звезды в его глазах...

Антон вдавливает педаль газа в пол, поглядывает в боковое зеркало и шипит, видя БМВ у себя на хвосте. Альфа не отстает, и Антон более чем уверен, что тот просто ждет подходящего момента, чтобы обогнать его. Адреналин бурлит в крови, звук двигателя эхом разносится в мыслях, руки сильнее сжимают руль. Еще пара поворотов и будет виден финиш, а Порше омеги разгоняется до скорости в двести двадцать километров в час, поднимая облако дорожной пыли. Его охватывает желание победить, получить возможность загадать желание Данилу, оно кружит ему голову ровно столько же, сколько и потребность ехать еще быстрее, чем сейчас. Антон не самый лучший уличный гонщик, но скорость течет в его жилах. Гонки — единственное, что движет им. Он плавно дрифтует, держа руку на ручном тормозе, не сбрасывая скорости, но на полсекунды теряет контроль — его заносит, и прежняя скорость теряется. БМВ ожидаемо перегоняет его, оставляя после себя клубки поднятой в воздух пыли, и Антон хмурит брови, видя нарастающий разрыв между спорткарами. Машина альфы в мгновение минует оставшееся расстояние и доезжает до финиша без преград. Высокая фигура выходит из автомобиля, и Черемисин сдавленно стонет, приезжая позже всего на пару секунд. Данил хитро улыбается, подходя ближе к нему, и кладет свою руку тому на талию, притягивая к себе ближе. — Ты так и не научился идеально входить в этот поворот, котеночек, — Антон поджимает губы, желая врезать тому, чтобы стереть с его лица нахальную ухмылку, но сдерживает себя, потому что сам виноват в своем проигрыше. — Руки не распускай, — отталкивая от себя альфу, фыркает Черемисин и сводит брови к переносице. — И говори свое желание поскорее. Данил еще больше ухмыляется, его улыбка больше напоминает хищный оскал, и Антон внезапно чувствует себя тревожно, неосознанно делает шаг назад. В горле пересыхает, в мыслях проносится куча вариаций исхода событий, и ни один из них не радует его, лишь пугает. — Хочу тебя, — подойдя ближе, выдыхает ему в лицо альфа, Антон отводит взгляд, — хочу тебя на заднем сидении своей БМВ. Его пальцы приподнимают подбородок Антона, вынуждая смотреть в глаза, и лишь взглядом подчиняет его себе. Черемисин не хочет сдаваться так легко, потому наивно отталкивает от себя руку парня, поглаживая свою щеку и с неким презрением поглядывая на стоящего напротив. Быть омегой — не значит быть покладистым. Но Антон забывает, что Данил всегда добивается своего. Тот легко хватает его руку, крепко сжимая ее, и ведет к своему синему автомобилю. Несмотря на внезапную хладнокровность, улыбка на лице старшего кажется удивительно теплой, и кожа такая горячая, что малейшее прикосновение с ней заставляет одернуть руку, словно ее ошпарило кипятком. Но он не одергивает ее. Запястье Антона, вероятно, уже полностью сгорело. Антон прикусывает губу. У них с Данилом странные взаимоотношения сложились. Не пара, но и обычными друзьями назвать сложно. Гаврилову менять ничего не хочется, а Черемисин об этом думает каждую минуту, когда его руки не касаются приятной на ощупь кожи руля, а голова не наполнена домашними заданиями по всевозможным предметам. Антон хоть и не тряпка, как многие нынешние омеги, но ему тоже хочется иметь кого-то, с кем можно создать уютный дом на краю мира, где будет царить комфорт и уют; в чьих объятиях будет теплее, чем у камина; от кого хотелось бы иметь детей. Ему не чужды чувства и эмоции. Ему не чужда любовь. Его аккуратно заталкивают в машину, и Антон сильно сжимает чужие плечи в надежде, что в этот раз это будет не просто секс, а что-то более чувственное. Представляет, что Данил прикоснется своими губами к его, одарит их своим жаром, заставит плавиться от бережных прикосновений. Запах омеги становится