Мама

Четыре роты ветеранов космодесанта при поддержке сил Имперской Армии — грозная сила, которая при должном командовании способна стирать в пыль целые города. Что нужно, чтобы уничтожить такую силу? Чудо, которое собирался сотворить Одиннадцатый. Невыносимо тоскливые уроки дипломатии и этикета не прошли даром — Меродах при поддержке Исфиэны, чьё слово имело вес среди племён экзодитов, склонил вождей к объединению. Он рассказывал о страшной судьбе Лугал-Шуанна, пробуждая воспоминания, которые и без того не изгладило время. Он пересказывал имперские доктрины, повествовал о планах Императора, в которых не оставалось места ксеносам. Страх — прекрасное орудие убеждения, и воспользоваться им легко. Экзодиты, к тому же, оказались не так самонадеянны, как многие эльдар с кораблей-миров, а потому быстро согласились на сотрудничество. Они и сами понимали, что в одиночку не выстоят, оказавшись на пути всесокрушающей военной машины Империума Человечества. Вся система была заинтересована в защите собственных тайн, но экзодиты согласились открыть многое ради уничтожения мон-кей. Искусно выплетая вычурные речи, Одиннадцатый получил право пользоваться системой порталов из кругов менгиров, о которых ему столько рассказывал Диармайд. Оружейни Ваула распахнули перед примархом двери, позволив использовать всю военную мощь системы. Параллельно с этим Меродах перетасовывал собственный легион, чтобы собрать в четырёх ротах самых радикальных противников новой доктрины, которые собирался загнать на пустынный Фомальгаут и похоронить в песках. Экзодиты селились на диких мирах и многие столетия провели в войне с природой, накопив о ней неисчислимые знания, которыми и воспользовался Одиннадцатый, выбирая подходящее место для капкана. Из бесед с вождями племён Фомальгаута примарх узнал об ужасе, таящемся в недрах планеты, и счёл его подходящим оружием. Пользуясь преимуществом мобильности, эльдар под руководством Меродаха устроили засады и ловушки, в которых бесследно пропали разведывательные группы — Исфиэна с горящими от удовольствия глазами пересказывала ему мучения тех, кто пытался разобраться в плане примарха. Феличи оказался вынужден отправить на планету существенный контингент. И практически сразу он получил приказ ускориться — теперь у него не осталось выбора, ему придется разворачивать основные силы сразу на незнакомой местности. Впрочем, оставалась одна существенная проблема — Хан, которого могли призвать на помощь оказавшиеся в ловушке лоялисты. Решение пришло неожиданно… *** Риллиетан в своих невообразимых костюмах и масках, отражавших худшие кошмары того, кто взглянет на них, ведомые лишь волей Смеющегося бога, объявлялись там, где их никогда не ждали. Маска Безмолвной пелены предложила помощь в своей неповторимой манере, а потому Меродах немедленно отправился к ним. — Слепой и глупый Бродяга. Как неаккуратно! Империум мон-кей — тряпичная кукла, сшитая из множества мнений. У эльдар был порок — высокомерие, у людей — эгоизм. Стоит потешить его, пообещать золотые горы, и вот уже под твоими знамёнами идут армии. Неужели твой Отец плохо учил тебя, Бродяга? — раздался смех шутов, стоило примарху прийти на переговоры. Бродяга — Странник — старая кличка, данная ему ещё в детстве, когда Эйя обнаружил его особый дар — находить пути в Паутине там, где их и быть не могло. Мальчик непостижимым образом чувствовал Имматериум и мог ходить по нему, словно по своей каюте, не боясь встречи с порождениями варпа. Не раз он помогал вести Лугал-Шуанна по скрытым тропам и ни разу не ошибался. — У меня были причины не искать помощи у мон-кей, — глухо пророкотал он. Шрам, пересекающий правый глаз, вспыхнул застарелой болью. Когда-то он пытался искать людей, высокопоставленных, обладающих властью людей, которые могли сочувствовать ксеносам, но потом всё изменилось… — Слова, слова! Ты цепляешься за своё прошлое, зарываясь в него и надеясь, что будущее тебя не заметит, живёшь в своих воспоминаниях, — неожиданно в руке арлекина блеснуло что-то знакомое. Несмотря на все вбитые в голову постулаты о самоконтроле, Меродах побледнел и бросился вперёд. — Отдай! Шуты разразились гомерическим хохотом. — Какой невежливый Бродяга! Она была бы недовольна. Одиннадцатому было плевать. Чётки из застывшей крови планеты. Они — единственное, что осталось от его прекрасной сестры. — Откуда это у вас? — едва дыша, спросил Меродах, пожирая глазами отполированные бусины. Арлекины пошептались, а затем державший чётки протянул их примарху. — Посмотри сам. Холод бусин стремительно расползся по всему телу. … она плачет. Вопли скорби и боли, превращённые психозвуковыми усилителями в волны, способные разрушать разум противника, льются словно песня. Гибкая, тонкая фигура проносится сквозь ряды противников, оставляя за собой кровавый шлейф из изуродованных тел. Они заплатят за то, что посмели явиться на Лугал-Шуанна. Её броня цвета кости уже давно окрасилась багровым, но врагам нет конца. Сначала это были обычные мон-кей. Убивать их оказалось легко, даже приятно. Тогда у неё даже был отряд боевых подруг, которым можно доверить спину. Не раз и не два они выстрелами сюрикенного пистолета или ударами силового клинка спасали ей жизнь, и она платила им тем же. Тогда они ещё верили, что это битва. Но потом пришли гиганты в золоте, способные одним ударом обрушать своды из психокости. Они заставили Баньши впервые заплакать по-настоящему, когда сражение превратилось в бойню. Бежать, бежать, бежать. Царпанит не чует под собой ног, когда почти летит по родным коридорам, сворачивая