Тёмное искусство души

Поднявшись в просторную гостевую ванную, выдержанную преимущественно в тонах тёмного мрамора, Уилл поспешил снять облитую вином рубашку и смыть с кожи липкие остатки вина. Включив горячую воду, он всё же попытался застирать «кровавое» пятно, но поняв, что прилагаемые им усилия тщетны, сделал так, как и советовал ему ранее Ганнибал — просто оставил эту затею и бросил мокрую рубашку валяться где-то в районе раковины. Прежде чем выйти, Уилл на секунду задумался о том, что сейчас ему придётся продефилировать перед Ганнибалом с голым торсом, а потом и вовсе, надеть на себя его рубашку, которая однозначно пропахла запахом Лектера насквозь. «Боже… И почему от этих мыслей становится так волнительно, так неловко и так… жарко? Я что, в конец обезумел?» — сетовал про себя Уилл, так и не решаясь покинуть ванную комнату. Он пытался проанализировать всё то, что несколькими минутами ранее произошло за столом: все эти фразочки с контекстом и двойным дном, эти многозначительные паузы в словах, хищный взгляд карамельных глаз, блуждающий по его лицу в неприкрытом любопытстве, словно стараясь не упустить ни одной эмоции… Всё это. На секунду профайлеру даже показалось, что Ганнибал раскусил его, и от этих мыслей сразу же пробежал холодок по коже. Хотя, с другой стороны, на это предположение, ровным счётом, совершенно ничего не указывало, что могло означать лишь наличие у эмпата черезмерной мнительности или даже паранойи. Но единственный момент, который реально не вписывался в общую картину «нормальности» — была внезапно возникшая неуклюжесть Ганнибала с этим чёртовым «случайно пролитым» дорогущим вином. Этот инцидент, при всём желании, никак не сопоставлялся с идеальным, обходительным, педантичнным до мозга костей образом доктора Лектера. Да, Уилл понимал, такой «промах» может случиться со всеми. Со всеми, вот только не с Ганнибалом. Уж кого-кого, а Лектера с его манерностью, грацией, хирургической точностью, расчётливостью и всеми остальными качествами, нельзя было назвать неуклюжим или представить, что он может позволить себе разлить вино на гостя. А это могло означать только одно, что он сделал это специально. Вопрос лишь в том — для чего именно? «Думай, Уилл, думай… Ты можешь. Давай же, представь, для чего ему это нужно?» Но вместо чего-то внятного, что отличалось бы логичностью и хоть крупицей здравого смысла, на ум профайлера лезли совершенно не те варианты, которые были бы похожи на что-то адекватное. Те, от которых последние капли рациональности собирались попрощаться с рассудком Уилла и покинуть его голову навсегда. Например, он думал о том, что Ганнибал просто хочет посмотреть на него без рубашки или, что ещё хуже, посмотреть на него в своей рубашке, повесив её, будто флаг на завоёванную территорию. Уилл даже успел подумать о том, что Ганнибал просто не выдержал аромата его лосьона с корабликом на бутылке, вместо этого желая пропитать его своим запахом. «Боже, идиот, о чём ты думаешь? Соберись наконец!» Сделав глубокий вдох, Уилл закрыл глаза и погрузился в собственные мысли, стараясь найти более разумные варианты, чтобы обосновать произошедший за столом казус. И, спустя несколько долгих минут размышлений, он наконец с ужасом распахнул их, ведь перед глазами пронеслась только одна здравая и шокирующая своей рациональностью мысль: Пистолет. Всё это время в кармане его пиджака, который Уилл оставил мирно висеть на стуле — находился чёртов пистолет! Спохватившись, Грэм вылетел из ванной, но вовремя притормозил, осознав, что его поведение не должно быть таким подозрительным, а наоборот, должно источать спокойствие и уверенность, чтобы Ганнибал его не заподозрил. Поэтому, замедлив шаг, Уилл стал спускаться по лестнице абсолютно размеренно, с грациозной уверенностью, будто действительно дефилируя. Сердце бешено колотилось от мыслей, что Ганнибал что-то понял, что раскусил его, что пистолет давно уже не в его пиджаке, а лежит где-то в надёжном месте, ну или покоится в руках