Прошлое омыто слезами единорогов

— Устал, — Аки откидывается на диван в большой комнате. Выглядит он и правда хреновенько — белый весь, словно из него ещё пара литров крови вытекла. Наверное так себе была идея совершать столь длительную прогулку на третий день после операции. — Так спать ложись, — ещё не хватало, чтобы он после этой прогулки окочурился. — Ну уж нет, ты обещал вечер Сэйлор Мун. Мы что, зря купили попкорн? — Дай хотя бы осмотрю рану. — И потом Сэйлор Мун? — Если всё нормально. — Хорошо, мам. Аки послушно приподнимает футболку, обнажая впалый белый живот, покрытый лёгким пушком волос, которые Кенши ещё в прошлый раз, на кухне, чуть ли не все пересчитал. Чуть не окосел пялиться, а теперь вон Аки сам футболку задирает. Хотя Кенши уже немного начинает казаться, что и прошлый раз был не случаен. Играется с ним? Или просто паранойя разбушевалась? Хрен поймёшь. — Ну? — торопит ещё, тоже мне. А как же с духом собраться? Кенши берёт со столика дезинфицирующее средство и смачивает ватный диск. Присаживается рядом, осторожно касаясь пластыря. Аки от этого движения напрягается весь, не смотря на свои подколы, живот поджимается, и видно даже, как он вибрирует от стука сердца. Ну отлично, Аки, из-за твоей реакции это действо ещё больше стало казаться каким-то интимным. В доктора они, видите ли, решили поиграть. Кенши резко тянет за края, отлепляя пластырь — несколько волосков грустно остаются не на той стороне. — Ай, — пищит Аки. — Ты издеваешься? — Нормально всё, — Кенши наспех оглядывает ровный шовчик и уже перекрашивающийся из синего в зелёный синяк. — Заживает как на собаке. Осторожно касается ватным диском раны, обмакивая её, под неодобряющее шипение. — Ты какой-то не сильно ласковый. — Ну так я же не медсестра. Хочешь, наручники на тебя ласково надену. — А ты, я смотрю, любишь садо-мазо? — А ты предпочитаешь играть в доктора? Дурацкий шрам и дурацкий разговор. — Жить будешь, — Кенши заканчивает с обработкой раны и сразу встаёт, выходя из комнаты. — Попкорн принеси, — у Аки даже в голосе смех слышен. Придурок, точно ведь издевается. Кенши ставит попкорн в микроволновку, выгребая из магазинного пакета пару банок газировки. Виски бы сейчас гораздо лучше подошло, жаль больному нельзя, а зря стращать его совсем не хочется. Попкорн крутится, потрескивая, даёт пару минут на то, чтобы собраться с мыслями, но это никак не выходит. Ощущение, как будто пригласил к себе кого-то на просмотр фильма, а на самом деле подразумевалось что-то другое. Приглушённый свет, закат за окном, скачущие по стенам отзеркаленные телевизором картинки, которые никто не смотрит — и парочка на диване в объятьях друг друга. Да, Мадам Таро сказала слушать себя, только говорит в Кенши почему-то совсем не разум. Дурдом, ей богу. Кенши со вздохом вынимает разбухший попкорн, пересыпая в большую миску, захватывает таблетки Аки в компанию к газировке, и возвращается обратно в комнату. Аки уже подушки переложил и устроился поудобнее, растянувшись на диване во всю его длину. При виде попкорна и Кенши вежливо ноги к себе подтянул, освобождая место, чтобы сесть. Ну, так хотя бы они будут не рядом. — Врубай! — командует Аки, протягивая руку к попкорну, и Кенши отдаёт ему всю тарелку вместе с газировкой и таблетками, щёлкает пультом, включая. Пятьдесят девятая серия, он сам её не смотрел, потому что они посмотрели вместе до пятьдесят восьмой, после чего всё пошло не так. Уже и не