статистика разводов

Толя вышел из подъезда и тут же сел на лавку. Он в принципе был не очень активен, любил сидеть, это было его агрегатное состояние, поэтому он всегда искал возможность принять сидячее положение. Откуда-то с детской площадки кричала толпа разгоряченных алкоголем подростков, люди возвращались с работы в потёмках, уже рано приходивших из-за приближения осени, в десять зажгли фонари, хотя многие давным давно перегорели и даже не имели возможности быть заменёнными каким-нибудь техслужащим. Только сейчас, здесь, на трезвом прохладном воздухе, он подумал о том, что вообще сейчас натворил. Зачем он ушёл? Надо же было просто спокойно, без истерик всё разрешить, извиниться в конце концов, а он убежал как трус. Всё таки он взрослее, он более зрелый, чем Ваня, именно ему надо было взять ответственность за этот разговор, хотя бы даже просто напросто начать. Парень слабо видел перспективу возвращения домой и потому просто сидел. Вернуться он не хотел лишь из чувства гордости, хотя уже тысячу раз пожалел о ее существовании и старался запихать ее куда поглубже, преодолеть её и всё же вернуться домой. Но она лезла из него, как пух из вспоротой подушки, и он сидел, хладнокровно сложив руки на груди. Он не чувствовал злобы на Ваню, но ненавидел себя. Возвращаясь чуть-чуть в прошлое, он припоминал их домашний быт. Действительно, стоило ему прийти вечером с универа, как его встречал Ваня, весь уставший, но румяный от уборки и возни с ужином. У них в квартире всегда было чисто только по инициативе младшего, который, как бесноватый, зависел от порядка и был лютым перфекционистом. Его так воспитала мама, с которой он жил почти до восемнадцатилетия и которую он любил до безумия. Толя бы никогда не стал бы переставлять мебель каждую неделю в субботу, но делал это только из-за того, что так хотел Ваня, он называл это "сменой обстановочки" и утверждал, что это мотивирует его. Более того, младший скупил всё, на что хватала их маленького совместного бюджета, в Икее, чтобы хоть как-то приблизиться к евро-ремонту, но их двухкомнатной квартире в старенькой советской пятиэтажке не помогало уже ничего. Ваня ежедневно протирал пыль, стирал постельное белье, мыл окна раз в месяц, даже не ругался, когда старший разбрасывал свои вещи где попало, а тихонько собирал их и кидал в стирку. По всем полкам и столам были расставленны какие-то вазочки с сушеными цветами, которые пропитали комнаты запахом весны. Толя и представить не мог, что каждый раз чувствуя после этого запах цветочного парфюма от какой-нибудь девушки, будет вспоминать о Ване и об их уютной квартире на пятом этаже. Парень и не подозревал, что влюбится в этот постоянный порядок, именно тогда он понял фразу "противоположности притягиваются". А что сделал Толя? Кухня, в которой Ваня уже целый год просил поменять газовую, старую плиту на электрическую, дабы избежать утечки газа и лишних ожогов, ободранные шкафчики на деревянные с узорами или хотя бы жёлтую лампочку на люминесцентную, так и сохраняла свой неизменный вид, пахла сыростью, древностью и чем-то, чем пах прошлый век. Ковры, которые достались парням от прошлых хозяев и которые запылились так, что им не поможет даже самый мощный пылесос, так и лежали у входной двери, скрученные в рулоны для того, чтобы Толя их наконец-то выхлопал. Ваня не раз говорил, что скорее пойдет и выхлопает их сам, поднимал рулон, который был чуть ли не в два раза больше него самого, падал вместе с ним прямо в коридоре, смеяться конечно, но после этого слёзно умолял Толю сходить и сделать это. А что Толя? "Потом" - было его любимым словом по мнению Вани. Черноволосый, конечно, старался помогать мальчику, но всё сводилось к тому, что он ему скорее мешал, нежели помогал. Он вечно копошился, что нибудь ломал, где-нибудь что-нибудь пропускал и вся уборка шла через одно