Глава 10: Мясник
[радио включается]
Возле границы с Невадой я остановил грузовик на обочине. Я выключил двигатель, но оставил кондиционер включенным, потому что здесь очень жарко. Открыть окно — все равно что открыть духовку. Когда ты открываешь дверь, и жара бьет тебя по лицу. Вот так. Знаешь.
Я не могу перестать смотреть на свои руки. Это просто мои руки. Ничего в них не изменилось, но в то же время все в них изменилось. Они другие, потому что теперь мои руки помнят ощущение твоих рук, теплых и дрожащих, когда они держали мои собственные.
Как они могли быть обычными руками и в то же время хранить это воспоминание? Как они вообще могли забыть это чувство?
Я не могу вести машину, пока рассказываю об этом. Это слишком много, чтобы сказать. Но я расскажу все, Абрам. Даже то, что ты уже знаешь.
Я собираюсь описать форму монстра, который пожирает меня.
А потом я запущу этот двигатель и оставлю это чудовище позади.
[радио выключается]
Абрам не умер.
Часть I.
Глава X: Мясник.
[радио включается]
«Абрам?»
Я не знаю, почему я сформулировал это как вопрос. Почему я задал его во второй раз, после первоначального шока, когда увидел тебя, стоящего в дверях моего грузовика. Но это был ты. И удивление от этого, казалось, оправдывало вопрос.
Ты улыбнулся. Это была твоя глупая, дерьмовая, кривая улыбка. Такую улыбку ты дарил мне, когда знал, что у тебя неприятности, или ты собирался сказать что-то невероятно глупое, и знал, что нужно как-то сгладить ситуацию. Но твои глаза были грустными.
Ты выглядел так же, как и всегда, только немного старше, как и я выглядел немного старше, постепенно, как мы никогда не замечаем, пока не обращаем внимание. Твои волосы были длиннее. Твоя кожа была темнее. По гребню твоего носа бежало больше веснушек.
«Это я, Эндрю», — сказал ты.
«Ах», — сказал я. — Тогда никаких прозвищ».
«Я могу называть тебя Дрю, если хочешь», — сказал ты.
«Сделай это, и я вытолкну тебя из машины», — сказал я.
Ты взял меня за руку. Ты не просил, ты просто взял. За шесть лет мы привыкли друг к другу. Мы привыкли друг к другу настолько, что в большинстве случаев не спрашиваем, допустимо ли прикосновение. Не спрашиваем, был ли день хорошим или нет. Я врос в твое пространство, а ты в мое.
Но прошло много времени с тех пор, как ты был в моем пространстве, не так ли? Как будто тебя вырвали с корнем, лианы твоей любви оставили пустые ямы там, где они когда-то были.
Мой инстинкт был направлен на то, чтобы схватить тебя, как я всегда делал, положить руку на твою шею, притянуть тебя ближе и вдохнуть.
Но прошло уже много времени, и мы оба просто позволили ему задержаться в наших руках.
Сегодня был не лучший день.
«Прости меня, Крошка», — сказал ты.
Хм.
«Эндрю пока в порядке», — сказал я.
У тебя хватило порядочности хотя бы выглядеть презрительно. У тебя хватило приличия выглядеть так, будто ты почти сожалеешь об этом.
«Мне жаль, — сказал ты. — Дело было не в тебе. Я ушел не из-за этого. Это был не ты, Эндрю, это…»
«Было высшее призвание?» — спросил я. Я не остановил яд, пронизывающий мои слова.
«Наверное, более низкое, — сказал ты. Что-то в твоих глазах потемнело. — Самые низкие, самые темные места. Ты знаешь. Ты видел их».
Я долго смотрел на тебя. Ты смотрел в ответ. Ты все еще держал мою руку, и моя кожа гудела, как огненные муравьи, пытающиеся вылезти из-под нее.
Наконец, я спросил: «Ты ушел, чтобы попытаться исправить то, что все это значит?»
Ты кивнул.
