Маятник ума/The Pendulum of the Mind

      Встав из-за стола, чтобы вернуться в гостиную, Гермиона почувствовала, как её слегка пошатывает, и пришла к довольно тревожному выводу — возможно она была немного пьяна.       Гермиона Грейнджер опьянела на званом ужине с Пожирателями Смерти. Что ж. Очевидно, её навыки принятия решений не сильно улучшились с тех пор, как вчера она согласилась связать свою душу с душой Лорда Волдеморта.       Том повел её в гостиную, обвив свою руку вокруг её талии, пока та очень старалась не заколдовать мужчину в порыве досады. Ужин был больше похож на битву, чем на трапезу, и бойцы за столом были её новыми предполагаемыми коллегами по великому делу мирового господства или что-то в этом роде. Всё, чего она на самом деле хотела в этот момент, — это проклясть всех в комнате мелким "Ешь слизней" и сбежать обратно в "Дырявый котёл", в приятную тёплую ванну, забыть этот вечер, этот год и то, что весь её безрассудный план когда-либо осуществлялся.       Гермиона, устроившись на диванчике рядом с единственной женщиной в комнате, Каллиопой Нотт, слабо ей улыбнулась, а затем снова погрузилась в свои мысли. Она зашла слишком далеко.       Общение с самим Томом было утомительным, а заканчивая их дискуссии, она всегда чувствовала себя сбитой с толку. Как ему удалось настолько запутать её, чтобы она добровольно согласилась, искренне всё осознавая, на то, чего ей делать не следовало? Возвращаясь к обсуждению условий их предстоящего бракосочетания, она была потрясена тем, как много она готова была отдать.       Кто эта девушка, которую так легко соблазнить симпатичным личиком и хрипловатым голосом? Она была чёртовой Гермионой Грейнджер, умнейшей ведьмой своего поколения и всё тому подобное! Но стоило ей оказаться рядом с Томом Марволо Риддлом, как она, казалось, теряла рассудок.       Но это не совсем справедливое утверждение, не так ли? В конце концов, она всё ещё стоит на своём, и не станет давать слабину своим гормонам только потому, что он улыбнётся ей. Несмотря на свою абсолютную неопытность в общении с мужчинами, она не думала, что её разум превратился в кашу просто потому, что тот был симпатичным. Но даже несмотря на её попытки сопротивления, он каким-то образом всегда выражал свою точку зрения настолько хорошо, что она не могла быть не ошеломлена его логикой. Если прагматичный аргумент, который он приводил, не справлялся с задачей полностью, то для завершения применялась чистая сила его воли и личности. Вспоминая разговор, она задавалась вопросом, почему, черт возьми, она так верила его утверждениям.       Проанализировав то, что она знала о Томе, и их взаимодействии, во время завтрака этим утром (хвала богам, не рис с фасолью), она решила, что должно быть что-то в психологическом облике этого человека, как она и предполагала в своём времени, что так выбивало её из колеи. Психопаты известны эффективностью манипуляций и способностью управлять другими, поэтому, если она не хочет оказаться жертвой жестокого супруга, что не испытывает угрызений совести за свои действия, ей нужно узнать больше о том, что им движет. Она была готова к жестокости, ярости и нарциссизму, но оказалась совершенно не готова к обаянию, харизме и собственничеству.       Гермиона предполагала, что он попытается убить её, а не удержать.       Она ещё не определилась, какой будет её стратегия, потому что совершенно ясно, что она не может доверять себе в принятии каких-либо решений, пока находится под влиянием Тома. Теперь она была вовлечена в дискуссии не только с Томом, но и с целой ямой извивающихся змей. На самом деле, она бы не удивилась, если бы кто-либо из этих мужчин прямо в эту секунду фантазировал о том, как разжимает свои челюсти и проглатывает её целиком, словно крупный удав.       "Спасибо тебе, Том, за чудесный вечер", — с горечью подумала она про себя.       Как только все расположились в гостиной, Гермиона заставила свои мысли вернуться к текущему затруднительному положению и отчаянно попыталась сосредоточить свой затуманенный мозг на задаче: не быть морально уничтоженной окружающими её Пожирателями Смерти. Она не могла позволить себе показаться им слабой или недостаточно интеллектуальной, это совершенно ясно.       Том сидел в кресле справа от неё, изучая комнату с нейтральным выражением лица, выглядя как король на троне, которым он себя воображал. Он холодно улыбнулся мужчине, который был так невероятно похож на Драко Малфоя, что у неё зачесались зубы, и кивнул.       — Абраксас, — начал Том. — Как обстоят дела в кабинете министра?       