место, поэтому Ваня стал убираться большей частью когда у Толи были вечерние занятия в университете. Парень почувствовал огромный стыд. "И правда, пошел я к черту" - пронеслось в его голове. Становилось холоднее, а серая тонкая футболка совсем не грела. Надо было идти домой, но чертова гордость держала его здесь, как волка, на холоде. Он закурил и позвонил Артуру, своему лучшему другу со школы, тот сразу взял. После долгих уговоров он всё таки разрешил переночевать у него и даже скинул деньги на такси, ведь кошелек Толя в попыхах не подумал взять. Через полчаса он уже сидел в чужой прихожей, понурив голову под презрительным взглядом друга и его девушки, которая по чудесному совпадению тоже сегодня осталась на ночь у Артура по известным причинам, но Толя своим внезапным появлением испортил им всю малину. - Тебя из дома что ли выгнали? - спросил Артур довольно спокойно, но было видно, что он изо всех сил строит добродетель перед девушкой. - Сам ушёл. - Тебя этот педик выпер? - Да пошел ты! Стоит сказать, что о сношениях Толи с Ваней не знал никто из окружения черноволосого. Ваня был более свободным в этом отношении, он толком и не скрывал ничего о себе, но и не кричал об этом. Спросят - скажет, что гей, нет - ну и хорошо. Толя же считался в своих кругах заядлым натуралом, в Ваня просто был его "сожителем", с которым они якобы делили квартплату. Толя считал, что так проще для всех. Ваня был не против, хотя его раздрожало то, что друзья его парня снисходительно величали его "педиком". - Спать будешь на полу. - выдохнул Артур, уходя в глубь квартиры, за руку уводя свою спутницу. - Мог бы гостю и на диване постелить! * * * Время перевалило за полночь, а Толя бросил все попытки уснуть. Рядом, на скрипучем диване, храпел Артур и ворочалась его девушка. Часы тикали слишком громко. Редкие машины по окном казалось разваливались, проезжая по дороге, которую как будто бомбили вчера, а заделать дыры в асфальте было толи лень, толи слишком хлопотно. Толя всё думал про Ваню. Как он там? Спит ли или тоже думает об их ссоре? Мёрзнет, наверно, ведь кровать Толя так и не передвинул. Теперь эта проблема с кроватью казалась ему более глобальной, а ведь пару дней назад он считал это пустяком и искал причины, чтоб ее не двигать. Правильно говорят: "что имеем - не храним, потерявши - плачем". Он, по иронии судьбы, вспоминал всё, что было между ними. Он вспоминал это по причине того, что хотел убедить себя ещё раз в том, что Ваня для него действительно важен и что его бессонница с мыслями о мальчике совершенно обоснована, что ради него можно и не спать уже больше никогда. Он вспомнил как увидел Ваню во дворе у своего дома, когда тот после школы шёл с одноклассниками домой. Ваня тогда только перешёл в 10 класс, ему было около шестнадцати, а Толя уже заканчивал первый курс универа. В тот момент мальчик выглядел особенно нелепо, был самый низкий среди своих сверстников, да ещё и очки носил. Тогда Толя даже не думал влюбляться, он лишь мог пожалеть бедного Ваню, который, как сиротка, шёл позади всех и размахивал сменкой. Следующая их встреча произошла в университете, где учился Толя, когда мальчик пришел на день открытых дверей, а Толю направили помогать ему и всё показывать. Черноволосый даже сначала не узнал Ваню, но когда, проходя по коридору, он начал размахивать сумкой, как тогда, в его дворе, Толя сразу узнал этот жест. Они перекинулись парой фраз и старшему показалось, что Ваня не такой уж пропащий парниша, так и завязалась дружба. Ваня, к счастью или к сожалению, поступил в другой университет, но это не стало препятствием для встреч. Толе нравилось рассказывать мальчику "взрослые истории" про пьянки, курение и секс, ведь Ване тогда только-только стукнуло восемнадцать. Старший чувствовал превосходство, как это обычно бывает в дружбе между людьми разного