«Я ушел, чтобы помочь починить его. Эндрю, мир держится на волоске. Я пытаюсь удержать его в правильном направлении. В любом случае, грядут огромные и ужасные перемены. Но если он зайдет слишком далеко в их сторону… — ты показал глазами на ворота Мясника, — то для таких, как мы, все кончено. Людей, которые чувствуют».
«Я ничего не чувствую», — сказал я, и ты снова грустно улыбнулся мне.
«Ты чувствуешь, — сказал ты. — Ты чувствуешь. Иначе тебя бы здесь не было».
«Кстати говоря, — сказал я, — я собираюсь врезаться на этом грузовике в тот город».
Я указал на этот город.
«Они убьют тебя», — сказал ты.
«Может быть», — сказал я.
Ты провел рукой по волосам, как ты делаешь, когда расстроен. Когда ты опустил ее, твои волосы торчали под ужасно неудобным углом. Я хотел протянуть руку и поправить их, но не сделал этого.
«Эндрю, — сказал ты, — они убьют тебя до такой степени, что ты и не знал, что человек может быть убит. Мы оба знаем, что они могут сделать. Мы оба знаем. Ты знаешь.»
Ты вздохнул и снова провел рукой по волосам.
«Наверное, у меня нет морального права говорить тебе не делать этого, — сказал ты, — но, правда, Эндрю, не делай этого. Ты не знаешь, насколько опасными они могут быть».
«О, Абрам, — сказал я. — Я знаю».
«Ладно, — сказал ты. — Хорошо».
Ты прикусил губу на секунду, как будто пытаясь решить, стоит ли что-то делать. А потом ты притянул меня к себе. Это сделал ты. Ты зарылся лицом в мою шею и вдохнул.
«Эндрю, — сказал ты, — я люблю тебя. Я твой муж, а ты мой муж, и я хочу быть с тобой всегда. Но…»
Ты отодвинулся назад. Впадинка на моей шее была пуста, как будто твои губы были созданы для того, чтобы там отдыхать.
« — Вечность еще не началась. А пока ты не можешь продолжать искать меня».
«Я также не могу вернуться домой, — сказал я. — Я уже пробовал».
«Я знаю, — сказал ты. — Я знаю, и я не знаю, что с этим делать, и мне жаль. Но мне нужно быть там, где я есть, делать то, что я делаю. Мне нужно потеряться на какое-то время. Мне нужно, чтобы ты понял. Мне нужно, чтобы ты верил, что я вернусь».
Мое сердце забилось по-другому, просто находясь рядом с тобой. Просто прикасаться. Просто прикосновение.
«Возьми меня с собой», — сказал я.
Даже когда я говорил это, я знал, что это невозможно. Поэтому я даже не почувствовал разочарования, когда ты покачал головой.
«Мне жаль», — повторил ты. Ты повторил. И повторил.
«Я понимаю, — сказал я. — Я понимаю, почему ты ушел. Но что ты сделаешь? Исчезнешь? Оставишь меня, снова, даже ничего не объяснив. Позволишь мне думать, что ты умер во второй раз в жизни. Это непростительно».
Мы снова замолчали, глядя друг на друга через кабину.
«Ты просишь меня верить, что ты вернешься, — сказал я. — Как будто ты не разбил это доверие на такие мелкие кусочки, что оно почти неузнаваемо».
Я видел, как ты затаил дыхание. Я видел, как ты сжимаешь челюсти. Почувствовал, как напряглась твоя хватка. Я знаю, что ты понимаешь вес обещания, Абрам. Я знаю, что ты понимаешь, какую тяжесть несет нарушенное обещание.
«Когда-нибудь я вернусь, если ты мне позволишь, — сказал ты. Твой голос был стеклянным, достаточно хрупким, чтобы разбиться при соприкосновении. Но он также был стальным, отказываясь гнуться в любую сторону, кроме твоей собственной. — Я вернусь, и мы проживем остаток жизни вместе. Я обещаю это. Я обещаю это. Но пока…»
«А пока перестань искать?»
