Невесты неба

      1. ДВОРЕЦ СТАТУЙ       Солнце поднялось над крышами Нижнего города, забралось в самые высокие дома, засверкало металлом в илистых волнах Краевой реки и позолотило ряды статуй и края оконных проёмов на юго-восточной стене дворца. Кабинеты советников и поверенных пока ещё лежали в тени, однако солнечные лучи вот-вот грозили брызнуть в окна. В коридорах стоял запах традиционного утреннего чая, который, как здесь считалось, проясняет умы и обостряет мысли.       Такая чушь. Надо меньше предаваться возлияниям накануне вечером, и голова ржаветь не станет.       Схизиус поёрзал в кресле из отстойного дерева и взял со стола большие очки из тёмного стекла, лежащие возле остывшего чайника. Тридцать семь лет прошло с тех пор, как он перебрался в Нижний город, но ему, крошке вэйфу-древолазу, так и не удалось привыкнуть к яркому свету. Обыкновенно смога заводов и фабрик хватало, чтобы превратить солнечный диск в блёклое пятно, едва различимое в угрюмой мгле, но в такие вот ясные и ветреные дни марево практически рассеивалось, и тогда переселенцам из Ночных лесов приходилось несладко. Хвала Истоку, в мире есть Санктафракс и его хитромудрые небеснокаменные учёные, наизобретавшие в меру бесполезных диковин. Тёмное защитное стекло для линз их знаменитой обсерватории послужило прекрасной основой для очков, помогающих укрыть глаза от вездесущего блеска.       Ах, Нижний город и Санктафракс. Когда-то он, восхищённый рассказами стариков, оставил родной дом и отправился на поиски этого чудесного места, но нашёл вместо сказки вонючую клоаку, населённую суеверными неудачниками и алчными подонками, которые ничего не слышат дальше своего уха и совершенно не умеют управлять мыслями. Но возвращаться назад не стоило выеденного яйца, пришлось искать себя здесь.       Конечно, вэйфы-древолазы не самые могущественные слухачи. Им далеко до ночных и тем более водных вэйфов, способных простирать мысли за многие мили от дома. Для древолазов препятствием были и толстые стены, и гулкий металл, и даже просто расстояние более пятнадцати шагов. Зато они с лихвой искупали это умением внушать. Даже серые и призрачные вэйфы со своим навязыванием воли им в подмётки не годились. О, как сладко — подобраться к жертве как можно ближе, слившись со стволом ночецвета или держилистника, и заставить делать всё, что вздумается. Хоть лапками дрыгать, хоть самой себе глотку порвать.       Схизиус усмехнулся себе под нос. Он мог бы стать идеальным шпионом и убийцей, как большинство вэйфов Нижнего города, мог бы превратиться в тайного мастера-кукловода и даже в итоге подчинить оба города — это же так просто, управлять. Но власть его не интересовала. Вершить собственную волю в меру испорченности, командовать парадом тщеславия — удел вырожденцев и напыщенных дураков вроде Зинтакса и Подлиниуса. Нет… Истинную силу имеет только тот, кто знает всё про всех и просчитывает события на десяток шагов вперёд. Никогда нельзя забывать — нет ничего вечного и ничего стопроцентно надёжного. Погода меняется. В Крае всё не такое, каким кажется. Кто предупреждён, тот вооружён. Главное, вовремя занять правильную сторону.       На данный момент сторон у него было три.       Первая — так сказать, официальная, поверенный по особым делам у Сименона Зинтакса. Поверенный по особым делам!.. Нет ничего более туманного и абстрактного. В случае Схизиуса под этим титулом подразумевались сбор информации от уличных шпионов, фильтрация слухов, обстряпывание делишек, которые невозможно доверить бумаге, и деликатное молчание в присутствии посторонних. Местечко тёплое и весьма непыльное. Работа на Зинтакса обеспечивала всем необходимым, от связей до относительной тишины, и тут Схизиуса всё устраивало.       Вторая — давнее и с виду безобидное хобби нескольких денежных мешков из Лиг, известное в узких кругах как «этот ненормальный кружок придурков». Они строили из себя меценатов и давали возможность десятку изгнанных из Санктафракса учёных-землеведов заниматься практикой, отчего другие крутили пальцем у виска — небом тронутые, деньги некуда девать. Однако — Схизиус усмехнулся ещё угрюмее, — это лишь доказывало, что критикующим золото расплавило и заменило мозги. «Общество любителей науки» смотрело куда дальше и выше, чем большинство городских тупиц-глухарей. Это не могло не заинтересовать, поэтому Схизиус присоединился. Да и эксперименты оказались достаточно увлекательными и порой требующими его талантов.       И третья сторона — разумеется, его собственная. Знать всё наперёд. Прогнозировать развитие событий и действовать загодя, всегда оставаясь в наваре. А на того, кто перейдёт дорогу, найдутся хорошие человечки, верные человечки, которые сделают всю грязную работу… от имени Сименона Зинтакса.       Из горла всё-таки вырвался смешок. Слишком просто. Назойливый таможенный патруль будет устранён чисто и аккуратно. Сколько их, по разным причинам не вернувшихся из рейдов? Вот не надо было два раза подряд конфисковывать маленькие, но такие важные грузы Общества. Сами виноваты.       