без раздумий. Поддоспешник мокрый от крови, в высоких сапогах уже хлюпает, а по телу расползается холод, но у неё приказ — добраться до Врат. Она слышит отчаянные вопли и проклятия на голову Сына Звёзд, который принёс им смерть. Царпанит плевать на этих малодушных глупцов, ей на всё плевать — только хотелось продать жизнь подороже. Теперь уже в бездну самоконтроль. Она рвёт, рубит, кричит. Дай ей сил, Огненнорукий Кхейн! Их всего двое: один в шлеме, второй без него, всем своим видом показывающий, что, лишившись части доспеха, он не стал уязвимее. Золото лат покрыто древней кровью эльдар, изломанные тела словно куклы свалены под ногами колоссов. Ей хочется использовать привычную тактику Воющих баньши — издать душераздирающий вопль, леденящий сердца даже прославленных храбрецов, а затем налететь подобно урагану из клинков. Но этого нет. Вместо крика из горла вырывается тихий хрип, а тело не слушается, падает на колени. Нет, нет, нет. Только не сейчас. Встать! Но почему пистолет кажется таким неподъёмным, а меч весит словно мир-корабль? Дышать так тяжело, словно в лёгкие проваливается не воздух, а металл, тянущий вниз. Багровая пелена застилает взгляд. Хочется лечь на прохладную палубу, свернувшись комочком, и заснуть. Навсегда… Нет. Ни за что! Она — гордая наследница древней цивилизации, никогда не преклонявшая колен ни перед кем. Избежавшая смерти в пасти новорождённой Той-что-Жаждет, она не падёт от руки тех, в чьих жилах есть кровь, которую можно выпустить. Шаг. Ещё. Она использует меч как клюку. Благородное оружие скрежещет по палубе. Она с трудом выпрямляется и салютует противникам. В горле зарождается вопль, взлетающий до невероятных высот. Царпанит чувствует, как боль пронзает измученные связки, рвущиеся от усилий, как лопаются капилляры. На мгновения она кажется живым воплощением старухи Мораг-Хей с развевающейся огненной гривой, из-за которой блистают глаза, полные обещания быстрой и мучительной смерти. Воитель без шлема морщится, вскидывая руку к виску. Этих драгоценных секунд Царпанит достаточно, чтобы быстрее молнии рвануться вперёд, почти не касаясь ногами палубы. Прыжок. Секунды растягиваются в вечность, которой хватает, чтобы приземлиться на плечи колосса и, прежде чем тот успевает что-то понять, погрузить меч в горло. Алая кровь брызжет фонтаном — баньши ощущает её железистый привкус. Клинок с чавканьем прогрызается сквозь плоть. Царпанит вдавливает пальцы в глазницы противника, запрокидывая ему голову, и слышит хруст кости. Резким ударом перерубает позвоночный столб. Колосс странно дёргается, а затем медленно оседает на пол. Царпанит спрыгивает мгновением раньше. В её руках отрубленная голова. Она не надеется намного пережить его, ведь воздух уже дрожит, рассечённый копьём второго воина. Она знает, что не успеет ни защититься, ни увернуться, поэтому так и застывает с кровавым трофеем руке. Леденящий душу вопль знаменует окончание ее последнего боя… Ему будто передаются способности баньши, когда он запрокидывает голову и воет от боли, разрывающей душу. Зрение мутится, а дыхание перехватывает, но чётки — единственное, что удерживает его разум. По маскам арлекинов ничего не понять, но они затихают, внимательно смотрят на него, будто впитывая его эмоции. Меродах с трудом поднимается на ноги, перебирает в руке гладкие бусины, пытаясь успокоить своё сознание. — Отличное представление, Бродяга, — риллиетан, отдавший ему чётки, сдержанно аплодирует. — Наша очередь выступать. Примарх мысленно улыбается: Арлекины, появившиеся в нужном месте в нужное время, легко могут переломить ход битвы. Теперь осталось только захлопнуть западню, отрубив части лоялистов от остального флота. *** Но даже заручившись призрачной поддержкой Маски, Меродах всё равно не успокоился и все ресурсы своего разума бросил на проработку многочисленных вариантов развития событий. Он метался между различными родами войск, заставляя Астартес и эльдар работать вместе, изучал менгиры, опутавшие планеты системой переходов. В них он без труда узнал обособленный спокойный участок Паутины и бродил по её тропам, где часто встречал отряды остатков Второго легиона. Во время одной из таких «прогулок» он вышел к брату. — Пойдём со мной, — печально позвал пария, и Меродах, вопреки всему, согласился. Диармайд вывел Одиннадцатого на изумрудные склоны Лаэгморна, окутанные туманом. Где-то вдалеке разгорался рассвет. — Зачем ты отвлёк меня? — бесстрастно поинтересовался Меродах больше для проформы: вид ему действительно нравился. Убаюкивающая тишина позволяла сбросить напряжение последних недель. Он опустился на траву, в которой словно звёзды вспыхивали капли росы. Нежный ветерок оставлял прохладные поцелуи на щеках. — Это место напоминает мне о доме, — пространно произнес Диармайд, глядя куда-то вдаль. — Хм? Насколько мне известно, ты был заперт на Титане. — Это так. Но… во время Второй Рангданской войны… я начал вспоминать. Мир, в котором леса заменяют океаны. Чем дальше, тем плотнее смыкается над тобой купол ветвей, а навстречу выходят всё новые создания причудливых форм, приспособившиеся к жизни среди топей, или наоборот — исполины кущ, созданные природой с невероятным размахом. Этот мир вовсе не был жесток. Я помню колыбель чащи, которая кормила меня, убаюкивала и никогда не презирала. Империум отобрал у меня всё это. И ради чего? — Вы для Анафемы всего лишь виды оружия, которые он создал и собирается использовать, — пожал плечами Меродах, помнивший долгие разговоры с тем, из фрагмента чьей ДНК был создан. Назвать его «отцом» не поворачивался