Christmas toys

— Сегодня солнечно, — Эрик отодвинул тяжелую портьеру и прищурился от ударившего по глазам яркого света. — Прогуляемся? Чарльз медленно опустил чашку с чаем на блюдце и тоже повернул голову к окну, улыбнувшись. — Почему бы и нет. На улице солнце вовсе казалось ослепительным, хотя от этого зимний день казался только лучше. Снег буквально сиял, отражая яркие лучи, а тяжелые ветки деревьев то и дело покачивались от садившихся на них и сбивавших снежные опушки птиц. — Поверни направо. Думаю, там уже успели расчистить тротуары, — попросил Чарльз, поправляя шапку на мерзнущих ушах, а Эрик покорно подтолкнул кресло-коляску и свернул. Действительно, городок даже в заснеженные дни оставался опрятным. Приятно было видеть, что за зданиями, в постройке которых он принимал непосредственное участие, хорошо ухаживали, над головой не нависали высотки, скрывающие небо, а улицы не превращались в муравейник. Ни разу он еще не пожалел, что когда-то остался здесь. — Доброе утро. Эрик отвлекся от разглядывания домов через дорогу и повернулся на голос. — День, — Стивен поправил Старка и улыбнулся идущей им навстречу паре. — Добрый, — согласился Чарльз, а Эрик лишь приветственно кивнул, но внимательным взглядом все равно выцепил то, как Старк держал доктора Стрэнджа под руку и жался к его боку, возвращаясь к тому разговору, который они вели до того, как прервались на вежливое приветствие. — О чем задумался? — заметив молчание Эрика, усмехнулся Ксавьер. — О? Ты разучился читать мои мысли? — тот тоже усмехнулся с легким поддразниванием в тоне. — Просто даю тебе шанс самому мне о них сказать, — Чарльз махнул рукой, будто давал позволение, и Эрик в ответ засмеялся. — Просто подумал о том, что мы живем в замечательном месте, где можно спокойно праздновать Хануку вместо Рождества, где можно взять любимого мужчину под руку без страха быть отправленным на лоботомию… Ну, или жить с ним без малого пятьдесят лет. — Пятьдесят? — нарочито удивленно произнес Чарльз, запрокинув голову, и, несмотря на то, что его лицо отражало прожитые годы, ясные голубые глаза все еще хранили озорство. Глаза. Это то, что Эрик заметил в первую очередь, когда перед ними распахнулась дверь. Рейвен бросилась на шею молодому мужчине, громко воскликнув: «Чарльз!». О своем брате она говорила всю дорогу, и Леншерр уже знал, что тот в рекордные сроки окончил Оксфорд, но не остался преподавать в университете, а предпочел американскую школу в захолустном городишке. Хэнк причитал, что наука много потеряла без Чарльза Ксавье, но Эрик в этом понимал мало. Сейчас он смотрел на этого самого Чарльза, хохочущего от того, что Рейвен пыталась стереть с его щеки отпечаток муки, и не мог отвести взгляд. — Проходите внутрь, — спохватился тот и отодвинулся от порога вместе с сестрой. — Это Эрик, я тебе писала о нем, — она указала ладонью на Леншерра, и тот неловко дернул уголками губ, снимая перчатку и протягивая ладонь. — Приятно познакомиться. Я Чарльз, — Ксавье крепко пожал руку и лучезарно улыбнулся. Наверняка эта улыбка сразила наповал не одного человека, решил Эрик. До этого момента Леншерр не задумывался, что же побудило его согласиться на предложение Рейвен. Оставаться на Рождество одному в общежитии ему было не впервой, к тому же он вовсе не праздновал христианские праздники, но она была слишком упряма и настаивала на том, что оставаться одному нельзя и что ее брат с радостью примет его, что бы Эрик там ни праздновал. И вот Чарльз хлопотал, пытаясь напоить гостей горячим чаем и одновременно уследить за пирогом в духовке, при этом не прерывая разговора. В доме чувствовался уют, несмотря на то, что в нем жил холостяк: в просторной гостиной стояла наряженная живая ель, в камине потрескивали дрова, а из кухни шли аппетитные запахи. Эрик еще ни на секунду не пожалел о своем согласии. Почему-то неловкости он не ощущал, лишь странную умиротворенность, даже на время выпал из разговора, задумавшись о своем. — Эрик тоже инженер! — Хэнк хлопнул его по плечу, и только тогда Леншерр опомнился и удивленно моргнул. — Прошу прощения, я, кажется, прослушал, — честно признался он. Ксавье тихо засмеялся и взмахнул рукой, мол, ничего страшного. — Чарльз рассказывал, что в этом городке вовсю идет стройка и требуются инженеры, строители, конструкторы. А ты же как раз во всем этом разбираешься, — пояснил Хэнк. — Не думаю, что после нью-йоркских зарплат мистер Леншерр захочет работать в таком захолустье, — Чарльз улыбнулся чуть виновато, будто он лично отвечал за то, что городок был маленьким. — Кто знает. Если работа мне понравится… — Эрик пожал плечами. Духовка резко звякнула, заставив всех присутствующих вздрогнуть, а Рейвен спустилась в гостиную, уже одетая не по последней моде, а в домашний растянутый свитер и спортивные штаны. Чарльз сбежал доставать пирог и нарезать его для гостей, а Хэнк поднялся с дивана, чтобы подойти к огромному книжному шкафу и глянуть, не пополнилось ли его содержимое чем-то новым с его последнего визита. — Я слышала ваш разговор, — начала Рейвен, и Эрик заметил, что смотрит она на него как-то слишком цепко, будто что-то задумала, но ничего больше сказать она не успела, потому что Чарльз вернулся с подносом и поставил пирог на кофейный столик. — Оу, эм, я не уверен, что пирог кошерный, — Ксавье потер затылок, но расслабился, увидев доброжелательную улыбку Эрика. — Я не соблюдаю строгие запреты, — пояснил тот и с удовольствием потянулся за небольшим куском. Рейвен бросила на них внимательный взгляд и скрыла улыбку за чашкой. На следующий день в доме «случайно» погасло электричество, и Эрик разбирался в щитке, пока Чарльз держал над ним фонарик. На само Рождество именно Эрик помогал Чарльзу на кухне за крайне увлекательной беседой. А в день после уберег Чарльза от падения на скользком тротуаре, вопросительно уставившись на Рейвен, которая и подставила брату подножку. Вряд ли это могло закончиться травмой, но Эрик все равно в защитном жесте стискивал смеющегося Ксавье. Хэнк тоже старательно не замечал шалостей жены, и именно в тот момент Эрик понял: те двое заодно. Однако Чарльз отвлек его от этой мысли, став выворачиваться из объятий, ставших неловкими, и Леншерр снова посмотрел на него, чтобы извиниться. Ни одного слова он так и не произнес: Эрик взглянул в озорные голубые глаза и понял, что никогда больше не сможет из них вынырнуть. — Ты сегодня необычайно задумчив, мой друг, — Чарльз слабо прищурился и снова поправил шапку на ушах. — Знаешь, у мистера Бартона наверняка есть чем погреться. Давай зайдем? — Да, хорошая мысль, — улыбнулся Леншерр, подтолкнув его кресло. Рождество Эрик не праздновал, но в рождественское чудо верил до сих пор.