Мимо приоткрытых дверей кабинета послышались шаркающие шаги и обиженное бормотание. Схизиус привычно скользнул сознанием по мыслям идущего. Никак, тупица Малкс Летициус вернулся от командующего? И, похоже, что-то пошло не так. Ах, Хрумхрымс…       Он торопливо сполз с кресла. Надо ковать железо, пока горячо.       — Господин Летициус, дорогой мой, — растворяя двери, сказал он в спину прихрамывающему и обиженно ворчащему себе под нос крохгоблину. — Во имя Истока, что с вами приключилось?!       Он давно понял, что другие народы терпеть не могут, когда разговариваешь с ними, как вэйф, поэтому без крайней необходимости не использовал мыслеречь, говорил только вслух. Обыкновенно это хорошо работало: собеседники расслаблялись и забывали, с кем имеют дело, после чего из них можно было вить верёвки.       Тупые глухари.       Летициус обернулся на его слова:       — Ах, это вы… Ничего особенного, право.       Их глаза на мгновение встретились.       Зайди и всё мне расскажи.       Взгляд Летициуса остекленел, потом растерянно метнулся туда-сюда.       — У вас не найдётся чашки чая, Схизиус? Прямо сейчас? Что-то меня эта история выбила из колеи.       — Ну разумеется, мой дорогой. Заходите.       Утренний чай он, правда, почти весь выпил, а что осталось, то остыло. Но этому глухарю хватит и помоев с капелькой фальшивого сочувствия, чтобы размякнуть и всё выложить без дополнительных вопросов.       Вот поэтому в Обществе Схизиус и носил справедливую кличку «Лицемер».       Через пять минут Летициус уже сидел в кресле для посетителей, придвинутом поближе к столу, глотал холодный горчичный чай и уныло жаловался:       — Вышиб! На глазах у всех вышвырнул, как тряпку, позор-то какой! Шляпа новая, неделю назад изготовили под заказ, с шитьём золотым — напрочь! Сапогом! — в огорчённых мыслях Летициуса промелькнула стоимость головного убора, и у Схизиуса едва не сорвался ехидный смешок. — Грубиян! Солдафон! Дуболом! Весь в отца!!!       — А поручение? — домогался Схизиус. — Господин Зинтакс дал вам весьма, гм, деликатное поручение…       — У Пентефраксиса всё осталось, на столе, — едва не всхлипнул Летициус.       — Он подписал бумаги? — вот хорошо, что сам не пошёл. Господин командующий мало того, что с единственной извилиной, и та — старый шрам, так ещё упрямый, как стадо ежеобразов. Внушить ему что-то против воли — заработать головную боль на неделю. А трещащая голова всегда выводила Схизиуса из строя.       — При мне — нет. Но… Куда он против Палаты Лиг, — Летициус осушил чашку до дна. — Подпишет.       Ну да, Пентефраксис наорался, слил гнев на мелкую сошку — теперь успокоится и сделает всё как надо. Ему невыгодно ссориться с высшими инстанциями, сам поймёт, когда минут десять подумает. И хороший человечек, верный человечек примет на себя командование чересчур усердным патрулём, со всеми вытекающими последствиями. Знать надо, кого на таких натравливать.       — Господин глава всё равно останется недоволен, — проворковал Схизиус, сплетая и расплетая пальцы. — Давайте-ка я схожу с вами. Вдвоём мы его как-нибудь убедим, что поручение выполнено.       А то ещё Зинтакс задумается, почему вообще обратил внимание на жалкий таможенный патруль. Настырная и вездесущая «Разящая», правда, успела и его оштрафовать, скандал с «Громовержцем» и трюмом лафовой камеди отгремел не так давно. Но — главе Палаты Лиг опускаться до уровня конкретных фамилий? Погрозил командующему пальчиком и успокоился, а груз преспокойно забрал со склада конфиската, никто слова не сказал.       Летициус не глядя отставил чашку и поднялся из кресла.       — Благодарю, Схизиус. Если вас не затруднит… Ещё одного такого скандала я сегодня не переживу. Всю спину отшиб, разрази гром этого бычару.       Так за это тебе, глухарь, жалованье и платят. И ты даже сам это знаешь.       Они вышли из кабинета — скромный крошка-вэйф в тёмных очках и прихрамывающий, ноющий крохгоблин, и побрели к лестнице, ведущей в святая святых Палаты Лиг — кабинет Зинтакса и зал совещаний под хрустальным куполом на самом верху. Глава уже прибыл, полчаса назад Схизиус слышал суету в коридорах, всегда сопровождающую его приезд. Но утреннее заседание традиционно начнётся не раньше полудня, то есть часа через четыре. Самое время зайти и отчитаться. Схизиус лениво скользнул взглядом по лестничным пролётам: внизу юная мойщица полов старательно оттирала со ступенек белёсую уличную пыль, нанесённую бесчисленными посетителями и служащими, а рядом стоял и что-то напряжённо говорил долговязый парень в форме патрульного, здорово на неё похожий. Наверное, брат и сестра. Их с Летициусом даже не заметили. В другое время сумбур в этих двух головушках был бы интересен — мелкая прислуга и незначительные чины часто знают побольше иного советника и забавно интерпретируют события, — но сейчас было не до развлечений. Да и тупица Летициус забивал слух своим нытьём.       Зинтакс уже был в кабинете. Слуга как раз выставлял из шкафа и приводил в порядок высокую шляпу для заседаний, а глава Палаты Лиг, развалившись в глубоком кресле с мягкими подушками, вкушал утренний чай. Судя по горьковатому запаху, плавающему в кабинете, в чашку была добавлена изрядная порция крепкой травяной настойки, известной в народе как «хрумхрымсов чай». Она, как и отвар из волосатой горчицы, кожуры дубояблок и колючей мяты, имела свойство бодрить и очищать мысли, причём намного эффективнее. Но при злоупотреблении давала обратный эффект, постепенно разжижая мозги до состояния слизи и превращая толковых людей в пускающих слюни идиотов.       