Право на справедливость

Денёк начался хреново, но потихоньку стал исправляться: Юля узнала много интересного, смогла взглянуть на недавние события с другой позиции, а ещё Дядьюра из жалости отдал ей ключи от своих старых жигулей: «Заправишь сама, вернёшь, когда твою сделаем». Это была большая удача. Ездить на метро она не любила, на такси — ещё больше. Крутить руль самостоятельно давно стало не только привычкой, но и удовольствием. О разговоре с Дядьюрой Юля думала всю дорогу до дома Игоря. Если с Гречкиным всё было более или менее понятно, то ситуация с протестами, которые, если верить свидетелям, кто-то умело превратил в погромы, мгновенно обесценив и цели, и благородный посыл, нуждалась в уточнении. Ну и бомба в ГУВД. Она почему-то особенно смущала. Дядьюра прав. Если даже допустить, что Прокопенко было не до вещдоков, а Гром — арестован, всё равно что-то не сходилось. Вещдоки — никак не их прерогатива. Ими должен был заняться экспертно-криминалистический центр, но почему-то не занялся. Хотя сразу было понятно, что полицейские изъяли предмет неординарный, вполне способный воспламениться или бабахнуть, что, собственно, и произошло. Вообще такими статьями Следственный комитет занимается. Но операцией по захвату Грома руководил Стрелков. Стрелков — из ФСБ. И причём тогда тут полиция? Почему вещдоки доставили в Главное управление МВД, а не в территориальный Следственный отдел СК? Ей срочно нужно было поговорить с Игорем, и хорошо бы он оказался сейчас дома. Телефон по-прежнему не отвечал, но Гром оказался на месте. — Поставил на беззвучный и спал, — невнятно ответил он на брошенный упрёк. — Днём? — удивилась Юля, внимательно осматривая Грома с головы до ног. Дурацкие штаны, тапки и майка. Кепки нет — и на том спасибо. Нет, точно не спал, волосы в порядке и лицо не как у только что разбуженного. Скорее, наоборот — такое бывает, когда Гром не спал пару суток. — Нескладно врёшь, но это не моё дело. — Я правда хотел выспаться. Всю ночь по городу гонял, как собака бешеная, — виновато оправдывался Гром, пропуская Юлю в комнату. — Лёг, а заснуть не смог. — Видно, совесть нечиста, — пошутила Юля и увидела, как лицо Игоря изменила болезненная гримаса. — Что? Что-то произошло? И зачем ты ночью по городу гонял? Игорь неопределённо пожал плечами, засунул руки в карманы растянутых треников и заходил по комнате. — Злодеев ловил, — выдавил наконец и остановился. — Чаю хочешь? Димка принёс. — Потом, — отмахнулась Юля. — Поймал? — Кого? — удивился Гром. — Злодеев. — А! Ну... — он снова болезненно скривился. — Без меня наловили. После недавних беспорядков, — пояснил натянуто. Тон Грома Юле не понравился, но беседа текла в нужном русле, всё остальное можно было потерпеть. — И что теперь? Делать с ними со всеми будете? — Отпускать. Или ты думаешь, что кто-то решится посадить такую прорву народу? Тем более, перед выборами губернатора. — Что, всех отпускать? — брови сами собой недоверчиво поползли вверх. — Не всех, — пояснил Гром, — но практически всех. Это обычные граждане, Юля, которые вышли на улицы, чтобы выразить протест против беззакония, творящегося в городе. Штраф, максимум несколько дней ареста. — Дай, догадаюсь, — театрально закрыла глаза и подняла вверх указательный палец Юля. — М-м-м... Те, кто реально крушил витрины и избивал людей, странным образом с места происшествия испарились или до отделов полиции не доехали. — А! Ты уже знаешь, — устало махнул рукой Игорь. — А те, кто доехал — как их вину доказать? Все же в масках. Кому случайно камеры внешки лица срисовали, и не просто срисовали, а в момент совершения — вот того за жабры и возьмут. Остальным — штрафы, и гудбай. Чтобы не вызвать ещё одну волну. Оно и правильно. Среди задержанных, по большей части, мирные люди. Они самые беззащитные были, их в заки и насовали. — И сколько по итогу тех, кого на горячем поймали? — Да бог его знает, — отмахнулся Гром. — Мало. А через несколько дней ещё меньше останется. За кого заплатят, кого просто отпустят — оснований