насыщеннее, сводя Данила с ума. Тот осторожно снимает с парня одежду, осыпая его тело едва ощутимыми поцелуями, словно извиняясь за невозможность дать ему почувствовать то, чего так сильно хочется — по крайней мере, Антону так кажется. И речь не о чувстве наполненности, речь не о горящей страсти, речь о горячей любви, сжигающей любовников в этом прекрасном разнообразии чувств. Антон жмурит глаза и томно вздыхает, его плечи мелко подрагивают после каждого обжигающего, оставленного на прохладной коже прикосновения. В машине так неудобно: приходится ограничиваться в движениях, принимать не удобную и желанную позу, а ту, в которую получается встать. Данил налегает своим телом, несильно давит весом, придавливая к сидениям, и наклоняется к шее, хрипло шепча: — Любишь, да? — Антон выдыхает, отворачивая голову и закрывая глаза. Отвечать на вопрос он не собирается. — Можешь не отвечать. Я знаю, что любишь, — альфа проводит языком по коже, заставляя Антона тихо ахнуть от удивления. Это оказывается так приятно, хоть ничего такого Данил и не делает. — А ты? — еще тише спрашивает Антон, боясь услышать ответ. Сердце не получается унять хотя бы на секунду, оно, кажется, бьется прямо в горле, бьется так быстро, так громко, что заглушает даже мысли. Гаврилов вновь нависает над его лицом, оставляя между ними небольшое расстояние, и внимательно смотрит в глаза напротив. У Антона от такого ладони потеют, губа становится прикушена, и смущение одолевает, когда старший опускает взгляд на губы, облизывая собственные. Антону хочется поддаться вперед, отдаться соблазну и поцеловать своего мучителя, чтобы голову сорвало окончательно, чтобы позволить сжечь себя в его любви, чтобы стать одним целым и душой, и телом. Антону не нужны ни виски, ни мартини, ни прочие алкогольные напитки — лишь жадный, оценивающий взгляд альфы заставляет его опьянеть так, как не пьянит самый крепкий алкоголь. Антон закрывает глаза и старается остудить свой пыл. Нельзя слишком надеяться на что-то, нельзя позволять чувствам брать верх над обыкновенными потребностями. Антону почти удается вторить это себе. Но тут же Данил целует его. Настойчиво, напирая, вкладывая в поцелуй все свое желание подчинить Черемисина себе, оставить на нем свою метку, сделать его своим. Антон подчиняется, позволяя альфе управлять процессом, и податливо отвечает с не меньшей чувственностью. — А я обожаю, — выдыхает в губы и улыбается, вновь припадая к ним. Антон не верит своим ушам. Он отстраняется, приподнимается на локтях и заглядывает в серые глаза, надеясь понять, шутит тот или говорит на полном серьезе. — Я бы хотел, чтобы ты был папой моих детей, — Антон открывает рот в изумлении — Данил никогда не говорил такого своим бывшим, коих у него было предостаточно. Об этом Данил ему не говорил, но Антон почему-то в этом более чем уверен. — Ты.. Ты правда? — Антон забывает обо всем, кроме признания. Сейчас ничего больше не имеет значения. От волнения сердце, кажется, готово выпрыгнуть из груди, чтобы на крыльях любви улететь куда-нибудь далеко. — Правда обожаю, — шепчет так тихо, как будто делится самым сокровенным, что нужно бережно хранить и за чем нужно ухаживать. — Я боялся сделать первый шаг. Ты так много общаешься с альфами, что я не знал, стоит ли мне признаваться тебе. Но я правда люблю тебя, — Данил неловко улыбается, целуя в уголок губ. Антон чувствует, как его переполняет нежная любовь к этому человеку. Это невероятно. — Я тоже люблю тебя. Этой ночью для них это будет не просто занятие сексом. Это будет их первый раз. Первый раз, когда они делают это как пара. И не стоит скрывать, что этой ночью они сгорят от страсти, от невероятных чувств друг к другу, чтобы из пепла возродиться вновь и почувствовать еще большую любовь.