Схизиусу давно казалось, что Сименон Зинтакс злоупотребляет.       — А-а, Летициус, — протянул Зинтакс, едва они появились на пороге. — И ты, Схизиус. Ну-с, какими новостями порадуете?       Пока Летициус блеял о поручениях, полученных накануне вечером, и ябедничал на Пентефраксиса, Схизиус терпеливо ждал и вслушивался в мысли начальства. Ничего интересного, как обычно. Размышления о втором завтраке, приятные воспоминания о любовнице и никакого желания разгребать ссоры подчинённых.       Схизиус подавил зевок.       — …совершенно невыносимая грубость, — ныл Летициус. — Осадите же этого солдафона наконец!       Судя по растущему недоумению во взгляде, Зинтакс и думать забыл о вчерашнем приказе, который подмахнул не глядя, а сейчас и вовсе не желал напрягать мозги. Пора уводить разговор подальше от скользкой темы.       — Я не думаю, — прошелестел Схизиус, — что вообще следует раздувать это маленькое недоразумение. Ульбус Пентефраксис, безусловно, грубиян и солдафон, но он поставил дело в патрулях так, что они эффективно справляются с пиратством — по крайней мере, если сравнивать с тем, что было раньше. И заменить его некем. — Он двусмысленно улыбнулся. — Конфликт выгоднее замять — пока замять. Пентефраксис всё равно зависит от Палаты Лиг и не очень-то умеет думать дальше своих обязанностей, поэтому в итоге подписывает все ваши распоряжения, господин Зинтакс. А начнёт взбрыкивать — всегда можно вынуть из стола пачку жалоб на его поведение… Кстати, Летициус, дорогой мой, буду премного благодарен, если вы изложите всё в письменном виде и отдадите мне в руки.       Можно быть уверенным, что жалоба ляжет в папочку с компроматом уже через десять минут. Но, если Пентефраксис продолжит в том же духе, никаких папочек не хватит…       — Я, собственно, забыл, в чём там дело-то, — наморщил лоб Зинтакс.       Тупой ублюдок. И второй тоже.       Схизиус махнул рукой:       — Форменный пустяк. Таможня в очередной раз перестаралась.       — Сделали из блошки свиноморда, — скривился Зинтакс. — Летициус, в следующий раз не беспокойте меня из-за такой ерунды, разбирайтесь с вашими конфликтами сами. Можете идти. А ты, Схизиус, задержись.       Всё ещё насмерть разобиженный Летициус вышел прочь. Зинтакс сделал жест слуге также удалиться и сел поудобнее, приготовившись слушать.       — В Нижнем городе всё без изменений, — уж Схизиус-то знал, каких новостей от него ждёт глава Лиг. — Однако в Санктафраксе затевается что-то серьёзное.       К добру или худу, но все ветры в Крае дуют оттуда. Даже этот бурдюк с жиром понимает:       — Что же?       — Я пока не выяснил, но собираю слухи. То, что их тайная полиция в состоянии полной готовности и мобилизована стража, я докладывал ещё вчера. Сегодня в районе полуночи у них вспыхнул пожар, сгорел флигель Школы Слякоти, погиб какой-то младший профессор…       — У них там столько школ и профессоров, можно подумать, есть из-за чего переживать! — перебил Зинтакс. Его щёки налились краской от возмущения. — Одним старикашкой больше, одним меньше. Пустяки.       — Я бы так не отмахивался, — Схизиус принудил себя не улыбаться. — Тайная полиция поднята с ночи, в четыре утра в Нижний город по договорённости с командующим городской стражей спущено три крыла охраны из Санктафракса, порт и оба города обыскивают… А нужен им помощник погибшего профессора, скрывшийся в неизвестном направлении. Официальная причина — он убийца и поджигатель, — улыбка всё-таки вырвалась, — но мы же с вами умные люди. Обычный поджог, обычное убийство? Вы правильно заметили, — Схизиус переплёл пальцы, — слишком много профессоров и школ, чтобы так переживать. Помощник, должно быть, знает нечто чрезвычайно ценное.       — Ах, вот как… — Зинтакс почмокал губами, доливая в чашку гадкую настойку из хрустального графинчика. — Что ж. Я приму меры, чтобы наши стражи порядка препроводили этого помощника не в Санктафракс, а в Палату Лиг. Господа учёные слишком многое стали себе позволять с некоторых пор. Хозяйничать в Нижнем, подумать только!.. — Он залпом опрокинул в себя чай. — А у тебя, Схизиус, будет прекрасная возможность узнать, что у них там за сыр-бор наверху. У меня есть важное поручение, сходишь в Санктафракс, заодно и мысли их послушаешь.       Одновременно с этими словами в его заплывшей жиром голове промелькнула настолько пакостная идея, что Схизиус опять едва не рассмеялся.       Зинтакс, ухмыльнувшись, поманил его пальцем:       — Слушай внимательно и запоминай…       2. ПОКОИ ВЫСОЧАЙШЕГО АКАДЕМИКА       Вилникс Подлиниус сидел на любимой кушетке, обутый в любимые сандалии для плохого настроения, крутил в пальцах любимую чесалку для спины и слушал доклад Петроникса Пацифиуса, начальника учреждённой им лет десять назад тайной полиции Санктафракса. Доклад был неутешительным. Не то слово, омерзительным! Как Пацифиус вообще посмел явиться к нему с такими новостями?!       