для задержания нет. Думаю, и десятка в итоге не наскребём. И вот им впаяют по самые помидоры. Образцово-показательно, так сказать. Гром сел прямо на пол, скрестив ноги, и потёр лицо ладонями. — Что-то ты мне совсем не нравишься, — Юля с интересом разглядывала застывшего в странной позе Грома: спина согнута, взгляд — в пол, пальцы зарылись в волосы. — Помнишь мальчика, сестру которого сбил Гречкин? — Макаров? Алексей? — Юля кивнула. — А что с ним? — Незаконное проникновение в жилище и покушение на убийство судьи Лещенко, который вынес Гречкину оправдательный приговор. Лёша был в маске Чумного Доктора, вооружён холодным оружием ударно-дробящего действия, в простонародье — бейсбольной битой и, по словам потерпевшего, имел намерение убить его. Чему помешала охрана. Парень выпрыгнул с балкона, маску снял только за забором, но всё равно поторопился, его зацепила уличная камера в сквере перед особняком. — И что теперь? — Юля похолодела. — Теперь — суд, — не поднимая головы, глухо отозвался Гром. — Потерпевший предоставил заключение врачей: нападение спровоцировало сердечный приступ, предынфарктное состояние. — А что Макаров говорит? — чёрт! Теперь стало понятно, почему Гром вот такой. — Говорит, что хотел напугать, просто посмотреть в глаза. Никакой охраны не было, он постоял, просто развернулся и ушёл. Да неважно, что он говорит, Юля! — Гром вдруг вскочил и заходил по комнате. — Неважно даже, верят ему или нет. В наличии преступный умысел и орудие преступления. Макарова не оправдают, не стоит и надеяться. — Вопрос не решаем? — Нет. Лёшу посадят. Чтобы напугать других желающих отомстить. Судьи часто обращаются за защитой. Им мстят за несправедливые приговоры. И неважно, так это на самом деле или суд вынес законное решение. Поэтому вкатают Макарову на полную катушку. — Ты поэтому всю ночь по городу гонял? — Нет, — Гром стоял спиной, засунув руки в карманы штанов, и смотрел в большое окно. — Тут уже ничем не поможешь. О господи, что такое могло случиться ещё? Игорь молчал. — Это из-за бомбы в Главном Управлении? — И из-за бомбы тоже, — наконец отмер Гром и неопределённо покачал головой. — Только не спрашивай, как такое случилось. — В том смысле, что случилось случайно? — В том смысле, что есть подозрение — даже очень не случайно. Бомбу притащили и положили в сейф люди Стрелкова. Просто положили на полку и всё. Ни регистрации, ни протокола осмотра, ни постановления, ни описи, ни присвоения номера. Ты можешь себе такое представить? Юля недоумённо пожала плечами: «Я не спец». — Так вот. Такого, Юля, быть никак не может, — веско сказал Гром. — Ответственное за соблюдение правил регистрации и хранения вещдоков лицо — Игорь Викторович Кияшко. После взрыва его никто не видел, среди раненых не обнаружен. — Думаешь, он работал на Чумного Доктора? — Тогда и Стрелков со своими ребятами тоже. Потому что предположить, что он сдаст в камеру хранения вещдоки, которых там быть не должно, Чумной Доктор никак не мог. Идиотский поступок, но как же удобно сложились обстоятельства! Прямо одно к одному! — ФСБ? — брови у Юли непроизвольно поползли вверх. — Да ну! — Вот то-то и оно. Слишком странно и... неправильно, что ли. Разумовский этот... Не тянет он на вселенское зло, понимаешь? Какие костыли ни подставляй. — Ты что? Сочувствуешь ему? — вот те на. Юля была на Разумовского сильно обижена. В том плане, что Игорь ей нравился, а этот его… — Он же тебя чуть не убил! — Вот и я думаю. Если бы хотел — убил бы. Чумной Доктор меня возле дома Гречкина чуть не уделал. Ловкий, быстрый, сильный. А этот... Его же Дубин скрутил безо всяких проблем. Даже с огнемётами. — Дима сильный, — заступилась за друга Юля. — Он в качалку ходит. — Угу, — буркнул Гром. — Сильный, но лёгкий. Ночью он встречался с Игнатом Бустером. Тот подтвердил, что в городе — большой передел. Очень большой. Кому-то эта история с Чумным Доктором, беспорядки и взрыв в ГУ МВД сыграли на руку. Полетят головы. Будут множественные перестановки в руководстве. Дай бог, если