Твоя эстетика

      Иногда, совсем редко, Пик сравнивал себя с Данте.       Почему? Слишком много мыслей и рассуждений, вот только в отличии от бубнового короля, не при всех, а наедине с самим собой. Он часто плутал по закоулкам своего сознания, отправляясь в чертоги разума, когда реальная действительность была слишком скучной. В голове, в тех уголках мозга, что не увидеть с первого взгляда, темных и мрачных, как он сам, было куда интереснее и занимательнее, чем в реальности. Назвать его мечтателем будет в некой степени ошибкой — король не витал в мыслях, мечтая о разных приключениях и событиях (хотя иногда он позволял себе погоревать о такой желанной свободе в реальном, человеческом мире, с открытым и бескрайним небом, которое он так любит). Нет, он внимательно исследует собственный мозг и людей, занесенный в его личную картотеку. Пик любил описывать что-либо, и именно далёким, черным и густым, с кучей запутанных узлов, он видел и ощущал своё сознание, центральную нервную систему. Он не мечтатель, скорее что-то среднее между мрачным философом и скупым сыщиком, с его этими циничными фразочками и излишним пафосом.       Скука часто посещала его, особенно, когда в последние месяцы всё стало слишком скучным.       Очередное собрание. Бессмысленное, глупое, ненужное для всех сборище кричащих идиотов. Пик не любит это, очень, но чисто из принципа, и глупой надежды на реально серьезный подход к делу от других клонов приходил сюда каждый раз. Он ещё не пропускал собрание, ни один раз, столько же они разговаривали по естеству. Пик считал, что такие собрания не нужно организовывать каждый месяц, а так, в случае по настоящему серьезных тем и проблем. Но Куромаку, чертов педант со своей огромной короной, решил иначе, и король самой темной масти, чисто из того же принципа, решил не слушать его нудный, гнусавый* бубнеж про королевство. Всякий раз, когда король треф начинал свой длинный, односторонний диалог про политику, мужчина кривил лицо и максимально показывал свою незаинтересованность в этом. Нет, сама политика даже очень интересовала его, но то, как об этом говорит Куромаку, отбивает всё желание слушать. Куда любопытнее было наблюдать за остальными, за их идиотским поведением. Хотя и муха в их сборном зале, глухо стукающаяся об большую люстру, была куда грациозней и культурней.       Конечно, первый, кто привлекает взгляд, это пиковый валет, и совсем не из-за красоты — Вару кривлялся практически на каждое слово серого кардинала. Часто выкрикивал грубые, ненужные в данном контексте слова и вообще мешал собранию. И Пик был бы не против такой деятельности парня, если бы это было бы действительно смешно. Но так, складывается ощущение, будто валет это делает чисто по привычке, а не ушел в раж юмора и стёба. Делает, потому что он должен это делать, ведь… он же Вару, клон номер пять, сотканный из глупого, низкосортного юмора, который изо всех сил привлекает к себе внимание.

Глупо. Раздражает.

      Феликс не отстаёт, давя из себя лыбу до ушей и кричал, наверное, громче всех. И как только у него лицо не болит от постоянной улыбки? Каждый день так, улыбаться и смеяться, это ведь очень утомительно. Он также весьма бестактно ведёт себя, перебивая Куромаку своими криками на Вару, или же разговорами о своей прекрасной Фелиции.

Шумно. Раздражает.

      Ромео. Самый ничтожный король на свете. Наверное, даже Габриэль не стал бы тратить энергию генератора на столь глупые нужды, и оправдывать потом это любовью. Да в жизни там не было любви! Этот недоумок вообще понимает, что такое любовь? Любил ли он когда-нибудь по-настоящему? Пик уверен, что нет.

Бессмысленно. Раздражает.