у Ганнибала, чтобы взять его на мушку, как только Уилл окажется в поле видимости. Хотя нет, профайлер прекрасно понимал, что Лектер не станет использовать пистолет, чтобы убить его. Во-первых, это не его стиль, а во-вторых, они слишком близки для такого равнодушного убийства. Ведь Ганнибал не из тех, кто будет прятаться за посредником в виде пистолета, а в случае с Уиллом, вероятнее всего, и не тот, кто спрячется за ножом. Если Лектер и захочет его убить, то, вероятнее всего, только своими руками, ощущая, как оборвётся хрупкая ниточка пульса под его сильными пальцами, сомкнувшимися на шее Грэма. Только так. Лично, интимно, без посредников… Уиллу даже стало немного стыдно за то, что он принёс к нему пистолет. И единственное, о чём сейчас мог думать профайлер, что существует огромная вероятность того, что через пару минут из него начнут готовить очередное «произведение» Потрошителя… От всего этого мурашки бегали по спине, а адреналин заставлял сердце работать в несколько раз чаще. Но, как оказалось, его сердце способно загнаться в куда больших скоростях, нежели минутой ранее, а всё из-за того, что Уилл увидел Ганнибала, стоящего недалеко от лестницы и буквально пожирающего его взглядом. Осознание того, что на него, на его тело, могут смотреть так плотоядно, так хищно, абсолютно бесстыдно и нагло, рассматривая каждый рельеф, вгоняло Уилла в такое дикое смущение, что заставило покраснеть, от кончиков ушей, до самых ключиц. Стараясь не придавать этому особого значения, он спустился к столу и взял на своём стуле приготовленную для него рубашку белого цвета. Надев её на спину, Уилл принялся не торопясь застёгивать пуговицы, не побоявшись заглянуть в глаза Ганнибала. Они были, как всегда, нечитаемы. Два бездонных глубоких янтаря смотрели на него, не в силах оторвать взгляд. Уилл знал, что видит в них только то, что Ганнибал сам хотел ему показать, а именно, такую плотоядность, такой дикий огонь и вожделение, наслаждение и голод, что становилось страшно. Профайлер так и не решился «копнуть глубже» и попытаться прочитать остальные эмоции, которые показывал ему Лектер, и всё-таки, прервал зрительный контакт, опустив взгляд на пиджак, всё так же висевший на спинке стула. К счастью для Уилла, накидывая пиджак на плечи, он почувствовал тяжесть своего пистолета, а значит его опасения не подтвердились и он, по-прежнему, в безопасности. Хотя, как вообще можно быть уверенным в безопасности, находясь рядом с Чесапикским Потрошителем и играя с ним в «кошки мышки»?! Уилл, конечно, не знал ответ на этот вопрос, но во взгляде Ганнибала, он, как и раньше, видел свой якорь, свою стабильность, удерживающие его в этой реальности. Как оказалось, даже знание того, что Ганнибал является самым опасным убийцей современности, не сделали его в глазах Уилла чудовищем, не сломали его зависимость и привязанность к этому человеку, а наоборот добавили «перчинку» в их дружбу, подогрели интерес. И может, конечно, дело было в чёртовой эмпатии Уилла, которая заставляла его понимать и сочувствовать убийцам, а может и в чём-то другом, но Уиллу определённо точно хотелось узнать о Ганнибале всё, и не для рапорта, не для того, чтобы его арестовать, нет, а для себя. Профайлер хотел понять его ещё больше, хотел слышать подробности из первых уст, хотел хоть как-то прикоснуться к его мыслям, распробовать на вкус каждое прекрасное «произведение художника». И как бы страшно не было это признавать, но Уилл больше всего огорчился не из-за того, что его друг оказался серийным убийцей, маньяком, садистом и каннибалом, а из-за того, что Ганнибал не доверился ему, не открылся перед ним, не показал себя, а ведь именно Уилл был тем единственным, который бы смог его понять. В голове профайлера боролись две части его души, будто торгуясь друг с другом. Светлая требовала справедливости, ареста, посадить чудовище под замок, а тёмная… Тёмная хотела принадлежать… Хотела, чтобы ей открылись, подарили себя, посвятили душу, хотела стать одним целым и