i'm yours

— Ну что, за тебя, дядь? — Петя смеётся, разливает водку по двум стопкам. Руки у него мелко дрожат, и алкоголь проливается на землю. — У тебя ж блять юбилей, тридцать пять лет. Петя думает, чего бы ещё такого пошутить, но в голову ничего не идёт, Игорь ему не отвечает. Водку тоже не пьёт, стопка остаётся нетронутой на влажной земле. Гром это никогда не пил, впрочем, он вообще алкоголь не очень признавал, пиво по выходным было не в счёт. — А у меня христовый возраст вот, представляешь, дядь, совсем недавно исполнилось, — Петя наливает снова, полную стопку не трогает. Земля неприятно холодит задницу, градусы шибают в нос. Игорь мог бы сказать, что это всё херня собачья, возрасты эти, что двадцать семь, что тридцать три. Их пережить на раз плюнуть. Только не скажет. Гром возраст Христа не пережил. — Там Юлька замуж засобиралась, представляешь? За Городецкого нашего, я в таком ахере, дядь. — Хазин осторожно проводит ладонью по тёмной холодной плите, откуда на него смотрит такой привычный угрюмый взгляд. Даже уйдя, Игорь для всех остался хмурым неулыбчивым. Петя его улыбку помнит. Петю она во сне преследует. Он знает, Игорь за Пчёлкину был бы рад. Андрея хорошим парнем считал, таким, с которым неугомонную подругу оставить не страшно. Петя так им и сказал, получив в ответ грустные согласные улыбки. — Меня вот шафером позвали. Дядь, ну куда мне, без тебя особенно, — Петя наклоняет голову, лбом утыкаясь в мрамор. Волосы лезут в глаза, сам он хотел бы срастись с этой могилой, в идеале, лечь в неё вместо Игоря. Игорь бы за него порадовался, обнял, сказал, что кому, как не Пете, всё честно. И вообще, жизнь-то без него продолжается. Нельзя вечно скорбеть. Хазин с ним не согласился бы. Сейчас тоже — не согласен. Жить дальше, без Игоря — невозможно. Он два года дышит чужим запахом, просыпается каждый день, подрываясь без крепких объятий. Каждую ночь для него повторяется один и тот же кошмар. Кошмар, забравший у него самое дорогое. Утром — ласковый поцелуй в висок, быстрые сборы под неумолкающий будильник, цокот собачьих когтей по паркету. Игорь за рулём, непривычно улыбчивый, Петя, досыпающий у него на плече по дороге в отдел. Перестрелка в банке на углу, Игорь, бросающийся как всегда в самое пекло. Хазин, спешно достающий табельное и одновременно вызванивающий дежурного. Когда Петя залетает в здание, Гром держит одного из грабителей в захвате. Хочется выдохнуть, сказать, что дурак, напугал, пакуй, сейчас ребята приедут и оформят. Выстрел кажется нелепо тихим. Игорь поворачивает голову в бок, да так и заваливается, по его виску стекает красное и липкое, Петя не понимает, плакать ему или смеяться, пока жмёт на курок. Пристреливший Игоря мудак падает там же, рядом, и это гребанная мгновенная карма, только легче никому не становится. Гром не дышит. Петя, больше, не дышит тоже. Вечером он найдёт в тумбочке кольцо. Простое, золотой ободок, Игорь в него наверняка последние деньги вбухал. Этого Петя не узнает тоже. Кольцо он носит, прижимает к губам, когда становится особенно больно. Когда пытается осознать, что Грома с ним больше нет. Когда на похоронах обнимает Прокопенко и тётю Лену. Когда спустя несколько месяцев понимает, что не привыкнет. Когда через два года, сидя на могиле Игоря, обещает себе жить ради него. Вместо него.