Двойник.

Попытка свержения диктатуры маньяками-рецидивистами, путём реализации террористических актов. Всё началось с банальной провалившейся попытки, которая повергла за собой огромное количество жертв, разрушенные местности, достояния городов, разрушенные семьи, чужие жизни, произвол и беззаконие на протяжении нескольких лет, разрушение культуры народа которая строилась веками из поколения в поколение. Ужас в глазах людей, которые вот-вот получат пулю в лоб, страх, запах которого ощущался в воздухе, смешиваясь с ароматом пороха, вспыхнувшего пороха, пота и слёз. Слёз женщин, которые удерживают собственных детей рядом с собой, молясь о том, чтобы их оставили в покое. Крики о том, что пусть умрут матери и отцы, но дети останутся живы. Вопли ужаса, предсмертные вопли. Слово война было здесь неуместно. Это была катастрофа. Это и есть катастрофа. И он был вынужден оказаться там. В самом её центре. Вынужден метаться меж собственных принципов и обязанностей. видеть этот страх собственными глазами, создавать этот страх в чужих глазах. Он корил себя за это, но намерено подавлял эмоции. Потому что их нельзя показывать. Там у него не было чувств, не было мнения, не было его собственных решений. Он существовал лишь как оружие. марионетка в чужих руках. Изо дня в день, из секунды в секунду он терзал себя мыслями о том, что все они такие же люди, как и он, что они этого не заслужили. Но от него ничего не зависит, он не способен сделать что-либо, изменить что-нибудь. Именно эти мысли не давали ему сомкнуть глаз. Он был уверен, что этот кошмар будет продолжаться вечность, преследовать каждую секунду его жизни, в страшных снах, после реинкарнации, в отражении зеркала, в потемневшей за окном улице и шуме дождя, который нравился ему..Раньше. Всё это было раньше, было, кажется, очень давно. Он предпочитал не вспоминать о своей прошлой жизни, потому что та сразу отдавалась щемящей в груди болью и яркими вспышками радости, уже угаснувшей...Потому что рядом нет того, кто дарил эту радость. Но это не продлилось настолько долго, насколько он думал. Во время одной из спецопераций, он ошибся в расчетах. Банально не посмотрел в сторону, туда, где, как оказалось, была слепая зона. откуда выскочил озверевший мужчина с диким, злобным воплем. А после только удар по затылку чем-то тяжёлым, ощущение того, как его бренное тело соприкасается с твёрдой холодной почвой, у которой тоже есть свой запах: запах смерти, запах мертвых, запах дождя и песка, смешанных между собой, и темнота. *** Шум в ушах смешивается с ощущением, будто голова расколота на две части. настолько громко, что глаза открывать вовсе не хочется. Кажется, он слышит голоса. Незнакомые голоса. морщится, будто от этого люди начнут говорить тише. Во рту сухо, прямо пустыня. — се-рёжа...— он слышит хрип, но понимает, что это его собственный хрип тогда, когда голоса замолкают наконец. Открывает глаза тогда, когда чувствует шевеление рядом. Яркий свет бьет по глазам и он издаёт болезненный стон. — посмотрите на меня, молодой человек. — сквозь пелену шума прорывается мужской голос. *** Он так и не вспомнил собственного имени, а его, всплывшее случайно в памяти, «се-рёжа..» послужило ему новым. С документами ему помогли. Смоленск выглядел хмуро, будто всегда дождливый, кажется уродским. Ещё больше казались уродскими попытки вспомнить хоть что-то. Всё было попусту. А с появлением Ольги и вовсе перестало быть нужным. Она светила для него собственным светом, заставляя забыть о том, что когда-то до этого было что-то другое, что-то, ради чего он жил. рядом с ней дышалось легче, а иногда казалось, что все проблемы решаются по щелчку пальца. Обращать долго не соглашалась, но почему-то Барановский был уверен, что это то, что ему необходимо: клыки, постоянная жажда и дополнительные морали. В очередное утро, просыпаясь, он сразу почувствовал что-то неладное. Рядом с этой женщиной всегда нужно было прислушиваться к собственным ощущениям, потому как от неё нельзя было ожидать чего-то одинакового. Она всегда вытворяла что-то особенное. Девушка была обнаружена рядом, поникшая и задумчивая. — Оль..— вопросительное. попытка обратить на себя внимание. Девушка дёргается, как от удара, встаёт медленно, подходя к кровати, присаживается на её край, маня рукой к себе. И он подвигается. Краткий поцелуй, соленый, будто она плачет. И он не может игнорировать это, как минимум потому как не обратить внимание на слёзы любимого человека — зверство. Волнение поднимается вверх по горлу тяжелым комом. — что-то не так? — она не сводит с него взгляда, но и слова вымолвить не может, будто боится. На прикосновение жмётся ещё ближе, словно дикая кошка, которую только-только приручили: боязно, но доверяя. — прости..— шепчет она наконец, закрывая на секунду глаза. *** Серёжа сидит в вагоне, с какой-то грустью посматривая на пролетающие мимо деревья и здания. Наконец покидает этот чертов Смоленск, движение поезда для него, словно освобождение. но чувство тревоги, только отпуская, снова возвращается к нему, трепещет в груди, а он, игнорируя его, прикрывает глаза. А через несколько дней, набравшись смелости, хотя скорее просто обнаружив, что деньги на исходе, подаёт наконец заявление на работу. Работа охранником это не так уж и сложно, учитывая его телосложение да и навыки, которые он наработал в армии. Армия.. единственное, что он вспомнил из своей прошлой жизни. Всплывшее воспоминание и дало ему толчок к тому, что бы найти подходящую работу. Подходящую тому, что он умеет. В питере, как оказалось, даже дышится легче.