Каллиопа небрежно устроилась в сиденье поудобней, незаметно наклонившись вперед, и прошептала так, чтобы её могла слышать только Гермиона.       — Малфой — младший помощник министра, — выдохнула она Гермионе на ухо.       Абраксас почесал подбородок и слегка поклонился Тому, хоть и сделал это сидя.       — Наш дражайший Министр Вильгельмина Тафт продолжает свою благородную работу по тому, чтобы быть скучнее и вдвое тупее камня, — ответил он с ухмылкой. — Мы с её сыном тесно работаем над тем, чтобы заложить основу для её неизбежной "отставки". Когда придёт время, он готов принять на себя руководство.       — Игнатиус остаётся верным нашему Господину и нашим целям? — уточнил Ливиус.       Абраксас адресовал свой ответ Тому.       — Он остаётся вашим вечным верным слугой, мой Лорд.       Том закатил глаза в ответ.       — Господа, давайте сохраним это собрание в рамках этикета званого ужина. Я не созывал официальную встречу специально для того, чтобы не беспокоить нервы моей будущей невесты.       Он перевёл на неё взгляд и одарил пылающей улыбкой, от которой сердце Гермионы тревожно забилось, хотя её щеки предательски порозовели...       Абраксас слегка склонил голову, хотя выражение его лица стало еще холоднее.       — Мои извинения, Том, — пробормотал он.       Том ничего не сказал, но сделал движение рукой, показывая им продолжать, а Ливиус прочистил горло.       — Бастьен, расскажи нам о своих делах в офисе аврора, — сказал Ливиус.       Мужчина, о ком шла речь, застонал и потёр лицо рукой.       — Многие из новичков — абсолютные идиоты, — прямо заявил он, — но они выросли на коленях у своего папы, слушая о превосходстве своей крови несмотря на откровенный недостаток интеллекта. Они счастливы следовать за любым, кто назовёт их особенными.       Бастьен сделал паузу, чтобы подумать, прежде чем продолжить.       — Есть один, Джеррод Булстроуд, у него острый ум и очень проворная палочка. Он чистокровный и придерживается многих наших идеалов. Всё чаще выражает мне своё беспокойство об ограниченности программы обучения Авроров. Всякий раз, когда речь заходит о том, какие проклятия нам разрешено использовать, а какие нет.       Том наклонил голову и на мгновение задумался, прежде чем пожать плечами.       — Выжми из него побольше информации, прежде чем начинать работу. Вынужденный Обливейт применённый к аврору, влечёт за собой трудности, которые на данный момент были бы вовсе неуместны.       — Как скажете, Лорд Риддл, — согласился Бастьен, склонив голову.       Гермиона слегка повернулась к Каллиопе, когда Ливиус перевел внимание на Ориона Блэка.       — Почему Абраксас назвал его "Том", а Бастьен — "Лорд Риддл"? — прошептала она.       Губы Каллиопы приподнялись в полуулыбке, прежде чем она снова заговорила прямо в ухо Гермионе.       — Только приближённым, Рыцарям Вальпургиевой ночи, разрешено называть его Томом, — тихо объяснила она. — Мой Ливиус, Малфой, Долохов и Лестрейндж. Эйвери, Розье и Мальсибер учились с ними в школе, но они не входили в приближённый круг. Они были скорее... силой.       Гермиона вздрогнула при мысли о том, что Тому нужны "силачи", но вернула своё внимание к собранию.       — ...несколько применений "Жертвенного кинжала", а также изучил некоторые изменённые свойства крови, которую он проливает, — говорил Орион. — Он должен быть готов к тому, что Корвус пополнит свой арсенал в ближайшие несколько недель.       Заметив мимолётное замешательство во взгляде Гермионы, Том наклонился к ней с карикатурной интимностью, хотя голос его оставался таким, что все в комнате могли слышать.       — Орион — архивариус тёмных искусств и исследователь, — объяснил он. — Я наткнулся на прелестную маленькую безделушку, когда занимался своими приобретениями по работе, и Орион был достаточно любезен, чтобы изучить её для меня.       Он взял её за руку и указал другой рукой на Корвуса Эйвери, который одарил её волчьей ухмылкой.       — Корвус очень рад, что он закончил своё исследование. Как наш ведущий... следователь, он больше всего стремится заполучить в свои руки захватывающие и забавные игрушки.       Глаза Гермионы на мгновение расширились от осознания подтекста, и она крепко сжала руку Тома, впившись ногтями в его кожу и проглотив подступившую к горлу желчь. Казалось, наслаждаясь её дискомфортом, он повернулся обратно к Ливиусу и кивнул, показывая продолжить. Гермиона попыталась отстраниться от него, но Том больно сжал её руку, и она поняла, что без скандала высвободиться не сможет.       — У кого-нибудь ещё остались вопросы для обсуждения? — поинтересовался Ливиус, оглядывая комнату.       — Мой брат, Игнатиус Пруэтт, поднял шум по поводу ограничений на общение с магглами, которые устанавливает Статут о секретности, — заявил Орион, нахмурив брови. — Он сравнил это с законом Раппапорта в США и предположил, что у нас должно быть меньше ограничений в случае, если Волшебник хочет общаться с магглами и учиться у них.       Абраксас презрительно фыркнул.       — Учиться чему? Размножаться, как кролики? Насколько я видел, перенаселение, похоже, единственное, в чем магглы превосходят нас. Твой брат сошел с ума?       — Сомневаюсь, — ответил Орион с дерзкой улыбкой. — Я сказал, что он Пруэтт, а не Блэк.       Том пренебрежительно махнул рукой, которая в данный момент не держала Гермиону в плену.       — Внесите его в список подлежащих исключению из Визенгамота, как только мы возглавим министерство, — сказал он. — Я уверен, что из Священных Двадцати Восьми мы сможем найти другого Пруэтта, более участливого к нашему делу.       Радольфус откинул назад прядь своих каштановых волос и вздохнул.       — Говоря о Визенгамоте, — начал он, — последние несколько раз, когда мы собирались для обсуждения законодательства, семья Фоули, похоже, пыталась исправить ошибки Гектора Фоули с Гриндевальдом, отстаивая любое законодательство, ограничивающее серую или темную магию. Шеклболты также поддерживают их.       Антонин зарычал, а Ливиус закатил глаза.       — Мерлин, не заставляй его начинать с Арчи Шеклболта.       — Ублюдок, — выдохнул Антонин с отсутствующим взглядом и убийственным выражением лица, от чего Гермионе пришлось сдержаться, чтобы не отпрянуть в сторону.       Однако Том, должно быть, почувствовал её дискомфорт, поскольку сжал её руку гораздо более успокаивающим (хотя и совершенно сбивающим с толку) образом, чем раньше, и заговорил:       — У нас есть позиции Нотта, Малфоя, Эйвери, Блэка, Лестрейнджа и Розье, чтобы проголосовать против них, не говоря уже о восьми дополнительных, которые придерживаются тех же взглядов, — хладнокровно заявил Том. — Работайте над привлечением к нашему делу тех, кто не совсем безнадежен, таких как Гринграссы и Шафики, и я устраню остальных, когда придёт время.       Затем Том встал, потянув Гермиону за собой и прижав её к себе таким естественным движением, как будто он делал это годами. Ей действительно не нравилось, насколько спокойно ей было рядом с чертовым лордом Волдемортом.       — Собрание закрыто. Произнесите свои нерушимые клятвы, прежде чем уйти, — приказал Том, поворачиваясь, чтобы вывести её из комнаты.       Он сделал паузу и посмотрел на Гермиону сверху вниз с озорной улыбкой.       — Я чуть не забыл, Малышка Gaza, — промурлыкал он ей на ухо. Её колени внезапно подогнулись, и она прокляла себя, понимая, что причина была не в виски.       — Кого ты выбрала, чтобы удостоить удовольствия скрепить наши узы? — пробормотал Том ей на ухо.       Глаза Гермионы расширились, когда она оглядела комнату врагов перед собой. Закрыв глаза, она очень старалась не захныкать. Это было похоже на тест, и впервые в жизни Гермиона Грейнджер понятия не имела, как его пройти.

***

      Позже тем же вечером она стояла под душем, позволяя горячей воде литься по её телу, пытаясь, если повезет, смыть с себя этот ужасный вечер.       В конце концов, она выбрала Ливиуса Нотта. Должно быть, она сделала правильный выбор, потому что Том выглядел довольным ею, как будто она была щенком, который только что выполнил чудесный трюк. Оставалось только удивляться, когда её жизнь изменилась настолько кардинально, что угождение Тёмному Лорду казалось победой. Она со стоном привалилась к стенке душа.       Какого чёрта она здесь делала?       Глубоко вздохнув, Гермиона выключила воду и вышла в плохо освещённую ванную, чтобы вытереться. Когда Том высадил её у паба, она сразу же поспешно ретировалась, опасаясь, что он может снова поцеловать её и вызвать ещё больший беспорядок в животе. Отрезвляющее зелье придало ситуации ещё большую ясность, отчего она почувствовала себя только мрачнее.       Для утешения она установила все возможные обереги, которыми она и её мальчики пользовались в тот год, когда охотились за крестражами. Только после, позволила себе снять красивую, но неудобную мантию, которую надела на вечер, и шагнула под воду в крошечной кабинке. Теперь она натянула старую квиддичную майку Рона и пару потрёпанных боксеров, которые могли принадлежать любому из них, и просто заплакала.       