50 задач Антона Андреевича.

— Итак, Бондаренко, пока я лежу в долбанной больнице, ты с Шастуном расходиться вздумала? — чуть ли не кричит на меня Танька в трубке.       Я беззвучно, одними губами произношу "блядь". И это слово застывает в воздухе. Потому что, весь наш разговор можно охарактеризовать именно одним словом. Дёмина злится, ругается, потом несколько раз посылает Антона на хуй за всё хорошее. Но уже под конец как-то смягчается, чего я явно не ожидаю: — Может быть, ты поговоришь с ним? — Может быть, мне ещё с его бывшей женой познакомиться? — не упускаю момента съязвить. — Перестань выёбываться, Бондаренко, — вздыхает Танька, — я прошу от тебя сделать самое простое — поговорить. Не надо с его бывшей — блядь, как это странно звучит однако, — женой, становиться братанами и корешами. Тебе не нужно обмениваться с ней любезностями и... Бондаренко, иди в жопу, ясно? — Я уже в ней несколько дней нахожусь не вылазия, — устало отозвалась я, — почему мы в этой истории делаем виноватой только меня? — Нет, ну почему же только тебя? — хмыкает Танька. — Антоша тоже пиздец, конечно, устроил на пустом месте Санту-Барбару. К нему есть парочка вопросов. Но и к тебе тоже. Ты какого хера кольцами разбрасываешься? Хорошо, что просто на столик положила, а не швырнула, как в фильме. — Ну тут я согласна, перегнула, — я смотрю в окно, задумчиво разглядывая небо. — Чтоб, когда я отсюда вышла, вы с Антоном, окрылённые любовью, заглядывали друг другу в рот! Иначе всем втащу! — Хорошо, Танечка, только не нервничай!       Да и мы до этого момента друг другу в рот не смотрели, а потом как будем? Впрочем, а кого это волнует? Дёминой сейчас надо держаться от стрессовых ситуаций подальше, а она каким-то образом узнала про пиздец, который творится в её отсутствие. Серёжа бы точно не стал трепаться, он поэтому-то и делает вид, что всё хорошо, лишь бы не спалиться перед Танькой, при очередном его визите к ней. Дёмина, с недавних пор, стала каким-то сканером! За километр чувствует, что что-то не так.       Я решила не терять времени даром и прибраться в квартире у Нади. Она целый день будет занята делами в своей студии, а я уже постепенно превращаюсь в затворницу, которая иногда посещает пары и выносит мусор. Так сказать, не отхожу далеко от социума. На столе, на кухне, стояло несколько бутылок из-под вина, виски и коньяка. Я лениво оглядела эту картину, взяла мусорный пакет и начала разгребать стол.       Я наивно полагала, что все бутылки пустые, поэтому когда спокойно и без напряга, взяла самую последнюю, она с грохотом полетела на кафельный пол, разбиваясь вдребезги.       Только спокойствие. Спокойно. Это же просто бутылка. — Ну что же всё через жопу?! — я цыкнула, относя пакет к выходу и возвращаясь на кухню.       Большие осколки по-любому собирать вручную, а для мелких нужно найти савок и что-нибудь похожее на метёлку.              Сперва, я бродила по квартире в поисках, — отыскала только савок в кладовке. Ни метёлок, ни швабры — ни-че-го. Надя, конечно, руками планировала в савок сгребать мусор. Очевидно, так и задумывалось изначально. Я вернулась в кухню, встала на четвереньки, собирая видимые, большие части бывшей бутылки. У меня опять появилась свободная минутка, чтобы начать рассуждать о происходящем.       Итак, что мы имеем? Антон скрыл бывшую жену, с которой брак закончился спустя три месяца. Почему? Шастуну надоела такая жизнь? Или его жене? Как вообще странно совмещать в голове эти слова: Антон и жена. Ну да Бог с ним! Речь-то вообще не об этом. А о том, почему он решил дотянуть до последнего прежде, чем рассказать? Аргумент, что я пиздюшка (ну, интерпретируя его слова) и испугалась бы слов о бывшей жене, подумала бы лишнего и срулила от него в закат ещё в прошлом году — НЕ ПРИНИМАЕТСЯ.       Что это вообще за аргумент такой? — Ты маленькая девочка, могла подумать всякое? Я наверняка открою ему вторую Вселенную, если скажу, что я бы вообще ничего не подумала и не испугалась, и... Возможно бы! Меня смутил срок брака, который очень быстро подошёл к концу. Возможно бы, меня распирало от любопытства узнать причину развода. И, возможно бы... — Ну ёбаный ты шашлык! — я выругалась на сжатый в ладони осколок, бросая его обратно на пол. — Вот всё из-за тебя, Антон! Теперь я истекаю кровью! — я поднялась к раковине, пытаясь промыть рану. — Да куда ты всё течёшь?! Во мне, что, десять литров, что можно без остановки вытекать?! — было, наверное, странно ругаться на кровь?       Внезапный тошнотворный комок подступил к горлу, отчего я, естественно, опешила. — А это чё начинается?! — я выдернула руку из-под струи воды. — Так, уважаемый организм, у меня нет боязни крови! Не надо придумывать, пожалуйста!       Только вот, вместо того, чтобы продолжить промывать рану, перевязать её марлей, и продолжить прибираться — в глазах затанцевали чёрные пятнышки и меня качнуло в сторону.       Я закрыла краник, быстро плюхаясь на стул, закрыла глаза, лишь бы не видеть кровоточащую ладонь. И попыталась успокоиться. Только что-то не особо получалось! Начнём с того, что для меня это ненормальная реакция. Обычно мне всё равно. Пусть хоть фонтаном хлещет, водопадом течёт или ещё как-то. Нащупав на столе телефон, я набрала сообщение Наде.