возраста, ему нравилось, как Ваня кричал "да ну тебя!" на каждой такой истории, нравился это чистый характер девственника, ведь таких людей в окружении у Толи до этого момента не было. Ваня же всегда витал в облаках, рассказывал что-то отстранённое, про книги или про бабочек. Он не любил шум, не любил многословность, но любил двигаться. Толя даже удивлялся, как младший может так долго ходить и не уставать, он всегда скакал, прыгал, совершал много резких, мелких движений. Студенческая жизнь не отнимала у Вани ни капли энергии. Мальчика можно было затащить куда угодно, он был готов на любой движ. Толя же давно для себя решил, что никуда ходить не будет, да и Ваня сначала боялся звать его, но Толя, сам себя, конечно, упрекая в этом, за Ваней готов был идти хоть на край света. Он ходил с ним на какие-то выставки старинных фотографий, в литературные кружки, слушал оркестр в театре. Сначала это было вроде как данью уважения к предпочтениям друга, но вскоре парень начал ходить туда только для того, чтобы провести лишний час в компании тихого и спокойного Вани. Рядом с ним всегда было как-то уютнее и приятнее, чем на грязной скамейке за гаражами поздним вечером с какими-то обдолбанными одногруппниками. Так он и понял, что влюбился. Всё признание случилось как-то странно и скомкано. Парни сидели в парке, Ваня допивал какую-то вегетарианскую бурду из ягод и злаков со льдом. Толя быстро и тихо поговорил "ты мне нравишься" и позже даже очень удивился, что Ваня вообще смог это расслышать. Младший весь покраснел, как летний маковый цветок, вскочил и, сказав, что ему, кажется, уже пора идти, выбежал из парка. Толя, естественно, был озадачен такой реакцией, черноволосый вообще был уверен, что тоже нравится Ване, ведь он давно знал о том, что мальчик гей. После этого они не виделись около недели, и Толя думал, что их дружба так и закончится. Он даже старался убедить себя, что это просто какая-то ерунда, что мысли о бисексуальности ему навязало общение с младшим, и парни ему по определению не могут нравится. Да в принципе, ему и не нравились парни, ему нравился только Ваня. Ситуацию спасло отключение в домах горячей вода, которое каждый год сопровождало приход апреля. Вечером Ваня попросился к Толе домой, дабы помыть голову, ведь у старшего от прошлых хозяев остался водонагреватель. На удивление, Ваня разговаривал так, как будто ничего не случилось, будто стараясь вернуться во времена до признания. Они сидели на краю ванной, у Вани были по-девчачьи замотаны в полотенце волосы, он что-то рассказывал про то, как круто, наверное, весной в Канаде, где он мечтал побывать всю жизнь, а Толя сидел рядом и слушал. Он заметил, что Ваня исхудал за последнюю неделю и теперь выглядел ещё более крохотным и беззащитным. Кажется, он измучался, переваривая информацию о признании Толи, отчего парню неосознанно стало стыдно. Стоит ли поговорить об этом? Отступиться ли от своих слов? Толя посчитал, что в этой ситуации отказ от своих же собственных убеждений будет самой большой ошибкой в жизни. Толя берет мальчика за лицо, которое запросто умещалось в его больших ладонях, отчего мальчик сразу же замолкает. Смотрит прямо в глаза, немного мнется и целует его. Поцелуй получается дурацким и нелепым, ведь Ваня совсем не умел целоваться, поэтому он по-детски шевелил губами, пытаясь хоть как то ответить, но ничего не получалось. Он хватается своими ладошками за ладони Толи, отстраняется и смотрит куда-то вниз, комкая в руках край футболки. - Ты мне нравишься, - почти шепотом произносит старший, будто рассказывая какой-то секрет. Ваня молчит. Толя пытается заглянуть ему в глаза, потупленными и спрятанными за челку. Ваня отворачивает носик и закрывает лицо руками. - Нет? - глупо спрашивает Толя, - "нет, не нравишься?" - думает он, уже не понимая спрашивает он это у Вани или у самого