язык. — Тогда зачем было создавать нас живыми? Зачем было наделять чувствами и разумом? Дать возможность осознавать своё уродство?! — в глазах парии вспыхнуло пламя. — Потому что искусственный интеллект однажды уже поставил человечество на грань гибели, — Одиннадцатый все еще говорил совершенно бесстрастно, даже немного снисходительно, будто его вынудили объяснять прописные истины. — Автоматоны и сервиторы не способны мыслить и принимать решения. Так у Анафемы не оказалось других вариантов, вот и всё. И к тому же, — добавил он после недолгой паузы, обратив взгляд на открывшийся перед ним чудесный пейзаж, — мы вовсе не уроды. Можно ненавидеть нашего создателя, но он дал нам силы, невозможные для людей. А еще волю и разум, чтобы ими распорядиться. — Распорядиться? Нам? — Второй разразился истеричным смехом. — Ты не знаешь, что с нами делали, чтобы заставить подчиняться! Когда твой разум пропускают через мясорубку гипнопрограмм и препаратов, чтобы заставить молчать о тех ужасах, что ты видел, превращая в безвольную марионетку. Долгое время мы были щитом от нерождённых. Думаешь, мы бежали просто так?! Я ведь вижу твоё снисхождение, но ты не понимаешь… — А тебе нужно понимание? — перебил Меродах. — Или план действий? Ты много страдал, но какой толк копаться в прошлом? У тебя сейчас, — он выделил это слово, — есть свобода и возможности. И раз уж у нас общая цель, давай достигнем ее вместе. А потом я помогу тебе скрыться и жить так, как тебе угодно. Он отдавал себе отчет, насколько цинично звучат его слова. Сам ведь погнался за воспоминаниями и пытался теперь собрать и спасти осколки родного корабля-мира. Но жалобы Второго были столь же бесплодны, как попытки его легиона избавиться от гена парии. Но потом любопытство напополам с сочувствием все же подтолкнули его продолжить разговор. — Что с вами случилось? — Меродах все-таки повернул голову к собеседнику, оглядывая его с явным интересом, будто бы выискивая несуществующие изменения. — Почему технологии рангданцев так на вас повлияли и как вы на это согласились? — Мы не представляли себе таких последствий, — глухо проронил Диармайд. — Внушительное количество рабов самых разных рас, среди которых встречались подобные нам существа, дало рангданцам обширное поле для экспериментов, и поначалу всё оставалось в рамках нормы: локализованная в нашем геносемени структура, которая и делала нас париями, была несовершенна, а потому — нестабильна, но поддавалась извлечению, что и случилось после многих исследований, внушающих доверие, ведь я лично принимал участие во многих. Но где-то всё же была ошибка… — Второй ненадолго замолчал, бесцельно глядя на разгорающийся рассвет. — Вмешательство действительно привело к утрате нуль-ауры, но потом начались и другие мутации: легионеры превращались в чудовищ. Но самым страшным оказалось другое: способности парий не предполагают наличие души, а потому её место пытались занять варповы твари, едва мы остались беззащитны перед ними. Таких невозможно было спасти, хотя мы и пытались бороться. — А что рангданцы? Второй горько усмехнулся: — Следили за ходом эксперимента, который в один момент вышел из-под контроля: особенно сильно мутировавшие напали на учёных, а потому рангданцы решили отдать легион Поработителям, которые окончательно лишили бы их воли и разума. Этого я не мог допустить. Мои сыновья… я обещал им свободу и славу, но оказался всего лишь лжецом. Они заслуживают большего, но я оказался в силах дать им лишь покой. Здесь, на Лаэгморне, мы стали стражами, которые появляются вместе с туманом в самые неспокойные времена для мира и исчезают, когда всё затихает. Меродах слушал внимательно, но казался погруженным в свои мысли. Он никогда не желал ступить на путь Провидца, но слышал о них многое. Отрывочные сведения и случайно отложившиеся в памяти разговоры не несли ни мудрости, ни истины. И все же некоторые вещи становились очевидными. — Выходит, ваши судьбы оказалась цикличны, — задумчиво проговорил Одиннадцатый. — Вы стали теми же, кем и были, но для других созданий и по собственной воле. Возможно, это и к лучшему… Диармайд молчал, хотя его и задело это замечание. Рваться из кожи вон и в итоге лишь бегать по кругу. В словах Меродаха был смысл, хотя и это и тяжело признать. И сейчас пария вновь стоял перед выбором, который слишком очевиден… — Даже если это вновь принесёт лишь потери, я хотел бы помочь тебе. — Твоя помощь несомненно пригодится, — коротко отозвался Меродах. Он мог бы сказать еще многое, но ему казалось, что так он только насыплет соли на и без того незаживающие раны брата. Брата лишь по происхождению, ведь они вовсе друг друга не знали. Но сейчас это тоже не имело значения. Он улыбнулся и протянул Диармайду руку. От прикосновения парии стало почти физически больно, но Меродаха неожиданно осенило. — Мне нужно твоё проклятие. *** Хор молчал, ожидая сообщений. Тишина никогда не становилась абсолютной — тихий шепот, обрывки сообщений, многократно повторенные молитвы — но не находилось информации, которую следовало принять и передать. Корабль завис на геостационарной орбите над планетой Фомальгаут, но Эмбер было все равно. Ее не волновали ни название планеты, ни суть операции легиона. Все эти факты — информация, которая текла сквозь ее сознание, не задерживаясь. Еще на Терре ее учили, что избыток информации ведет к безумию, но Эмбер надеялась выжить и сохранить рассудок, чтобы потом найти себе пристанище на отдаленной планете и прожить счастливую долгую жизнь, обрабатывая по несколько сообщений в год. Ничто не