вспомнить, что было в предыдущих — может надо было включать сначала? Кенши косится на Аки, но тот как ни в чём не бывало жуёт попкорн, пропитываясь опенингом и яркими картинками. Так они и сидят в молчании и просто смотрят Сэйлор Мун, словно не было этих двадцати лет порознь, словно они снова в прежней комнате Кенши и всё снова хорошо. Аки ёрзает — наверняка с раной и ещё и согнутыми ногами, лежать ему совсем неудобно, так что Кенши отодвигается чуть дальше к спинке дивана, подвигая ему ноги. — Можешь вытянуть, если хочешь. Хочет и вытягивает, и от того, как его ноги лежат на коленях Кенши, это снова кажется чем-то таким личным, интимным и трогательным. Ещё и серия, оказывается, про любовь — романтичнее некуда. И всё это вместе всё равно так естественно и нормально. — Мило, — комментирует Аки, когда поёт эндинг. — Все так романтично, все жертвуют собой ради тех, кого любят. Но главное, что концовка как всегда сказочная и красивая. — Я бы пожертвовал собой ради тебя, — просто говорит Кенши. — И сейчас, и… тогда, в прошлом. — Я не к этому. — Я знаю. Просто сказал. Так просто и естественно — и то, как Аки вытянул ноги, сложив на колени Кенши, и то, как они смотрят вместе Сэйлор Мун после перерыва в двадцать лет, и тот факт, что Кенши бы действительно сделал для Аки тогда всё, что угодно. И сейчас сделает — но как и в прошлом, для этого надо чтобы Аки сказал, чем ему помочь. — Я хочу узнать нового тебя, Аки. Хочу знать о тебе всё, или знать только то, что ты посчитаешь нужным мне рассказать. Ты волен выбирать сам, просто я хочу чтобы ты понимал, что я приму любую правду и любого тебя. Аки отвлекается от аниме, поворачиваясь, и в его глазах сейчас столько грусти и безысходности, что в груди зеркально колет этим его отчаянием. И это только Кенши сидит сейчас на диване, словно не было двадцати лет, у Аки они были, много всего было — и много всего, о чём он жалеет, или просто не хочет говорить. Не доверяет? Или боится, что Кенши не сможет это принять. — Я не думаю, что ты хочешь знать правду, — улыбается он. И улыбается так же — грустно и ужасно тоскливо. Как виляет хвостом подкормленная на улице в мороз псина: сейчас ей вкусно и хорошо, но это только на мгновение — потом же останется всё тот же холод и одиночество. И Аки словно тоже не верит в то, что сейчас у них что-то настоящее, он просто передыхает, или просто что-то разведывает, но в любой момент готов встать и, не оглядываясь, снова скрыться в тумане. — Но я правда хочу знать тебя. Того, что он снова исчезнет, Кенши боится больше всего на свете. — Спасибо. Я рад уже этому. Обрезает разговор, но Кенши согласен не давить. Согласен подождать час, день, неделю или год: неважно, сколько бы времени Аки ни понадобилось на то, чтобы пойти навстречу, он готов ждать. Ведь в конце концов он ждал его двадцать лет. А сейчас... — А сейчас я могу что-то для тебя сделать? Аки слегка сгибает ногу, гладя его по колену. — Ещё попкорна? — как он всю пачку схомячил за одну серию? Опенинг запустившейся следующей серии скачет картинками по его лицу. Кенши легко сжимает ладонью щиколотку Аки. Просто, чтобы знал, чтобы не забывал, что он здесь, рядом. Что он настоящий и то, что сейчас происходит, — тоже настоящее. — Хорошо. Попкорн так попкорн — пока этого хватит. Но может быть завтра или через неделю, через месяц, Аки захочется открыться чуть больше — довериться чуть больше, позволить помочь. А пока достаточно и попкорна.