Молиус мёртв, имена остальных заговорщиков останутся неизвестными, а какой-то предприимчивый щенок из Нижнего города стянул бесценный дневник экспедиции Равеникса! Вилникс так осторожно подкрадывался, так долго собирал по крупинке информацию, так тщательно составлял цельную картину из разрозненной мозаики слухов и проговорок… И вот, когда штормрейсер с грозофраксом, разбившийся у Хрумхрымса на рогах, практически попал в его руки, информация утекла сквозь пальцы, как растаявший снег!!! Всего-то — извлечь координаты из дневника и послать надёжных людей, чтобы привезли сундучок в его личную кладовочку. Так нет, Вил, облизнись и забудь!       Проклятые учёные фанатики. Он, выходит, недостаточно закрутил гайки. Наверняка за всем стоит мерзкая парочка профессоров Света и Темноты — уж явно не тупица Рафф, приятель Верджиникса, у этого очкарика мозгов не хватит строить заговоры даже на двоих с идиотом Фином. Вилникс для того и поставил его главным по Рыцарской Академии, чтобы в конец слить её в канализационную трубу. Из всех школ и академий Санктафракса он более всего ненавидит именно рыцарей-академиков — имеет право, согласитесь! — а с тех пор, как ими руководит тупой очкарик Эмилиус, они сидят тише воды, ниже травы. Какие там заговоры? Даже Вахта Штормов, поглядев на них, притихла, хотя штормовики любят пошуметь. Что бы там ни считал Пацифиус, это профессора Света и Темноты хитростью выцарапали из-под мямли Раффа и штормрейсер, и того недоучку, Равеникса, и заслали в Сумеречный лес на раскопки. Рафф в жизни б не додумался до такого плана, а если б вдруг додумался, то послал бы на миссию кого постарше и посерьёзнее. А то и сам полез, он же благородный дурак.       Надо урезать финансирование Школе Света и Темноты и отстранить её от добычи летучих скал. Пососут лапу, авось поумнеют. Не для того он столько лет рвался наверх, чтобы два маразматичных старикашки испортили всю игру. Яду б им насыпать, только на кого в городе ещё подумают? Пусть догнивают в своих развалинах без гроша в кармане и работают для остальных примером того, как не надо напоминать о себе Высочайшему Академику.       Вилникс мечтательно вздохнул. Мальчишка Молиуса — всего лишь мелкая досадная случайность. Раньше или позже, но он будет пойман и устранён, а дневничок положен Вилниксу лично в руки. Всё пойдёт так и никак иначе. Ни в Санктафраксе, ни в Нижнем городе равных ему по власти и уму всё равно нет.       В дверь тихо проскользнул Минулис и, не обращая внимания на начальника полиции, доложил:       — Посланник из Палаты Лиг нижайше просит аудиенции и утверждает, что дело якобы не терпит отлагательств.       Ну что там Зинтаксу ещё надо, опять прислал этого своего канючащего крохгоблина? Наверняка хочет выразить, так сказать, недовольство присутствием санктафраксовой стражи в Нижнем городе. Забыл, наверное, откуда денежки ему в карман капают и за чей счёт его Лиги Литейщиков выдвинулись вперёд Лиг Полётов. Так несложно напомнить.       — Зови через минуту, — снизошёл Вилникс.       Минулис кивнул и растворился.       — Петроникс, — он, прищурился на макушку начальника тайной полиции, — скажи, за что я тебе плачу жалование?       Пацифиус согнулся ниже. Ну, хоть ума хватает промолчать и не извиняться.       — Даже не вздумай ещё раз приходить с такими вестями, — процедил Вилникс. — Помни — твоё место лишь кресло. Сегодня в нём ты, завтра кто-нибудь другой. Без дневника не появляйся. Пошёл вон!       Пацифиуса сдуло.       Вилникс откинулся на кушетке, медленно выдохнул. Как же надоела тупость и безынициативность подчинённых. У всех до одного ржавые мозги, точи не точи… Но умные тоже опасны. Не знаешь, когда они перережут тебе глотку.       Ничего. Он добудет груз с «Молнии», и тогда никто не сможет с ним справиться.       Скрип двери вывел Вилникса из задумчивости, а в следующий миг он задохнулся от гнева: верный Минулис ввёл в кабинет визитёра из Палаты Лиг, и это оказался вовсе не крохгоблин.       Да как Сименон Зинтакс решился подослать к нему… вэйфа?!       Вилникс сел прямо, сверля взглядом мерзкую тварь. Вэйф, и без того ссутулившийся и поджавший уши, поклонился до самого ковра. Какая-то мелкая порода, Вилникс таких раньше не встречал: завёрнутое в накидку тело вроде скрюченной редьки, морщинистая кожа цвета гнилого дубояблока, узловатые пальцы с острыми коготками, одинаково длинные на руках и ногах, относительно небольшие для вэйфов уши, которые постоянно трепещут… Уж Вилникс-то знал, отчего! С юности знал! Отрезать бы их. Сименон, вот мерзавец!       — Ну? — чем быстрее выслушаешь, тем быстрее выставишь эту гадость за дверь и тем меньше она пороется в твоей голове. — Говори, что такого срочного хочет твой хозяин.       — Глава Палаты Лиг приветствует их милость Высочайшего Академика Санктафракса, — вкрадчиво заговорил вэйф. — Моё имя Схизиус, и я всего лишь скромный посланник. Дело, по которому я прибыл, весьма деликатное и его никак нельзя доверить бумаге. По этой же причине только я уполномочен донести слова Палаты Лиг до вашей милости, и никто, кроме меня, не должен принести ответ.       Что задумали в Нижнем? Да ничего хорошего!.. Вилникс глянул на вэйфа сверху вниз, заранее готовясь к неприятным ощущениям:       — Говори.       