должно иметь значение, когда наслаждаешься благословенной, целительной тишиной, дающей покой усталому разуму. Тишина распахнула перед Эмбер свои ласковые объятия, монотонные голоса других астропатов убаюкивали, погружая в подобие сна, но не лишая бдительности. И вдруг в один миг все переменилось. Сначала смутная тревога, как в тот момент, когда душа уже чувствует приближение психического потока, но сознание не успевает за ней. Но теперь все было не так. Эмбер встрепенулась, пробормотав короткую литанию для очищения разума и восстановления концентрации, однако никакого сигнала не последовало. Ничего. Совсем ничего. Только тишина изменилась. Тишина становилась все глубже, энергии отхлынули от хора, подобно тому, как вода отходит от берегов перед цунами. Хор приготовился. Но волна не пришла. Наоборот, становилось все тише и тише, словно приближалось нечто колоссальное, и волны варпа вот-вот должны были обрушиться на хор сокрушительным потоком. Еще более ужасным, чем любой из них мог представить. Теперь каждый читал литании, будто бы стремясь наполнить тишину живыми звуками. «Что это?» — незаданный вопрос Эмбер передался хору и рассеялся по многим разумам волной беспокойства. Ответ оказался ближе, чем она думала. То, что приближалось, вовсе не было волной. Напротив, хор накрыла пустота. Ужасающее ничто, противное всякому, у кого есть душа. Алчущая бездна, поглощающая любые психические эманации, затягивающая их в зияющий провал неведомой аномалии, пожирающая все и вся, но не способная насытиться. Это осознание само по себе причиняло боль. Нечто невозможное, неправильное, еще более уродливое, чем Нерожденные хищники варпа. Поле, которое не должно существовать. Эмбер казалось, она падает в эту пустоту, истончается, выкипает, словно жидкость при резкой разгерметизации. Она кричала, но не слышала собственного крика. Она задыхалась, взмахивала руками, силясь не упасть, но вдруг по лицу ударило нечто холодное, мокрое и липкое. Пол пах кровью, ее собственной, текущей из носа и ушей, и кровью других астропатов хора. Эмбер не чувствовала ничего, кроме огоньков их душ, которые так же, как ее собственная душа, кипели и корчились. Уши заложило, но она все равно слышала вопли. Тело казалось чужим, только боль оставалась настоящей. Судороги раз за разом прокатывались мучительными волнами, и окровавленный пол снова и снова больно ударял по голове, суставам, груди и бокам. Или все-таки Эмбер сама билась об него? Слух разорвало нечеловечески громким воплем, перешедшим в булькающий хрип. Потом вопль оборвался, и Эмбер не хотела знать, почему, — но знала. Калиссиан, магистр хора, не выдержал страданий и каким-то образом сам себе разорвал горло. У Эмбер даже хватило сил подумать, что обычно главы хора бывают жестоки и требовательны, а этот всегда оставался добрым и понимающим, хотя и не терпел небрежной работы. Потом умирали многие. Голова лежащего рядом просто взорвалась, забрызгав Эмбер ошметками мозга. Эмбер чувствовала, как ее неестественно напряженные мышцы беспорядочно сокращаются, ломая ее собственные кости. Затем на несколько минут судороги прекратились, но боль оставалась невыносимой. Как-то отстраненно Эмбер осознавала, что раздирает ногтями шрамы на месте давно утраченных глаз. И все же она смогла остановиться. Она поползла, крича и стеная, по крови и внутренностям, по изуродованным трупам, по корчащимся в агонии телам — к выходу. Она не задумывалась, зачем. Знала только, что ей нужно сказать всего одно слово. Капитан Феличи раздавал распоряжения офицерам мостика, но у него отчего-то ужасно болела голова. Он старался не придавать этому значения, находились проблемы и поважнее. Операция с самого начала пошла не так. Он думал, что уже ничему не удивится, но ошибся, когда на мостик выползла окровавленная девушка в мантии астропата, изорванной обломками ее собственных костей. — Пу… сто… та… — прошептала Эмбер прежде, чем сознание покинуло ее, и она сломанной куклой распласталась на полу. *** Связь пестрила сообщениями о стремительно распространившемся среди астропатов безумии, а потери среди одарённых были столь велики, что следовало и вовсе забыть о связи с другими экспедициями, о чём Феличи, скрипя зубами, сообщил своему примарху. — Развёртывайте войска на поверхности планеты. Нам теперь не на кого рассчитывать. Промедления приведут только к новым потерям, — холодно отчеканил Одиннадцатый. «Первая часть спектакля прошла как по нотам. Хоть Диармайд и безумен, но, если направить его жажду мести в нужное русло, можно получить невидимого убийцу, которому трудно найти равного», — думал он, внимательно отслеживая на голо-экране начавшиеся перемещения. При высадке они не встретили сопротивления, но на самом деле угодили в ловушку. Намеренно ослабив крайний южный участок пустыни, откуда должно было начаться наступление, Одиннадцатый в то же время создал там мощные минные поля, хорошо прикрытые огнем. За центром находилась надежно укрепленная отсечная позиция, господствовавшая над окружающей местностью. В тылу в боевой готовности оставались сильные резервы. Известия о первых потерях не заставили себя ждать. Спустя пару стандартных дней несколько батальонов Имперской армии напоролись на минные поля, которые Исфиэна поэтически назвала «Кровавым оазисом», и были вынуждены разминировать их под массированным огнем неприятеля. Но за это время Феличи успел оперативно подтянуть к участку резервы и вызвать авиацию. Эльдары отступали вглубь пустыни, оставляя за собой иллюзии: небольшие «поселения», в которых обнаруживались