Вы:

Надь, я тут немножко кровью истекаю. У тебя где аптечка?

Наденька: В смысле, кровью истекаешь?! Ты чё там, выпилиться решила и резко передумала?!

Вы:

Хаха. Очень смешно!

Ну так, где?

Наденька: В спальне, в комоде у окна. Тебя одну оставить вообще нельзя! Ау! Даш?! Ты умерла? Ответь! Ауууууууу       Только я уже была занята поиском аптечки. Состояние было не самое хорошее. И я нервничала из-за того, что ничего не могу сделать, потому что такая реакция впервые. Отыскав в комоде аптечку, я нашла перекись и марлю. Одной рукой, конечно, тяжело себе оказывать первую помощь. Но я справилась. Правда, кофту теперь не отстирать. И выглядит она так, будто поучаствовала в жёсткой резне бензопилой.       Я села на диване в гостиной, закрыла глаза, делая несколько глубоких вдохов и выдохов. Вроде бы, становилось полегче. Но мутноватое состояние не покидало. Поэтому я не стала рисковать и двигаться, во избежании каких-нибудь неожиданных вещей.       Где-то через час в квартиру застучали так сильно, что мне на секунду показалось будто сейчас сюда ворвутся десять незнакомых людей... И я не буду дальше развивать эту тему. И что-то там они сделают. С кровью вытек мозг. Всё нормально. На ватных ногах я дошла до двери, посмотрела в глазок и дёрнулась назад. — Ну что за цыганские фокусы, — захныкала, — иди на хуй, Антон, я не хочу с тобой общаться сейчас...       Из комнаты донёсся звук звонящего телефона, и я поняла, что всё это время не отвечала Наде, а она — бедная — подумала, что я тут померла и мне нужна помощь. Но только помощь в виде Шастуна меня не интересует. — Я не открою, Антон! — крикнула через дверь. — Почему?! — раздался голос Шастуна. — Потому! — Ты думаешь, что самая умная? — Ты охуе.., — я запнулась, когда в замок сунули ключ и открыли дверь. — Ты охуел?! — уже совсем уверенно вопросила я. — Я орать буду, уходи. — Не веди себя, как ребёнок, — закатил глаза Антон. — Я не пойму, а ты почему выёбываешься? — я отошла назад, поджимая губы. — А я не пойму, почему ты материшься? — включил в себе "папочку", и проговорил именно в таком тоне, как в детстве со мной разговаривал отец, когда я косячила. — Что тебя смущает? — Давай ещё скажи, что мы друг другу никто, и поэтому я не могу тебе ничего говорить, — захлопывая за собой дверь, произнёс Антон. — Я так не скажу, — хмыкнула я, — ключ откуда? — Ну и славно! А ключ Надя дала, я всё предугадал заранее. — он уверено подошёл ко мне и посмотрел на наспех забинтованную ладонь. — И чё ты делала? — Резалась от переполняющих меня чувств, — съязвила. — Бондаренко, не начинай, — закатил глаза, — я тебя по-русски спрашиваю: что ты делала? — голос зазвучал жёстче, требовательнее. — А я по-русски отвечаю, Антон Андреич. — Почему, когда мы не рядом, ты начинаешь совать свои руки везде?! То под нож засунула палец в прошлом году, то за каким-то хуем перетаскивала мебель, и о Боже, какая неожиданность — потянула запястье! Теперь ладонь порезала. Тебя вообще одну оставить нельзя? — Стоп, стоп! — я замахала руками в знак протеста. — Ты какого, я