      Всё раздражает до безобразия, до адской боли в затылке и скрежета в зубах. Они все слишком шумные, глупые и чуждые для короля. Громко, больно, глупо, как много неприятного в их вынужденном общении. Почему-то, вот он вправду в этом уверен, будь у них выбор, с малым шансом клоны продолжили бы между собой лирическое взаимодействие. Червовые только, между ними действительно какая-то связь, про остальных восьмой уверен, что нет. Бубновые одиноки сами по себе, и не стремятся к общению, даже между собой. Пиковые просто не переносят друг друга. А Трефовые… там все сложно.       Все очень напряжённо, если говорить честно.       Находиться в таком обществе Пик особенно не любил из-за кое-чего ещё: находясь среди них, он чувствует себя лишним. Да, такой сильный и могущественный правитель как он, тот, кто с нуля, с самой настоящей пустыни, поднял великую империю, и чувствует себя лишним. Ненужным здесь, в этой сборке эмоций и чувств других, он буквально задыхается от их насыщенности, и понимает, здесь ему не место. Просто он слишком не похож на них. Каждый из клонов хоть чем-то, да похож на другого, но только не Пик, и это чувствуется каждый раз, нагоняя тоску на все темное естество мужчины.       Восьмой клон был сильным. А сильных не любят, ведь ими невозможно управлять. Все просто, и от того, сложней. — Как я уже говорил, каждый должен задуматься об экономии заряда своего генератора, иначе повторится ситуация с Ром… — ЭТО ВСЕ СЛУЧИЛОСЬ ИЗ-ЗА БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ, И ТАКОЕ МОЖНО УЖЕ НАКОНЕЦ ПРОСТИТЬ! — Грубо перебил монотонное напутствие виновник сегодняшней темы.       Крик, как же громко крикнул безрассудный король Вероны, почти что на ухо Пика, оглушив получше любого хорошего снаряда в окопе. — ТЫ БЕЗДАРНО ПОТРАТИЛ ЭНЕРГИЮ, ТАК ЧТО МОЛЧИ! — Феликс, также перешедший на крик, в порыве злости вскинул руками в воздухе, задевая тем самым Вару. Поднялся крик. Снова скандал, снова, все повторяется из раза в раз.       Выцепить из потока нецензурной брани и взаимных обзывательств хоть что-то стоящее было невозможно. Крики слились в один большой, белый, полный помех шум, стуча, словно молоток по голове короля.       Резко стало очень плохо.

Громко, громко, слишком громко.

— ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! — И всё же, среди крикунов лидирует Пик, и своим властным, грубым голосом, вкупе с сильным и резким ударом кулака об стол, заткнул болезненный для головы гвалт.       Все замолчали, прекратив орать и махать кулаками, и Пик позволил себе громко выдохнуть, опустив голову к столу в наслаждении — напряжение в висках и затылке пропали с приходом долгожданной тишины.       На плечи и опущенную голову короля тут же уставились удивлённые, и неожиданно для него самого, злые пары глаз. Конечно, эти эгоисты недовольны, когда их перебивают на любимом занятии — а именно на пустых ссорах.       Но, среди этих взоров, полных ненависти и пренебрежения, выделялся один, очень светлый, лишенный даже намека на недовольство взгляд. Наоборот, он выражал безграничную благодарность, но Пик, погруженный в свои проблемы не замечал этого, считая, что сейчас к нему стали относиться ещё хуже, чем было до этого. — И что ты этим добился? — Тихо спросил Вару, одним своим видом насмехаясь над мужчиной. — Если у тебя есть что сказать, то милости просим. — Либо вы прекращаете вести себя как бешенные обезьяны, и мы станем решать по настоящему важные проблемы, либо больше никогда не собираемся за этим чёртовым столом! — На самом деле Пик хотел бы высказать больше, куда больше, но голос, на сталь которого он так надеялся подвёл его, став хриплым и скачущим. — Я… Я согласен с Пиком, мы просто так здесь сидим и теряем время. — Тихо, немного запинаясь произнес Зонтик, который как раз и смотрел на короля по-другому. Восьмой мельком взглянул на рядом сидящего парня, заметив такое же, как и у него самого, напряжение.       Может, не он один тут такой? — Ты тоже так считаешь? — Пренебрежительно спросил старший треф, одним тоном и взглядом растоптав пылкий порыв валета на подачу своего голоса. — Просто у Зонтика есть хоть какие-то мозги, Куромаку. — Пик не знал, считается это защитой валета, но ему и вправду стало немного жалко парня. Совсем чуть-чуть. Всё же тяжело, когда на тебя давит своим безразличием собственный король.       Второй клон уже было собирался начать гневную тираду, раздув ноздри и набрав побольше воздуха в лёгкие, как зазвонил мобильник его главного помощника, что стоял всё это время в стороне (имя его Пик так и не запомнил, не видел в этом нужды). Подойдя к своему правителю, и что-то прошептав на ухо, тот медленно удалился, не сводя своего холодного взгляда с их стола. — К сожалению, я вынужден срочно уйти, приношу свои извинения. В таком случае предлагаю перенести наше собрание, где мы обсуждаем важные дела, на завтра, есть протестующие?       Вару, как всегда, поднял руку и заявил о своем нежелании, но его никто не стал слушать.       Уже уходя, Пик краем глаза заметил как младший треф что-то говорил собирающему вещи серому кардиналу, хмуря тонкие брови и решительно сжимая маленькие кулачки.       Интересно.