себя. - Мы можем не говорить об этом больше? - тихонько произносит Ваня и встаёт. - Нет, не можем! - чувствуя, что мальчик снова хочет убежать, Толя скорее встал и остановил младшего. - Ответь хоть что-нибудь. - на одном дыхании тараторил парень, - Я не нравлюсь тебе, так и скажи, переживу! Я хочу уже быстрее закрыть эту тему, либо давай останемся друзьями, либо... - Но ты же не такой. - Ваня поднял глаза и посмотрел прямо в глаза напротив. - Какой не такой? - Ну не такой, как я... - Я тебя люблю только за то, что ты не такой как я! - О боже, прости меня. - Ваня вышел из ванной и закрылся на толиной кухне, оставляя растерянного Толю осесть на холодном кафельном полу. - Хорошо! Если ты не хочешь прекращать дружбу, - Толя вскочил и закричал, как бесноватый, чтобы Ваня его точно услышал, чтобы услышал ведь район. - Если не хочешь, что мы могли бы снова вернуться обратно! Ты забудешь всё, что я сказал и всё будет как раньше! Ты не против? - черноволосый кричал в самую шёлку кухонной двери, за которой сидел Ваня, - Если не против, то, выходи, пожалуйста, мы же друзья, так?! Дверь распахнулась, Ваня вышел и тихонько прикрыл ее, останавливаясь прямо перед Толей, их лица были совсем близко, разве что толино было повыше. - Ты ведь не ненавидишь меня? - затараторил Толя, - Мы же можем общаться дальше, как и было, ты же не будешь против, если... - Да замолчи ты! - Ваня легонько ударил его в грудь, - Ты мне тоже нравишься. А потом пошло-поехало. Началась любовь двух бедных российских парней из глубинки. Ни один из них не предлагал другому "встречаться", между ними был некий негласный договор, они оба для себя решили, что теперь им надо держаться вместе, что теперь они пара. Этим же летом они уже съехались в квартиру, которую Толе отдал отец. Он был не против "сожителя" у сына, только попросил не устраивать в квартире разрушительные вечеринки и не водить девушек, на что Толя громко прыснул в кулак. На следующий же день Ваня с вещами переехал на новое место, тут же взялся за благоустройство их нового "семейного" гнезда. Хотя он всё ещё делал всё с опаской, с недоверием думая об идее Толи съехаться, оставляя немного вещей у себя на квартире и неловко чувствуя себя в новом доме. Толя же чувствовал себя самым счастливым на свете. Жить вместе со своим возлюбленным или возлюбленной было мечтой всей его жизни. Они могли вместе готовить, прибираться, просто проводить время вместе. Проблемой оставался только сон. В квартире остался каркас двухместной кровати, которая раньше принадлежала отцу Толи и его крале, оставалось купить только матрас. Но Ваня наотрез отказывался спать вместе, ведь они, как он говорил, ещё недостаточно близки для такого, хотя они жили вместе и знали друг про друга буквально всё. Куда ещё ближе? Как бы Толя не уговаривал, Ваня был непреклонен. В конце концов, младший устилал и на диване, и на полу, и на кухне, но в итоге мучался всю ночь на неудобной поверхности, и приходил спать к Толе на кровать, а на следующий день утверждал, что это точно последний раз и он больше не придет и будет спать самым крепким сном, если ляжет, например, в коридоре. Он всё повторялось и Ваня всё таки чего-то опасался, но всё же перебрался не кровать. Так и шла их совместная жизнь, наполненная житейскими радостями, милованиями перед сном и подростковыми замашками, жизнь без единого конфликта. Как назло, жизнь, прерванная этой дурацкой ссорой. Толя насколько живо представлял себе это, что захотел вернуться обратно, снова ощутить этот нежный трепет и первые, почти по-детски неловкие прикосновения друг к другу, эту нежность и смущение. Толя открыл глаза и вскочил на ноги. Надо идти и каяться, а он спать спокойно лег, сволочь! Он наскоро оделся, выскочил из квартиры и бросился пешком по пустынной ночной улице, прямо по проезжей части, домой, спасать свою любовь.