«Да, — сказал ты. Это прозвучало почти шепотом. — Да. Мне жаль».
Ты повторил. И еще раз. Ты повторял снова и снова.
Какое-то время мы молчали. А потом мы поцеловались.
Я не знаю, кто к кому потянулся. Только то, что в один момент мы смотрели друг на друга через стекло грузовика, а в следующий момент мы вцепились друг в друга, не в силах отпустить, рты встретились в одной точке контакта. Я отбросил свой гнев, грусть и обиду и полностью погрузился в тебя, позволив себе вспомнить, каково это — любить тебя полностью.
Мы могли бы провести так вечность, могли бы позволить остальному миру сгореть, и я был бы доволен. Но потом все закончилось.
«Скоро, — сказал ты, отстраняясь. Твоя улыбка была душераздирающе грустной. — Скоро. И, наверное, я могу только повторить, Эндрю, просто… не делай этого».
Я отпустил твои руки. Я сел обратно в свое кресло и повернулся лицом к воротам Мясника.
«Я проеду через эти ворота, как только ты выйдешь из этого грузовика».
Ты закрыл глаза и сделал вдох. А потом снова открыл их.
«Я люблю тебя, Эндрю, — сказал ты. — Я люблю тебя. Я люблю тебя.»
«Я люблю тебя, Абрам».
А потом ты ушел. Мои руки дрожали. Воспоминание о твоем присутствии было настолько свежим, что если бы я посмотрел на то место, где ты был, я бы поклялся, что все еще видел тебя там.
Я посмотрел на ворота с надписью «Мясник». Вокруг меня была вибрация двигателя и вес грузовика, вся масса и потенциальная энергия.
Я коснулся ногой газа, еще не нажимая на него. Я сделал вдох. Я сопротивлялся тому, чтобы зажечь еще одну сигарету.
Я полез в сумку, сделал единственную затяжку, о которой успел подумать. Я позволил себе вдохнуть еще несколько раз. Почувствовал, как воздух входит и выходит, наслаждаясь теми моментами, когда это еще было возможно.
Теперь все мое тело было влажным. Я думал о том, что буду делать, как только прорвусь через ворота, но в голове было пусто. Как затишье перед бурей. У меня не было никакого плана.
Я нажал на газ.
[радио выключается]
[радио включается]
Раздался визг, как гвозди по меловой доске, ворота оторвались под весом моего грузовика, и он влетел в город.
Там было так много этих людей с их плохо сидящей кожей и мясницкими шляпами. Сотни, может быть. А может, и больше.
Я пронесся сквозь них, и они разлетелись, приземляясь под ужасными углами или попадая под колеса моего грузовика, прежде чем мне пришлось затормозить, чтобы не врезаться в бензоколонку. Взрыв мог бы уничтожить многих из них, но мне нужно было выжить, чтобы довести дело до конца, чтобы убедиться, что ничего из этого не осталось, когда я уйду.
Толпа окружила грузовик, как только я остановился. Один из тех, кого зацепило, хромал ко мне. Кожа на его лице была содрана в результате столкновения, и под ней был только желтый жир. Он стекал по подбородку. Костей не было видно.
Я обдумывал свой следующий шаг. Все мое тело блестело, а руки соскользнули с руля. Мне пришлось крепко ухватиться, чтобы удержать его.
Целая капля желтого жира упала с лица раненого и упала на землю, где он поскользнулся на ней. Он засмеялся. Это был задушенный, прерывистый звук.
Все здания в городе были покрыты тонким слоем масла. Оно блестело в свете позднего полудня.
Возле бензоколонки к фонарю был привязан Мясник. Он наклонился к веревкам.
«Держи его, — сказал он. Его голос был похож на скрежет наждачной бумаги по дереву. Все его тело было покрыто ножевыми ранами, но глаза были живыми и сосредоточенными. — Взять его».
Он истекал кровью и вцепился в веревки.
