Причал

Он так привык, оказывается — подхватывать Вэй Ина, поддерживая в полете, меньше чем на шаг рядом; необходимость слилась с удовольствием — или была оправданием с самого начала?.. А потому, когда Вэй Ин с уверенной легкостью — не пьяной лихой решимостью, которая вела его в ту ночь, — не встал даже, вспрыгнул на собственный меч, Лань Ванцзи ощутил вместе с радостью — укол недостачи. Будто что-то оторвали от него — и захочет ли Вэй Ин летать с ним вместе потом, даже изредка? Лань Ванцзи в прежней жизни редко видел его в полете — но даже из того, что видел, выходило: в небе тот любил держаться сам по себе. Так, чтобы ничто не мешало, не сдерживало — если вдруг захватит порыв. Прежний Лань Ванцзи такого, разумеется, не одобрял. Теперь же ему хотелось увидеть, рассмотреть это всё, иным взглядом — вместе со знанием о потере и возвращении. Но тревога оставалась рядом, вместе с этим желанием. Как будто то, что всё возвращалось — к началу, к чему-то правильному, что могло быть когда-то и чему не повелела быть судьба?.. — могло еще как-то обмануть. Они возвращались тоже. В Облачные Глубины. Усадьба Фэнси оставалась за спиной — местом, в которое тоже хочется вернуться. Может быть, потом — когда выйдет из затвора брат. Когда можно будет отказаться от должности. Лань Ванцзи до последнего гадал, придет ли глава Цзян — Вэй Ин предупредил его через Юньси, что дом они оставляют на какое-то время, но не навсегда: подарок он возвращать и не подумает, и пусть Цзян Чэн теперь не жалеет — пожизненно, так пожизненно. Так что пусть о доме в их отсутствие немного заботятся. Хотя, конечно, и прибраться потом Вэй Ин будет не против — но так было бы приятнее. И вот теперь он покружил над усадьбой, оглядываясь. Ожидая. Но время шло, никто так и не появился. Только Вэй Ин вдруг коротко усмехнулся, словно заметив что-то на реке — махнул рукой в ту сторону. Похоже, Цзян Ваньинь продолжал — с упорством, достойным лучшего применения, — делать вид, что «его здесь не было». А потом Вэй Ин подлетел к Лань Ванцзи — так же стремительно и легко, как помнилось, — и улыбнулся. Улыбка была одновременно такая же легкая и острая, как ветер в ушах — как минувшая молодость, но и светилась эхом тепла — их общего, нового. — Летим домой, Лань Чжань, — сказал он. — Я ведь говорил, что все будет хорошо, а? «Домой». Он назвал Облачные Глубины — домом. И сожалеть — сейчас и здесь — было не о чем.