Затылок почти сразу сковало льдом, до мурашек на шее. Как же он ненавидит этих чтецов мыслей!       Я, Сименон Зинтакс, действительный, избранный и уполномоченный Глава Палаты Лиг, обеспокоен нарушением договорённостей, заключённых с Великим Академиком Санктафракса, Вилниксом Подлиниусом,— зашептало в голове. Уши вэйфа трепетали всё сильнее. — Ситуация с питьевой водой в Нижнем городе ухудшается с каждым днём, при этом мы не получаем обещанное количество пылефракса. Разрывы цепей приводят к многочисленным разрушениям и жертвам среди населения Нижнего города. Одновременно с этим улицы наводнены нелегальными поставщиками грозофракса. Постоянные взрывы, сопровождающие попытки превратить его в пылефракс, ещё больше дестабилизируют обстановку и увеличивают панику и недовольство населения. Палате Лиг слишком дорого обходится ковка дополнительных цепей и многочисленные восстановительные работы. Кроме того, до нас доходят слухи о плачевном состоянии сокровищницы вашего прекрасного города. Тем не менее, мы доверяем постоянному партнёру, исправно выполняем свою часть обязательств и вправе требовать от господина Высочайшего Академика ответного выполнения договора. В противном случае Палата Лиг оставляет за собой право расторгнуть договор в одностороннем порядке и поступить по своему усмотрению в целях возмещения издержек и ущерба. Искренне надеемся, что в ближайшее время господин Высочайший Академик найдёт способ разрешить это небольшое недоразумение. В свою очередь, мы согласны оказать ему всю посильную помощь. С глубочайшим уважением — Сименон Зинтакс.       Ощущение ледяного прикосновения к затылку исчезло. Вэйф вновь поклонился, всем видом показывая, что письмо закончено. Его морщинистые уши замерли.       — Господин Зинтакс, — сказал он вслух, — даёт вам время обдумать послание. Также он пожелал услышать конкретные предложения, а не сладкие речи, коими знаменит ваш прекрасный небесный город. Завтра в это же время я приду за ответом.       Да это же ультиматум.       Сименон, мерзавец. Пылефракс ему подавай!.. Может, сразу целый сундук? Ничего не треснет?!       И как тут не пожалеть о грузе «Молнии», бесцельно гниющей где-то в Топях… Нет. Стоп. Хоть затылок не ломит льдом, а уши вэйфа не шевелятся, это не значит, что мерзкая тварь не копается в его голове исподтишка.       — Я услышал слова Палаты Лиг. Можешь идти, — сопроводив слова величественным жестом, приказал Вилникс.       — Завтра я приду за ответом в это же время, — повторил вэйф, попятился не разгибаясь и растворился в коридоре.       Сухо щёлкнули створки двери. Даже Минулис вышел, оставив его одного.       — Ну каков наглец, — прошипел Вилникс, сам не зная, в адрес ли Зинтакса или вэйфа. Он встал, подошёл к окну, двумя руками оперся на подоконник и задумчиво уставился на кружевные переплетения башен. — Сименон правда думает, что сможет меня пересилить? Вот жирный ублюдок.       Вилникс с досады сплюнул, как в юности. Попал на подоконник — но это ерунда, Минулис уберёт.       Вдалеке, за границей города, проплыл величественный небесный корабль. Прежде чем он скрылся из виду, Вилникс уже знал, какой ответ завтра даст Сименону Зинтаксу.       И одна лишь мысль о том, как оплывёт рожа этого тупого борова, заставила его злорадно, во всю глотку, расхохотаться.       3. ТАМОЖЕННЫЙ ПРИЧАЛ НОМЕР ВОСЕМЬ       Аккуратная посудинка эта «Разящая», даром что потрёпанная. Чего не отнимешь у Патрульной Лиги, так это хороших легкоходных кораблей и педантичности в уходе за ними. Это вам не купеческая каравелла, которая, как беременная халитозная жаба, с трудом тащит свои борта над лесом, при первом приближении сумерек ищет место для стоянки и трясётся от ужаса при виде любых парусов на горизонте.       Блад почти с удовольствием подёргал за протянутые вдоль фальшборта штормовые леера. Немного ослабли, но это легко исправить. Патруль патрулём, а корабль кораблём. Как бы он в душе ни относился к таможенникам, но выпустить в небо такую ладную и боевую птичку неподготовленной? Это же для неё оскорбление.       Определённо, Битва Галеонов научила корабелов строить военные корабли как надо, а не как привыкли. И дворников больше в команды не заметают — сделали выводы. Патрульные экипажи теперь не городской сброд, временно сменивший метлу на свайку, а толковые и сработавшиеся ребята, все до одного готовые патриотично вкалывать до кровавого пота на Палату Лиг. И, чем сквернее репутация патруля, тем надёжней и дружнее экипаж. Например, вот эта таможенная малявка две недели назад спустила на грунт «Небесный Приют», даром что сама потеряла две трети команды, мачту и кусок борта. А «Приют», между прочим, двухмачтовый пират-работорговец под управлением тех ещё головорезов. Был при жизни. Блад неплохо их знал, разумеется, по делам. Учитывая неравенство сил и вооружения, «Разящей» остаётся только аплодировать за великолепно проведённое сражение.       И когда Лиги сами отказываются от такого бойца и требуют с ним разобраться, у нормальных людей тоже остаются одни аплодисменты.       