*

У них теперь столько времени, чтобы узнать друг друга получше, чтобы много говорить и много слушать, чтобы разворачивать слой за слоем укутанные от мира души друг друга и впитывать их. Но Кенши моргает — а неделя уже прошла. Они много смотрели аниме, готовили вместе, он много раз промывал рану Аки, много раз они о чём-то болтали, но словно не успели обсудить ничего. Словно кто-то дёрнул стоп кран двадцать лет назад, и время стояло, а сейчас поезд снова тронулся, и оказался настолько скорым, что в размазавшихся от этой скорости картинках в окне — ничего не успеть различить. Серый снаружи вечер сменялся серым утром, серым днём и снова серым вечером. И ещё раз, и ещё раз — но Кенши было всё равно, ведь внутри его квартиры светило его личное солнце, он засыпал под скачущие по стенам картинки, отражающиеся от телевизора, чувствуя на своих коленях ноги Аки, и просыпался так же, с затёкшей от неудобного сна шеей и разрываемой от радости грудной клеткой. Они снова вместе, рядом, и это не сон. И это не только сегодня, но и завтра, и послезавтра. И эти сегодня, завтра и послезавтра промелькнули в одно мгновение, остались в памяти яркой искрой, отброшенной полыхающим костром, который слепил, грел, но из-за того, что за ним не следили — прогорел слишком быстро. Наверное надо было использовать время больше с умом, надо было задавать правильные вопросы, надо было разглядывать какие-нибудь тайные знаки поведения, считывать что-то, анализировать, как учили в академии, но Кенши просто наслаждался тем, что было, совершенно отключившись от реальности и забыв о собственной цели. Когда они рядом, вместе, есть ли разница, что было и что происходит снаружи квартиры? Есть, просто он об этом совершенно забыл. Как-то так получилось, что медовая неделя раз и закончилась первой за много лет ссорой. Как бы так до развода не дошло. — Конечно вы не можете его поймать, — шипит Аки. — Ведь у вас в отделе крыса. Кенши ставит аниме на паузу, поворачиваясь на диване к сидящему почти вплотную Аки. Тот аж глазами сверкает, и вообще выглядит зловеще — в момент завёлся от случайно оброненного Кенши комментария про Кобаяши. И кто его вообще за язык тянул? Просто в этой вечной полутьме, в этом уюте и расслабленности как-то размылись рамки, которые он сам себе выставил, как-то забылись факты и зло, которое их коснулось. Стало казаться всё чем-то далёким, словно оно и не с ними происходило. Хотя на самом деле оно и не с ними происходило — только Аки тут жертва, а Кенши как-то умудрился об этом забыть. Ведь в их раю всё было так хорошо. Потому что башку не надо отключать, мистер детектив, мать твою. Кенши откладывает пульт в сторону, подбирая правильные слова, но в голове так много всего — обрушилось водопадом из прорвавшей плотины, которая словно кокон защищала его от реальности в этой уютной квартире, где они были только вдвоём. Ну, втроём — Майор Мур тоже привстал в кресле, вылупившись своими горящими в темноте глазищами на разворачивающуюся драму. А то, что тут будет драма, Кенши, конечно, и сам уже понял. — Не обязательно крыса, мы рассматривали много вариантов. Медиумы там… — Медиумы? — шипит Аки. — Ты издеваешься? Медиумы лучше всего подходят как ответ на вопрос о том, как Кобаяши всегда оказывается на шаг впереди. По крайней мере так гораздо удобнее считать — а не подозревать кого-то из своих. — Всякое может быть, — продолжает защищать свою однозначно провальную теорию Кенши. — Я совершенно полностью доверяю своей команде. — Один из твоей “команды” оставил мне вот это! — Аки задирает футболку, рывком отдирая пластырь — и сейчас всё это совершенно не кажется чем-то милым или интимным. Рана такая маленькая, но в темноте она изгибается, красится тенями и мерцающим светом, выглядит огромной и ужасно болючей. — Это же стрелял охранник Кобаяши? — С чего ты взял, придурок? — А чего сразу обзываться? — Это правда. По загривку разбегаются неприятные мурашки, нервозность опутывает тело, накрывает волнами, словно моргнул, и вместо уютного дома перед глазами пещера с поднимающейся водой. — Это был не охранник? — за неделю он не выяснил даже ответ на этот вопрос? Чем они занимались всё это время, что обсуждали? Рядом с ним был Аки с дыркой от пули в животе, а Кенши думал только о том, на какой серии они остановились и что бы заказать или приготовить на обед. — Тогда