Прокопенко не затронут. И главное. Среди тех, кто той ночью громил витрины и жёг авто, среди размалёванных, которые вели за собой толпу, Игнат узнал двоих. Из личной охраны нынешнего губернатора. На футбольном матче как-то познакомились. Игнат с ребятами им особо качественно наваляли, а той ночью добавили. Но под протокол он говорить ничего не стал — обоих персонажей уже на следующий день в баре видел. — Отпустили?! — ахнула Юля. — А я уже привык, — хмыкнул Гром. — «Шо ты гонишь, Игорюня? Или тебе хочется выловить в Неве моё холодное тело?» — очень похоже копируя интонации Бустера, передразнил Гром и внимательно посмотрел Юле в глаза. — Похоже, Чумной Доктор — карта, которую кто-то сам сдал себе под руку. Очень вовремя и очень ловко воспользовавшись ситуацией. И не всё так очевидно, как кажется изначально. Надо думать, кому выгодно и кто имеет возможности. Вот скажи мне, Юля. Как ты, простая блогерша... Ну, извини, — увидев сузившиеся глаза, быстро исправился Гром, — очень умная и красивая журналистка узнала, что Разумовский заключил договор с оружейным концерном? «Holt International» в соцсетях договоры свои публикует? Или в налоговую сведения передаёт? Так, мол, и так, продали Ивану пулемёт, а Вахтангу — гранатомёт и два «Бука». Или я про тебя что-то не знаю и на самом деле ты тайный агент МИ-7? — Договор же не на поставку огнемётов, ну, ты сам видел, — извиняющимся голосом возразила Юля. — Я просто предположила, возможно... Заметь, только возможно, что костюм и оружие Чумного Доктора — тоже дело рук «Holt International». Ну, Игорь! Ну, получилось же! Ты пришёл к Разумовскому, показал договор, а он взял и напал. — Отлично получилось, — согласился Игорь. — Показал договор на поставку охранных систем и рисунок птички. Вот так всё это и будет выглядеть на предварительном следствии. Ладно, не парься. Я сам принимал решение, ты ни при чём. Просто скажи, кто слил тебе договор с «Holt International». — У меня есть свой надёжный информатор. — Где? — Игорь! — Я не спрашиваю его имени, я хочу знать, откуда сведения. — Он... работает в ФСБ, — Юля прикусила губу. Чёрт! Почему она сама об этом не подумала! То есть, ФСБ знала о договоре Разумовского? Или... Никакого договора вообще не существовало? Указательный палец Грома упёрся ей в грудь: — Тебе скормили эту информацию, как бутерброд с колбасой. Юля испуганно кивнула. — Чтобы ты поделилась ею со мной. — Ох-х-х... — похоже, Игорь был прав. — И чтобы я стал подозревать Разумовского. — Чёрт! — Иначе я даже не подумал бы в его сторону. Это же идиотизм! Против Разумовского не было ни одной улики! Ни одной! И тут, как джинн из бутылки, ты с этим договором. Понимаешь? — Не совсем. Разумовский что? Не Чумной Доктор? Подожди, Игорь! Этого просто не может быть! Он же в нас... Он же за нами с огнемётом... — ...гонялся и никого не убил, — услужливо подсказал Игорь. — И это не он к нам пришёл, а мы, то есть, сначала я ворвался в его офис. Без постановления на обыск и, ты же не забыла, что я тогда отстранён был? Мне сегодня так его адвокат и сказал. И, по сути, он прав. Если бы, когда я первый раз к Разумовскому пришёл, он меня не бутылкой по голове, а на хер послал — я бы расстроился, но пошёл. Что мне ему предъявлять? Нарисованную в детской тетради птичку? Какой судья закроет с такими доказательствами? — Но Разумовский тебя не послал, а зачем-то напал. Пьяный был? — Угу. Пьяный, еле на ногах держался, — саркастически рассмеялся Гром. — А потом внезапно протрезвел, надел на меня костюм Чумного Доктора и отволок на крышу казино. Вот этот гик! Ботан, которого Димка на раз уделал. А я вешу знаешь сколько? Плюс костюм с огнемётами. Да так ловко отнёс на крышу, что никто ничего не видел. Не знаешь, как у него получилось? Юля ошарашенно помотала головой: — Один бы вряд ли справился. И ещё мне говорили, он от адвоката отказался. — Отказался от того, которого предоставило следствие. Новый — частный, услуги оплатил кто-то из друзей Разумовского. И знаешь, что теперь я думаю? Очень