Время выбрано удачное — недобор экипажа, смена капитана, командовать поставили неопытную девчонку. Вспомнишь, как эта заносчивая креветка маршировала через город, даже не пытаясь поддерживать разговор, так кривая улыбка лезет на лицо. Задирай нос, не задирай, а из этого рейда ты, девочка, вряд ли вернёшься. Да, если бы назначили капитаном Блада, он разобрался бы с патрулём быстрее и легче. А сейчас придётся взять на рифы свои паруса и действовать осмотрительно. Хотя… Он таких на завтрак ест. На его счету ни одного провала — и здесь тоже всё пройдёт как обычно, даже несмотря на ревнивую неприязнь госпожи Дрек.       Блад перетянул последний талреп лееров.       Сопля мелкая. Он, видите ли, не удовлетворяет её представлениям о дисциплине и уважении к уставу. Ну так он не вышколенный зубоскал Пентефраксиса, чтобы стоять навытяжку, виляя хвостиком и повизгивая в ожидании подачек. Дисциплина — не синоним дрессировки, только до понимания этого ещё дорасти надо. А внешний блеск, кружавчики-позументы, пыль в глаза — для таких, как рыжая креветка и её свора.       Так, с леерами всё, теперь ванты.       Здешние молодчики, естественно, чувствуют отношение капитана к новоявленному старшине. Вспомнить, как эти личики перевернулись, едва они с рыжей появились на причале… Хех. Как будто Хрумхрымса увидели. И как неприкрыто обрадовались, узнав, что их капитаном стала девчонка, а Блад — всего лишь её помощник.       Он легко перескочил на руслень проверить крепления вант и исподтишка обвел взглядом палубу и членов экипажа, ещё раз утверждая в голове, кого как зовут. Хорошо, что на кораблях имена быстро вытесняются забавными и меткими кличками, которые легко запомнить с первого раза.       Первым на глаза попался Шнырь, каменный пилот. Только вернулся из увольнительной, но уже сидит, прочищает охлаждающие каналы в камне, деловито бубня себе под нос. Кажется, этот молодой и подвижный, словно ртуть, четверлинг вообще никогда не затыкается — словом, из тех, кто даже летучий камень заболтает до смерти.       На баке помогает с проверкой такелажа Бухло — даже интересно, за что так окрестили огромного чёрного толстолапа. Вообще-то, его присутствие — это не очень хорошо. Толстолапы хоть и примитивные твари, но преданные, бесстрашные и чувствуют намерения окружающих, из-за этого могут возникнуть проблемы. Впрочем… На «Пряхе молний», помнится, было целых два толстолапа. В итоге не помешало — настойка спи-ягоды, опрокинутая в котёл с ужином, решила абсолютно все проблемы.       У самого камня, за бортом, грубый хохот и голоса. Там, болтаясь на страховочной сети, гогочут и проверяют крепления противовесов два молотоголовых брата-близнеца, Булка и Липа. Ох и тупицы, словно вчера из леса. Всё по два раза приходится повторять, медленно и членораздельно, Блад уже оценил их сообразительность. Да и словарный запас не ушёл дальше междометий. Но татуировки у них чисто городские: может, кому нагромождение всех этих полосок и переплетённых линий покажется одинаковым и у лесного, и у городского гоблина, но он умел читать знаки. Близнецы родом из Восточных кварталов. У Булки три ранения, у Липы только одно. О чём говорит? Ага, или кто-то слишком горяч, или драться не умеет…       Руководит балбесами корабельный плотник, серый гоблин Шип — только что закончил проверять такелаж на мачте, теперь с шутками-прибаутками пытается добиться, чтобы близнецы не напортачили. Из его слов уже стало понятно, что молотоголовые сами на борту без году неделя, однако неплохо вписались в команду. Ну да, ведь патрулям важна дрессировка, а тут есть где разгуляться. Это Блад выделяется, как дрозд-чернушка среди белого воронья.       Так, с такелажем по левому борту всё в порядке. Идём дальше, нас ждут фордуны и шкоты.       С полубака тянет похлёбкой с жареным луком — на камбузе готовит обед старикан-душегубец по имени Кожух. Несмотря на седину и сутулость, дед ещё крепок и в бою даст прикурить, это видно даже по тому, как виртуозно он обращается с кухонным ножом размером почти с абордажный тесак.       Рыжая креветка завязла в глубинах квартердека — судя по дёргающимся под ладонями шкотам, инспектирует механику противовесов и парусных регуляторов. Нарегулирует, он чует… Кстати, даже стало интересно, кто она, Блад таких раньше не встречал. На первый взгляд — недоросль-четверлинг, но слишком круглое лицо с широко расставленными глазами и носом-картошкой, тяжеловатые надбровные дуги и маленькие уши, сильно торчащие в стороны, намекают на трога. И никто, ни под каким видом, не поставит командовать патрульной лодкой ребёнка. Только вот он не слыхал о малорослых трогах подростковой комплекции. Пещерники все как на подбор громилы-тяжеловесы. Впрочем… Край большой, народов много, и кто там живёт в глухих Дремучих лесах, одному Хрумхрымсу известно. Может, и водятся где-нибудь такие… недотроги.       Блад усмехнулся собственному каламбуру, переходя на правый борт. Как смачно он щёлкнул её по носу, едва оказавшись на борту. Рыжая немедленно заставила его сдать лук и клинок в корабельный арсенал, и он не удержался от маленькой мести. «У нас небольшой корабль и нет отдельной каюты для помощника капитана, — говорила она, запирая арсеналку. — Поэтому принято, чтобы офицеры повахтенно спали в капитанской каюте. Можете оставить там вещи, вы меня не смутите». Он ухмыльнулся, поглядел на неё сверху вниз, благо несложно: «С вашего позволения, мэм, это вы меня смутите», — и забросил мешок в кубрик, к остальному экипажу, пока она шла пятнами и давилась от злости, без труда угадав вульгарный намёк на свою малолетковую внешность.       