can i call you in october?

По комнате разносятся пошлые звуки шлепков. Картина довольно интересна, ведь Игорь смог разложить Разумовского прямо у себя на коленях, сняв лишь штаны Серёженьки для удобства. Каждый удар проходится ровно по бледным ягодицам парня, заставляя того скулить, словно побитого щенка, и плотнее сжимать в руках подушку. Его задница сейчас очень печёт, а из-за этого нагревается и всё тело, а самое стыдливое в этом то, что у Разумовского стоит член. Он упирается прямо в ногу Игоря, а с каждым ударом заставляет потираться. — Ты ведь знаешь, за что я тебя бью, правильно? — тянет Игорь томно, вдруг остановившись, заставив руку зависнуть прямо в воздухе. Уголки губ искривлены в подобии на улыбку, ведь Гром слишком погружён в этом моменте и ему тяжело думать о чем-то другом, кроме как стонущего Разумовского под собой. — А-ах... п-потому что я был очень плохим мальчиком, — дрожащим голосом произносит Серёжа, даже не успевая сделать выдоха — его бьют в следующую же секунду после ответа, — А-а-ах! — вскрикивает Разумовский, неосознанно прогнувшись. — Правильно, — кивает Гром, — А плохие мальчики должны получать наказание. В чём ты провинился? — А-ах... я-я.. я вел себя плохо, я-я.. н-не слушался папочку... я-я очень-очень плохой мальчик, — Разумовский хнычет в подушку, а задница неосознанно вверх поддаётся. Чертов мазохист, — П-плохие мальчики заслуживают наказания. — тише добавляет парень, а после вздрагивает со скулением — вновь получает удар по ягодицам. — Какая она красная, — улыбается, явно довольный своей работой, Игорь. Он проводит ладонью по красной заднице и опускает взгляд, чтобы проследить за реакцией Серёжи. Тот же начинает дышать тяжелее, ведь ему явно больно, — Плохой, очень плохой мальчик. — Гром поднимает голову и пускает слюну так, что та практически попадает в чужую сжатую дырочку. Он смачивает два пальца и подставляет средний прямо к промежности. — А-ах... Иг-горь... м-мх, п-подожди... стой! — пытается попросить Серёжа, он даже приподнимает себя на руках, но стонет неосознанно громко, что вовсе сравнимо с криком, а после падает грудью на подушку, как только в него вводят длинный палец. Чёрт, ну зачем Грому такие большие руки? — Что такое? Тебе не нравится? — в тоне Грома слышится издёвка и он облизывается, начиная двигать пальцем осторожно назад, а после вперёд, заставляя Разумовского потираться пахом о колено Игоря, — Всё так плохо? Давай, попроси меня ещё раз остановиться и я прекращу. — А-ах... ах... я-я... Иг-горь... — скулит Серёжа, чувствуя, как его щёки горят от горячей крови, что к ним приливает. Мозг затуманен из-за возбуждения, ведь ему недостаточно того, что с ним делают, — Б-быстрее... угх... п-пожалуйста... — Конечно, ты бы не смог попросить остановиться. — Игорь внимательно следит за тем, как вводит палец, начиная это делать постепенно быстрее и быстрее, а вскоре добавляет и второй палец, начиная вводить их оба. Серёжа совсем недавно побывал в душе, а уже весь потный и горячий из-за того, что Игорь с ним сделал, но, кажется, больше всего получает удовольствие Разумовский, которому всё мало и мало. Но это не значит, что он не на грани кончить, нет, оргазм постепенно подкрадывается всё ближе и ближе, из-за чего Разумовский начинает грубее сжимать подушку в руках, даже иногда кусает, когда понимает, что не может сдерживать крики, но точно знает, что потом будут жаловаться соседи из-за криков. Гром явно не успевает проследить за чужим оргазмом, ведь намеренно быстро нашёл простату, начав в неё быстро долбиться двумя пальцами, а поэтому когда в следующий раз он слышит громкий, протяжный стон, то сразу чувствует, что его коленка стала влажной. Игорь вскидывает брови и приподнимает Серёжу аккуратно, а после видит белое пятно. — Всё таки, хватило. Ах, плохой мальчик, я разве тебе разрешал кончать? Придется повторить всё заново.