стесняюсь спросить, хуя, ведёшь себя так, будто у нас всё хорошо? — Ты хочешь наорать на меня? Можешь сделать это. Избить? Пожалуйста, я даже не буду сопротивляться. Хочешь послать меня на хуй — хоть десять раз это сделай. — А, да? Правда? Спасибо за позволение, Антон Андреич, будто бы я без вашего "разрешаю" не наорала, не избила и не послала нахуй, — хмыкнула, — всё, иди давай, откуда пришёл! — Будто бы я послушаю, — вешая куртку на крючок и проходя мимо меня в гостиную, заявил Шастун. — Ты прикалываешься? — я продолжила стоять в коридорчике, соединяющем прихожую и гостиную. — Нет, я абсолютно серьёзно, — пожал плечами Антон, — сядь и позволь мне нормально перевязать руку... — Не сяду и не позволю! — Я ещё хотел сказать "и перестань, блядь, упрямиться", но ты не дала. — Антон, со мной всё хорошо!       И почему-то именно в этот момент, у меня в глазах стало стремительно темнеть. Хотелось заплакать. И не из-за того, что я не понимаю, что со мной. А потому, что именно в присутствии Антона, мой организм решил, что пора умирать. Я глубоко выдохнула, опираясь ладонью о стену: — Бля, если ты сейчас ко мне подойдёшь, то я отвечаю: наплюю, что мне плохо и втащу тебе. — Я даже не дёрнулся, — нагло соврал Антон.       Ну да, у меня же глаза на жопе и я ничего не вижу. Ладно. Хорошо.       Я плюхнулась в кресло, открывая глаза и сталкиваясь с внимательным взглядом Антона: — Что? — Хочешь поговорим? — О чём? О твоей бывшей жене? Давай. Может ещё фотку её покажешь?! Или нет! Нет! Ваши совместные, чтоб я тут расплылась от умиления.       И нет, у меня не открылось второе дыхание. Мне по-прежнему было херово, но я нашла в себе силы, чтобы произнести то, что сказала. И я нисколько не жалею об этом. — Блядь, Бондаренко! — он повысил голос. — Что ты меня теперь ревновать будешь к тому, с кем меня уже ничего не связывает? К моему прошлому? — Нет, ну почему же к прошлому, — задумалась я, — в свете последних событий, оно не такое уж и "прошлое", скорее — свежее, настоящее. — Даша. — Хорошо, — я сложила ногу на ногу, поудобнее устраиваясь, — я задаю тебе вопрос — ты отвечаешь. И только попробуй сказать, что какую-то тему ты не хочешь поднимать. — Задавай, — абсолютно спокойно ответил Антон. — Как долго вы были вместе, не считая этого скорострельного брака? — вопросила я. — Три года. — Сколько?! — я выпала.       Охуеть. — Хорошо, я могу врать тебе, если ты будешь шокирована от всего, что я скажу. — Иди ты на хуй, Антон, — не выдержала я.       Ну сдали нервы, что теперь поделаешь? — Мне уже стоит начать считать, сколько раз ты пошлёшь меня? — с грустной усмешкой вопросил Шастун. — Да, начинай, — я прокашлялась.       Три. Блядь. Года. Символично, что брак закончился спустя три месяца. — Где познакомились? — День рождения Серёжи, — отрапортовал Антон. — Сколько ей лет? — Двадцать семь. — Вы сразу начали жить вместе? — ладонь кольнула. — Да. — Почему? — глупый вопрос, но я сегодня потеряла связь с мозгом. — Так получилось, — пожал плечами Антон, — слишком быстро завертелось.       