Во всяком случае, Блад добился того, чтобы общаться с ней строго по делу и не более того. А в кубрике весь экипаж будет у него на глазах, что и требуется.       Стук каблуков за спиной подсказал, что креветка вымелась на палубу и шлёпает к посту каменного пилота. Блад спиной почувствовал неприязненный взгляд — девочка, это взаимно. Но оборачиваться он не стал, притворившись, что очень занят вот этим юферсом, который прямо перед глазами.       — Шнырь! — даже в быту она говорит так требовательно, словно все обязаны ей подчиняться по умолчанию. Как остальные это терпят? Давно б могли поставить девку на место.       — Да, мэм, — судя по звукам, каменный пилот отложил свои щётки и штыри, отошёл с креветкой на другой борт и тихо заговорил. Только патрульная лодка — корабль из той породы, что в порту называют «переплюйками»: с одного борта плюнешь, за другой вылетит, и болтовню на баке с юта слышно. К тому же Блад никогда не жаловался на слух. Хм, у Шныря не увольнительная была, а разведка в Палате Лиг? Полезные связи, сестрёнка-уборщица… Но ничего такого, о чём бы не знал Блад или креветка, каменный пилот не рассказал. А вот то, что выдала рыжая дальше, заставило Блада криво усмехнуться:       — Слушай, Шнырь. Ключ от каморы обыкновенно хранится у старшины, — угу, чтоб все подряд за горючей смолой не бегали, — но я не доверяю этому Даркису. В рейде сам контролируй расход топлива. Сдашь ключ по приходу в порт.       За кого она его держит? Подпалить содержимое каморы — защищённой от всех мыслимых и немыслимых возможностей пожара каптёрки, где хранится топливо для летучего камня? Это самый простой способ уничтожить корабль, бесспорно. Только смола железного дерева полыхнёт с такой силой, что поджигатель первым и будет кушать свой супчик, а самоубийство в планы Блада не входило. Его задача вообще не корабль уничтожить, а экипаж дискредитировать. И потом, «Разящая» слишком хороша, чтобы превратиться в головешки.       — Спасибо за доверие, мэм, — громко сказал он, краем глаза поглядев на площадку летучего камня. — Но это ваше право. Надеюсь, одного рейда вам хватит, чтобы разобраться во мне достаточно.       Ага, стушевалась, но тут же взяла себя в руки, хотя щёки вспыхнули.       — Как вы правильно заметили, это моё право, — сухо парировала она. Блад пожал плечами, проверяя состояние бакштага. Вот Хрумхрымс, даже прицепиться не к чему. Не считая лееров по левому борту, всё идеально — посудинка битая, но при этом холёная. Правда, руки чешутся перепроверить, что там креветка натворила в противовесах… Нет, Блад понимал, что Пентефраксис ни за какие коврижки не подпустит салагу к командованию и рыжая должна сечь в корабельной механике — но не мог себя пересилить. Не место ей у штурвала, и точка.       Креветка потопталась с полминуты у мачты, потом, морщась, сказала:       — У вас уже сейчас есть шанс себя показать, Даркис. До вечера мне нужно решить пару срочных дел в порту. Подготовьте «Разящую» к вечерней церемонии.       Пару срочных дел. Пф-ф.       — Есть, мэм.       Что ж, у него всё-таки будет шанс посмотреть регулировку механизмов и не обострить при этом конфликт. Идти в рейд на корабле, где в любой момент могут вылететь плохо откалиброванные противовесы, он не собирается.       Креветка живо скрутилась к себе в каюту и свалила, бросив на ходу: «Сдаю вахту». На здоровье. Блад для приличия поковырялся ещё минуту на палубе, потом вернулся к левому борту и вгляделся в хитросплетения теней под соседним причалом. Не то… Не то… Есть.       Сутулая фигура, притулившаяся в тени огромной опоры, казалась для посторонних задремавшим биндюжником или портовым рабочим, но он достаточно хорошо знал этого глыботрога. Блад хмыкнул и осторожно вытащил из-под обшлага маленькое зеркало из молочного дерева. Поймал смутный солнечный свет, качнул.       Через несколько секунд прилетел ответный взблеск — всего один. «Вижу, жду сообщение». Умница парень, всё понимает. И Блад быстро засигналил: «Капитаном назначена старшина «Разящей», я вместо неё старшиной. Девка ушла в порт одна. Действуйте».       Без обид, креветка рыжая.       Сама подставилась.       4. ПОДВАЛЫ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ САНКТАФРАКСА       Стук. Стук. Стук.       Верёвки больно вреза́лись в запястья и щиколотки, и всё, что Бестия могла делать раздражающего, так это размеренно качаться на стуле и вызывающе ухмыляться в мерзкую физиономию напротив, мысленно считая удары ножек о каменный пол и выжидая, когда же у допросчика сдадут нервы. Несколько раз она уже сбивалась, но сейчас перевалила наконец за двадцать двадцаток. Догорал факел. Охрана у двери позёвывала. Лицо допросчика не менялось, он ничего не говорил и терпеливо, как лягвожор в засаде, ждал, когда ей надоест выпендриваться.       Не на ту напал! Вид-дала она таких…       Стук. Стук. Стук.       