он это правильно сделал. В смысле, что от того отказался. Не нравится мне эта история. Новый адвокат матёрый. Спокойный, едкий, как кислотный дождик над нашей любимой свалкой. Костюмчик, колечко золотое в ухе, причёсочка моднявая, а в свободное от работы время — байк и косуха. Уверенный в себе тип и очень неглупый. С такой «доказухой» дело на раз развалит. *** — Добрый вечер, Олег, — голос в трубке принадлежал не Рубинштейну, и Волк напрягся. Звонок, которого он ждал. Артём Антонович Сотников. Заведующий юридической консультацией «Карат», услугами которой пользовался Серёжа. С Сотниковым Сергей познакомился давно, когда только начал строить свою финансовую империю. У Волкова отношения с щеголеватым юристом сразу не заладились. Ну как не заладились? Обнюхались и отошли на безопасное друг для друга расстояние. От греха подальше, и чтобы Серёжу не злить. Чувство, которое испытывал Олег к будто сошедшему с глянцевого разворота журнала «Финансы» Сотникову, он легко идентифицировал как ревность, поводов к которой тот никогда не давал. Но пересилить себя всё равно не получалось. Сотников был одним из немногих, чьё присутствие Серёжу не тяготило. Зато тяготило Олега. Поэтому, когда он приходил, Олег старался уйти под любым предлогом. Боялся невольно выдать себя, а лишний раз расстраивать Серёжу не хотелось. Как относился к нему адвокат, Волков не знал и знать не хотел. Видно, что без особой любви, но уважительно — и на том спасибо, лишние проблемы никому не нужны. — Добрый вечер, Артём Антонович. — Просто Артём. Ничего не изменилось. Голос у Сотникова был приятный. Густой, с лёгкой хрипотцой и выразительными модуляциями. — Не возражаю. Давай к делу. — Ладно, — легко согласился Артём. — Как только Сергея задержали, я предложил ему свои услуги. Но он отказался. Не потому, что это был я, он просто не хотел ничьей помощи вообще. Очень странно себя вёл: заторможенный, как будто прислушивался к чему-то внутри. Не мог прийти в себя и осознать масштаб произошедшего. Олег... Его довольно сильно помяли при задержании. Брали жёстко. Совсем не щадили и потом вряд ли церемонились. На его месте практически каждый был бы дезориентирован и напуган. — Насколько сильно помяли? — Из видимого — синяки, ссадины — много, следы удушения, содрана кожа на запястьях — он вырывался, его, ожидаемо, били. Взрыв в ГУВД, нападение на сотрудника полиции — за такое жалеть не станут. Олег сжал зубы. Вроде бы ничего ужасного, но эти суки избили Серёжу, связали, они держат его в СИЗО, и Сотников прав: как на всё это среагирует его ранимая психика — одному богу известно. А Волков пока ничем не мог помочь, и от этого хотелось завыть или вцепиться зубами в собственную руку, сжимающую телефон. Чтобы вены в клочья и кровь во рту, и чтобы больно было так — аж слёзы из глаз. Только какой смысл в этом, если Серёже не поможет? — Вениамин Самуилович рассказал мне, что у Сергея с детства проблемы с коммуникацией. Да я и сам замечал. Особенно когда вы... уехали, — заметил Артём. — Серёже сказали, что я погиб. Вы знали? — мрачно осведомился Волков. — Не знал. Сегодня мне рассказал об этом Рубинштейн. Достаточно честно рассказал, насколько я смог почувствовать этого человека. Вы знаете, Олег... Не вините себя, не надо. Вы доверились специалисту, он вас подвёл. Это очень обидно, но случается с самыми умными, хваткими и толковыми. Когда им приходится играть не на своём поле. А психиатрия — вещь сложная и противоречивая. Даже профессионал в этой области не всегда может быть уверен в правильности своих выводов. — Это не обидно, Артём, это пиздец, — наверное, не стоило так резко, но «его брали жёстко» — фраза крутилась в голове острым осколком, больно раня и не давая сосредоточиться. — Чего вы от меня хотите? — Я хочу попробовать ещё раз, — кажется, Сотников не обиделся. — Сейчас у него адвокат, которого пригласил следователь. Наймите меня защищать Сергея. Тогда у меня появится основание для ещё одной встречи с ним. Попробую убедить воспользоваться нашими