Толпа расступилась, и он — подлинный Он — Мясник, Голодный Человек — подошел к двери моего такси. Он улыбнулся, его зубы были идеально белыми на фоне тошнотворной желтизны его кожи. Он выглядел как твой отец.
«О, ты можешь выйти, — сказал он. Он пожал плечами, и его плечо сдвинулось. Оно бы отвалилось, если бы не было рубашки, чтобы держать его. — Никто из нас не причинит тебе вреда. И ты там не в большей безопасности».
Он был прав. Я открыл дверь. Потребовалось несколько попыток, потому что мои руки были такими скользкими, но в конце концов я открыл ее.
«Посмотри на себя, — сказал он, — потеешь, как потерявшийся ребенок, измученный беготней в поисках своей матери».
«Это странная метафора», — сказал я.
«Ты нервничаешь», — сказал он.
«Мне наплевать», — сказал я.
«Добро пожаловать в мой дом, — сказал он. — Мы не знали, что ты придешь, иначе мы бы подготовились лучше».
Я хмыкнул. «Я уверен, что вы бы подготовились».
Мясник снова пожал плечами. «Мы могли бы хотя бы пропустить обед».
«Что это за место? — спросил я, игнорируя его комментарий и то, как он заставил мой желудок повернуться. — Не то чтобы это имело значение. Не то чтобы это было что-то кроме раны, которую нужно зашить. Но, знаешь, чем дольше я буду говорить, тем больше времени у меня останется до того, как ты нападешь на меня».
«Это сложная история, — сказал он. — Я не очень люблю говорить. Не то что ты, с твоими «О, Абрам! Привет, Абрам! Это я, Абрам!».
Его голос был похож на эхо пещеры.
Остальные Мясники отступили назад, образовав вокруг нас круг, оставив нас двоих в центре, как главных действующих лиц в драке. Я был в его власти.
«Вы — серийные убийцы», — сказал я.
«Мы — свобода, — сказал он. — Свобода может быть хорошей или плохой. Ты знаешь это. Ты знаешь это. Ты знаешь, что свобода может быть ужасной». Он усмехнулся. Его зубы были тускло-зелеными. Он указал на себя и на город вокруг него.
«И мы и есть эта ужасная свобода».
«Вы убийцы», — сказал я.
«Америка, — сказал он, — это страна, определяемая расстоянием в той же степени, что и культурой. Америка принимает свои расстояния. Это пустые пространства и дорожные путешествия, но всегда есть цена, которую нужно заплатить. Мы и есть эта цена. Мы — существа дороги. Мы питаемся расстояниями, дорожными поездками, пустотой. Мы питаемся телами на обочине шоссе».
«Не пытайся сделать поэзию из крови на твоих руках», — сказал я.
«Как будто на твоих руках нет крови?»
«Не путайте защиту с бессмысленностью», — сказал я.
Наступила пауза, долгая и тяжелая, а затем он взял меня за руку.
Это был не вопрос. Это было требование. Это был захват, как будто моя рука была спасательным кругом, а он был утопающим в море.
Он взял мою руку и толкнул меня к трейлеру.
Его собственная рука была прижата к моему горлу.
Страх пронзил мое сердце, и я вернулся к зеркальному отражению нас на парковке WalMart где-то в Небраске. Я стиснул зубы от страха и с вызовом посмотрел на него.
Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что ему больно.
Но как только он понял, он отступил, его лицо исказилось в замешательстве и отвращении. Он оглядел меня, явно злясь.
Я жестом показал на свое перепачканное лицо, шею, торс.
«Вересковое масло, — сказал я. — Вылил несколько бутылок прямо на голову. Совет от друга».
Мясник зарычал, и это прозвучало так, будто существо было в десять раз больше его. Ни одно человеческое горло не издавало такого звука.
«Думаешь, это тебя защитит? — сказал он. Он протянул руку быстрее, чем я успел заметить, и ударил меня. Мир стал белым с одной стороны, а в левом ухе зазвенело. — Мне будет больно, но тебе будет больнее. Я сделаю так, что тебе будет еще больнее».
