В голове ветер

— У тебя в голове один ветер, Аякс, — тихо смеется мать, когда по возвращению домой он долго и вдохновенно рассказывает мелким о своих приключениях. Что-то приукрашивает, преувеличивает, раскрашивая для них мир за пределами Снежной только светлыми, яркими и чистыми цветами — темное преуменьшает, если по правде. — А путешественница? — Тоня настойчиво теребит брата за рукав. — Та, о которой Тевкр болтал. Истории о героинях, кажется, ей с малолетства больше по душе чем даже о самых лучших и храбрых героях. Против воли вспоминаются медовые глаза, исполненные решимости защитить чуждый и чужой Ли Юэ, блеск клинка в маленьких, крепких руках и воля прочнее самого звездного железа в Тейвате. — Что «путешественница»? — беззлобно усмехается Чайлд углом рта. — Девчонка как девчонка, если уж на то пошло. Ничего особого. — Говорят, она победила тебя, братец! — Просто… Просто она была слишком красивая чтоб ей как следует навалять! — запальчиво и обиженно находится он прежде чем успевает подумать. — Но в другой раз обязательно одержу над ней верх, как только вернусь в Ли Юэ! То есть, обязательно обыграю ее в сянци, — тут же поправляется он и только надеется что все же дошедшие до детских ушей слухи не были слишком подробны. И слишком правдивы. Мелкие отвлекаются на рассказ о чужестранных шахматах, а мать снова смеется: — Какой же у тебя еще в голове ветер, сынок, — теплая ладонь легко касается его макушки, мать с отцом переглядываются и смеются уже оба. На этот раз Чайлд почти готов обидеться, но мама зовет всех ужинать. Резкие, яростные порывы ветра с гор за морозным окном напоминает ему о Люмин и взмахах ее клинка. С обидой как-то не складывается. *** — У вас в голове ветер, господин Тарталья, — уклончиво тянет Чжун Ли вместо ответа на прямой вопрос. На полированной поверхности стола из цуйхуа в ритуальном бюро Ваншэн от удара остается вмятина с нитью трещин. Под насмешливым, чуточку любопытным взглядом Чайлд сжимает занывший кулак — бывший бог или нет, а он и Моракса не боится. Хотя может стоило бы, но… С невозмутимостью камня бывший архонт поднимается из-за стола — на щеке совсем человечные ссадины. Говорят, они с Люмин только позавчера вернулись из какой-то очередной авантюры — чудом вернулись, и ей пришлось отказаться от обещанной Чайлду встречи в Золотой палате. Даже после лечения мондштадской пасторши Люмин отлеживается на постоялом дворе Ваншу. Если бы вместо него с ней был он, Чайлд — все бы сложилось иначе, но даже у Чайлда не хватит наглости и апломба сказать такое в глаза Мораксу. Остается только тихо беситься что Люмин никогда не зовет его с собой, никогда…  — Даже если мы с путешественницей и ужинали вчера вместе, с каких пор это вас касается? — издевательски вскидывает Чжун Ли бровь. Кажется, здесь пахнет пылью и ладаном, и драгоценным деревом — а свежего ветра нет. От злости снова сжимаются кулаки, Чайлд больно кусает губу, и все равно не находит ответа, под его острым взглядом ощущая себя словно выпотрошенным, и сам толком не понимает, почему так жжёт внутри, когда Люмин завороженно внимает замшелым байкам Моракса и глядит на него широко раскрытыми глазами как на бога. А, ну да. Бог. — На постоялом дворе Ваншу подают отменный куриный тофу, — наконец, снисходительно изрекает Чжун Ли. — Лучший во всем Ли Юэ. А у вас, господин Тарталья, в голове свищет ветер. В переводе с божественного сарказма на человеческий это звучит больше как «мальчик, у тебя изрядно чердак свистит». Поспорить тоже не слишком выходит. *** В следующие дни Чайлд отчаянно прячется за делами Фатуи, а тёплыми от множества желтых и красных фонариков вечерами как придурок бродит по гавани Ли Юэ. Аромат алой шелковицы и глазурных лилии делает его рассеянным и задумчивым, а отсутствие вернувшейся на время в Мондштадт Люмин ощущается так же как плохо поджившая рана. Ноет, и мыслями не трогать попросту невозможно. — У тебя что, совсем в башке ветер, парень? — бросает подвыпивший прохожий, которого Чайлд чуть с ног не сшиб на вечерней улице. Видно, не сразу заметил впотьмах яркую маску Фатуи, и тут же скомкано мямлит что-то и извиняется. По меркам крепко стоящих на земле жителей Ли Юэ это и впрямь ругательство, но разозлиться и проучить наглеца отчего-то не получается. Глядя как тот торопливо скрывается в лабиринте темных улочек, Чайлд думает только о ветре. — У меня ветер в голове, — вдруг признается он, когда Люмин в следующий раз приходит к нему в Золотую палату после долгого отсутствия. — Все это время у меня в голове — ветер. — Не повод для хвастовства, — сухо фыркает Люмин. И принимает боевую стойку. Ветер Люмин рассеивает его волны, превращает их в шквал, в тучи брызг, в настоящую бурю. В руках у нее меч, и цветы в лунно-золотых волосах, воздушные вихри окутывает тонкую светлую фигурку маревом, и она бросается ему навстречу с совершенно прежним азартом. Чайлд встречает ее выстрелом, и снова пропускает удар, и сердце пропускает удар, когда ее лицо освещает улыбка. У него и впрямь лунный ветер в голове — ничего с этим сделать уже не получается.