засады, «орудия», сосредоточенные на противоположных участках фронта, вынуждавшие Имперскую армию рассеивать силы. Так у имперских войск не осталось иного выхода, кроме как начать штурм крупной крепости силами Астартес. *** Эскадры «Грозовых птиц» с рёвом прорывались сквозь песчаные бури, в которых таились свои опасности. Феличи с трудом сдерживался от того, чтобы не бродить по отсеку, подобно запертому в клетке хищнику. Ему предстояла битва, в которой не будет права на ошибку, и он не собирался позволять себе отвлекаться, когда на кону стояли жизни его людей. Через несколько секунд корабль задрожал, визжа двигателями, как настоящая хищная птица, перед тем как спланировать на ржаво-красные барханы. Всё было неоправданно тихо. Обманчиво-воздушная крепость экзодитов молчала. «Что ж, тем хуже для них», — подумал Феличи, отдавая приказы отрядам. Третья рота при поддержке частей Имперской Армии была в авангарде и нашла укрытие за полуразрушенной стеной, занесённой песками. Чуть дальше от них артиллеристский взвод развёртывал тяжёлые орудия. «Превратить в выжженную пустошь? Для этого можно было использовать и орбитальную бомбардировку. Что же ему здесь понадобилось?» — не переставал размышлять Феличи. Головная боль всё не уходила, наоборот мозг будто наполнили расплавленным прометием, который бился о черепную коробку, от чего очертания крепости казались странно смазанными. Мыслей не осталось, когда они наконец-то услышали драконий рёв… События замелькали с чудовищной быстротой. Со стен молчаливой цитадели пикировали чешуйчатые твари со всадниками на спинах. Драконы подняли настоящую песчаную бурю, под покровом которой они стремительно набросились на людей и легионеров. «Третья рота, оставаться в укрытии. Следить за контратаками! — начал Феличи, стремительно оценивая разворачивающуюся ситуацию. — Вторая рота, занять левый фланг и поддержать Третью. Первая рота, за мной!» Боевые стимуляторы бушевали в крови, но Феличи предпочёл выверять каждый шаг по пескам, которые уже поглотили разведгруппы. Вооруженные цепными мечами и плазменными пистолетами, его воины своей яростью заслужили себе хорошую репутацию. Первый капитан видел, что лишь натянутый поводок командования не дает им рвануться вперед, чтобы немедленно добраться до врага. Скоро, братья мои, скоро. «Эскадрилья «Свобода», действуйте по схеме уклонения, пока не достигнете противника. Затем ведите огонь по приемлемым целям». Командующий мгновенно откликнулся коротким «Сделано». Рядом с Феличи оказался один из немногочисленных библиариев, которые сопровождали их на задании. — Ты чувствуешь какую-нибудь пси-активность? — сквозь гул боя спросил Первый капитан. — Не могу понять, — озадаченно отозвался псайкер. Почти живые слова обычно бесстрастного библиария насторожили Феличи, но следовало вернутся мыслями к бою. С громоподобным рокотом эксадрилья развернула мульти-лазеры, обрушивая на драконьих рыцарей огненный дождь, пробивая дыры в их безупречных доспехах и прогрызаясь сквозь ярящихся зверей. Даже под ураганным огнём поддержки эльдар перегруппировались с дисциплиной, достойной уважения. Разделившись на две группы, они атаковали имперские порядки с флангов. «Вторая и Третья, сосредоточить огонь на группе слева. Четвёртая, за вами правая группа. Артиллерия, огонь!» Космические десантники обрушили разрушение на наступающих рыцарей. Слева, обойма за обоймой врезались в сплоченные ряды эльдар снаряды, вышибая рыцарей из седел и решеча драконов. В то же время заговорили наконец тяжёлые орудия Имперской армии, пробивали дыры в другом отряде эльдар ракетами и плазмой. Несмотря на опустошающий залп, некоторые из всадников всё же добрались до цели и со всей нечеловеческой яростью обрушились на левый фланг. Болтеры, столь эффективные секунду назад, оказались полностью бесполезны в ближнем бою. Эльдар пользовались своими лазерными копьями, вскрывая силовые доспехи легионеров Одиннадцатого, отбрасывая одних, а других пронзая, словно зверей на охоте. А люди быстро оказались растоптаны драконами, разорваны в клочья когтистыми лапами. Феличи не терял времени и наконец позволил Первой роте рвануться в горячку рукопашного сражения. Резко переменившийся библиарий и остальные его воины бились отчаянно, вымещая на врагах и извечную ненависть, и нынешнее беспокойство. Боль вскипела в душе Первого капитана, когда он увидел, как озверевший эльдар пробил лазерным копьем визор одного из лейтенантов. Смерть наступила практически мгновенно. Заметив Феличи, ксенос попытался высвободить копьё, но было уже слишком поздно. Космодесантник поднял свой болт-пистолет и выпустил полдюжины снарядов в эльдар, выбив того из седла. Дракон разинул огромные челюсти и издал печальный вопль, почувствовав потерю хозяина. Взмах силового меча, отсёкший голову зверя, заткнул его навсегда. Тело твари рухнуло в песок, подняв клубы пыли. «Спи спокойно, брат. Ты отмщён», — прошептал Феличи, глядя на безжизненное тело лейтенанта. Оглядевшись в поисках нового противника, Первый капитан увидел, что его рота переломила натиск драконьих рыцарей и теперь гнала гордых эльдар к стенам крепости, из которой они вылезли. Мертвые и умирающие ксеносы лежали повсюду, их любовно гравированные доспехи разбиты и бесполезны, их верные драконы визжали в предсмертных судорогах и наполняли воздух вонью горелого мяса, их прекрасные штандарты разломаны и втоптаны в потемневший от крови песок. Люди и космодесантники наступали на цитадель, над которой уже хищно кружили звенья авиации. *** А потом дрогнул весь мир. Эльдар на драконах стало