услугами. — У меня не хватит денег, чтобы оплатить вашу работу. А счета Сергея, я слышал, арестованы. — У вас хватит денег, — жёстко перебил Артём. — Но это — отдельный разговор, который нам предстоит по приезду, если не возражаете. Чтобы нанять меня, деньги вам не понадобятся. Я возьмусь защищать Сергея за один рубль. Соглашение подпишем, когда вы вернётесь. Пока мне нужно устное согласие. — Почему? — наверное, это был глупый вопрос, но не задать его Олег не мог. — Это не тайна, — пояснил Сотников. — Могу рассказать. Сергей в своё время очень помог мне. Всем, чем я владею сейчас: доход и уважение, положение в профессии — я обязан ему. Если заинтересуетесь подробностями — расскажу потом. Олег... — он немного помолчал. — Я действительно хочу помочь. И я знаю, после того, что сделал Рубинштейн, вы вряд ли сможете кому-то довериться. Но, поверьте, я — хороший вариант, лучший из тех, что вы можете найти в вашем положении. И ещё. Я не предам, вы это знаете. — Знаю, — как бы Олег ни относился к Сотникову, но в его верности был уверен. Только вот... — Зачем вам моё согласие? И странный договор за один рубль. — Это очень важно, — голос Сотникова стал жёстким. — Мне нужны аргументы. Я боюсь повторного отказа и хочу иметь возможность сказать Сергею, что защищать его меня попросили вы. — Я бы не хотел, чтобы пока кто-нибудь кроме вас и Рубинштейна знал, что я жив. Это может ограничить мою свободу действий. К тому же... — он сглотнул. Назвать этого человека как раньше — Самуил Вениаминович, не получалось. — К тому же Рубинштейн говорит, новость лучше сообщить осторожно и в спокойной обстановке. — Я скажу, что вы попросили меня перед отлётом в Сирию, — легко согласился Артём. — Ладно, — Сотников был прав. Он — лучший вариант на данный момент. Возможно, вместе с Рубинштейном они что-то придумают. — Но вы должны знать одну вещь... — Олег выдохнул. — Мы с Серёжей не просто друзья. — Я всё знаю, — не стал его мучить Артём. — Всегда знал. Мне Сергей сказал. Я лично проверяю, а если вопрос серьезный, то и составляю для него сложную юридическую документацию. Доверенное лицо, так сказать. Ну да, конечно, доверенное лицо, документы. Кто-то же должен был всё это оформлять. *** Рыжего они с Крапалём решили нагнуть вечером в душе. Слон на стрёме постоит, а третьего брать — только удовольствие портить. Сами справятся. Парень жилистый, но явно не силач. Если орать начнёт — кляп в рот или по башке слегка отоварить — схема известная, опробована не один раз. Пока ни одной осечки. Бес непроизвольно облизнул губы и довольно потянулся, хрустнув костяшками пальцев. От сладкого предвкушения в штанах захорошело. Рыжего звали Сергей. Серёженька — такое классное имя для пидора. Бесу очень хотелось, чтобы этот Разумовский оказался пидором. Тогда выебать его можно было бы намного проще и, считай, на законном основании. То есть не на основе мусорских законов, а настоящих и правильных. Белая, гладкая кожа, россыпь рыжих веснушек на плечах и несколько маленьких ярких — на аккуратной крепкой заднице, чуть ниже ямочек на пояснице. И медные, чуть темнее, чем на голове, волосы в том месте, о котором вспоминать сейчас явно не стоило. Бес довольно причмокнул — всю эту красоту он разглядел неделю назад в душе и с тех пор почти не переставая думал, как бы изловчиться и получить всё это первым, да так, чтобы в ответку не прилетело. Вздрочнуть снова хотелось до одури, но надо потерпеть, стояк вечером пригодится. Когда рыжего нагнёт. По вечерам Бес представлял себе, как целует Серёженьку в яркий, капризный рот, а потом заставляет встать раком и раздвинуть руками булки. И там вокруг дырки обнаруживаются точно такие волоски: редкие, но золотистые и восхитительно упругие. Распечатывать новеньких, первый раз попавших в СИЗО смазливых и молодых Бес обожал до дрожи, но делал это с умом. Так, чтобы гарантированно не спалиться и не загреметь по полной. А к рыжему подступиться было страшно. Что он Чумной Доктор, террорист и серийный маньяк-убийца, Бес не верил. Какой