Пациент

      Я заметил, что наступило утро, лишь когда захотел в туалет. Будь благословенна мочеиспускательная система, не давшая человечеству вымереть! Убрал дневник в стол, вышел. На обратном пути мне сообщили, что мой пациент звал меня. Пришёл сразу же. Лежит, смотрит выжидающе, в глазах опять блеск подозрительный: - Небось, думаешь, какого хуя? - Не без этого, - отвечаю. - Я ведь тебе самое смешное не рассказал, - словно продолжая начатую недавно беседу, говорит пациент, -я, когда замену ему подбирал, про дружка своего вспомнил. Не помню, рассказывал про него, нет... Однокурсник бывший, как раз без работы остался. Антон Шастун. Я подобрался. Это было первое осознанное упоминание Антона. - И вот он, сука, – внезапно сел, желваками играет, - с приходом Шаста решение своё поменял вдруг! Пока дела передавал, как-то втёрся к нему в доверие, тот через неделю просить за него прибежал. Сука! – уже жалобно повторяет и ложится обратно, - А мне что, мне только того и надо, меня только помани… Мозги совсем от счастья работать перестали – ни хрена не понимал, что творю, поломался, конечно, для вида, но всё же сразу понятно было... - Вы же и так не хотели его отпускать, – удивляюсь, - за что вы себя корите? - За недальновидность, руководителю моего уровня несвойственную. Нельзя ему было оставаться, понимаешь? Этот этап нами уже пройден был, мы поставили точку. И со следующего абзаца я планировал поменять стиль изложения. Ты представить себе не можешь, какой террор его ждал за порогом компании – о моих связях в этом городе просто ходят легенды! - А если бы он уехал? - Всё равно достал бы. Отследить и опорочить человека сейчас ничего не стоит, - щёлкает пальцами, - через службы безопасности делается на раз-два, и вот он уже несчастный, отвергнутый всеми безработный. Ты бы знал, на что соглашаются люди после полугода таких мытарств! – глаза хищно горят зеленью, - и я бы в этот раз не проебался, поверь... - Он бы не стал проситься обратно к вам, - говорю. - Сам бы приполз к нему. Мне похуй. Да только видишь, как оно всё по пизде пошло, все мои планы. Потому что, оставив его под руководством моего бывшего однокурсника, я лишил себя власти над ним. Вассал моего вассала – не мой вассал, помнишь? Я больше не имел к нему доступа – Шаст, видимо, по его просьбе ещё и отдельно обговорил этот вопрос вначале, когда я бездумно кивал на всё. Мне оставалось надеяться на случайные встречи в коридорах и лифтах... А эти двое притёрлись с первого дня, скоты! Штаны просиживали допоздна чуть ли не каждый день за проектами своими – я, дурак, радовался сначала – хоть направление, думал, подымем, а то после последних дел Арс не вывозил уже, сам понимаешь... А тут, как ни встретишь, – довольные, продажи вверх пошли, мне даже уволить не за что. Хотя, справедливости ради, Шаст был ни при чём, я же видел. Смазливый, конечно, тоже – понятно, чё Арс повёлся, но по жизни он простой бесхитростный парень, я его давно знаю. Он бы даже не подумал ни о чём таком. Не то, что эта сволочь хитрая. Ведь какой финт опять провернул, гад!.. - Подождите, вы что, хотите сказать, что он это сделал специально?! – я был настолько поражён, что пациент польщённо засмеялся. - Да ясен хрен! Это же с самого начала понятно было! Он ведь так же, как и я, понимал всю бесперспективность своего положения в дальнейшем и, увидев, какой тюфяк пришёл на его место, быстро сориентировался в ситуации! Втёрся в доверие, изобразил несчастного, попросил оставить – я не удивлюсь, если он даже подговорил кого-нибудь из своих дружков-коллег подыграть ему - и в завершение спрятался от меня под надёжным прикрытием своего нового начальника... Он очень умный, зараза...       Вид у меня был потерянный, я это знал. Сил держать лицо перед пациентом не было. Слишком хорошо отпечатались в моей памяти те страницы, на которых Антон был счастлив и горд, отвоёвывая Арса перед начальством… - ...И, принимая это своё очередное поражение от него, я всё равно был счастлив, что он рядом, что, если сильно приспичит, могу под любым предлогом зайти в их опен спейс и увидеть его. Я был рад проиграть ему тогда, понимаешь? Но только это длилось недолго. В какой-то момент я стал замечать, что он таскает всю их шайку по тем же галереям и клубам, куда я когда-то водил его. На спортивных матчах садится всегда рядом с Шастом, и много раз становился свидетелем, как тот подвозил его после работы, если засиживались за полночь… - Вы что, следили за ними? – пытаюсь поймать его, - откуда знаете про клубы? Смотрит, как на идиота: - Ты про инстаграмм слышал вообще? Этот всратый модник ни дня без фото- или видеоотчёта не обходился. И почти в каждой публикации Антон, Антон, Антон… Однажды, на одной из оперативок, я заметил на Шастуне красивые браслет с кольцом – у меня самого страсть к украшениям. Спрашиваю, откуда? Заместитель мой, отвечает, из поездки привёз, старинная вещь, специально выбирал! – хвалится, дурачина, не понимает, что этим подарком он не его , а меня зацепить хотел! Мой-то кулон так и остался непринятым... Всё встало на свои места в тот момент. Мало ему было всех его побед надо мной, теперь хочет посмеяться – издевается, дразнит, знает, что я бессилен. Мстит. По-своему пользуется моей беспомощностью, как я воспользовался его - тогда, в моём доме...       