***

      На следующий день стало только хуже. Головная боль, эта ужасная мигрень, что и так была вечным спутником жизни Пика усилилась под вечер, и на утро ударила со всей возможной силы. В первые несколько минут с пробуждения мужчина выл в подушку от боли, но нет, это был не сон. Он проснулся, у него болит голова, раздирает горло, и при этом нужно идти на собрание. — Замечательно…       Пик не стал строить из себя мистера любезность, и с трудом донеся свою бренную тушу к месту сбора, не поздоровавшись, грузно упал на предназначенный для него стул. Хотелось умереть. — И тебе добрый день. — Сухо бросил второй клон. — Ну, так как теперь явились все, думаю мы можем начинать…       И снова поток бессмысленного белого шума, но теперь мужчина не хотел встревать в это, решив просто смиренно, как заключённый, отсидеть этот ужасный срок и после свалить в свою дорогую империю, резко ставшей такой нужной. На удивление, в этот раз никто не перебивал и не кричал, спокойно и весьма тихо сидя на своих местах.       Вару, конечно, иногда вставлял глупые фразочки, но никто не обращал на это должного внимания, это классика. Было бы очень необычно, если бы пиковый валет наконец заткнулся. — Так, а теперь я передаю слово Зонтику, он хотел кое-что вам сообщить. — Последняя речь пробудила Пика из полумертвого состояния, и тот поднял взгляд на парня, по привычке рассматривая и подмечая мелкие детали.       Зонтик как Зонтик, сидел с ровной, словно по команде прямой и выученной осанкой, с немного растерянным взглядом и плотно сжатыми в тонкую полоску губами. Он выглядел нервно и дергано, но при этом, как ни парадоксально, готовым говорить. — Вы, ну многие из в-вас знают, что я не отправляю с-свою армию** куда-либо. — Проглотив мешающий ком в горле, шестой заговорил тверже и чётче, без заикания. — Но недавно я решил сделать небольшой обход территории, и наткнулся на преграду… Невидимую. Я знаю, что П-пик… — На этом моменте в груди восьмого клона что-то неприятно кольнуло, ему совсем не нравилось, как треф заикался на его имени. Было куда красивей, когда парень шептал его имя, жаль, что такое было лишь пару раз. — Уже говорил об этом, но я заметил некую странность: стена необычно реагирует на генератор вероятности…       Кажется, Пик позабыл про свою головную боль. Все внутри запрыгало, зарокотало и забилось, словно кузнечики, ведь шестой говорил то же самое, что хотел обсудить сам король. Это была та самая тема, которая терзала его на протяжении нескольких недель. А может даже месяцев — использовать силу генератора, чтоб выбраться из карточного мира. Не с помощью оружия, как это раньше пытался сделать король, конечно не обсуждая с другими, а с помощью самого генератора. Не обсуждая. Как это звучно с ужасным словом — осуждая. Остальные клоны осуждали любую идею Пика, не доверяя, да и не особо желая этого делать, и наверное, именно поэтому мужчина не решался заговорить о своей идее. Но, теперь, это не только его идея, похоже.       Треф словно прочитал его мысли, да черт возьми, он даже начал примерно так, как планировал сам король: медленно и издалека, плавно ведя к самой сути.       Хотя Пик бы произнес это куда точнее и уверенней: Зонтик говорил конечно чётко, но не решался поднять взгляд на остальных, разглядывая белый деревянный стол и свои пальцы, будто это самые интересные вещи на свете. — Ого, твоя армия способна высунуться за стены твоего государства? А я то думал, что они также ничтожны, как и их правитель! — Весьма грубо и мерзко произнес Вару, залившись громким и гадким смехом под конец.       Пик цыкнул, посмотрев с недовольством и порицанием на собственного валета, испытав ужасный стыд за его поведение. Ну почему ему достался именно Вару в подопечные?       Все валеты как валеты, а этот как подброшенный кукушонок, грубый и невоспитанный, не уважающий никого. У них лучше бы складывались отношения, будь у этого парня банальное уважение, и хоть какое-то почтение, к другим, даже не старшим людям, а к отдельным личностям. Пик не имел ничего против его шуток, стоит признать, некоторые из них были действительно забавные, но невоспитанность и прыткость очень раздражают восьмого.       А ещё Пика безумно задевает один очевидный факт: другие валеты восхищаются своими королями, но только не Вару. Все другие младшие смотрят на своих королей с восхищением, с жаждой подражания и чем-то ещё, в некоторых случаях, а как смотрит Вару? С ненавистью и презрением. Напыщенный, зеленый, индюк.       