Стоп, двадцать вторая или двадцать третья двадцатка пошла? Опять сбилась, начинай сначала. Вот бы ногой в эту равнодушную рожу напротив, только фиг достанешь, даже развязанная. Это не сморчок какой-нибудь, это молотоголовый гоблин — хоть и старый, но крепкий и очень опасный. А хуже всего его руки — мягкие, словно бескостные, профессиональные руки палача. Но, если до сих пор на дыбу не потащили, значит, что-то из-под неё нужно. Не такое, чтобы ссориться… И поэтому пока не очень страшно.       Хотя, конечно, страшно.       Стук. Стук. Стук.       Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Кажется, терпение косить под дурочку с переулочка и играть в гляделки потихоньку кончается. Неужели её нервы слабей, чем у этого лягвожора напротив? А он небось чует, что её бравада трещит по швам, как она сама в детстве чуяла настроение ежеобразов в корале по качнувшейся голове или сдвинувшемуся взгляду.       Или просто её выдаёт капелька пота, катящаяся по виску.       — У вас тут жарко, — Бестия заставила себя оскалиться в широкой улыбке. Только этот гад за столом вообще не среагировал. Лишь когда ножки стула бумкнули об пол ещё раз десять, он так же молча положил на стол между ними мешочек и вытряхнул из него ожерелье.       Даже в тусклом факельном освещении камни отбросили на стены алые всполохи, заиграли каплями крови. Превосходнейшие огнерубины, которые свели её с ума ещё месяц назад. Она случайно увидела их на уродливой карге, поднимавшейся на борт воздушной лодки Санктафракса, и в момент погибла. Ну скажите, зачем старухе-профессорше огнерубины, кого завлекать? А вот юной хорошенькой девушке они бы очень даже подошли.       Как долго она охотилась за ожерельем: наблюдала за домом, прицеливалась, вычисляла удобное время, тщательно готовилась… Но — хей, это Санктафракс, детка! Даже несмотря на то, что в момент ограбления горожане отвлеклись на удачно вспыхнувший пожар, отсидеться и смыться с добычей не удалось, Бестию взяли с поличным, едва она высунулась из Библиотеки. Да уж, это вам не стража Нижнего города, в носу не ковыряют. А наказание за воровство в Санктафраксе попроще, чем внизу. Скинут со скалы, и приветик. Напыщенные мрази. Пожалели девчонке камешков отсыпать, хотя у самих полные мешки.       — Шерстинка Хват, так же известная как Рыжая Бестия, — голос допросчика ничуть не отличался от взгляда, такой же непрошибаемо-равнодушный. — Нашумевшая в Нижнем городе воровка драгоценностей.       Бестия демонстративно высунула язык и снова качнулась на стуле. Стук!       — Если продолжите вести себя, как идиотка, мы будем относиться к вам, как к идиотке, — спокойно закончил гад.       Намёк понят. Она подобралась, насколько позволяли верёвки:       — Надеюсь, ваше деловое предложение достаточно деловое?       — С чего вы взяли, что оно вообще есть? — даже голос у него противный, тихий и пришёптывающий.       — Раз я до сих пор не спустилась в Нижний своим ходом, то, наверное, есть, — Бестия улыбнулась как можно шире. — Обычно вы сразу вышвыриваете, если поймали за руку.       Ну хоть сейчас бы выразил на лице что-нибудь, кроме дохлого тильдера.       — Вы хотите это ожерелье. Мы хотим одну вещь — и прибавить к ожерелью две тысячи золотых пиастров, если сможете её добыть.       Пф-ф! Так и знала. А для чего ещё, собственно, тайной полиции Санктафракса может потребоваться молодая наглая воровка…       — И-и-и?..       Он подвинул поближе к факелу лист бумаги, который принёс с собой, и медленно зачитал:       — «Милт Колодезь, рождённый вне брака сын куртизанки. Проживал в Санктафраксе под псевдонимом Милтикс Фонтинус. Помощник профессора, четырнадцать лет. Четверлинг, каштановые вьющиеся волосы, ярко-синие глаза, рост выше среднего, привлекательное лицо, хорошая осанка. Нрав скандальный, неуравновешенный». — Он снова отложил лист. — У этого юноши, вероятно, находится тетрадь в тёмной кожаной обложке с углами из латуни. Это экспедиционный дневник. Достаньте его. Если сумеете прибавить мальчишку живьём — денежная часть награды будет удвоена.       Ах, вот оно что. Как мило это совпадает с тем, что ей не повезло услышать в Библиотеке… Похоже, в небесном городе завертелась одна из тех азартных игр, в которых съедают даже власть имущих, а мелочь вроде неё и вот этого гада сметут и не заметят. Только умненькие девочки не высовываются, где не надо, и ведут себя так, как от них ожидают. Жить-то хочется, особенно в восемнадцать.       — «Вероятно»… — развязным голосом передразнила Бестия. — Ну, а если, допустим, не достану или откажусь? Со скалы скинете?       — Нет, — гад даже не улыбнулся, и у неё мурашки поползли по позвоночнику, — мы подарим вас воровскому крылу Лиги Отребья. Перевязанную ленточкой. Вы же можете представить, что они с вами сделают?       Бестия очень хорошо представляла.       Нет, она не герой. Пусть гад считает, что выиграл.       Она запрокинула голову и придала улыбке максимум очарования, на которое только оказалась способна — с онемевшими руками и ногами, в глухом душном подземелье, со страхом, ледяным комом застрявшим в животе, и с отчаянным желанием добежать до нужника, мучившим последнюю пару часов.       — Хорошо. Вам дневник и мальчишка, мне камешки и бабки, — она перевела взгляд на гада и подмигнула. — Мы договорились.