тоже боролась за справедливость. Но справедливость заключалась совсем в другом… Ведь разве можно было убить человека, который единственный за многие годы, кто заботился о тебе, единственный, который смог стать другом, разрушить форты, единственный, кто сочувствовал и сострадал, защищал, единственный, кто видел в Уилле равного себе, сильного мангуста, а не хрупкую фарфоровую чашечку, которая рискует разбиться в любой момент. Разве было справедливо обречь его на смерть, или, что ещё хуже, лишить свободы, посадить в клетку, как обезумевшее животное… Разве это справедливо?! Справедливо отнять у творца его искусство? Справедливо посадить опасного хищника на вегетарианскую диету? Справедливо запереть такой разум вне воли и выставлять, как зверушку в зоопарке, на потеху всем журналистам и псевдопсихиатрам, которые даже до половины его IQ не дотягивают?! Голова Уилла разрывалась на части и он понимал, что надо заканчивать с этим, как можно скорее, пока он ещё в силах совладать со своей тёмной стороной и нажать на курок… Одевшись окончательно, Уилл поймал на себе довольный взгляд Лектера, который не смог сдержать ироничного комментария: — Ну вот, другое дело! — Так говоришь, будто моя рубашка совсем никуда не годилась. — с напускной обидой заметил Уилл. — Да нет, почему же, тебе было хорошо, как в ней, так и без неё. — Ганнибал хищно улыбнулся, а затем продолжил: — Просто мой запах на тебе это… — не в силах закончить фразу и, сделав небольшую паузу с придыханием, Лектер подобрал другие слова: — Я хотел сказать, что когда ты выходил из дома, видимо забылся и вылил на себя двойную, а может и тройную дозу моего «любимого» лосьона с корабликом, что, конечно же, не осталось без внимания, а сейчас, в моей рубашке, твой запах стал подобен алмазу, которому придали нужную огранку. Ты прекрасен. Уилл самодовольно улыбнулся, то ли от того, что его маленькая пакость сработала, то ли от тёплых слов Ганнибала, но профайлер не смог совладать со своими эмоциями и сказал заметно севшим голосом: — Вы просто пытаетесь меня умаслить, доктор Лектер. Сам того не понимая, Уилл специально придал фразе напускной официальности, от чего она стала походить на откровенный флирт. А далее последовал ответ, который вогнал его в смущение и заставил прокашляться, чтобы прочистить горло: — Уверяю вас, Уилл, с маслом я предпочитаю только жарить. — забавляясь, подмигнул Лектер, ответив в такой же официальной манере. Жар прошиб тело профайлера, заставляя покрыться всю спину мурашками, а сердце участиться в несколько раз. Смущённо опустив глаза, Уилл хотел было ответить, что с удовольствием бы посмотрел, как он умеет жарить, но вовремя себя остановил. «Идиот, о чём ты думаешь… Он же играет с тобой…». Но, не успев продумать ответ до конца и подняв глаза, Уилл произнёс: — Не сомневаюсь, жарить вы умеете. — не успев осознать всю двусмысленность фразы, выпалил Уилл, снова опустив глаза, не выдержав испепеляющего взгляда медовых озёр. — Во все времена умение повара приготовить еду и подать её на стол, обыграв блюдо правильным оформлением, ценили на вес золота. Но куда важнее было таинство и процесс самого приготовления, когда повар, словно играя с едой, придавал ей нужную форму, консистенцию и степень прожарки: то обжигая её языками пламени, то отодвигая на безопасное расстояние, позволяя им лишь щекотать верхнюю кожицу, заставляя кровь внутри закипать. Так что я жарю отлично только потому, что очень люблю играть с едой, Уилл. В горле пересохло и профайлер готов был поклясться, что Ганнибал словно намекал на то, что сейчас играет с ним, словно он знает, что Уилл знает, словно обо всём догадался… Оставалось только надеяться, что Ганнибал не видит его дрожь и он сможет перевести разговор в другое русло. — Твои познания в кулинарии выше всяких похвал, Ганнибал. — Благодарю. Ты приехал ко мне сразу после дела? — учтиво поинтересовался Лектер. — Почти, для начала я заскочил домой покормить собак, а дальше поехал к тебе. А как ты