Завертелось у него. Понятно. — Когда сделал предложение? — конечно, мне было как-то так странно об этом обо всём спрашивать. И даже неприятно. Уколы ревности слишком сильные. А я как маленькая девочка, которая не хочет никого ни с кем делить. Моё. И больше ничье. У этого ведь название есть, да? Собственничество. Ну вот, я — собственник. — Спустя два года. — Почему разошлись?       Самый главный вопрос. — Тотальный контроль с её стороны и с моей, — отозвался Антон. — Это как? — Это так, Бондаренко, когда ты проверяешь телефон, мониторишь с кем общается, контролируешь, чтобы в окружении было меньше людей противоположного пола, это когда мозг повёрнут ни в ту сторону. Когда заключаешь человека в золотую клетку: любовь, забота, внимание и поддержка — всё это ты даёшь, но с этим граничит ужасная ревность и желание превратить своего партнёра в очень удобного для себя человека, подстроить под себя.       Я только переосмысливала всё, что услышала. Молча кивнула головой, желая погрузиться в себя, но Антон не дал: — Но потом мы перевернули всё с ног на голову: вместо контроля — свобода. Вместо нормальных отношений — иди и трахайся с кем хочешь. — Значит, что ты переспал с кем-то, когда был женат? — Я же обещал тебе не врать, — кивнул, — и в святые не заделывался. Так что, да, такое было. — А она? — И она. Никто не захотел бороться за эти гиблые отношения. — А если бы можно было исправить? — вырвалось случайно у меня. — Что, Бондаренко? Что исправлять? — Антон вскинул брови. — Эта история закончилась не вчера и не неделю назад — это первое. Второе — исправлять нечего. Третье — у меня есть ты, зачем мне думать о спасении прошлых отношений? Мне бы тебя не потерять.       Иди на хуй, Антон, со своими сопливыми словами! Потому что, я сейчас уже готова рассопливиться, разрыдаться и впасть в истерику. — Почему ты не сказал сразу? — я опустила взгляд, рассматривая пол. — Не знаю, — замялся Шастун, — я испугался. — Чего? — Не знаю. — Вот именно, Антон, что ты не знаешь, — я вздохнула, — и когда бы ты признался, если бы не появление твоей бывшей жёнушки на горизонте? Или ты планировал скрывать до последнего? — Я хотел тебе сказать, но не знал как, — голос зазвучал как-то обречённо и грустно, будто он загнал себя в угол и ничего не может сделать, — ну и вот к чему это привело. — Точно детей нет? Я не охуею однажды вечером или утром? — Нет, — мы столкнулись взглядами: — Я раньше о них и не думал, соответственно и быть их не может. — Ну мало ли, — пожала я плечами.       Он полез в карман джинсов и достал оттуда моё кольцо, кладя на столик: — Не раскидывайся такими важными вещами. То, что мы сейчас переживаем не самый лучший период, это не повод скорее сдирать кольцо с пальца. — Я подумаю, — я вновь перевела взгляд на Антона, — перевяжешь? — он сразу как-то так оживился, а я поспешила эту радость присечь: — Я ещё злюсь и не готова лететь в твои объятия, влюблённо смотря в рот. — Влюблённо смотря в рот? — выделяя каждое слово, вопросил мужчина. — Потом объясню, если помиримся, — отмахнулась, — лечи давай, раз пришёл.

