slutty laskier

Мной управляет жуткий страх Как раб иду я за тобой Танцуют бесы на крестах Они смеются над судьбой Неизвестно что со мной Мне не говорили Я танцую словно неживой С тобою в одной могиле

***

— От тебя снова несет псиной, — Лютик сморщил аккуратный носик и отошел от Ламберта, — неужели так сложно ходить в душ вовремя? Ламберт кинул недовольный взгляд на Юлиана, тихо рыкнул, но ничего не сказал. Он продолжил пить пиво и пялиться в огонь камина. Он слишком устал — это полнолуние далось ему еще тяжелее, чем предыдущее. С каждым разом становится все тяжелее и тяжелее. Ламберт просто устал. — Я сдохну скоро, и последнее, что я услышу от тебя — это ебаные упреки, — огрызнулся он после недолгого молчания. — Скоро не сдохнешь, — откликнулся Лютик, — волки живут хуеву тучу лет. — Всяко меньше, чем вечность, — усмехнулся нервно Ламберт, — а я хуеву тучу уже отжил. Он вспомнил адскую боль и жажду, которая терзала его эту ночь. Как силы покидали его с каждым сделанным шагом, а из-за желания поскорее ощутить на зубах чужую парную плоть дурела волчья голова. После этой ночи на нем остались новые шрамы, залегли синяки под глазами. Ламберт перестал убивать людей еще десять лет назад, понимая, что подвергает опасности в первую очередь себя — в лесах стали часто дежурить охотники, из-за которых погибло немало его сородичей. Ламберт скрывался и слабел с каждым месяцем, перебиваясь мясом животных и кровью, которую для него приносил иногда Лютик. Но этого было мало. Зубы сводило от желания самому перекусить чужую глотку и разорвать на части. — Только попробуй сдохнуть, — Лютик бесшумно подкрался сзади и уткнулся носом в макушку Ламберта, — я тебя с того света достану. — И зачем тебе подыхающий пес? — мрачно хмыкнул Ламберт. — Потому что я этого пса люблю, — ответил тихо Лютик. Ему тоже было страшно. Он видел, что происходит, и прекрасно понимал, что дело даже не в отказе Ламберта от свежей плоти. Его час неминуемо истекал, отнимая жизненные силы у любимого волка. Они часто ссорились, но Юлиан не обижался долго. У него, Юлиана, впереди вечность. А какое полнолуние станет для Ламберта последним — никто из них не знал. — Ты все еще не хочешь?.. — подал голос наконец Юлиан, шумно вдыхая носом воздух. Конечно его бесил запах псины, который въедался в кожу Ламберта после полнолуния. Но Лютик только для вида ворчал. Недостатки Ламберта становились для него все незначительнее с каждым месяцем. Вместо ответа Ламберт закашлялся. Лютик увидел на его ладони кровь, и его сердце замерло. — Только не говори, что у тебя начали отказывать органы, — произнес он недовольно, пытаясь скрыть ужас, охвативший его. А говорят еще, что вампиры любить не умеют. Умеют, да еще крепче, чем самый влюбленный волк. Лютик любил так, что был готов посреди белого дня голыми руками душить людей и истреблять охотников, что представляют угрозу для его слабеющего волка. — Вряд ли. Но мне кажется, что та пуля не прошла бесследно, хоть и всего лишь саданула по боку, — хмыкнул мужчина, — давай не будем о грустном. Иди ко мне. Лютик забрался на колени Ламберта и уткнулся носом в его шею. — Давай ты все-таки в душ, а? Когда я чувствую этот запах, я вспоминаю, кто ты и в каком ты дерьме, — шепнул Юлиан. Ламберт ушел, оставив Лютика один на один. Этой ночью Ламберта подстрелили, и серебряная пуля здорово прошлась по его боку, выжгла здоровенный шрам и, кажется, нанесла огромный вред волку. Во всяком случае выглядел тот намного хуже, чем после прошлого превращения. Он выглядел пугающе слабым. Волк, который вызывал у Лютика всегда благоговейное восхищение своей силой и мощью, который своей дикостью вызывал желание приручить и укротить, посадить на поводок, чтобы увидеть, как тот сорвется с этого поводка, сейчас выглядел уставшим, слабым и вызывал только жалость. Голого и мокрого Ламберта Лютик утащил сразу в спальню. Пусть этот волчара сопротивляется сколько угодно, в этот раз Юлиан не собирался отступать. — Если вдруг к утру ты сдохнешь от своего упрямства, то я хочу хотя бы