догадался? — Это было не сложно. Я почувствовал запах пороха, а ты никогда раньше не брал с собой пистолет, вот я и подумал, что ты приехал с дела. «Ну конечно же, он его почувствовал, глупо было надеяться, что это не так, только вот почему не избавился от него? Не хотел показывать мне, что он догадался? Ладно, может просто непредусмотрительность? Хотя Лектер и непредусмотрительность — вещи несовместимые. Так какую игру ты затеял, доктор?». От собственных мыслей Уилла отвлёк телефонный звонок, оповестив о себе вибрацией в левом кармане пиджака. — Извини, секунду. — сказал Уилл, сбрасывая несвоевременный звонок от Джека и отвечая ему смс сообщением: «Я у Ганнибала, не могу говорить». Погрузив телефон всё в тот же карман, он почувствовал вибрацию входящего сообщения, но просматривать не стал. — Старина Джек беспокоится? — поинтересовался Ганнибал. — Да, видимо хочет выдернуть меня в морг, хотя я уже и так рассказал всё, что понял из последнего убийства. — Поделишься, ты за этим здесь? Уилл понял, что пора действовать… — Знаешь, на самом деле да. Это убийство, бесспорно, дело рук Чесапикского Потрошителя, который оказался ещё большим поклонником искусства, чем я предполагал. — Да? Как интересно. И как же ты это понял? — Он совершил тройное убийство, изобразив прекрасную картину Боттичелли «Рождение Венеры», вот я и приехал к тебе, зная как ты любишь его творчество, может ты мне сможешь что-то рассказать, что помогло бы мне в его поимке? — договорив, Уилл взял наполненный бокал вина, стоящий на столе, и сделал пару больших глотков, в попытках унять подступающее волнение. — Пройдём со мной, Уилл. — Ганнибал в приглашающем жесте позвал профайлера на второй этаж. Поднявшись вслед за Лектером, Грэм осмотрелся в просторном холле, а затем завернул за Ганнибалом на открытую лоджию, идущую вокруг гостиной. Посмотрев вниз, стало немного страшно от понимания, что если им придётся бороться, то велика вероятность того, что его просто скинут вниз, прям на стеклянный журнальный столик, располагающийся в центре гостиной. Конечно же, это не осталось без внимания: — Боишься высоты, Уилл? — учтиво поинтересовался Ганнибал, глядя на профайлера, облокотившегося на перила. — Нет, не сказал бы, что это именно страх. Иногда мне кажется, что с моим инстинктом самосохранения совсем всё плохо. — На мой весьма скромный взгляд, притупление твоего инстинкта самосохранения это ничто иное, как выход твоих тайных желаний. Тебе просто хочется быть рядом с опасностью, хочется быть в головах убийц, видеть их замысел, совершать всё то, что совершают они, но не своими руками, а лишь представляя себя на их месте. Яркое тому доказательство — убийство мистера Хоббса. Да, ты можешь сколько угодно говорить, что это была вынужденная мера, но ведь тебе понравилось, Уилл. — Лектер загадочно улыбнулся, будто играя, приглашая Уилла пройти чуть дальше до той части балкона, где висели картины. Уилл понимал, что своей следующей фразой он практически подписывает себе смертный приговор, но всё же, решился её произнести: — А что же твои желания, Ганнибал? Разве все они воплощены в жизнь или ты предпочитаешь не давать им выход, как и я, наслаждаясь только лишь фантазией? — Мой дорогой Уилл, я достаточно редко провожу своё время в фантазиях, хотя люблю посещать дорогие моему сердцу воспоминания. А если же моё сердце посещает какая-либо страсть, то я просто беру то, что мне нужно. У меня нет ни твоего прекрасного яркого дара воображения, ни желаний, которые необходимо подавить. По большей части желания осаждают нас, мой дорогой друг. Одним удовольствиям мы даём доступ в собственную жизнь, другие же, запрещённые, склонны искажаться, не теряя при этом собственной навязчивости. Такие преобразованные желания и находят выход в иных, самых неожиданных сферах жизни. Ровным счётом, как твои желания нашли свой выход через работу на ФБР. Ты веришь в справедливость, но при этом жаждешь крови не меньше тех, кого ловишь. — закончив, Ганнибал подошёл к висящей