Я не ответил словами. Вместо этого я схватил его за лицо, открыл ему рот, протиснулся сквозь слишком ровные зубы и запихнул ему в горло огромную горсть сушеного вереска.
«Я также принес это», — сказал я.
Он поперхнулся. Его кожа стала фиолетовой, как будто все его тело покрылось синяками, а потом он повернулся и побежал.
[радио выключается]
[радио включается]
Остальные мясники замерли. Они не знали, что им делать.
Я воспользовался этим замешательством. В тот момент, когда они замерли, я бросился за Мясником. Единственный выход — через него.
Как только я начал двигаться, остальные тоже двинулись. Я прорвался сквозь брешь в их круге, но я слышал неровный ритм их бега, волочащиеся ноги, как зомби в фильме ужасов.
Я проигнорировал их и последовал за Мясником.
Я загнал его в закусочную, которая была полна гниющей еды. Все вокруг было ужасно, покрыто плесенью и личинками. Вересковое масло помогло, но запах все равно остался. Только стаканы с содовой все еще выглядели так, как выглядели, не старея и не сгнивая.
Мясник уже был на кухне и направлялся к задней двери, но я увидел возможность: холодильную камеру.
Я вложил последние силы в спринт и врезался в него, когда он направился к задней двери, в результате чего мы оба впечатались в холодильник. Я захлопнул дверь и толкнул одну из низких тяжелых полок перед ним. Он корчился на земле напротив меня, выплевывая вереск. Его кожа все еще была пурпурного цвета.
Я повернулся, чтобы проверить дверь, а когда повернулся обратно, он уже был на ногах.
«Ну, — сказал он. — Это помогло тебе выиграть немного времени, не так ли? Я этого не ожидал. Ты заставил меня запаниковать. Заставил меня бежать. Но что теперь? Что дальше?»
Его кожа снова окрасилась из пурпурной в тускло-желтую, как после солнечного ожога. Он потянулся, подняв руки над головой, и я увидел, как к нему возвращаются силы.
Прогулочная комната оказалась меньше, чем я думал. Я слышал, как руки с внешней стороны двери скользили по стенам с обеих сторон.
«Ну что? — спросил он. — Какое оружие у тебя есть, чтобы закончить работу?»
Мы смотрели друг на друга. Он ухмылялся.
«Ничего», — сказал я.
«Ничего?» — спросил он.
«Ничего, — повторил я. — Я ничего не принес. Я принес себя. Я собираюсь убить тебя».
Он засмеялся. Как человек, подавившийся своим обедом.
«Ты собираешься убить меня? — спросил он. — Ах, Эндрю. Позволь мне объяснить тебе, что такое смерть».
И затем он сделал выпад.
В эту секунду все словно замедлилось. Как будто мир замер, и только я смотрел на смерть, которая приближалась прямо к моему горлу. Мои конечности казались слишком тяжелыми. Голова была словно набита ватой.
Я думал о тебе, Абрам. О том, когда я думал, что ты мертв, оба раза, когда я думал, что ты мертв, и оба раза, когда я знал, что это не так.
Я думал об Эрле, умирающем в одиночестве, когда группа мужчин разговаривала в десяти футах от него.
Я думал о человеке на парковке WalMart, который звонит в полицию, полагая, что это поможет.
Я думал о заводе на берегу залива.
Я подумал о линии имен, о наследии убийцы на уродливом участке шоссе.
Я думал о Робин.
Я думал о доме.
Я думал о тебе.
И через все эти мысли началось жужжание. Жужжание, похожее на электричество, в основании моего позвоночника. Оно поднималось вверх по телу, оседая в ладонях, онемевших от адреналина, но все еще способных чувствовать жужжание, жужжание, жужжание. Неконтролируемая, почти бесконечная энергия, бурлящая во мне.
Это были все эмоции, запертые в себе, которые бурлили, чтобы вырваться наружу.
