меня, пока не появился он. Наверно, это был такой яркий момент моей жизни, что цвет изумрудного выглаженного костюма отпечатался в детской голове надолго. Это и был Ли Минхо, единственный сын мистера Ли. Я был ребёнком, но странное чувство разлилось по всей груди. Я будто осознал что-то важное. – Свою ориентацию? – снова перебил Джисон. Хёнджин вздохнул. – Если простыми словами, то, наверное, да. Минхо, которого я видел тогда, казался просто идеальным. Конечно, нас отправили в другую комнату, чтобы мы не мешали разговору за рюмкой-другой. У нас имелись те родители, которые нас любили, и пока ещё не старались научить всем этим формальностям, хорошему тону, как это стало потом. Общий язык найти с ним оказалось немного сложно. Не потому, что он не хотел, а потому, что я стеснялся его. А у него ещё и хватило наглости спросить, почему я красный, как вареный рак. /конец воспоминания/ – То есть, ты знал его? На момент вашего «знакомства», вы уже были знакомы? – Нет, – отчеканил Хёнджин, – мы уже не знали друг друга. Каждый изменился, ничего не осталось от тех невинных детей, которыми мы запомнили друг друга. – Но… Нет, погоди, я вообще нихуя не понимаю, ты выглядел так, будто впервые его видишь! Мы рассказали тебе за его отца, что он ушёл с прошлой должности, мы рассказали тебе за самого Минхо. Ты слушал, и оказывается, и сам прекрасно всё знал? – не унимался Джисон. – Я знал его ребёнком, Хан. И он меня. Я понял, что это он, только когда Минхо представился. От его детского личика ничего не осталось. А эти скулы и линия челюсти… Считай, что в тот день, на улице, мы впервые встретились. Но я почти сразу его возненавидел. – За что? – У него был выбор, всегда был. Хёнджин погрузился в мысли. Он возненавидел всё вокруг. Отец Минхо души в нём не чаял. И дал право выбора. Именно поэтому Ли танцевал на улице и учился не на политического деятеля и не на бизнесмена. А вот Хвану была уготована другая судьба – балет и точное принуждение к профессии, хотя Хёнджин точно пока не знал, куда забросит его отец. Всё в этом мире, кажется, шло против нашего героя, а у Минхо – наоборот. – Тебе понравился тот Минхо, да?- спросил Джисон, – тот ребёнок, которого встретил тогда. А теперешний Минхо кажется, совсем другой человек. – Вроде того, – помрачнел блондин. – Кажется, ты уже осознал свои чувства, не так ли? Боишься признать перед самим собой. Я-то и так уже понял, Хёнджин. Звучит самонадеянно, но я прав, да? На улице падали хлопья снега. Первый снег этой осенью. Всё меняется, будто начинается новый чистый лист в блокноте. Хёнджин молча кивает, стыдясь своих чувств, а Джисон просто будет рядом, пока это необходимо. – Значит, решать все нужно сейчас, а не когда уже будет поздно.