Why not me?

      Через несколько дней Акутагава уныло и совершенно без энтузиазма тащился по штабу Мафии в свой кабинет. Ему предстояло немного поработать с бумагами, а затем идти на тренировку. Первую свою тренировку без Дазая. Он чувствовал себя уставшим и совершенно не способным работать. Последнее время по ночам он почти не спал, только рефлексировал и думал о том, почему жизнь к нему так несправедлива. За что ему это все? Он ведь старался, правда, изо всех сил, он ведь делал все, что может ради того, чтобы хоть немного приблизиться к тому, чтобы получить хоть каплю его внимания, интереса к себе, но в итоге он получил… это? Он настолько безнадежный, отвратительный, бесполезный, что наставник решил просто вот так бросить его? Но почему…? Он ведь может хоть что-то, даже босс вчера похвалил! Чертов Накахара теперь его начальник. Он ни разу не видел его с тех пор, как накричал на него, он лишь передавал ему небольшие приказы через кого-то. Мерзкая, двуличная тварь, притворяется белым и пушистым, а на деле манипулятор похуже Дазая. Он ведь… поверил ему тогда, и какое же было разочарование, когда оказалось, что все его действия и слова — чистая фальшь. Как хорошо было бы, если бы он действительно был тем, кем он казался раньше! Вчера он даже не ударил Рюноске. Накричав на него, мальчик приготовился уже к тому, как Накахара его сейчас ударит так, что он отлетит и впечатается в стену, а потом изобъет до полусмерти ногами и оставит валяться на полу в кабинете до тех пор, пока он не будет в состоянии подняться. Если бы он позволил себе сказать нечто подобное Дазаю, тот несомненно отреагировал бы именно так. Рюноске спокойствие и адекватность Накахары ошарашила, он не знал, почему его не стали бить, но и не хотел задумываться об этом. Не избил, и хорошо. В следующий раз не стоит давать волю эмоциям и позволять себе кричать на него или вообще оскорблять его. Сердце Акутагавы вдруг на мгновение замерло — по коридору ему навстречу двигалась знакомая фигура. Он хотел и не хотел одновременно видеть его сейчас. Хотел, потому что даже мимолетный контакт с ним всегда был для него желанным, а не хотел… потому что боялся сорваться, вцепиться в его руку, начать умолять не бросать его. Только не это, нет! Если Дазай уже не его начальник — это значит лишь то, что у него новая цель. Масштабные достижения, которые он заметит и снова захочет взять его в ученики. Если Дазай от него отвернулся — значит, он должен стать настолько лучше, чтобы тот повернулся обратно. Придется снова доказывать ему, что он достоин его внимания, достоин быть его учеником и находиться рядом. Ради него Акутагава готов самосовершенствоваться постоянно, до бесконечности.  — Дазай-сан! — сорвалось с губ дрожащим немного голосом, когда они поровнялись в коридоре. Дазай с раздраженно-усталым выражением лица посмотрел на него, и все же остановился.  — Чего тебе? — равнодушный, холодный голос. Как всегда.  — Почему?.. Скажите, почему вы так решили? — говорит он тихо и неуверенно, но серые глаза смотрят прямо в карие. Что-ж, Дазай всегда умел выдерживать чужой взгляд. Он выдержит даже этот отчаянный взгляд, в котором читается непонимание, за что ему это, читается вся боль, которая разъедает душу мальчишки. Это из-за него. Глупый несчастный парень ищет причину в себе, думает, что в отношении к нему бывшего наставника виноват лишь он сам. Дазай понимает, что Акутагава правда молодец. Что он невероятно силен, что многого добился в свои годы, что он заслуживает уважения, признания, хорошего отношения. Только дело не в этом. Дело в самом Дазае, который по-другому и не умеет. Он не может уже снять маску жестокого тирана, да и не особо хочет. Нужно было бы воспитать Рюноске правильно, только вот Осаму — тот человек, который ненавидит поступать правильно. Остатки совести Дазая терзали его за отношение к ученику. Но изменить поведение ему не под силу, поэтому лучше всего для них обоих было то решение, которое он принял. Передать его другому под командование, прекратить тренировки с ним и прервать или хотя бы минимизировать общение с ним. Тем более, Акутагава после всего этого относится к нему… так.  — Потому что ты жалкий, — бросил Дазай, щурясь презрительно. — За все то время, что я тренировал тебя, ты совершенно не сдвинулся с мертвой точки. Ты совершенно неспособен к обучению и самосовершенствованию, я не хочу больше тратить на тебя время. Пусть этим занимается кто-то другой. Ложь. Чистая ложь, Дазай думает полностью противоположно тому, что сказал. Каждое его слово врезается в сердце Акутагавы ножом, Осаму снова ранит его… Такой он ненормальный и неполноценный человек, что способен лишь ранить окружающих людей.  — Но… — серые холодные глаза остекленели, ладони сжались в кулак. — Мори-доно похвалил меня, он сказал, что я делаю успехи, — совсем отчаянно уже звучит голос мальчика. Удивление почти незаметно проскользнуло на лице Осаму. Он не знал об этом… Главное, не дать Акутагаве понять это. С чего это босс похвалил его вдруг? Осознание приходит достаточно быстро.  — Это потому что идиот Накахара нахваливал тебя ему. Можешь сказать ему спасибо, босс прислушивается к его мнению, и он воспользовался этим, чтобы босс стал думать о тебе лучше. Иди к черту, мне некогда болтать с тобой, — бросил он напоследок и ушел. Акутагава смотрел на его удаляющуюся спину, больше всего он хотел в тот момент остановить его, позвать, чтобы обернулся, только сказать было больше нечего. Почему?.. За что?.. Еще и Накахара. Почему он сделал это? Разве… ему есть хоть какая-то польза от того, что он расскажет боссу, что Рюноске хорошо работает? Может, Акутагава все-таки ошибся на его счет? Что, если у него не было личной цели и он правда просто хотел помочь ему? Что, если он вообще не знал, что Дазай собирается отказываться от него? Бывший наставник не упомянул болезнь и пропуск, значит… Придется извиниться перед Накахарой. Он действительно не виноват в том, что происходит между Акутагавой и Дазаем. Легко и по-детски глупо было обвинить его, когда на самом деле виноват никто иной, как сам Рюноске.

***

Акутагава стоял в чужом кабинете, опустив глаза в пол и лишь изредка поглядывая на сидящего за столом Накахару. Тот смотрел на него выжидающе, но, как показалось мальчику, в его взгляде не было осуждения или упрека. Нужно было сказать то, что думает, но собраться было невероятно сложно. Рюноске не помнил, когда он вообще говорил нечто подобное кому-то… Кроме Дазая, конечно.  — Простите меня, Накахара-сан, — промямлил Рюноске, не смотря ему в глаза. Как же тяжело произносить эти слова! — Я был не прав… И мне не стоило повышать голос на вас, пожалуйста, простите! — выпалил он быстро и уже громче. Начальник молчал, в голубых глазах читалась какая-то тихая печаль.  — Ты ненавидишь меня, потому что считаешь, что я виноват в том, что Дазай тебя бросил? — спросил он спокойно и с ноткой грусти, которую Акутагава почему-то уловил.  — Нет! Это неправда, я сказал это… на эмоциях, я вовсе не ненавижу вас. Я вспылил тогда, а затем понял, что был неправ. Больше этого не повторится, — он не смотрел в глаза Чуи, эта речь и так давалась ему с большим трудом. Создавалось ощущение, что он — провинившийся школьник, стоящий перед директором. Наверное, это так бывает. Акутагава откуда-то знает об этом, хотя никогда не учился в школе.  — Я рад, что ты понял, — голос Накахары звучал… по-доброму. С ним так никто никогда раньше не разговаривал. — Постарайся больше не срываться на мне, пожалуйста. Растерянный и совершенно сбитый с толку такой реакцией Рюноске стоял и пялился на начальника. Если Чуе удалось так легко повлиять на него снова, значит, он манипулятор похуже Дазая. Акутагава снова понимал, что Накахара приятен ему, а ведь еще недавно обвинял его во всех смертных грехах! Это было так странно, но от него будто бы шла светлая энергия, проникая быстро в чужую душу и наполняя ее теплом. Почему один из исполнителей Портовой Мафии создает впечатление доброго и хорошего человека? Это совершенно обескураживало.  — Сегодня после рабочего дня зайди ко мне, пожалуйста. Проведем тренировку, — при слове «тренировка» у Акутагавы заболело все тело. Заныла и душа, когда в очередной раз он вспомнил о том, что Дазай просто отказался от него и бросил.  — Конечно, Накахара-сан, — он поклонился и вышел. Было приятно, что его простили, непривычно приятно разговаривать с кем-то вроде него. От него он не слышал оскорблений еще ни разу, хотя было за что, в отличие от Дазая. Накахара ни разу не повышал на него голос и, тем более, не бил. Что-ж, все еще впереди. Только вечером снова ему пришлось удивляться. Начались необычные вещи с того, что Накахара повел его не в подвал, а в специально оборудованное для тренировок помещение на одном из этажей штаба. Он болтал по пути с Акутагавой запросто, будто ничего плохого между ними не происходило, будто он всегда был его семпаем, будто… Дазая никогда не существовало. Или существовал, но ничего не значил для Рюноске. Хорошо бы было, будь оно действительно так.  — Давай пока что займемся физическими тренировками, ты не против? — предложил Накахара. — Кажется, у тебя в этом месте пробел, а надо быть готовым защититься в случае обнуления способности. Мало ли, вдруг Дазай не один такой? — ну вот, опять Дазай. Акутагава кивнул. На самом деле, ему было плевать, что именно заставит его делать начальник. Без Дазая тренировки теряли половину своего смысла. Накахара занимался вместе с ним, объясняя ему упражнения и выполняя их вместе с ним. Это все было удивительно для Рюноске, он слишком привык под садистским командованием бывшего наставника, что тренировки — это почти что то же самое, что избиение, что чего бы он не вытворил с помощью способности, «Исповедь» уничтожала это напрочь, а Дазай атаковал физической силой, бил всегда резко и очень больно. Может, Накахара прав, что нужно подтягивать тело и нельзя всегда полагаться лишь на способность?  — Ты устал? — спросил он после часа физических упражнений, которые казались Рюноске адскими с непривычки. Он с завистью поглядывал на своего нового наставника, который выполнял все эти штуки так, будто для него это так же просто, как ходить.  — Нет, — ответил Акутагава, не задумываясь. Это, конечно, было ложью. Он ужасно устал, но пока еще он в состоянии шевелиться, прекращать нельзя. Рука Чуи вдруг потянулась к нему, реакция Рюноске почти моментальная, он отскочил в сторону, как ошпаренный. Недоумение отразилось на лице Накахары, а затем понимание. Грусть проскользнула в голубых глазах.  — Я не буду бить тебя, Акутагава-кун, — произнес он тихо, подошел близко, медленно взял за запястье зачем-то. Почему-то на душе у мальчика стало тепло от этого детского немного жеста. Зрительный контакт установился между ними на несколько секунд. «У него красивые глаза» — подумал каждый из них. Хотя, по сути, они были обычными.  — Я никогда не подниму на тебя руку, слышишь? Я могу ударить тебя лишь во время тренировок-спарингов, но для них пока рано. К тому же, об этом я буду предупреждать, если у меня не будет цели произвести неожиданную атаку, чтобы отрабатывать твою реакцию. Но в таком случае ты поймешь это.  — Почему? — тихо спросил Рюноске, даже не пытаясь вырвать руку, которую держал Чуя. Ему было приятно касание чужих теплых пальцев.  — Во-первых, я не считаю это эффективным методом. Во-вторых, ты не заслуживаешь такого отношения, — произнес он уверенно. Как это, не заслуживает? Разве он не бесполезный и неспособный к обучению в нормальных условиях мусор? Почему Накахара так не считает? Он подвез его до дома в тот день. Когда остановились около дома Рюноске, он, повинуясь своим чувствам, которые вызвало неравнодушие старшего и его хорошее отношение, быстро произнес:  — Спасибо, Накахара-сан.  — Акутагава-кун, прошу, не расстраивайся из-за этого поступка Дазая. Ты после такого должен доказать ему, что ты не зависишь от него, что ты и без него сможешь многого добиться.  — Это неправда, — прошептал он тихо. — Я зависим от него. Больше чем от чего-либо. Он будто лишил меня кислорода, бросив вот так. Я боюсь… что не справлюсь без него.  — Рюноске-кун, — он повернулся в его сторону в полоборота, насколько это возможно было в машине и взял чужие бледные пальцы в свою ладонь. Чуя был приятно удивлен тому, что мальчик так откровенно сказал ему об этом. Значит, все-таки получилось настроить начало будущих доверительных отношений. Только… все равно полученная информация нисколько не радовала. Бедный мальчик, похоже, влюблен в него. В того, кому абсолютно плевать. Дазай не заслуживает этого от слова совсем, чертов бессердечный идиот. Будет очень тяжело исцелить Акутагаву от этих чувств. Накахара даже не знает, возможно ли это вообще.  — Не сомневайся в себе. Ты справишься, — он слегка сжал его пальцы и затем отпустил руку. Рюноске ничего не ответил и вышел из машины.  — До свидания, Накахара-сан. Ветер дул на улице и небо было пасмурным. Чуя провожал глазами тонкую фигуру Рюноске в длинном плаще, пока он не скрылся в подъезде, а потом поехал домой. Главное, не навязываться со своей помощью. Он захочет добиться всего сам, так он воспитан Дазаем и таковы его убеждения. Однако Чуя просто не может не вмешаться, и он сделает это, осторожно и незаметно, чтобы не мешать ему. Может, когда-нибудь Рюноске поймет бессмысленность идеи доказать что-то Дазаю и начнет жить в свое удовольствие, а сейчас надо поддержать его в этом. По крайней мере, сделать так, чтобы он не считал себя зависимым от него и отпустил его, смирился с его предательством. На это понадобится много времени, но сделать это возможно. Он постарается.

