Прошлое омыто слезами единорогов

В лаборатории всегда дубильник, как в морге, хотя никто не удивится, если у них тут действительно трупы по углам распиханы. В общем-то никто сюда обычно и не спускается, слишком уж атмосфера… зловещая. На расставленных вокруг стеллажах куча странного оборудования и всякие человеческие запчасти в банках, которых тут наверное быть не должно — может просто для антуража стоят. Стрёмненько — не то слово! Кенши передёргивает плечами: надо быть крайне осмотрительным на чужой территории, чтобы завтра его глаз или язык не оказался в формалине рядышком на полке. — Чего тебе, Токугава? — зловещий голос выдёргивает из раздумий, и Кенши чуть не роняет костыль, шарахнувшись в сторону от словно материализовавшегося из воздуха Сарутоби. — Пришёл топать тут своими грязными… — он замолкает, натыкаясь взглядом на натянутые поверх туфлей бахилы. Да-да, Кенши же профессионал, знает когда нужно тщательно подготовиться. — Привееет, Сарутоби! — он изображает поклон, насколько это возможно с костылём в руке. — Слышал твоя племяшка идёт на поправку? Принёс тебе подарочек в качестве поздравления с этим знаменательным событием. Сарутоби хищно щурится за своими гаррипоттерскими очками, но бутылку виски всё-таки принимает. Разглядывает этикетку и причмокивает в предвкушении. Конечно, на его зарплату такого не купишь, Кенши самую красивую бутылку в номере выбрал. — То есть мне поверить, что ты просто так пришёл, и это не взятка? — Какая взятка, Сарутоби! — Вскидывает ладони Кенши. — Мы же все тут блюстители порядка. И раз уж мы об этом заговорили — есть новости об осмотре места убийства? Ну там, что вам сказали ваши волшебные порошки? Сарутоби корчится, убирая бутылку обратно в пакетик, суёт подмышку, отворачиваясь, всем своим видом показывая, что разговор уже окончен, даже не начавшись. Уходит, скрываясь за стеллажами, слышно как отодвигает стул и хлопает ящиками стола или картотеки, убирая сувенир. Кенши стоит ещё с минуту, думая стоит ли его окликнуть, но решает, что наверное в этом нет смысла. Ретируется по тихой, чтобы ничего не задеть и не опрокинуть, когда его догоняет голос всё-таки снизошедшего до ответа Сарутоби. — Племяшка уже идёт на поправку. А волшебные порошки не нужны, чтобы разглядеть следы от костыля на ковре, Токугава. Если бы они, конечно, были. Кенши вздыхает полной грудью, тут же чуть не затошнившись от запаха лаборатории. — А они были? — Если бы были — это бы непременно было отображено в моём отчёте. Но даже я мог что-то проглядеть. Ты же знаешь, вокруг Кобаяши всегда было слишком много грязи.

*

За эти полтора дня он словно заново прожил последние двадцать лет, но на этот раз по-правильному, а не в пустом неведении. И от этого внутри всё словно наполнилось, захотелось стоять, вдыхая полной грудью и наконец-то смотреть вперёд, а не назад. Сзади больше ничего не осталось, а впереди долгая и тернистая дорога к светлому будущему, которую он больше всего на свете хочет пройти вместе с Аки. — Что ты тут делаешь? — Аки смотрит с подозрением. Непонятно правда, что именно его смутило — Кенши ведь напялил на лицо свою самую открытую и очаровательную улыбку. — Аки-чан, позвать охрану? — мясистая девушка в блестящем купальнике шепчет очень не тихим голосом, перекрикивая музыку клуба. — Спасибо, — Кенши лихорадочно выискивает в памяти её имя. Уж его-то он точно слышал, а значит уже хоть немного знает об Аки, — больш… мадмуазель Джо, — поправляется на всякий случай. — Мы с Аки старые дружочки, так что всё в порядке, и спасибо, что присматриваете за ним. Он склоняется в галантном поклоне, но костыль, видимо, не предназначен для таких пируэтов — выскальзывает из подмышки, и Кенши валится мешком картошки прямо в любезно подставленные объятья Аки. — Всё хорошо, Большая Джо, — кивает он девушке. Значит всё-таки можно было её так называть. — Это Кен-чан. Большая Джо делает большие я-поняла глаза и ретируется куда-то в сторону сцены. Аки пытается отодвинуться, чтобы повторить вопрос, но выпутываться из обнимашек совсем не хочется. — Слышал, Кобаяши копыта откинул, — Кенши перехватывается за плечо Аки поудобнее, так и нависая на него половиной своего веса. — Как насчёт отметить? Теперь уже Аки делает большие глаза. — Совсем? — Совсемнее некуда. То ли инфаркт, то ли пуля между глаз — чёрт их этих толстяков разберёшь, от чего помирают. — Ты дурак? — уточняет на всякий случай. Хотя и так ответ знает. — А ты официантом, значит, работаешь, — за неделю не спросил, а тут вон как легко выяснить оказалось. Форма Аки идёт — и шорты длинные, хоть не в трусах на работе ходит, и жилеточка заплатку с раной прикрывает, и заячий хвост с ушками на нём как влитые сидят. — Классные уши, дашь поносить? — Когда тебя уволят? — Не думаю, что это случится. Но если ты хочешь, я с радостью уволюсь сам. Аки фыркает, смиряясь. Всё-таки отводит к креслу, помогая сесть. — Ладно, но моя смена закончится только через два часа. Потом можем и отметить. Когда Кенши его всё-таки отпускает, давая выпрямиться, у него уши красные, и шея красная. По лицу видно, что так много хочет спросить, но никак не поймёт, какую мысль схватить за хвост. Благо это и не надо, у них же теперь впереди целая куча времени. — Ладно, я вообще на больничном, так что времени полно. — Кенши устраивается в кресле поудобнее. — Работай, а я почитаю пока рецепты запечённого лосося. — Я могу задержаться. — Я никуда не тороплюсь. У Аки сейчас взгляд не пустой и не стеклянный — там столько всего в глазах — видно как мысли бегают, толкаются, но он только растерянно моргает и уходит куда-то в толпу заниматься своими рабочими делами. И от того, что в его голове теперь крутятся мысли о том моменте, когда они останутся вместе — так тепло на душе. Аки тоже думает о том, что будет чуть позже. Тоже смотрит в будущее — и в его будущем, пусть и пока только на ближайший вечер, они тоже вместе. И Кенши пока этого достаточно. А дальше — кто ж знает, что будет?