натрахаться вдоволь, — прошипел он, толкая Ламберта к кровати. — Мне нравится твой настрой, — хмыкнул оборотень и потянул Юлиана на себя, усаживая его на свои бедра, — кошечка сегодня сверху? — Конечно, — оскалился Лютик, обнажая клыки, — а то вдруг у псины от нагрузки сердце откажет. Не хотелось бы оказаться с членом трупа в заднице. Ламберт заржал в голос и, надавив на лопатки Лютика, заставил его почти лечь на себя и жадно впился в его губы. — Если бы ты не появился в моей жизни, я бы сдох еще раньше, — шепнул Ламберт в приступе нежности, которые, к слову, стали случаться все чаще. — А я бы продолжал скакать по чужим кроватям в поисках того самого идеального, — хмыкнул Юлиан, — и даже не подумал бы, что искать нужно не среди своих. — «Твои» сплошь напыщенные мудаки, как и ты, к слову, — Ламберт целовал Юлиана глубоко, жадно, пытаясь насытиться этим поцелуем сполна. — Считаю это личным преимуществом, — шикнул Юлиан и, отстранившись, провел широко языком по шее, а после впился клыками в шею Ламберта. Острые зубы проткнули грубую волчью кожу, заставляя Ламберта застонать от смеси боли и удовольствия. Лютик опустил руку ниже, обхватил вставший член Ламберта и довольно усмехнулся. — Послушная псина, — шепнул он, языком слизывая кровь с ранок. А потом снова укусил — только в этот раз зубы проникли еще глубже, оставляя вместо аккуратным кровоточащих точек две глубокие рваные борозды. На Ламберте все заживало быстро, эти раны были для него не опасны — если не попасть в важные артерии. А Юлиан точно знал, куда нужно кусать, чтобы его волк кончил от одних лишь клыков в своей шее. Он начал нудно, медленно ласкать член Ламберта, пока тот двигал бедрами навстречу руке, желая ускорить темп. Лютик выпрямился и облизался. Его глаза налились кровью, зрачок заполнил всю радужку. Клыки торчали наружу, перепачканные кровью. Волчья кровь стекала с его губ по подбородку, капали падали на грудь. — Какой же ты вкусный, — Юлиан довольно оскалился, — я так от крови девственниц не пьянею, как от тебя. — Только кровь у меня вкусная? — усмехнулся Ламберт. — Согласен, ты весь вкусный, — Юлиан поерзал ягодицами, потираясь об стоящий член, — оу, я вижу, кто-то успел здорово завестись? — А то ты не знал, — Ламберт согнул ноги в коленях и устроил руки на боках Лютика, — так что если ты не поторопишься, то я опрокину тебя на кровать, заломлю руки и выебу так, что ты имя свое забудешь. Лютик хрипло, громко зашипел, искривляя лицо в гримасе ярости. Он резко наклонился, опираясь руками по обеим сторонам от лица Ламберта. — Если ты попробуешь взять меня силой, я тебя сам лично прикончу, — прошипел он и провел кончиком языка по уху Ламберта. Тот совсем не боялся этих полных злости речей, не боялся этих клыков и гримасы. Напротив, он любил такого Лютика, любил его всем своим волчьим сердцем, которое, как ему казалось раньше, на любовь вообще не было способно. И знал, что этот вампир не причинит ему вреда, а вот хозяйничать в постели любит. И Ламберт был совсем не против. В эту ночь Лютик был особенно ненасытным. Он кусал снова и снова, так что волчья кровь пропитала подушку. От потери крови кружилась и туманилась голова, а все тело кипело и горело от возбуждения. — Послушный волк, — шептал довольно Лютик, вылизывая израненную шею, — хороший, послушный волк. Ламберт еле слышно рычал и стонал, когда чужой язык касался рваных ран. Снова вонзив клыки в истерзанную шею, Лютик измазал кровью пальцы и демонстративно завел их за спину. — Какая же ты сучка, — выдохнул довольно Ламберт, толкаясь в собственный кулак и возбуждаясь только сильнее от понимая, что вместо смазки Юлиан использует его же кровь. Что сейчас все его бледные вампирские ягодицы вымазаны в подсыхающей бордовой волчьей крови. А сам Юлиан самозабвенно трахает себя окровавленными пальцами. Наконец, когда пальцы внутри двигались уже свободно, Юлиан убрал руку Ламберта и начал осторожно насаживаться на его член. — Только не вздумай кончить раньше времени, — прошипел Юлиан, морщась от того, как толстый волчий