***

Такими холодными осенними вечерами всегда темнеет быстро. Ода сидел за столом в комнате Дазая и печатал что-то в своем ноутбуке — писательство было его маленькой страстью. Несколько раз Осаму пытался влезть и прочитать его произведения, движимый любопытством, и каждый раз он получал мягкий и вежливый отказ. Его рассказы были воплощением всех его чувств и эмоций, часто он писал лишь очерки, рассуждая о чем-нибудь, но все это было… такое личное, интимное, что даже Дазаю был закрыт вход в этот маленький мир. Сегодня строки ложились особенно хорошо и ладно — Сакуноске писал о мальчике с кудрявыми темными волосами, кучей пластырей на лице и бинтов на теле, о мальчике, чья заблудившаяся душа постоянно искала покоя и умиротворения, даже играя порой с самой смертью, но то, что было действительно ему нужно, находилось совсем рядом. Точнее, кто. Тот, кто вдохновлял его на создание странных коротких произведений, лежал сейчас на своей кровати и играл в телефон. Какой он еще ребенок, ей-богу! Мужчина скосил глаза в его сторону, чтобы проверить, не смотрит ли он ненароком в экран его ноутбука? Нет, Осаму спал, отвернувшись к стене, а телефон валялся на подушке. По-хорошему надо бы разбудить Дазая, заставить расправить кровать и лечь по-нормальному. Он всегда относился к себе крайне небрежно и наплевательски, и Ода по-возможности следил за тем, чтобы он жил нормально и не забивал на себя. Мужчине очень хотелось всегда быть рядом, заботиться о нем… Это было его маленькой тайной. Сакуноске выключил ноутбук и подошел к кровати. Дазай выглядел таким… уязвимым во сне. Он доверяет ему больше всех на этом свете, раз смог заснуть в его присутствии. Мужчина смотрел несколько минут на умиротворенное лицо, на то, как забавно он сжимал во сне пальцами одной руки одеяло рядом с собой. По душе разливалась теплом нежность к этому парню. Как хочется поцеловать его в щечку. Ода отмахнулся от навязчивой мысли, но все-таки решил позволить себе небольшую наглость. Он осторожно лег рядом, прижавшись к Дазаю и обняв его со спины одной рукой. Втянул носом запах его шампуня, который постоянно тянулся от него тонким шлейфом, а сейчас был так явно ощутим. Сердце Сакуноске почему-то забилось чаще, он чувствовал грудью тепло чужого тела, хотелось прижаться к Дазаю еще ближе, каждой клеточкой своего тела, было невероятно хорошо лежать так с ним рядом. Жаль, что он спит. Жаль, что это было сделано без его согласия.  — М? Одасаку? — протянул вдруг Осаму сонным голосом, открывая глаза лениво.  — Прости, Дазай-кун, я не… — начал мужчина говорить что-то, попытался встать, но Дазай развернулся быстро, поднес к его губам указательный палец.  — Чшш. Тихо, — прошептал он, улыбаясь. Ода замер, наблюдая в шоке за тем, как парень обнял его сначала одной рукой за торс, прижимаясь ближе, потом уткнулся носом в его ключицы и снова прикрыл глаза. — Твое сердце так быстро бьется… Не уходи. Что же ты творишь, Дазай Осаму? Сакуноске было сложно поверить в то, что его мальчишка лежит сейчас рядом с ним, прижимаясь близко-близко, и просит не уходить. От этого так радостно и хорошо, хоть всю жизнь бы пролежал так… А губы все еще помнили мимолетное прикосновение указательного пальца, который призывал к молчанию. Потерянная душа мальчика с кудрявыми волосами и бинтами найдет свой дом рядом с душой заботливого молодого мужчины, мафиози, который не убивает.

|…|