из мажора убийца? Он в СИЗО уже не первый день, но такое чувство, что всё никак поверить не может, что это с ним происходит. Ходит, как приморозили. Окликнут — вздрагивает, прикоснутся — шарахается. Ничего, Бес снова облизнулся, жизнь научит, и не таких нагибала. А вот то, что Разумовский миллионер, в корне меняло дело. Бес в тюрьме не новичок, третья ходка. Хорошо усвоил: если человек с деньгами, то и на нарах жить ему намного легче. Поэтому и опасался. Но позавчера кое-какая инфа с воли просочилась. Кукушечка кукукнула: не доживёт Серёженька до суда. Кое-кто из серьёзных людей во власти зуб на него имеет, никаких денег не пожалеет, чтобы и на СИЗО его урыть. И с администрацией этот кое-кто легко договорится. А ещё говорили, Разумовский Управу взорвал — не будут его менты спасать, скорее, ещё от себя добавят. Во взорванную Управу Бес тоже не верил. Говорили, в камере с вещдоками у них что-то ебануло. А там сейфы-хуейфы, двери металлом обшиты. Поэтому взрывом никого насмерть не убило, но шуму и вони — покруче, чем от гранаты в сортире. Теперь держись, посыпятся головы. Ну а ментам, ясное дело, вину на кого-то спихнуть надо. Почему бы и не на Разумовского? Вот и навешали, что могли. Террорист, бля. Ага. И денежки его теперь прикарманят. В том смысле, что имущество арестовано, и Серёженька больше никакой не миллионер, а терпила с придурью. Даже от адвоката отказался, глупышка. Верит в чудо и торжество справедливости? Ага: «Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!» В общем, покурили они с Крапалём, покумекали и решили, что нехорошо парня неёбаным на тот свет отпускать. Он вчера из больнички назад вернулся, четыре дня там после допроса отдыхал. Видно, и правда у ментов на особом счету, ввалили по полной. Если правду говорят, что жить рыжему недолго, лучше поспешить. *** Сережёнька стоял под душем, отвернув лицо к стене, и член у Беса вытянулся по стойке смирно при одном взгляде на его тыл: гибкую поясницу, узкие бёдра и длинные мускулистые ноги с изящными лодыжками. Струйки воды, стекающие по белой коже, направлялись именно туда, куда надо, и Бес провожал их голодным взглядом, краем глаза наблюдая, как душевая быстро пустеет. В СИЗО вести разносились мгновенно, и свидетелем определённых вещей никто становиться не жаждал, всем и своих проблем хватало по горло. Разумовский, как всегда на своей волне, ничего вокруг не замечал. То ли глаза закрыл — от выхода из раздевалки в душевую лицо его Бес видеть не мог, — то ли снова отморозился и выпал из не устраивающей и пугающей реальности, очутившись в собственном, только ему одному видимом мире. Ну, ничего — Бес весело подмигнул счастливо тащащемуся на голый Серёженькин зад Крапалю: вернём глупышку с небес на землю. В душевой уже никого не осталось, и Бес шагнул к Серёженьке. До дрожи хотелось сгрести его в объятия, вжаться стояком в ложбину между полужопицами и прижаться губами к мокрому затылку, но иллюзий он не строил. Обнимашек не будет. Пидор рыжий или по бабам — неважно. Если и пидор — любовники его явно не в их с Крапалём весовой категории. Значит, Разумовский будет орать, а может, даже отбиваться. Собравшись и прицелившись, он резко схватил рыжего за запястье и выкрутил руку. Не успев сообразить, что происходит, тот болезненно ахнул и оказался прижатым вожделенным задом аккурат туда, куда Бес и хотел его впечатать — себе в пах, прямо к рвущемуся в бой члену в гости. Серёженька, тихо и испуганно охнув, согнулся от боли. Всё шло строго по плану. Крапаль дело своё знал туго: молниеносным движением схватил Серёженьку за мокрые волосы, второй рукой ловко заткнув рот. — Будешь орать или кусаться, — нагнувшись к уху, громким шёпотом пообещал Бес, — уебу головой в стену. Мне насрать, в сознании ты будешь, когда я тебе присуну, или в отключке. Кивни, если понял. Разумовский медленно кивнул. — Вот и умница, — похвалил Бес и довольно погладил Серёженьку свободной рукой по бедру. — Будешь послушным, примешь нас по разику — уйдёшь целым. Тебе же