на стене репродукции той самой картины, которая до сих пор занимала собой всё сознание Уилла. — Я и не сомневался, что ты прекрасно знаешь картину, о которой шла речь — сдавленно произнёс Уилл. — Может тебе есть что добавить? — профайлер всё-таки рискнул поднять взгляд, заглянув в бездонные глаза цвета элитного виски. — Я думаю, Уилл, ты и так увидел всё, что хотел передать художник. Сандро Боттичелли, а точнее Алесса́ндро ди Мариа́но ди Ва́нни Филипе́пи, был одним из самых талантливых итальянских живописцев эпохи Возрождения, а также самым ярким представителем флорентийской школы живописи. Этот потрясающий художник родом из Флоренции, в которой я изучил каждую улочку, вдохновившись однажды его работами. Это единственный творец, отражающий в своих произведениях «влияние творческой манеры учителя, сочетавшей трёхмерность передачи объёмов на плоскости с позднеготической декоративностью линейных ритмов». Он уникальный в своём роде. Боттичелли единственный, кто создал для Сикстинской капеллы три фрески: «Наказание Корея, Дафана и Авирона», «Искушение Христа» и «Призвание Моисея». Если сравнивать его с остальными художниками, то нельзя не заметить того, что отличает творчество Боттичелли от манеры всех его современников — мастеров кватроченто, да, впрочем, и живописцев всех времён и народов. Конечно, это особая певучесть линии в каждой из его картин, необычайное чувство ритма, выраженное в тончайших нюансах и в прекрасной гармонии. Колорит Боттичелли музыкален, в нём всегда ясен лейтмотив произведения. Мало у кого в мировой живописи так звучит пластика линии, движения и взволнованного, глубоко лирического, далекого от мифологического или иных схем сюжета. Художник сам режиссёр и композитор своих творений. Он не пользуется ходульными канонами, потому его картины так волнуют современного зрителя своей поэзией и первичностью мировидения. — закончив свой ознакамливающий рассказ, Ганнибал всё же спросил в завершении: — А что увидел ты, Уилл? Что особенного было в замысле того художника, который оставил тебе свою картину? — Я увидел сострадание, милосердие, искупление грехов и превращение невежд во что-то прекрасное. Это и отличает Потрошителя от остальных убийц. Он не просто убивает «свиней», используя их в качестве еды, он создаёт уникальные произведения, прекрасное кровавое искусство, словно подражая своему любимому художнику, пытаясь подчеркнуть собственную уникальность, показать себя. — Он показывает себя тебе, Уилл? Красуется перед тобой? — чуть сощурив глаза, поинтересовался Ганнибал. — Может и так, хотя было бы куда приятнее, если бы он показал мне себя лично, а не на глазах у всех, так трусливо прячась за замысел своих творений. — Дерзко, однако! — Улыбнулся Ганнибал. — Ты не осуждаешь меня за то, что я не испытываю сожаление об убитых, но восхищаешься тем, что я вижу убийцу насквозь, вижу его замысел. Не находите это странным, доктор? Сердце Уилла заходилось в бешеном темпе и он знал, что настал час истины, когда все маски трещат по швам. — А если поподробнее, рискнёшь? — ухмылка Ганнибала стала какой-то хищной, а в глазах затанцевали огоньки предвкушения. — Ты знаешь, что я могу сказать. Ты знаешь, что я знаю, — Уилл замер, чувствуя, как Ганнибал пропустил вдох, а затем сделал к нему шаг навстречу. Почувствовав опасность эмпатией, он решил действовать инстинктивно и достал пистолет, угрожающе крикнув: — Стой, Ганнибал. Пожалуйста, стой. Ганнибал остановился и улыбнулся, казалось, ещё более хищно или даже игриво. — Ганнибал Лектер, вы арестованы по подозрению в убийствах. Вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката, если вы не можете оплатить его услуги, суд предоставит его бесплатно. Если вам понятны ваши права, встаньте на колени, повернитесь и заведите руки за спиной. Лектер лишь усмехнулся, лукаво подняв одну бровь. — Ох, мой милый Уилл, единственный способ поставить меня на колени — это встать передо мной раком. — Ганнибал ехидно усмехнулся и подмигнув, продолжил: — А если серьёзно, то что у вас есть на меня, агент Грэм, кроме любви к Боттичелли? Ваших обвинений недостаточно даже для ордера, ведь я уверен, что чудо-эксперты ФБР снова не нашли ни одну улику. Неужели вы позволите себе пойти к Джеку с пустыми руками, выставив себя неуравновешенным глупцом? Услышав первую фразу, сердце Уилла бешено заколотилось, а лицо вновь налилось предательской краской. Его воображение работало бесконтрольно, рисуя такие сюжеты, от которых по телу пошла дрожь. И Ганнибал естественно это увидел, наслаждаясь его смущением. — Я найду, как выбить ордер, я знаю, что в твоём доме абсолютно точно есть подвал, в котором будет достаточно улик. — дрожащими руками Уилл продолжал держать Ганнибала на мушке. — Так не терпится оказаться в моей игровой комнате? Может устроить экскурсию? — промурлыкал Ганнибал, продолжая медленными шагами направляться к Уиллу, преодолевая расстояние между ними сантиметр за сантиметром. — Я сказал, стой на месте, Ганнибал, ещё один шаг и я выстрелю. — прошипел Грэм. — Да что ты говоришь? Так же как и в Хоббса или со мной ты будешь более нежен? — Ганнибал сделал шаг навстречу, словно побуждая Уилла нажать на спусковой крючок. Глубоко вздохнув и собрав всю волю в кулак, Уилл нажал на спусковой крючок, но выстрела не произошло. Ошарашенно посмотрев на Ганнибала, он нажимал на него снова и снова, в надежде на спасительный выстрел, который так и не посмел нарушить звенящую тишину, царившую в этот момент. — Упс, какая жалость! — съёрничал Ганнибал, преодолевая оставшееся расстояние между ними, а затем, ловким движением руки, выбил пистолет из дрожащих рук Уилла, взяв его в захват. Прижав его спиной к себе и наклонив через перила, Лектер самодовольно прошептал, наклоняясь к самому уху профайлера, обжигая горячим дыханием нежную кожу на его шее: — И что же мне с тобой делать, наивный глупый мальчишка? Неужели ты думал, что я не разряжу твой пистолет, оставляя тебе шанс убить меня так грязно? Уилл задыхался, тело дрожало, и он даже не мог понять, чем именно была вызвана дрожь. То ли страхом из-за того, что он находится в смертельном захвате у хищника, то ли откровенной позой, в которой он стоит перед Ганнибалом, свешенный через перила и прижимающийся задом к его бёдрам. Всё, что мог выдавить Уилл, это лишь: — Я не собирался тебя убивать, ты стал мне слишком близок, за эти два года… — А что ты собирался делать? Закрыть меня в клетку? Подарить Джеку желанную зверушку, которая украсит его коллекцию? Именно этого я заслужил, по-твоему, за те два года дружбы, о которых ты говоришь?! — прорычал Лектер ему в ухо, сильнее сдавливая пальцы на горле. Собрав всю силу воли, Уилл попытался освободиться из захвата и нанёс удар с локтя правой рукой, вытащенной из-под тяжести собственного тела. Это дало профайлеру время, чтобы высвободиться и попытаться достать нож из кармана брюк. У него получилось, но умелые руки Лектера, которому удар профайлера не доставил особого дискомфорта, сразу взяли запястье Уилла на болевой, и нож выпал из разомкнувшихся пальцев, прямо в ладонь Ганнибала. Загнав Уилла в угол, он навис над ним, занимая, как казалось, всё пространство вокруг, игриво крутя в руке нож, абсолютно не боясь, что Уилл решит его ударить. И профайлер знал, что сопротивляться бесполезно, оставалось лишь только смотреть в глаза. А Лектер был очень хорош в «гляделках». Он мог одним лишь взглядом вдохновить, успокоить, унизить, поиметь, напугать, убить или заставить дрожать. А всё, что мог сейчас сделать Уилл, это обороняться, собрав в кучу оставшуюся силу, глядя в ответ, столько, сколько сможет вынести, чтобы потом сказать самому себе, что он храбро кусался в углу, прежде чем лечь на спину и покорно показать живот. Казалось, Лектер отрабатывает на Уилле все приёмы зрительного воздействия, от чего профайлеру снова становится жарко. — Мангуст решил показать коготки? — самодовольно промурлыкал Ганнибал, прижимая нож к горлу профайлера, одарив его наглой улыбкой. — Зачем