Я слушал и чувствовал себя предателем. Я верил тому, о чём рассказывал Антон в дневнике и на сеансах. Но теперь готов был допустить, что услышанное мной только что – тоже правда. Я понимал, что предаю не только наши с Антоном отношения врача и пациента, но и себя тоже: с самого начала не включил здоровую критику по отношению к Шастуну, выстраивал свои теории только на основе наших бесед и его тетради, и попался. Ведь даже если Антон был искренен, он мог врать сам себе. Неосознанно. Люди вообще часто обманывают себя по разным причинам – страх, конформизм, лень, заниженная самооценка... Но страха больше. И вот теперь я почти уверен, что около двух лет веду терапию не в том направлении так же, как Антон ведёт свою жизнь в отношении самого себя.       Итак, в существующем положении дел мне оставалось постараться максимально отдалиться от окружающих меня образов – Антона, Арсения, моего пациента. Мне нужно было обезличить их, чтобы быть способным уловить истину в происходящем. Пока не получалось, конечно. Слишком живы были эти люди в моём восприятии и воспоминаниях друг друга. Они все оставались для меня загадкой. И мне было бы больно сейчас ошибиться в любом из них снова. - На одном из фуршетов выпил, не сдержался, - продолжает пациент, - увидел, как он к Шастуну вплотную подходит и шепчет что-то прямо в лицо, дождался, когда один окажется, подлетел, спрашиваю: «Ты всех подряд людей используешь или только избранных вроде меня и своего начальника?» Побледнел. Говорю: «Теперь я знаю, что всё ты тогда понимал, когда позволял мне полгода за тобой ухлёстывать безо всяких обязательств и права попросить что-то взамен. Теперь с ним так же поступить хочешь?» - киваю в сторону Шаста. «С ним нет. А тебе давал возможность искупить вину», - отрезает. Чётко, по живому. Я в бешенстве беру его за грудки, но тут Антон подходит, пьяный уже, не хочется грубить, поэтому позволяю ему увести себя. Пока есть возможность, пытаюсь объяснить Шастуну, что зря он в это впутался, что я не отстану, но тот не вдупляет совсем, да и я уже с ног валюсь, поэтому шлю всё на хуй и иду к себе в кабинет отсыпаться… Наутро обдумал всё и решил успокоиться, время выждать – ведь нет уязвимее того, кто считает себя победителем. Пусть он продолжает безнаказанно пытать меня своими выходками, ничего, я дождусь благоприятного момента и затяну силок на его шее! Уже было поздно, и боксы стали закрывать на ночь. Уходя, я не мог не спросить: - Дождались? Кивает, прикрывая глаза: - Дождался. 28.12.2020 <Сегодня понедельник. Последний, между прочим, в этом году. И начался он не очень, если честно. Во-первых, я проснулся, а Арса нет – уехал в департамент защищать бюджет на следующий год. Пока не пишет, значит, не освободился ещё... Во-вторых, попало от Добровольского, за то, что «тискались с коллегой и пугали медперсонал». Сказал ему, что достаточно прочувствовал всё вчера, чтобы испытывать стыд ещё и сейчас. Пригрозил мне, что терпеть содом в стенах хирургии не будет, и, если не будем вести себя прилично, вышвырнет отсюда «этого мальчишку, как котёнка». Я молчал и утекал мыслями к «этому мальчишке» - как он вчера проснулся, уже под вечер, и, не успев открыть глаза, сразу потянулся ко мне руками, а потом и губами. Как опять смолотил мою порцию за ужином и отказался выходить, когда пришла медсестра с уколом. Как долго плескался в душе, а потом обтирал меня всего влажным полотенцем – «чтобы ты не завидовал». Как, пристально глядя мне в глаза, залез рукой под матрас и, не выдержав, прыснул, достав оттуда заветный ключ. Как, стараясь не шуметь, провернул ключ в замке и, убедившись, что дверь заперта, медленно подошёл ко мне... Он потрясающий! Весь – начиная от запаха и заканчивая последним аккордом, когда обмякает без сил в моих руках. И между этими мгновениями – бесконечно длинные касания, поцелуи, шёпот, стоны, его руки на моих плечах, его губы на моих веках.. Трудно сдержать себя, но я пытаюсь, пока снимаю с него рубашку и брюки. Он целует так нежно и требовательно, что всё моё естество кричит - он видит это и валит меня на спину, спускаясь ртом до сосков – я знал, что он обязательно прикоснётся к ним, и заранее напрягся, но всё равно меня подбрасывает от его губ и зубов. А он уже спускается ниже, и я чувствую его дыхание в паху. Приспускает резинку пижамных штанов и целует. Мне уже многого не надо, просто глажу его по волосам, прошу. Он обхватывает и начинает двигаться. Я бы хотел подольше это растянуть, запомнить, но не получается – слишком умело всё у него выходит, чувствую, как волна от самых ног идёт и накрывает всего, не могу сдержаться, ухожу в стон, зажимая себе рот руками, выгибаюсь до боли, ощущаю, как оставшиеся силы из меня утекают, последняя энергия... Затихаю. Но мне просто полежать надо - пару минут, не больше. Я его потом под себя переворачиваю и начинаю губами прижиматься, трогать везде - мне надо. Чтобы чувствовать всего, знать, что мой. Он возбуждённый уже, не стесняется, сам в руки просится. И тихо стонет. Меня с его стонов выносит. Сразу начинаю его член губами в плен брать – всё, что угодно сделаю, лишь бы ему хорошо было. И ему скоро становится. Хватает меня за плечи и в струну весь. Ловлю всё до последней капли – моё, заслужил. Опускаю обмякшего, целую - почти не реагирует, укладываюсь сам и кладу его голову себе на грудь - пусть спит…>