больше, но от ударов цепных мечей и огня болтеров погибали лишь немногие. Большинство рассыпалось многоцветными огоньками, похожими на мерцающий песок, чтобы собраться снова в другом месте. На миг Феличи показалось, что в безумной круговерти боя он разглядел в отдалении одинокую фигуру, кружащуюся в гипнотическом танце. Эльдар воздел руки и сделал несколько оборотов вокруг своей оси, высоко подпрыгнул и снова закружился. Его лицо скрывала оскаленная маска, а по костюму плясали голографические изображения. — Близится кульминация нашего представления! Феличи не мог сказать, услышал он эти слова или прочитал по движениям танца. А может, ощутил кожей или уловил каким-то неведомым шестым чувством. *** Мир дрогнул во второй раз. Теперь колебание началось под ногами, будто землетрясение. Но не один могучий толчок, а множество меньших, которые, тем не менее, опрокидывали Астартес на песок. Лишь голограммы продолжали атаковать, отвлекая внимание. Капитан слишком поздно понял, что сейчас случится. Он ощутил движение песка, который утекал, сыпался, словно в гигантские воронки, но не видел, где это происходит. Тепловизор шлема показывал расплывчатые красно-оранжевые полосы внизу. Что-то огромное двигалось под ногами, и оно было не одно. Некоторые воины уже падали вместе с песком в невидимую бездну, и иллюзии скрывали их, не позволяя спасти. Призывы о помощи по вокс-связи просто обрывались шипением помех, которое все больше напоминало тихий зловещий смех. Где-то вдалеке эльдарский танцор выделывал все более затейливые па, улыбка на его маске растянулась до самых ушей, обнажились длинные и частые зубы. Еще колебание — словно смена декораций в театре. То, что скрывалось под песком, вырвалось на поверхность. Прямо перед собой Феличи увидел поднимающуюся серо-охряную морду, по размерам не уступающую тяжелому танку. Три пары узких грязно-желтых глаз смотрели на капитана, мелкий песок летел из раскрывшихся дыхательных пазух. Рефлексы сработали раньше разума. Феличи сначала закрепил бесполезный меч на магнитных зажимах и выпустил очередь из болтера, а затем только оценил обстановку. Сейчас он видел девять тварей, но подозревал, что это еще не все. От выстрелов оказалось мало толку. Лишь один удачно пущенный болт оставил вмятину на толстой, покрытой наростами шкуре чудовища, остальные просто окрасили его черными подпалинами. Скверно. Тем не менее, чудовище разозлилось. Раскрыв круглую пасть, наполненную острыми зубами во множество рядов, она издала рев, от которого у смертного, возможно, лопнули бы барабанные перепонки. Волна горячего воздуха и песка накрыла Феличи, на время заглушив сенсоры шлема. Миниатюрная буря сбила его с ног, заставив барахтаться в стремительно осыпающемся песке. Феличи казалось, будто он хватается за воздух, не в силах разобрать, где верх, а где низ. Песчаные струи сдирали краску с доспеха, царапали линзы, за воем и шипением ничего не получалось разобрать. И все же капитан понимал, что тварь приближается, стремясь проглотить его и перемолоть. Он рванулся куда-то в бок, перекатился, едва успел встать на ноги. Огромная морда с сокрушительной силой впечаталась в песок рядом с ним. — Что это за твари?! — прохрипел вокс. Феличи больше интересовало, как их убивать. — Отступаем к батареям! — скомандовал он. — «Свобода», нам нужно прикрытие! Звено истребителей с рёвом заходило на огневую позицию. Неожиданно из песка взметнулось длинное сегментчатое тело. Огромные челюсти сомкнулись на крыле одной из машин. Поднимая тучи пыли, тварь упрямо тянула истребитель вниз. Пилот отчаянно пытался выровнять «Грозовую птицу», поливая зверя огнём, но с каждой секундой крен становился всё опаснее. Остальные не могли прийти ему на помощь, так как песчаные змеи взбесились окончательно и теперь всё чаще поднимались на поверхность, заглатывая всё, чему не посчастливилось оказаться на их пути. Раздался взрыв. Песчаный дракон всё же утащил истребитель за собой, но пилот успел подорвать боезапас. Взметнувшийся столб дыма и пламени скрыл тушу зверя, но визор показывал, что твари стремительно набросились на падаль. *** Это дало драгоценное время для отступления, подсчёта потерь и перегруппировки. В пустыне становилось опасно: твари не поддавались классификации, а потому определить их повадки и слабые места было достаточно сложно. То, что передвигались они под песком, не позволяло развернуть долговременные огневые позиции на новой территории. Караульные дёргались на каждый подземный толчок, ожидая новой атаки. Несколько раз твари всё же пытались прорваться через укрепления, но с поддержкой авиации пока удавалось отражать их набеги. Немало осложняли дело и Арлекины, неожиданно появлявшиеся едва ли не посреди позиций и исчезавшие прежде, чем солдаты успевали схватиться за оружие. Как только удалось наладить связь с кораблями, Феличи немедленно запросил поддержку легиона, передав все добытые сведения о планете. Осталось дождаться. *** Группу Мистраля отправили в разведку вдоль восточной оконечности пустыни. Космодесантник внимательно отслеживал показатели приборов. Казалось, до самого горизонта они одни во всём песчаном море, которое накрыл чёрный купол ночи. Разведчики медленно продвигались по тихо шелестящему песку. Неожиданно на горизонте возник стремительно растущий вихрь. Присмотревшись, Мистраль разглядел в центре извивающуюся фигуру, отбивающую бешеный ритм. Вопреки внешней хрупкости танцора, на приборе от него расходились волны словно от тяжёлого танка. Мистраль нахмурился: «Что он делает?» — и вскинул снайперскую винтовку. В