ствол растягивает тугие мышцы, — иначе всю ночь буду сидеть на твоем лице. — Я и не против, — выдохнул Ламберт и толкнулся бедрами, натягивая Лютика на себя до упора. Лютик был не просто голодным — он словно с цепи сорвался. Скакал на члене Ламберта, громко стонал и кричал в голос на весь дом, запрокидывая голову. Царапал грудь и соски Ламберта, наклонялся, чтобы впиться в распухшие от поцелуев губы оборотня, потом снова шипел, когда член особенно сладко задевал простату. Ламберт растворялся в своих ощущениях, в смеси удовольствия, в запахе Лютика и крови, в пульсирующей боли во всем теле — от укусов на шее и незаживающего шрама. А Лютик пытался — пытался забыться, пытался думать только о члене в своей заднице, но взгляд его то и дело падал на кровоточащий шрам от пули, который выглядел действительно страшно. Здесь не затягивалась кожа, несмотря на стянувшие края раны нитки, кровь даже не думала сворачиваться. Волчара подохнет или от заразы, которая попадет в эту рану, или от потери крови, и Юлиан не мог об этом не думать. Он двигался все быстрее, заставляя Ламберта стонать уже громче и крепко впиваться пальцами в бока вампира. Юлиан двигал тазом, сжимал мышцы, приближая оргазм волка, заставляя того тяжело дышать и хватать губами воздух. — Мать твою, я уже скоро… Блять, Лютик, Лютик… — исступленно рычал Ламберт, чувствуя, что вот-вот кончит. Или сейчас, или никогда. Ламберт ни за что не позволит сделать это в здравом уме — слишком дорожил своей волчьей породой. Но сейчас на кону стояла жизнь этого упрямого идиота. Лютик снова наклонился и, целуя Ламберта, рукой нашарил на тумбе рядом бритву. Выпрямился, ускорил темп, видя, как глаза волка начинают закатываться от удовольствия. Юлиан уже устал, по телу стекал холодный пот, голова кружилась. — Давай, кончи для меня, волчонок, — шепнул Юлиан, обнажив клычки, — покажи, какой ты хороший мальчик. Ламберт начал сам быстро-быстро толкаться, рвано дыша. Волк начал стонать и скулить, заполняя Лютика своей горячей спермой. А Юлиан в ту же секунду вытянул свою руку и саданул бритвой по предплечью — от запястья практически до сгиба локтя. Теперь пришла его очередь скулить — только в этот раз от экстаза и резкой боли. Он прижал рану ко рту ничего не соображающего от оргазма волка. — Вылижи, — строго прошипел он, понимая, что в таком состоянии Ламберт сделает все, что угодно. И кончил сам от охватившего его удовольствия, когда чужой горячий язык коснулся его раны, слизывая кровь. Он стонал от удовольствия, которое ему доставлял чужой рот, пьющий его собственную кровь. Высшая степень удовольствия, которую дано почувствовать не каждому вампиру, и которую Лютик ощутил впервые в своей жизни. Наконец он, тяжело дыша, убрал руку. Рана начала затягиваться. Ламберт лежал на кровати с закрытыми глазами и вымазанном в крови лице. Его грудь тяжело вздымалась от глубокого дыхания, руки по-прежнему держали крепко бока Юлиана. — Сученыш, — наконец прохрипел он, — ты все-таки сделал это. Юлиан снова улегся на грудь Ламберта и довольно замурчал, действительно, как кот. Его рука скользнула по боку Ламберта, натыкаясь вместо шрама на гладкую кожу. — Не мог дать тебе вот так просто помереть, — промурчал он и коснулся губами щеки Ламберта, — теперь ты у меня совсем уникальный. Волк-вампир. — Если во мне еще осталось что-то волчье, — недовольно хмыкнул Ламберт. — Осталось, я чую. От тебя все еще пахнет псиной. — Полнолуние покажет. Лютик счастливо рассмеялся, осознавая, что Ламберт хоть и ворчит и бурчит, но все еще обнимает и прижимает его к себе. Что он, до последнего сопротивлявшийся обращению и считавший, что лучше подохнуть в очередное полнолуние где-нибудь в канаве, не оттолкнул Лютика и не стал злиться. — Все будет хорошо. И теперь мы сможем охотиться вместе, — прошептал Лютик, прижимаясь к Ламберту еще ближе. Ведь еще утром, когда Ламберт в ужасном виде вернулся домой, Лютик впервые почувствовал животный страх, что может действительно потерять своего волка. А сейчас его сердце наконец-то успокоилось.