Как и любой король, пусть и отрицающий свои чувства, восьмой не отказался бы от восхищения своей персоной от более младшего, и даже такой маленькой, но приятной глупости, он лишен. — Вару… — Шестой сжал ладони, до четкого просвета костяшек и пульсирующих голубых вен сквозь тонкую кожу, и впервые за все это время Пик почувствовал что-то рядом с этим тихим парнем. Что-то одновременно опасное, но и до жути интересное, необычное, новое. Это чувство сравнимо с прогулкой по бордюру: кажется, всё под контролем да и не высоко, но состояние хождения по лезвию заставляет подкосить ноги и опасно накренить тело в сторону. — Что ты сказал про моих людей?       Зеленый тролль довольно ухмыльнулся, готовый распевать свои арии на все горло, про то, насколько труслив и вообще отвратительный Зонтик со своим государством, но его прервали, вызвав тем самым удивление у Вару. Зонтик еще не разу не прерывал его. Не прерывал никого. — Зря ты это сказал, Вару… — И тут Пик понял, что именно он испытал пару мгновений назад — предел, который был достигнут неосторожностью и полной уверенностью в безнаказанности.       У каждого человека, или клона реального человека, глубоко внутри существует предел. Предел чувств. Предел боли и слез. Предел ненависти. Предел терпения. И когда его пересекают, позволяют себе сделать что-то лишнее, человек взрывается. Взрывается по разному, кто-то громко плачет и истерит, кто-то молча уходит навсегда, а кто-то бушует как ураган. Зонтик напоминал вулкан — он медленно закипал, вся злость от унижений и наплевательского обращения к его персоне начинала выходить наружу, и Пик, как самый здравомыслящий здесь, понял, дело пахнет жаренным.       Потому что Вару оскорбил не просто Зонтика. Он оскорбил его народ, и это было той самой чертой. Пик не помнил как именно узнал, но был в курсе — несмотря на недостатки в стране, на страх, треф по настоящему любил свою Зонтопию и её жителей, даже после происшествия в церкви. Особенно после того, как он осмелился выйти и показаться перед людьми, его связь с народом укрепилась. Он был не как Феликс, не хвастался, но не менее искренне любил.       Иногда Пик думал о манипуляции и подавлении других государств. И тогда он понимал, что даже с неразвитыми технологиями, Зонтопия просто так не сдастся, особенно её правитель. Это вызывало у короля уважение к трефу. — Мне абсолютно всё равно, если ты оскорбляешь меня, или кого-то другого из нас. — Начал парень, не сводя злого взгляда с застывшего Вару. — Мы постоянно контактируем, я к такому привык. Но у тебя нет никого права оскорблять мою страну и моих граждан. Они по своей культуре куда выше тебя, Вару.       Пик не скрывал своего удивления и интереса в происходившей ситуации. Нет, он конечно понимал, что рано или поздно младшего трефа доведут, но не подозревал, что так скоро. Да и не особо верилось, что он начнет высказывать всё то, что думает про других. — Ты думаешь это весело? Весело беспричинно обзывать других? Втаптывать их в грязь и насмехаться? Да, для такого нарцисса как ты это забавно. Вот только ты забываешь про кое-что, очень важное — ты сам увяз в этой грязи. Каждый раз, задевая своими словами кого-то, ты сам погружаешься в это болото злобы. Ну как, приятно вязнуть в этом?       Зонтик наклонил голову в бок, из-за чего пышные волосы качнулись, спадая лазурным водопадом на плечи, спину и лицо парня. Сквозь челку было видно глаза, горящие странным огнем. — Ты заблуждаешься, когда считаешь себя выше других. Конечно, ты заблуждаешься, смотря на этот мир сквозь свои очки, и для тебя это круто. Видишь только себя, словно в твоих окулярах вставлены зеркала, маленькие такие. А знаешь, что вижу я? Страх.       Последнее слово Зонтик прошептал, растягивая шепящий звук «с-с-с», словно змея, тягуче и медленно. Жутко.       Должно было быть, но Пик, с довольным оскалом наблюдавший за трефом, к своему удивлению, испытал нечто другое. Ему не стало непривычно, дискомфортно от этого, наоборот, ему понравилась эта картина.       Потому что теперь, заполучить в свою власть этого необычного парня захотелось еще сильнее. — Ты прав, я действительно много боюсь, всё-таки, меня таким создали. А вот чего боишься ты? Падения? Твои очки, ничего более, чем способ обмана и защиты самого себя. Вот только, от кого?       Парень говорил твердо, вальяжно растягивая слоги, и только в редкие моменты его голос скакал, выдавая глубоко внутри бущующие эмоции.       