перекрестье прицела появилась маска, будто готовая разрыдаться. Несмотря не стелс-оборудование, она заметила наблюдателей: обернулась прямо на них и безумно расхохоталась. Космодесантник сощурился, пытаясь выцелить непрерывно движущуюся фигуру, которая будто расплывалась, и спустил курок. Танцор дёрнулся и замер в невообразимой позе, а затем издевательски поклонился, исчезая в клубах пыли и песка. Мистраль выругался про себя и вернулся к отошедшей группе. Им ещё нужно было собрать данные по активности крепости. Пока они устанавливали аппаратуру, сканеры тревожно запищали. С той же стороны, где был танцор, теперь приближалось что-то гораздо крупнее. Проклятье! К ним стремительно полз пустынный дракон. — Сворачиваем операцию! — скомандовал Мистраль. Аппаратура успела собрать некоторые данные, которых должно хватить, но вот попадут ли они к Первому капитану, сейчас зависело от того, смогут ли разведчики оперативно вернуться в штаб и не оказаться съеденными по дороге. Группа перешла на бег. Тяжёлые Астартес вспахивали сабатонами предательски осыпающийся песок. Мистраль на ходу сверился со сканерами, которые только подтвердили свербящую в голове мысль: они не успеют. Тварь с громоподомным рёвом вынырнула из-под бархана прямо перед ними. Космодесантники оперативно рассыпались полукругом, открыв огонь по змею. Дело принимало дурной оборот. Крупнокалиберные снаряды, способные пробивать броню, оставляли лишь вмятины и ожоги на чешуе песчаного дракона, который недовольно замотал уродливой мордой и, утробно рявкнув, нырнул в песок. Бархан шёл волнами, а сканер надрывался, сигнализируя о перемещениях твари. — Несс, позади! — прокричал Мистраль. Боевой брат метнулся в сторону как раз в тот момент, когда из песка показалась чудовищная пасть. Мистраль зарычал сквозь зубы и примерился бросить гранату точно в распахнутый зев, но очередной глубинный толчок заставил десантника покачнуться, и снаряд полетел куда-то вдаль. Взрыв на доли секунды заставил всех замереть, а затем произошло нечто странное: дракон, уже собиравшийся накрыть Несса, неожиданно рванулся в сторону воронки. Мистраль задумался, а затем скомандовал по воксу. — Не двигайтесь. И бросил другую гранату как можно дальше от группы. Зверь последовал за взрывом. Теперь всё встало на свои места: твари ориентировались на вибрацию, а своими танцами Арлекин пытался приманить их. Именно поэтому драконы постоянно атаковали, едва части пытались перейти в наступление — грохот тяжёлой техники был для них словно сигнал. Мистраль мысленно улыбнулся. Глупцов в разведчики не брали, а потому и остальные уловили закономерность в действиях пустынного змея. Под прикрытием взрывов группе всё же удалось вернуться. Первый капитан лично выслушал доклад Мистраля и отправил примарху еще один пакет ценных сведений. *** — Мон-кей оказались довольно сообразительны, — желчно фыркнула Исфиэна на доклад Феличи. Меродах усмехнулся горячности экзарха. — Не стоило их недооценивать. — Арлекины слишком долго возятся. Их точечные удары не оказывают должного эффекта. — Маска действовала согласно плану и выиграла для нас достаточно времени, чтобы увести с Фомальгаута гражданских. Теперь мы спокойно можем нанести удар. *** На рассвете было назначено новое наступление — на сей раз силами авиации с последующим десантом на крепость, и лишь затем в бой предстояло вступить основным силам легиона. В тот день небо сияло пронзительной синевой без единого облачка, а потому хищно отсвечивающий сталью ударный клин был как на ладони для защитников крепости, которые будто затаились. Феличи не обманывался мнимым спокойствием воздушного бастиона, а молчащие орудия на башнях только усиливали подозрения. Тем не менее высадка прошла идеально: разведгруппы оперативно проверяли извилистые коридоры цитадели, а присланные на случай штурма терминаторы теперь крушили местные святилища, ожидая достойного сражения. Наконец командир разведчиков доложил, что крепость абсолютно пуста. Даже Арлекины, державшие в напряжении весь фронт, исчезли. Феличи как можно скорее связался с остальными войсками, которые атаковали другие форты. Везде ситуация повторялась: ценой ощутимых потерь армии прорывались к крепостям, а те оказывались пустыми. Напряжение нарастало, а вопросов становилось всё больше. — Первый капитан вызывает «Око Бури». Молчание. Тягучее, выламывающее молчание, заполняющее всё его существо. Феличи несколько раз повторил сообщение. Врезал по шлему в надежде, что вокс заработает. Переключился на каналы других частей. Ответа не последовало. На крепость будто опустили непроницаемый купол, из-под которого никто и ничто не могло вырваться. — Первый капитан вызывает «Око Бури», — повторить больше для проформы, чтобы слышать хоть что-то, кроме всепоглощающего молчания. — Первый капитан, говорит сержант Мистраль. В квадрате 17-156 обнаружена активность, — раздалось вместо желанного ответа с флагмана. — Какого рода? — сухо уточнил Феличи. — Неизвестно. Можем сказать только то, что живых там нет. И… Эфир наполнился тихим шёпотом. «Прочь. Прочь. Прочь...» *** Мистраль мотнул головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей повторяющееся слово, а затем всмотрелся в мрачный зев коридора, где и мелькнула долговязая фигура. Плотная вихрящаяся дымка ползла по полу, обвиваясь вокруг ног Астартес. Техника сбоила, а потому Мистраль скомандовал идти вперёд. Постепенно туман становился всё выше и гуще, изредка в нём вспыхивали зеленоватые огни. Мистраль насторожился, памятуя о колдовстве эльдар, и приказал взять оружие