не впервой? Ножки под мужиком раздвигать? Крапаль издевательски заржал, потянул Серёженьку за волосы назад, запрокидывая лицо — как обычно, во время подобных развлечений, в глаза хотел заглянуть. Похотливо оскалился, разглядев ужас и полное смятение... Что произошло дальше, Бес не понял от слова совсем. То есть, полную картинку сложить получилось только намного позже. Почему Крапаль вдруг, прекратив ржать и отпустив Серёженьку, схватился рукой за харю и с громким: «Омн!» — грохнулся на спину, головой прямо о кафельный пол, Бес не понял. Только внезапно ощутил, что к стояку уже ничего не прижимается, а он сам, проскользнув пятками по мокрому полу и совершив странный кульбит, летит назад и в сторону. И тут же в руку, до этого сжимавшую Серёженькино запястье, молнией ударила острая боль. Дальше — треск, как будто сломалась сухая ветка, идиотская мысль, что, кажется, это он и, кажется, головой, а потом — короткий миг забытья, из которого его вырвал жуткий вопль. Бес распахнул глаза, враз ощутив себя лежащим на мокром кафельном полу, и боковым зрением зацепил голое тело Крапаля. С ним происходило что-то странное. Тот катался по полу, вцепившись руками в своё лицо, издавая нелепые булькающие звуки, и бешено молотил голыми пятками по полу, разбивая их в кровь, которую тут же смывала так и не выключенная, текущая из душа вода. «Буэ-вэ!» — рычал Крапаль, молотя головой и ногами об пол, не чувствуя боли и как будто стараясь освободиться от невидимого лицехвата, впившегося в него шипами и присосками. Это было так страшно, так невозможно, просто смертельно бестолково, что заставило Беса вскочить. Вскочить ему не удалось. Бок и руку сразу пронзила острая боль, и что-то невидимое острым жаром садануло по щиколотке. Бес почувствовал, что снова падает навзничь. На этот раз удар головой о кафельную стенку был не такой сильный, сознание не потухло, но лучше бы да. Потому что в этот же момент Бес почувствовал, как на него наваливается кто-то совсем не мелкий. Кто-то жилистый, сильный и злой, чьё-то крепкое колено раздвигает ему ноги, а давно обмякший член крепко сдавливают сильные пальцы. — Заорёшшь — уебу головой об стену, — повторил его слова чужой, издевательски шипящий голос. Прямо перед собой он увидел два жёлтых глаза со зрачками — чёрными точками — и тёмный провал рта, растянувшегося в шальной улыбке голодного то ли человека, то ли хищного ящера. Это было так страшно, что сдержать рвущийся из глотки вой у Беса бы не получилось, если бы чья-то рука, нет, не рука — стальная когтистая лапа — не сдавила горло. Член стиснули ещё сильней, глаза от боли и ужаса поползли из орбит. Только сейчас Бес внезапно осознал, что никакое инопланетное чудовище в душевой из ниоткуда не материализовалось, а рука, стискивающая его опавший член, и вторая, стальным захватом вцепившаяся чуть ниже кадыка, принадлежат Разумовскому. Сладкому, нелепому, застенчивому и такому беззащитному мальчику-мажору со странностями, Серёженьке, которому шьют 205-ую и 105-ую серию. Шьют явно недаром. — Ыыыы, — Бес захрипел от подступившего ужаса и осознания того, как он лоханулся, и запрокинул голову. Только бы не видеть жуткой улыбки, жёлтых, сочащихся безумием глаз, только бы не слышать жутких воплей Крапаля и тихого свистящего голоса: — Слушшшай меня внимательно, пидор. Вякнешшшь хоть что-то ментам или хоть раз подойдёшшшь ко мне ближе, чем на метр — отожру нахххрен нос и засуну в задницу. Кивни, если понял. Бес мелко и быстро затряс головой, полностью уверенный, что так оно и будет. Отожрёт, с костями отожрёт и засунет, куда сказал. И с облегчением почувствовал, что хватка на члене ослабла, а рука, сдавившая горло, совсем исчезла. — Вы что? Охуели так орать! — заглянул в душевую Слон. — Сворачивайтесь, сейчас вертухаи набегут. Как в страшном сне Бес ощутил себя валяющимся на кафельном полу и таращащимся на молнией метнувшегося к подельнику голого Серёженьку, хватающего некрупного Слона, получившего кличку за большие уши и нос, за горло. И ещё раз