ты медлишь? — задыхаясь просипел Уилл. Ему казалось, он готов умереть, лишь бы Ганнибал не увидел его предательски возникшую эрекцию от столь близкого контакта со своим монстром. — О, дорогой мой Уильям, я люблю растягивать удовольствие, нам ведь некуда спешить?! — чуть надавив на рукоять ножа, Ганнибал слегка разрезал нежную кожу на шее, заставляя пару бордовых капелек скатиться по сверкающему острию. Увидев, как Уилл дёрнулся, Лектер выставил колено, расположив его между ног профайлера, чуть надавив на пах и заставляя Уилла стоять неподвижно. Уилл лишь всхлипывал, стыдливо опустив глаза, понимая, в какой ситуации оказался перед смертью. Почувствовав его эрекцию коленом, Ганнибал лишь хищно ухмыльнулся, промурлыкав: — Ммм, даже так?! Любопытно. — Не обольщайся, это лишь реакция организма на адреналин. — Да что ты? Серьёзно? Ты даже в такой ситуации не готов дать волю своим желаниям? Упрямый мальчишка. Ганнибал, не разрывая зрительного контакта, поднёс нож к губам, слизывая с холодного острия кровавые капли. И если бы не вся абсурдность ситуации, Уилл готов был бы поклясться, что это самое возбуждающее зрелище, которое он когда-либо видел за всю свою жизнь. Уилл только было открыл рот, чтобы запротестовать, как раздался громкий стук в дверь. — Ты кому-то говорил, что ты у меня? — требовательно поинтересовался Ганнибал, снова прижимая нож к горлу профайлера. — Да, я отправил сообщение Джеку, он прислал мне смс в ответ, но я не прочёл. Ганнибал похлопал по одежде Грэма, достал его мобильник из нижнего кармана пиджака и прочитал входящее от Джека, в котором сообщалось, что он сейчас за ним приедет, и чтобы Уилл ждал его на месте. — Чёрт, а вот это в мои планы не входило. Хорошо, у тебя есть два варианта, Уилл. Первый: Я убиваю Джека прямо сейчас, у тебя на глазах, потом устрою тебе экскурсию в свою игровую комнату на долгие, долгие часы, а затем соберу вещи и покину страну. Или вариант второй: Мы продолжим наш душевный разговор на том, на чём остановились, но чуть позже, тогда, когда нам никто не помешает, и я дам тебе ответы на вопросы, которые ты так хочешь услышать. — Откуда ты знаешь, что я не расскажу обо всём Джеку и не поеду за ордером, зачем тебе так рисковать? — прошептал Уилл, стараясь не напрягать горло под давлением острого лезвия. — Я знаю тебя, Уилл, я стал тебе слишком интересен, чтобы убить меня или запереть в психушке. Ведь ты понимаешь, что тогда, ты не удовлетворишь своё любопытство и не получишь ответы на свои вопросы. Ведь никто кроме меня не знает как на них ответить. Никто из окружающих тебя людей не знает, что происходит в твоей душе. Да ведь ты и сам, толком, не до конца это знаешь… Боишься самого себя, боишься того, что живёт в тебе долгие годы, желая прорваться наружу. Бедный, бедный мангуст. Я нужен тебе сильнее, чем кто-либо ещё, и вряд ли ты рискнёшь отдать меня ФБР. — Я чуть не убил тебя несколько минут назад. — Как ты мне сказал минутой ранее? Не льсти себе. Ты бы не убил меня, и ты это прекрасно знаешь. Ведь ты не был в этом уверен, даже когда шёл сюда, ведь борьба, происходящая у тебя внутри с самим собой, куда важнее, чем твоя поверхностная погоня за справедливостью. — самодовольно заключил Ганнибал, убирая нож от горла профайлера. — Откройте дверь, доктор Лектер, не вежливо заставлять гостя ждать. — сказал Уилл, осмелившись заглянуть Ганнибалу в глаза. — И ты будешь послушным мальчиком, Уилл Грэм? — улыбаясь, промурлыкал Ганнибал, всё так же прижимая колено к стене между ног профайлера, слегка потеревшись о его эрекцию. — Обещаю. Это только между нами, Ганнибал, не впутывай сюда Джека, Алану или других ребят из отдела. — надрывисто прошептал Уилл, ощутив приятное прикосновение. — Договорились. Приведи себя в порядок, умойся и поезжай с Джеком. А потом продолжим. — договорив, Ганнибал спустился вниз, чтобы открыть Кроуфорду дверь, а Уилл, сделав первый глубокий вдох, направился в ванную, чтобы умыться и смыть с шеи кровь от тонюсенького пореза.