И хоть раз я перестал пытаться сдерживать их.
Я велел своему разъяренному сердцу биться быстрее. Я сказал своему паническому дыханию стать более тяжелым, и я сказал своему страху взять надо мной верх.
Заставь меня бояться. Заставь меня злиться. Пусть я почувствую все это сразу.
Я взял эту энергию и направил ее наружу. Я толкнул ее в свои руки, ноги, зубы.
К черту Мясника.
Когда он ударил меня, я ударил в ответ. Он оказался сильнее, чем я помнил. Это было как попасть под машину. Масса без жалости, просто жестокая физика. Но я тоже бил. Бил по его лицу, груди, рукам. Я вытащил свои ножи и бросился на него.
Я не чувствовал боли. Я был так полон страха и гнева, что не оставалось места ни для чего другого. Я боролся, используя каждую волну эмоций внутри меня.
Мясник смеялся, когда я бил его, и продолжал наносить удары, такие же бездумные и бесчеловечные, как камнепад на шоссе. Но я тоже продолжал бить, и в конце концов он перестал смеяться. Я ударил когтями по его лицу, и кожа начала отпадать, а желтый жир сочился наружу.
Он хрюкал, рычал, бился об меня. Он больше не играл со мной, он хотел уничтожить меня.
Но я устоял на ногах. Я рвал его из последних сил, и, наконец, он упал, впившись зубами в щеку, бессвязно крича.
Я ударил его коленом в грудь. Я бил, и бил, и бил…
[пауза]
А потом он был мертв.
Адреналин бил через меня. Я не мог отключить энергию, которую нашел в себе, и я был в довольно плохой форме. Синяки, возможно, сломанное ребро, определенно выбитые зубы. Но Мясник лежал там, его голова была грудой жира и мякоти, пахнущей грибами.
Меня вырвало. Половину на пол, а половину на его тело.
За дверью раздался скрежет. Звуки рук, скользящих по стенам. И тут я вспомнил, что убил только одного из них, а меня окружают сотни других.
По потолку проскакал огромный паук. Свет погас. В темноте я слышал стоны и шепот, доносившиеся из стен.
А затем новый звук. Басовый тон, которого раньше не было. Я сидел как можно неподвижнее, пытаясь понять, что это такое. И тут я понял.
Это были двигатели. Много двигателей. Звук стал отчетливым. Двигатели машин, а затем выстрелы.
Шепот прекратился. По стенам заскреблись, как будто собака поскользнулась на твердом дереве, затем раздались крики, шипение и еще выстрелы. Потом — ничего. Ничего, кроме меня и темноты коридора.
Дверь распахнулась слишком быстро, опрокинув полку, закрывавшую ее. Вспышка света была почти ослепляющей, и я едва мог различить в ней очертания фигуры. В конце концов мои глаза сфокусировались, и я смог разглядеть женщину, держащую таран, с винтовкой, перекинутой через плечо. Я никогда не видел ее раньше.
Она посмотрела мимо меня на тело на полу.
«Святое дерьмо», — сказала она.
Она снова посмотрела на меня, пристально, с чем-то средним между благоговением и подозрением. А потом она включила рацию.
«Р, ты не поверишь, — сказала она, — но «Вектор J» упал».
Из рации раздался общий звук неверия, затем последовало: «Дэн, приведи его…», но она выключила рацию прежде, чем голос успел закончить.
«Выходите. Эти твари пока сбежали», — сказала она, жестикулируя, но не прикасаясь ко мне. Казалось, она хотела дать мне дистанцию. Я не сказал ей, что благодарен, но я был.
Она снова посмотрела на Мясника. Она жестом показала мне пройти через гниющую закусочную и выйти на улицу. Они были забиты бронированными машинами. Женщины и мужчины в форме подметали дома.
Но форма не была похожа ни на одну из известных мне военных. Это были темно-синие комбинезоны с какой-то эмблемой на груди.
«Кто вы?» — спросил я.