Бушующие… Пик бывал в Зонтопии лично пару раз, когда ему нужно было поговорить с шестым напрямую, и один из таких визитов запомнился королю надолго: был сильный, бушующий ливень, с громогласными грозами и порывистым ветром. Идя сквозь эту ахинею стихии, и удивляясь крепкости нервов жителей, Пик набрел на статую. Статую Зонтика, что, несмотря на небольшой размер, умудрялась возвышаться над городом, над горожанами. Даже над Пиком.       Увидев тогда третий, всевидящий глаз, на знакомом мягком лице, восьмой искренне рассмеялся с нелепости образа.       Сейчас было не смешно. — Знаешь, я давно наблюдаю за каждым из вас, по мере своей возможности, и ты мне кажешься самым трусливым. Трусливей даже меня. Ведь я олицетворяю страх и грусть создателя, для меня это свойственно. И сквозь страх, я чувствую истинную ненависть к тебе. А вот ты, клон, что показывает хитрость Федора, что испытываешь ты глубоко внутри?       Теперь Пик понимал, что означал этот чертов третий глаз на холодной и величественной статуе: истинный взор Зонтика. Тот самый взгляд, который видел тебя насквозь, от которого не скрыться. На секунду, буквально на мгновение, но восьмой увидел рядом с собой именно ту статую: пышные волосы превратились в навеки застывший мрамор, одежда схватилась и перестала шуршать при каждом движении. Лицо стало непроницаемым, большие глаза закрылись тонким слоем все того же холодного мрамора, и только на лбу, ненастоящий, словно нарисованный карандашом или маркером глаз был широко открыт и смотрел прямо на притихшего Вару.       Пику даже показалось, что эта статуя держала в руках щит и длинную алебарду, и из единственного открытого глаза лился голубой, похожий на отблески прожектора, свет. — Я думаю, что ты боишься больше всех. Боишься ослабнуть, потерять власть и стать тем, кем ты являешься на самом деле — трусливым и лицемерным червем. Твое государство — сплошной обман, лишь иллюзия хорошо развитой страны. И ты боишься, что твои жители увидят это, снимут очки.       Пик все ещё видел эту статую, и свет из глаза стал более отчётливым, ярким, жгучим. Вару под таким напором совсем сжался, на его лице читался чистый шок, в перемешку с испугом. Возможно, не только старший увидел «особенность». — И именно поэтому, боясь сам, ты пугаешь других. Оскорбляешь их, унижаешь, желая скрыть свой страх и то, что ты, ничем не отличаешься от меня. — За секунду Зонтик вспыхнул, ощущение холода пропало, появилось чувство того самого вулкана. — Так что заткнись, и никогда больше не смей оскорблять меня и мой народ, трус!       Немая, мертвая тишина буквально упала после долгой речи шестого. Все молчали, не находя слов, или не решаясь нарушить заминку. — В следующий раз, я приду только по важному поводу. — Зонтик резко встал, из-за чего стул пошатнулся и с громким хлопком упал на пол. Пик заметил, как сморщился при этом младший, но он продолжал стойко уходить, не удосужившись поднять упавший предмет. — Уделали? — С жёсткой, клыкастый улыбкой спросил Пик у Вару. — На твоём месте, Куромаку, я бы гордился Зонтом.       Пик также ушел из зала собраний, не попрощавшись. Сейчас ему было интересно поговорить с шестым.       Пику не хотелось это признавать, но он слишком поздно поймал себя на том, что буквально бежит за парнем в след. — И что это такое было? — Сквозь ухмылку, пытаясь восстановить дыхание, мужчина остановился у плеча шестого. — Господи, я п-правда это сказал? — Ещё как. Тебя, наверное, на улице было слышно. — Какой ужас! — Зонтик прикрыл двумя ладонями пылающее лицо, вновь став всем известным трефовым валетом. — Он это заслужил. — С долькой раздражения прошептал король. Головная боль вернулась, импульсами начав бить в затылок. — Черт… — Тебе н-не очень, правда? — Голубые глаза показались из-под длинных пальцев, внимательно оглядывая короля. — У меня тоже часто голова болит.       Пик изо всех сил сдержал порыв радостного возгласа: с каждой секундой, Зонтик становился для восьмого буквально родственной душой. — Я не собираюсь ныть об этом. — Сухо бросил, и в ту же секунду захотел отрезать себе язык: сейчас Пик совсем не хотел нагрубить и напугать парня. — Да… она постоянно болит, не знаю что уже делать. — Ну… у меня есть одно средство против этого. — Треф неловко улыбнулся, топчась на месте, в длинном коридоре небольшого замка, где обычно проходили их собрания***. — Чай и таблетки, но они в м-моем. — С радостью.