***

— Надь, я не поеду с тобой никуда, — воспротивилась я, — ты естественно позвала Антона, будешь пытаться нас соединить, как пазл. Не хочу! — У тебя весь мир крутится вокруг Антона? — цыкнула Надя. — Я зову тебя просто вдвоём отдохнуть! — Без лиц мужского пола? — Без лиц мужского пола. — Ну, ладно.       С Антоном мы общались по минимуму, только во время учёбы. Но я понимала, что лёд в моём сердце постепенно тает. И рано или поздно, я полечу в объятия, влюблённо смотря в рот. Вот так и будет. Но уж точно не сегодня и не завтра.       Надя выбрала какой-то оздоровительный курс, какой-то санаторий, обещая, что меня ждут самые лучшие два дня в моей жизни. И грязевая ванна, и лечебное плавание (наверное, так это называется), и массаж какой-то, да ещё столовая с вкусной едой. Короче, уезжай хоть навсегда. Накормят и вылечат.       Путь был недолгий. Нас поселили в соседние номера, я дёрнулась, когда за стеной что-то с грохотом упало. И это не у Нади. Потом послышался вполне себе знакомый голос, но я этому не придала значения, разбирая вещи. Мы собирались пойти на массаж. Я переоделась в лёгкую пижаму с облаками в виде членов. (да, и такие вещи у меня есть, ну и что вы мне сделаете?)       Вышла из номера, вздрогнула от неожиданного столкновения с кем-то. Потом пара секунд молчаливых взглядов. И тут не выдержала я: — Попов, ты хули тут забыл? — Я? — он замялся. — Да... ничего? — Надя пиздаболка, — я цыкнула. — Ого, так ты тут не одна?! — слишком плохо играя, вопросил Арсений. — Нет, со мной ещё четыре мужика, мы сейчас устроим оргию в бассейне, — вырвалось само. — Арс, я... — Ну кто бы сомневался, — я скуксилась, всхлипывая, — Шастун, мать твою... — Подожди, у тебя на пижаме члены? — разглядывая меня, вопросил Попов. — Да, Арсений, у меня пиздецкий недотрах, поэтому я себе специально накупила вещей с членами, чтоб хоть где-то они были, — махнула я рукой, в этот момент из соседнего номера вышла Надя, также натурально разыгрывая удивление от неожиданной встречи. — Мы на массаж, — Морозова поглядела мне за спину. — Какое совпадение! — обрадовался Арсений. — И мы тоже. — Подожди, у тебя пижама с членами? — Надя вскинула брови, смотря на меня, а я только сделала глубокий вдох: — У вас с Арсением так мысли схожи, вы не пробовали быть вместе?       И потопала прочь от этой троицы. — Даш, нам в другую сторону, — окликнула Надя, — тут же две лестницы...       Я захныкала ещё больше. — Ой, Дашенька, я так хочу с Арсением на массаж, ты же не обидишься? — Морозова захлопала ресницами, а я пыталась собрать остатки самообладания и не убежать с криками, как маленький ребёнок. — Да, Надь, раз ты его так сильно хочешь рядом, пожалуйста. — А ты с Антоном, да? — Хуй на, Надь, — я фыркнула, — заставляете меня использовать нецензурную лексику!       Арсений быстро понял суть, поэтому уже при входе в затемнённое помещение, разделил нас с Надей, подцепляя её под локоток и уводя. — Я не виноват, честно, — сдерживая смешок, ответил Антон. — Не смейся, — я пригрозила пальцем, — вообще не смешно! Я злюсь!       Шастун прикрыл рот ладонью, потому что весело ведь, когда тебе угрожает человек в пижаме с членами!       Играла успокаивающая музыка, пахло чем-то приятным, а мне делали массаж, от которого хотелось спать. Не знаю, на какие мне там точки надавили, но мне было так хорошо. И так умиротворённо я себя чувствовала, будто попала в другой мир. — Да-аш, — тихо позвал Антон. — Чего? — я продолжила лежать с закрытыми глазами. — А я тебя люблю. — Уважаемый или уважаемая, кто там ему делает массаж — придушите его немножко. Спасибо! — расслабленно попросила я. — Ни при посторонних будет сказано про придушить, но... — Шастун, заткнись. — Придушить те... — Извращенец, — не дала договорить. — Ты обижаешься ещё? — Да, — я приоткрыла глаза, сталкиваясь со взглядом Антона, — не мешай мне ловить удовольствие, пожалуйста. Про любовь погово...а-ах, потом! — Что-что? — усмехнулся. — Потом, Антон, — я отвернулась от него.       После сеанса массажа я себя чувствовала так хорошо, что невозможно было описать словами. Потом нам положили какую-то маску на лицо, с которой нужно было сидеть двадцать минут, и оставили наедине с Антоном. — Бондаренко, — опять начинается! — А? — чуть ли не промычала я в ответ. — Пойдём на гирудотерапию? — Это ещё что такое? — я повернулась к Шастуну. — Пиявки кровь сосут. — Сейчас посос... — я прокашлялась. — Что? — с усмешкой спросил Антон.       Я закатила глаза, отворачиваясь. То придушивание, то сосут. Мне это уже не нравится!!!