наизготовку. Датчики молчали, а без них Астартес едва могли видеть на полтора метра от своей руки, но, стиснув зубы и противостоя колдовскому наваждению, они шли вперёд. Странные мысли закрадывались в головы разведчиков, а их концентрация ослабевала. Резкая изумрудная вспышка осветила огромный подземный зал. В центре стояла огромная плита из чёрного камня, покрытого переплетениями узоров, в которых мог потеряться даже самый искушённый разум. На ней сидел один из Арлекинов, весело болтая ногами. — Так-так, снова ты, — голос исходил будто из самих стен и потолка. Мистраль узнал рыдающую маску и вскинул винтовку. Заряд попал точно между провалов глаз, но лишь развеял иллюзию. Истерический смех взлетел под самый купол, эхом разбиваясь об него. Разведчики мгновенно сомкнули строй, напряжённо всматриваясь в туман, из которого навстречу им вышли неясные силуэты. Они наступали отовсюду. Здесь — безногий мужчина, с тошнотворным скрежетом костей ползущий по полу, там — шатающаяся женщина с проломленным черепом. Бесчисленные жертвы с ужасными ранами смотрели на Астартес с безмолвным проклятием, протягивая к ним руки или то, что от них осталось. Разведчики обнаружили, что окружены, а потому, встав кругом у плиты, открыли огонь. Снаряды с противным чавканьем прогрызались сквозь мёртвую плоть, но не причиняли особенного вреда. — И откуда в вас столько упрямства? — вновь послышался голос Арлекина. На сей раз из тумана. — Мало вам было предупреждения зверей Гармсиль? Вы не имеете права на эту землю, и теперь она поглотит вас всех. Мистраль зарычал и рванул вперёд, выискивая дёргающийся силуэт. Пока он оглядывался, раздался дикий вой, перешедший в булькающий крик. Разведчик резко развернулся и увидел своего товарища, у которого из груди торчало серебристое лезвие. Оружие ксеноса жило собственной жизнью и даже будто урчало от удовольствия, попробовав крови Астартес. В ответ на это взревел цепной меч самого Мистраля, в гневе позабывшего о мертвецах, с которыми сражались оставшиеся братья. Для него теперь существовал только противник, приглашающе взмахнувший глефой. Оружие Арлекина рассекало воздух со смертоносным изяществом, двигаясь с такой скоростью, что Мистраль едва успевал обороняться, не говоря уже об атаке. Астартес метнулся в сторону, уходя от удара лезвия, серебристо-белой вспышкой мелькнувшего около его лица. Любой другой в случае такого промаха потерял бы равновесие и рухнул на холодные плиты, но только не Арлекин. Он выполнил изящный кульбит, приземлившись на ноги, а затем крутанулся на месте, чтобы встретить противника лицом к лицу. Но Мистраль уже был готов и, неожиданно даже для себя, успел ударить ребром ладони, заключённой в латную перчатку, по гротескной маске, которая пошла паутинкой трещин. Голова арлекина дёрнулась назад, и разведчик почти услышал болезненный вздох. А затем понял, что оказался слишком близко к ксеносу. Мономолекулярные нити, высвободившиеся из скрытой на запястье Арлекина трубки, раскрошили слои керамита и добрались до плоти. Системы повреждённого доспеха отреагировали ударной дозой блокаторов и гормонов, но смертоносное оружие превратило внутренности Мистраля в кашу. Он взвыл от боли, пытаясь зажать рану, и снова нападал. Но лязгающий вхолостую меч не мог достать вёрткую фигуру Арлекина, который нанёс ещё два удара. Он слышал, как кто-то из братьев выкрикивал его имя. Он видел перед собой плачущую потрескавшуюся маску. Он чувствовал горячую кровь, хлещущую из раны. Ему всё ещё нужно кричать от боли, разрывающей всё его существо? Даже если и так, сейчас Мистралю чувствовал спокойствие с толикой досады, что он не успел добить противника. — Твоя битва окончена. Теперь засыпай. Кто говорит? Мистраля это уже не волновало. Он выбросил руку куда-то вперёд и услышал хруст. Последний удар окончательно расколол маску, обломки вонзились в лицо ксеноса. Мистраль улыбнулся окровавленному Арлекину и закрыл глаза, проваливаясь в темноту. *** Феличи был в ярости — группы разведчиков одна за другой пропадали с радаров, где-то в глубине крепости началась бурная активность, а связь с кораблями легиона всё не получалось установить. Неожиданно откуда-то из-под земли вырвался чудовищный вопль. Стены цитадели задрожали и пошли трещинами, будто что-то пыталось вырваться из камня. Капитан знал об эльдарах достаточно, чтобы предполагать худшее. Это могла быть еще одна песчаная тварь, либо боевые машины и конструкты. Хороший вопрос, откуда они могли взяться на планете экзодитов, но Арлекины способны и не на такое. Сил на то, чтобы отправить подкрепления в цитадель, уже не осталось, значит, нужно продержаться, пока не явятся основные силы во главе с примархом. Однако эта мысль надежд не прибавила. Захочет ли Меродах сражаться с ксеносами, которые некогда воспитали его и, если начистоту, так и оставались для него едва ли не важнее собственных генетических сыновей? Время тянулось, приумножая отвратительное ощущение собственного бессилия, и сомнений становилось все больше. Зачем вообще Меродаху понадобилось воевать с эльдарами, столкновений с которыми он всегда избегал? Почему он не призвал на помощь Белых Шрамов, а сам не остался в стороне? Феличи сам не верил, что отдает такой приказ, но интуиция подсказывала ему, что он поступает правильно. Слишком уж провальной оказалась эта операция. Выверенно провальной, разыгранной как по сценарию. И он приказал развернуть сохранившиеся ауспики и системы противокосмической обороны. Полноценные щиты взять неоткуда, но так они хотя бы не полностью беспомощны. Феличи ожидал бури.