Потерянные слёзы

— Извини… что тебе пришлось взять на себя обиды мира. Царица переводит взгляд с украшенного перламутром окна, из которого она едва могла видеть оживленные улицы Каэнри’ах, на своего наставника. Он выглядит так, как будто наблюдал за ней некоторое время, даже до того, как заговорил, с довольной улыбкой на лице. Она чувствует, как ее лицо горит, захваченное мыслями, и она прочищает горло. — Что вы имеете в виду, наставник? — Царица, дорогая, пожалуйста. — О! Правильно, извините… Кэйя. Он приятно смеется, и звук эхом разносится по гостиной его причудливой квартиры, отражаясь от обсидиановых стен. — Все в порядке. Что касается того, что я имею в виду… как там Снежная? — Царица наклоняет голову. — Процветает так же, как и тогда, когда правили вы. Я только что закончила подготовку к созданию новой организации… почему вы спрашиваете? Оцелл делает паузу, чтобы подобрать слова, играя с лунным цветком. Его прикосновения легки, как перышко, подушечки его пальцев едва касаются лепестков. Он рассказал Царице о том, как ему понравились цветы Каэнри’ах. Он очень привязался к этому улью смертных, думает она, когда Оцелл поворачивается к ней. — Ну, честно говоря, Сердце Бога, что я тебе дал, дает тебе силу, место среди Богов и, в качестве забавного дополнения, целый мир стресса. Этот старый мир… здесь не место для таких, как ты. Тем не менее, в тебе нет ничего, кроме упорства, сколько бы лет ни прошло с тех пор, как я передал бразды правления в твои руки, строя новый мир практически из ничего. Я горжусь тобой, Царица. Богиня покраснела, ее подбородок опустился к шее, когда она покачала головой. — Ох, я почти ничего не сделала. Прошло всего триста лет. Я сделаю гораздо больше, чтобы сохранить наследие, которое вы мне доверили. Я оправдаю ваши ожидания, наставник. — О, дорогая моя, — воркует Оцелл, пересекая комнату, чтобы встать на колени перед Царицей и положить руку на ее руку, лежащую у нее на коленях. — Ты уже превзошла их. Ты прошла метель моего испытания, — Царица осмеливается вцепиться в его хватку, обхватывая его руку своими, и Оцелл снова смеётся. Царица поднимает руки ко лбу, плотно закрыв глаза. — Спасибо, Кэйя. — Поскольку ты смогла выдержать мой сильный холод, у тебя, должно быть, есть желание сгореть. Она опускает их руки. — Сгореть? Я не понимаю, — Оцелл улыбается ей и, как будто это самая простая вещь в мире, кладет щеку ей на колени. Царица колеблется, прежде чем нежно провести рукой по потоку цвета индиго, который каскадом стекает по ее бедрам на кварцевый пол. Оцелл напевает, чувствуя, как его гладять по волосам, говоря, не двигаясь. — Однажды ты сказала мне, что до того, как мы встретились, твоя семья продавала древесный уголь и дрова, припасы для разжигания костров, когда наступит зима, — Царица делает паузу, прежде чем вернуться к к перебиранию волос своего наставника, на ее лице появляется нежная улыбка, вспоминая древние ночи, когда не было ничего, кроме тепла. — Да. Люди, скажем, что у них есть… они сказали, что у нас есть высококачественный материал, который может быстро сгорать, но при этом давать сильное пламя. Оцелл садится и берет ее за руки, потирая на них круги, когда смотрит на нее, знакомый блеск в его глазах. — Тогда сожги старый мир для меня.

***

Так же нежно, как он касался лепестков лунного цветка, Кэйя провел кончиками пальцев по стеклянной крышке гроба. Глядя на тело Оцелла, Кэйе хочется смеяться, рыдать и блевать одновременно. Вместо этого он берет Крио Сердце Бога с того места, где он лежит на крышке. То громко гудит в его руке, как будто радо снова увидеть его, как будто скучало по нему. Он обнаруживает, что смеется, зная, что это связано с Царицей и ее эмоциями. Сама Царица стоит в дверях, наблюдая за Кэйей глазами цвета снежной бури. После неловкого соревнования в гляделки, в котором ни один из них не разговаривал друг с другом на морозе в тронном зале довольно долгое время, она молча встала и взяла руку Кэйи в свою, даже не потрудившись оценить его реакцию. Она привела его в эту темную маленькую комнату, где хранила его оригинальный сосуд, и рассказала, что именно намеревалась сделать с Сердцами Бога. — Кто сказал, что их сбор оживит его? — Доверенные советники, мудрецы богов. С того момента, как мне стало известно о вашем… дальнейшем существовании, все они были схвачены и четвертованы. — Это немного жестоко для тебя. Царица приблизилась к нему, ярость проявлялась в каждом ее шаге. — Разве? Как много вы знаете обо мне? Я могла бы измениться миллион разными способами за столетия, но вы так и не удосужились вернуться ко мне. Кэйя прищурился, откинувшись на гроб, не потрудившись поднять Сердца Бога, когда те свалилсь на пол. Мороз начинает превращаться в слой льда, покрывающий крышку гроба, скрывая тело Оцелла. — Не могу поверить, что ты делаешь это сейчас. Послушай, не я тот, кто создал организацию, чтобы вести войну на всем континенте… — Эта организация не существовала бы, если бы я знала, что вы живы! Все, чего я хотела, это вернуть вас, но вы просто вальсировали вокруг, пока я сотни лет страдала! Кэйя недоверчиво рассмеялся. Мороз пробирается к окну, и стекло начало трескаться от холода. — Ты хочешь поговорить об агонии? Ты разрушила мой дом, ты и этот плавучий остров маньяков. Царица издала разочарованный крик, не желая говорить о Каэнри’ах, но и не желая смягчаться; лед вокруг нее вздымался сталагмитами. — Я не хотела! Я никогда не хотела ничего из этого! Я просто хотела остаться с вами, чтобы все было так, каким было раньше… — Тогда ты дура, если думаешь, что мы могли бы остаться такими. Как и я. Царица начала рыдать, но отказалась отворачиваться, глядя на Кэйю мокрыми от слез глазами. Кэйя встал, снова раскачивая гроб. Он удивлен тем, сколько эмоций он испытывает. У каждого в Каэнри’ах были свои увлечения и цели. У этих людей были стремления. У Кэйи их не было, но он выжил. Окно трескается еще немного больше. — Царица, ты сказала, что меня пощадят. Почему в тот момент Селестии было бы не наплевать на меня? Почему я должен иметь значение больше, чем тысячи жизней, потерянных в этой катастрофе? — она качает головой, густые слезы текут по ее щекам, руки в перчатках хватаются за плечи. — Ответь мне! — Кэйя смотрит, как она падает на пол, задыхаясь от собственного голоса, хватая ртом тусклый, морозный воздух. Когда у нее перехватывает дыхание, руки бесполезно падают на колени, для того, чтобы уклониться от его вопросов. — Я бы защищала вас до последнего вздоха. — Это еще один способ сказать, что Селестии все равно. Они не знали, верно? — Мне было все равно. — Они бы подумали, что ты укрывала смертного. Они бы поступили с тобой и со мной так же, как с Каэнри’ах. — Мне было все равно. Я любила вас. Откуда-то спереди доносится шорох, и среди холода тепло окутывает руки Царицы. Кэйя держит их между своими, молчит, несмотря на бурю мыслей внутри него, умоляющих быть озвученными. Она поднимает голову и наклоняется вперед, чтобы положить ее ему на плечо. Он не реагирует. Их личная снежная буря образуется вокруг них, как погребальный саван.