***

— Привет, ребятушки! — к нам за стол подсела какая-то пожилая пара.       Они были такие активные, улыбчивые, что я поневоле улыбнулась им в ответ. — Здравствуйте, — чуть ли не хором сказали мы.       Мы уже ужинали. Первый день нахождения здесь подходил к концу. И я не хотела отсюда уезжать. Готова лежать в грязевых ваннах и ходить на массаж каждый день! Можно даже несколько раз в сутки! — Как вам тут? Нравится? — спросила женщина, улыбаясь. — Да, очень! — кивнула я. — Мы с мужем каждый год ездим сюда, развеяться, отдохнуть, — она с каким-то теплом смотрит на мужчину, сидящего рядом, а тот улыбается ей в ответ.       Мой телефон пиликает, я тыкаю на экран, чтобы прочитать сообщение. Антон Андреич: Это можем быть мы в будущем, если ты меня простишь. (тут должен быть смайлик кота, который посылает воздушный поцелуй, но я не стал его искать)       Я поднимаю взгляд на Антона, тот улыбается, а я только закатываю глаза.       Нет, нельзя раскисать! Хотя внутри улыбаюсь в ответ. Отставить сопли! — А вы давно вместе? — внезапно спрашивает Надя.       Ну вот, включила в себе любительницу послушать чужие любовные истории. Но я и не против. Это всегда интересно. — Ребятушки, мы уже сорок лет вместе, душа в душу, — отвечает мужчина, сжимая ладонь жены. — Ого! — неподдельно удивляется сестра. — Это очень классно! Столько времени... А ссоры? Бывали? — Было всякое, — кивнула светловолосая женщина, — и обижались друг на друга, и ругались, но никогда не расставались. Вот так в рифму получилось, — она засмеялась. — Неужели ни разу не разбегались? — вопросил Арсений; а я только молча жевала кусочек огурца. — Нет, — закачал головой мужчина, — никогда. И вы, дети, никогда от своего любимого или любимой не уходите во время ссоры. Да, молодость, сам помню каким был импульсивным и вспыльчивым. Но любовь — это не про гордость и не про показ характера.       Я подавилась огурцом, а Надя любезно похлопала меня по спине. — А вы, ребятушки, вместе? — мужчина обратился к Попову и Морозовой. — Мы... — начала Надя. — Да, — перебил Арсений, — вместе.       Я чуть наклонилась вперёд, смотря на Попова. Вот так заявление! Вместе. Надя, впрочем, тоже офигевает. — Не обижайте друг друга, — женщина улыбнулась, — берегите и любите. Не ищите повода, чтобы сказать, что любите, говорите, если душа просит. А то иногда бывает поздно.       Тут уже подавилась Надя, а Арсений похлопал её по спине. — Ну а вы, молодые люди? — мужчина посмотрел на меня и перевёл взгляд на Антона. — А мы поссорились, — с деловитым видом сказал Антон, — и разбежались.       Шастун, ты чего творишь?! — Виноват он, я просто обиделась и ушла, — я посмотрела на Антона; не хватало ещё показать ему язык и показательно скрестить руки на груди, отворачиваясь. — Но уже простила, раз сидишь с ним за одним столом? — как-то так хитро улыбнулась женщина.       Антон сидел с довольной улыбкой, а я только пожала плечами. — Не тратьте время зря, любите пока человек есть и пока он рядом, — мужчина как-то по-отцовски похлопал меня по ладони, — что этот негодник сделал? — я едва сдержала улыбку. — Скрыл существование бывшей жены от меня! — Ты её любишь? — тихонько спросила светловолосая женщина у Антона.       Нет. Нет. Нет. Остановитесь!!! — Очень, — кивнул Антон, — мириться совсем не хочет! Не знаю уже, что сделать.       Я склонила голову набок, недовольно смотря на Антона. — Миритесь сейчас же!       Надя хихикнула, прикрывая рот рукой, смотря на моё недовольное и скуксившееся лицо.       Антон протянул мизинчик, а я надула губы. — Не дуйся на мальчика, он хороший, я вижу, — по-доброму улыбнулась женщина.       Мальчик. Ага. Хороший. Ага.       Я зацепила его мизинчик своим, продолжая дуть губы, как маленький ребёнок.