«Ты сегодня совершил хороший поступок, Эндрю. Очень хороший поступок. — Она покачала головой. — Может быть, удивительную вещь. Но теперь тебе пора уходить».
«На кого ты работаешь?» — спросил я.
«На кого ты работаешь?» — эхом отозвалась она. На ней тоже был один из комбинезонов. Я внимательнее рассмотрел логотип.
FoxShipping. Тот же логотип, что и на двери моего грузовика.
«Что? — сказал я. Это было единственное, что я мог придумать, чтобы сказать, поэтому я сказал это снова. — Что?»
«Тебе повезло, что Натаниэль позвонил нам. У нас есть новый грузовик для тебя, он припаркован за стеной. Этот… ну, его списали. Попал в аварию с воротами, но мы не будем вычитать это из твоей зарплаты».
Я не знал, что на это ответить. Имя «Натаниэль» прозвучало в моей голове, как эхо сирены. Почему она так назвала тебя? Почему она знала это имя? Ты сказал ей это имя?
Я не мог собрать все воедино. Я стоял там, чувствуя себя как разряженная батарейка.
«Эндрю, послушай, — сказала она. — Они убежали, когда увидели, что мы приближаемся, но это ненадолго. Это действительно невероятно, что ты справился с одним из них, это действительно так, но ты должен уйти, пока остальные не вернулись».
Она была права. Несмотря на вопросы, жужжащие в моем мозгу, я позволил ей подвести меня к грузовику. Он выглядел точно так же, как мой старый. За исключением, конечно, того, что в нем не было ничего из моих вещей.
Все мои книги пропали в аварии в секретном городке на правительственной авиабазе США. Какое разочарование.
«До свидания, Эндрю, — сказала женщина, когда я забрался в грузовик, медленно и с некоторым трудом из-за травм. — Ты еще услышишь о нас, я уверена. А пока… — она задумалась на мгновение, пожала плечами и сказала, — Я не знаю. Думаю, просто продолжай делать то, что делал. Это помогло тебе выжить».
Она закрыла дверь в кабину, и я завел двигатель.
[радио выключается]
[радио включается]
Через несколько часов я получил еще одну депешу от FoxShipping. Как будто ничего не произошло. Как будто они были просто транспортной компанией, которая «едет туда, куда нужно».
Они хотят, чтобы я поехал в распределительный центр в Вегасе, чтобы забрать свою следующую поставку. Бумажные полотенца.
Что привело меня в это место у границы Невады.
Я решил, что не буду искать тебя, Абрам. Я позволю тебе потеряться до того момента, когда ты захочешь, чтобы тебя нашли.
Но я еще не закончил.
Теперь я знаю, что чувства внутри меня — это тоже сила. И я чувствую ее сейчас, эту энергию.
Итак, новый план. Я собираюсь выяснить, что, черт возьми, на самом деле представляет собой FoxShipping, и почему у них есть секретная армия, которая заставила бы Мясников бежать при одном только взгляде на них. Что это за компания, на которую я работаю? Я собираюсь это выяснить.
А пока я наберу груз бумажных полотенец, отвезу их в другое место, и люди будут покупать их, выкладывать на прилавок, рассеянно вытирать руку о кусок, а потом выбрасывать.
Это означает, что я собираюсь продолжать двигаться.
Сейчас я выезжаю на шоссе.
Что такое FoxShipping? Что такое Мясники? Кто была та женщина из города, и откуда она знала это имя? Почему она назвала тебя этим именем? Что происходит, Абрам, и какое место во всем этом занимаешь ты?
Я еще не знаю. Пока не знаю. Но узнаю.
Все, что я знаю сейчас, это то, что это не конец моей истории. Это не конец моего путешествия. И уж точно не конец.
[радио выключается]
[помехи]
[включается радио]
[новый голос, женский, почти ликующий]
Верно.
Точно.
Хм.
В конце концов, ты еще даже не слышал обо мне.
[пауза]
О, как же будет весело.
[радио выключается]