кто? Вода поднимается с нереальной скоростью — уже весь пол в воде, и Кенши отодвигается поглубже в диван, подгибая под себя ноги. — Твой дружок. — Который? Ты знаешь его? Кто-то из тех, кто был на шпионской квартире? — Кенши возвращается в памяти в тот вечер, когда они готовили Аки к операции. Кто тогда был там? Кого Аки успел увидеть и кого мог узнать? Элизабет там точно была — записывала информацию об Аки в дело, уже переодетая в горничную. Но Аки говорит “дружок”, подразумевая парня? Мори точно был там — но он стопроцентно не может быть крысой. Кто-то из близнецов? Да нет, они конечно точно не предатели. Джи Ву? Нет, это не может быть он. Хару? Да нет, конечно. Ротани? Да нет, его даже не было там, он занимался оперативниками с Джи Ву. Или был? Но это всё равно не он. — Это не может быть кто-то из моих, — упрямо повторяет Кенши. Аки сужает глаза, очень сейчас напоминая пышущего яростью Майор Мура. Вот только Кенши совсем-совсем не забавно от этого сходства. Вода уже достигла дивана, залила его, пропитав, сделала твёрдым и холодным, и Кенши теперь так твёрдо и неуютно сидеть, хочется встать и отойти, но уже колени в воде тянут вниз, не отодвинуться, не пошевелиться. — Это и был кто-то из твоих. Закутанный по уши в ваши чудесные одёжки, огромный и весьма злой тем, что его застукали у здания офиса Кобаяши. Стоял за углом, пощёлкивая вашими безделушками, пока ждал меня, ублюдок. Столько всяких “но”, за которые можно зацепиться! И Кенши цепляется: — Закутанный? Так это мог быть кто угодно — может кто-то из армии оперативников Джи Ву, я там даже в лицо не всех знаю! — Кто-то из левых оперативников, которым вы не даёте никакой инфы? Это был точно кто-то из твоих! — Он просто около здания стоял? Да может он даже не к Кобаяши шёл! — В восемь утра после слитой операции? — Всякое может быть! — Он стрелял в меня! Вода уже у горла, сдавливает, и приходится с силой пропихивать слова наружу. А может и не стоит этого делать, но Кенши сопротивляется ей как упрямый баран. — Это могло быть совпадением! Это мог быть кто угодно — даже не факт что вообще из оперативников. Это мог быть человек Кобаяши, мог быть его охранник или вообще твой конкурент-наркопродавец. — Так, значит, это теперь я виноват? Накрывает с головой, давит на грудь, выбивая воздух, сдавливает со всех сторон, так что не вдохнуть, не высунуть голову наружу, остаётся только открывать беззвучно рот, выпуская пузыри, которые больше не могут обличиться в слова, по крайней мере которые были бы сейчас полезны. Он совсем не это имел ввиду. Конечно это не Аки виноват, просто он же по факту пошёл к Кобаяши с прослушкой и его как-то на этом деле спалили, а значит кто угодно из шайки Кобаяши мог решить поквитаться за босса, даже если не по его прямому приказу. Это правда мог быть кто угодно! Форма оперативников? Да у них оперативники всего города так одеваются. Пощёлкивал их штучками? Это чем? Наручниками? Так они тоже у каждого оперативника есть. В истории Аки вообще нет зацепок. — Я не имел в виду, что ты виноват. Просто с такой историей тебя в любом суде разметут. Никто тебе не поверит. — Вот как, — в темноте у Аки сейчас такие прозрачные зеркальные глаза, что Кенши видит в них себя — но не узнаёт. И Аки он тоже не узнаёт. Это вообще не они — они должны были просто уютно греться друг о друга, просто смотреть мультики, просто жить долго и счастливо без всего этого дерьма. Это не они, нет-нет, этого не может происходить с ними. — Мне не нужно, чтобы мне верили в суде. Я НЕ на суде. Я говорю с тобой, и мне было бы достаточно, если бы ТЫ верил мне. — Аки, я... Лицо обжигает. Мозг от удара сотрясается в черепной коробке, больно бьётся о его стенки, царапается о сверло, которое словно с утроенной силой кто-то вбивает в висок. Из носа начинает течь холодным — или это лицо сейчас такое горячее, что всё кажется неправильным. Кенши поднимает руку к носу, стирая кровь, вытягивает её вперёд под рассеянный свет стоящего на паузе телевизора. Чёрная. — Пошёл ты. Аки встаёт, а Кенши не может встать следом — потому что его пропитало водой так, что он набух и не может шевелиться. Как труп, который скинули в воду неделю назад: завис с выпученными глазами и открытым ртом, и не может выдавить из себя ни звука. Хлопает входная дверь. А Кенши так и сидит остаток ночи, не в силах даже пошевелиться.