***

— Никуда я с тобой не пойду, — я вцепилась в перила. — Мы только что помирились! — удивлённо посмотрел на меня Антон. — Нет! — я закачала головой. — Я сделала это, чтобы не обижать этих замечательных людей. — Какой ужас, Даша! Как ты могла обмануть эту милую пару? — закачал головой Шастун. — Ты вообще-то мог сказать, что у нас любовь великая, а не развивать эту тему! — снова недовольно скуксилась. — Так у нас итак великая любовь, только ты обиделась, — закатил глаза Антон, — ну что, мне тебя насильно тащить? — Какое насилие?! Ты что? — я открыла рот от удивления.       По лестнице поднимались какие-то люди, а тут картина маслом: я стою, вцепившись в перила, и Антон, который пытается меня от этой перилы отнять! — У нас всё в порядке, — заверил Антон, — это нормально! Бондаренко. — Я не пойду с тобой в один номер, — я пнула воздух, — я не хочу поддаваться на это твоё обаяние! — Ты хочешь меня пнуть? — Ты сам сказал, что я могу тебя избить, если захочу. Уже передумал? — Избивай, но подальше от людских глаз. — Чтоб ты меня потом там поцеловал? Или сексы свои предложил?! Нет, нет, я на эту провокацию не поддамся. У-хо-ди! — я снова пнула воздух. — О Господи, за что мне это? — он поднял взгляд, посмотрел куда-то в потолок, а потом очень уверенно спустился на две ступеньки ко мне, подцепляя за талию и пытаясь оттянуть от перилы: — Я сейчас закричу! — Я тебя поцелую. — На-а-а-адя! — крикнула я. — Отцепись ты от этой перилы! Я хочу просто поговорить с тобой! — он продолжил держать меня одной рукой, другой легонько стукая по моим ладошкам. — Ты чё, избивать меня вздумал?! — возмутилась я. — На-а... — мне закрыли рот ладонью и теперь я могла только мычать или пытаться сказать что-то нечленораздельное. — Яукушутебясейчас! — промямлила в ладонь. — Что, что? — он продолжил тащить меня, пока я дёргала ногами.       Но кроме, как клацнуть зубами, ничего не получилось. Мне закрыли рот очень плотно, что я могла только напускать слюней. И не больше. Тащили меня туда, куда я не хотела. Потому что, знаю я эти схемы. Я проиграю. Пиздец.       Он затолкал меня в номер и закрыл дверь на ключ, я отошла назад, скрещивая руки на груди: — Чё хочешь? — Я бы сказал, что тебя, но мы же просто поговорить пришли! — Антон прошёл следом, спокойно плюхаясь на кровать и вытягивая ноги. — Можешь даже не пытаться сбежать. Пока мы не помиримся, я не выпущу тебя отсюда. — Тебе в понедельник на работу. — А тебе на учёбу. Ещё аргументы? — Мы поедем в разных автобусах и автомобилях, ясно? — хмыкнула я. — Тогда мне придётся использовать наручники и приковать тебя к себе. — Господи, извращенец, — перекрестилась я, — почему бы просто не использовать их по назначению? — Что? — Что? — я прикрыла рот рукой. — Что по назначению использовать? — Ничего, — закачала головой, — и вообще, не слушай, что я говорю.       Я уселась на подоконник, прислоняясь лопатками к холодному стеклу, замотала ногами. — Сколько будешь дуться? — вопросил Антон. — Сколько захочу, — отозвалась я. — Я тебе всё рассказал, больше мне скрывать нечего, — Шастун очень внимательно смотрел на меня с кровати, — то, что я был в свободных отношениях — ты знаешь. Я тебе об этом говорил. Твоя любимая тема — дети. Их у меня нет. Я могу тебе об этом напоминать каждый день. Друзей всех знаешь, есть ещё друг детства, но мы с ним мало общаемся, я тебя с удовольствием с ним познакомлю, если захочешь. — Хорошо. — Прости меня, пожалуйста.       