безучастно отметил, какой этот псих сильный: щуплое тело Слона зависло над полом. Он испуганно верещал, отчаянно сучил ногами, вцепившись двумя руками в пальцы Разумовского, но вырваться из чудовищного захвата не мог. — А кто тут ещё хоччет тела комиссарского? Кто хочет птичку обидеть? — сладко взрыкнуло чудовище и улыбнулось мертвенной улыбкой одержимого. «Уи-и-и!» — Крапаль уже не бился головой об пол, тело его мелко дрожало. Из своего угла Бес видел широко распахнутые глаза, в которых застыли бесконечный ужас смерти и удивление, и разбитый, разорванный рот, из которого торчал... Боже праведный! Бес, наконец, понял, что произошло с Крапалём. Он подавился куском почти неиспользованного мыла. Чудовище вбило его прямо в открытый рот, и выплюнуть скользкую срань Крапаль не смог, как ни пытался. А потом... Потом он умер. — Помогите! — сипло прохрипел Слон. И тут чудовище его отпустило. Слон смачно хлопнулся на пятую точку и, помогая себе руками, пополз к выходу. То же самое сделал Разумовский. Опустился на кафель и испуганно, беспомощно озираясь по сторонам, отполз в угол и там замер, обхватив голые ноги руками и опустив голову. Но Бес уже знал. Знал, что этот, который Серёженька, только прикидывается, и что если смерть сегодня обошла стороной, а член и нос пока на своих местах — это просто несказанно повезло, второй раз такая везуха может и не сползти. В коридоре уже слышался грохот бегущих ног, хлопнула дверь, и через несколько мгновений в душевую из раздевалки влетели два вертухая с дубинками. Начальник смены Ефимкин и второй, имени которого Бес не знал. — Что, сука, тут произошло? — заорал Ефимкин. Чуть не перелетев через Слона, он чудом удержал равновесие, сообразив, что пиздить вроде уже никого и не надо. Все по углам и не на ногах. Крапаль больше не дёргался, смотрел застывшим взглядом в потолок. Явно труп. Под головой у него, смешиваясь с водой, расплывалось розово-красное большое пятно. — Разумовский?! — снова заорал Ефимкин, судорожно сжимая рукоять дубинки и держа её перед собой, как меч. Бесу стало смешно, и он рассмеялся. — Это не я! — подняв лицо и испуганно таращась на вертухаев голубыми — ну да, голубыми, не жёлтыми — глазами, сказало рыжее чудовище. — Это не я. Это он, не я. Он. — Это К-крапаль с-сам, — пытаясь сдержать смех: «У меня что, истерика?» — выдавил из себя Бес. — Вч-чера в карты играли. К-кто проиграет — с-съест мыло. Вот Крапаль и с-стал. Есть. И подавился. П-поскользнулся и упал головой об к-кафель. Мыло ещё глубже з-зашло, — взять себя в руки не получалось, но говорил он почти внятно. — Он д-давиться стал, мыло вык-ковыривать. Я помочь хотел, а у него с-судороги начались. Ну, он меня н-ногой, н-ногой ударил. С-случайно. Я — в стену. Вот, — Бес поднял сломанную, вывернутую в локте под неестественным углом руку и стал тыкать её вертухаю. — С-сломалась. И г-голову разбил. С-слон может подтвердить. — Могу! — отчаянно заорал Слон прямо в лицо склонившегося над ним вертухая. — Подавился! Мы его спасали. Я хотел мыло выковыр... выковырь...вать, а он меня — хвать! За шею рукой, и давай душить. Совсем не в себе сделался. И Беса ногой в стену! — А этот? — Ефимкин указал на Разумовского кончиком дубинки. — В углу сидел, — с готовностью выпалил Бес. — Боялся. К-кропаль же у-у-у, К-кропаль же... Второй вертухай сделал два шага вперёд, закрыл, наконец, воду и нагнулся над неподвижным телом, приложив пальцы к шее. — Да холодный он, — рявкнул Ефимкин. — Обрыгался, — кивнул второй. — И подавился. В смысле, мылом подавился, а блевотиной захлебнулся. Хуёвая смерть. — Хуёвая жизнь, хуёвая смерть, — согласился Ефимкин. — Ничего тут не трогать и сидеть, как сидите. — А я... — Бес опять поднял сломанную руку. Боли он не чувствовал совсем, больше боялся остаться в грёбаной душевой с трупом и притаившимся в углу чудовищем. — Потерпишь. Останешься здесь, — приказал Ефимкин второму. — Я позвоню начальству и вызову медиков. — Пиздец, — согласился второй. — Пиздец, — Бес с ним был совершенно согласен.