Я хотела ответить, но в этот момент выключился свет, и я невольно дёрнулась от неожиданности. — Что за цыганские фокусы? — я продолжила сидеть на месте, но ногами не мотала. — Это ты что-нибудь придумал? — Да, Бондаренко, во всём санатории приказал вырубить свет, — он внезапно оказался рядом, отчего я ещё больше опешила, — видишь как темно за окном? Это не только у нас.       Я обернулась, смотря на территорию санатория, что была погружена во тьму. За дверью чей-то голос оповестил, что подача электроэнергии возобновится в течение пары часов, поэтому мы можем не переживать. Я снова прислонилась лопатками к холодному стеклу, внезапно встречаясь со взглядом Антона в полумраке. А за спиной красивая луна на небе... — Прости, — он оставил влажный поцелуй на моём запястье, поцеловал каждый пальчик, — ну совсем дурак, прости.       Бляяяяядь, прекращай. Не надо. Остановисьпродолжай. — Не хочу, — полушёпотом ответила я, — не буду. — Пожалуйста, — он как-то по-хозяйски, резко раздвинул мои ноги, вставая между и наклоняясь чуть вперёд, ко мне, — я готов умолять.       А можно подачу электроэнергии СЕЙЧАС?! — Будешь потом думать, что я легко всё прощу тебе, — я прижалась затылком к стеклу, но понимала, что уже ничего неизбежно. — Я больше не буду косячить, — лёгкое, словно пёрышко, прикосновение его пальцев я ощущаю в области запястья, он ведёт вверх, останавливаясь на шее, чуть сжимая, отчего дыхание спирает на секунду. — Откуда я могу знать? — Готов поклясться, — он накрывает мои губы своими, но я, конечно же, не отвечаю на поцелуй.       Я тут, прошу прощения, обижаюсь вообще-то. — Ты же не удушишь меня за то, что я не хочу с тобой целоваться? — невинно улыбаюсь я. — В нашей семье насилие только по обоюдному согласию. — Так мы всё-таки семья? — Не радуйся раньше времени, — я пододвигаюсь вперёд в надежде, что смогу спокойно спрыгнуть с подоконника... куда я собралась интересно? На кровать, наверное. Меня же там точно никто не соблазнит. Нет, точно нет.       Фатальная ошибка.       Антон кладёт ладони на мои бёдра, сжимает, наклоняется к шее. Тёплое дыхание опаляет, заставляя всё тело покрыться мурашками. — Прекращай, — я дёргаюсь, — мы же хотели поговорить. — И мы продолжим разговаривать, — даже в полумраке я различаю эту ухмылку, эти блестящие, довольные глаза, что без стыда смотрят в мои. — У нас ничего не будет. — Только безобидный поцелуй, обещаю.       Ну так-то, просто поцелуй.       Я поддаюсь этому соблазну. Накрывая его губы своими. Поочерёдно целуя верхнюю и нижнюю губу. Безобидный поцелуй превращается в небезобидный, когда Антон забирает мою роль на себя и углубляет поцелуй, ласкает, покусывает, играется. Переходит с поцелуями на шею, пока я облизываю губы, ощущая металлический вкус на кончике языка.       От тёплого дыхания, от лёгких, — а местами — требовательных поцелуев, внизу всё приятно ноет, хочется как кошечке извиваться, ластиться, траться, но я одёргиваю саму себя, вспоминая, что договор был на безобидный поцелуй. — А...нтон, — получается рвано, со стоном, — безобидный поцелуй закончился.

***

— Антон, ну это пиздец, я если в следующий раз буду обижаться, то на всякий случай уеду от тебя в Сибирь! — я едва ли не скатилась утром с кровати. — У нас не было секса, — сонно промямлил мужчина. — Я не бухала, чтобы не помнить, — я закатила глаза, — как я вообще согласилась уснуть здесь? — Ну вот видишь, ты не всё помнишь, — усмехнулся Антон. — Растлитель и соблазнитель! — я направилась к выходу из номера. — Всё по обоюдному согласию, моя дорогая.