Честно говоря. В этот момент ей следовало бы выплакаться, сегодняшний ужин так болезненно вернул её в одиночество, что ей не удалось сохранить самообладание. Она утратила своих единственных друзей в мире вот уже как семь лет назад, но боль осталась той же. Она вспоминала, как прижималась к Гарри, чтобы согреться в той дерьмовой палатке, которая у них была, или целовалась с Роном, когда они наконец-то уничтожили чашу Пуффендуя.       ВОТ, как всё должно было быть. Гарри должен быть здесь, с его растрепанными волосами и тёплыми объятиями, женатый на Джинни, приглашать их с Роном на воскресный квиддич, который она бы презирала. И Рон — РОН был тем, с кем она должна была сблизиться, Рон должен был быть с ней долго и счастливо, и в его отсутствие она, конечно же, не должна была выходить замуж за человека, ответственного за его смерть.       Гермиона вытерла глаза, шмыгнув носом, села прямее и позволила мурашкам пробежаться вверх по позвоночнику. “Да, — допустила она, — именно это и должно было произойти".       Но произошло совсем другое. И теперь, в этом мире, Рон и Гарри не были мертвы, вовсе нет. Они здесь ещё просто не появились.       Рон Уизли и Гарри Поттер погибли, пытаясь спасти всю волшебную Англию, и она не могла допустить, чтобы их жертва оказалась напрасной. На самом деле, в этом мире, который она поможет создать, им вообще не нужно будет умирать.       Гермиона сделала глубокий, успокаивающий вдох и выдохнула, направляясь к сумке, где лежало соглашение. Рон, она точно знала, никогда не простит ей связи с Томом Риддлом. Но Рона здесь нет, его нет, и он никогда не узнает её такой. Если бы она только могла всё сделать правильно, он бы не рос на войне, а Гарри знал бы своих родителей и был бы ими любим. Она собиралась сделать всё, чтобы то пророчество никогда не сбылось, даже если бы ей пришлось запереть профессора Трелони в юрте где-нибудь в Сибири, чтобы никто не услышал, как она что-то предсказывает.       И, напоминала она себе, усаживаясь за шаткий столик на кухне со своими заметками, Том ещё не сделал ничего из этого. ЭТОТ Том Риддл, за которого она собиралась выйти замуж, не стал бы этого делать.       Она ещё раз просмотрела соглашение и со вздохом прикусила губу. Ничто из перечисленного здесь на самом деле не было таким уж плохим. Она не была против помощи ему в политическом перевороте (состояние министерства довольно плачевно), и поощрение не создавать больше крестражей тоже не будет плохим. Рассказать ему о предательстве пожирателей Смерти будет немного сложно, но если он больше не станет создавать крестражи, то сплетни о Регулусе отпадут сами собой, и, основываясь на её расчетах, Хепзиба Смит не должна вступать в игру до декабря. Было сложно попасть сюда до того, как Том создал ещё два крестража, но ей это удалось.       Причиной её чрезвычайных нервов был даже не контракт, который они включили в свои обязательства; причиной была клятва. Церемония Aeternum Adstringo включала один довольно интересный пункт, здесь Гермиона предположила, что Том намерен гарантировать её "абсолютную честность и преданность". Каждый человек имеет право озвучить три просьбы, которые будут вплетены в их связь, закрёпленную магией — это гарантирует исполнение их запросов.       Например: "Будучи с Гарденией, я прошу о комфорте", и связь работала бы последовательно, оказывая давление на того, кого просят, так сказать, обеспечить комфорт партнеру, который обратился с просьбой. Она сама могла бы заручиться пунктом о защите. Однако вопрос заключался в том, как использовать две дополнительные просьбы, чтобы принести ей максимальную пользу, и что ещё Том намеревался получить от неё.       Так же стоял вопрос о её подарке на помолвку, размышляла Гермиона, теребя изумруд. Как бы она ни возражала, Том, очевидно, видел в этом лишь выражение собственности, а это было неприемлемо. В тот момент казалось разумным начать борьбу с мужчиной и позволить ему высказывать свои собственные идеи, какими бы ложными они ни были, при этом твёрдо придерживаясь своих. Теперь, оглядываясь назад, казалось, она проиграла крупную битву, и становилось всё более очевидным: если она не хочет полностью раствориться в этом океане сложностей, которым был Том Риддл, ей придётся стать мудрее.       Гермиона провела руками по пергаменту и закрыла глаза. Во-первых, ей нужно научиться всегда помнить, кем он был, не позволяя этому нервировать себя. Она приняла решение вступить в грязную игру со злом этого мира, чтобы повлиять на большие перемены. Каждый раз, съёживаясь от отвратительных поступков, которые он совершал, она отдавала частичку себя, которую не могла позволить передать ему.       На неё сошло озарение — этого можно достичь с помощью её превосходной окклюменции. В её мозгу были стены; они просто недоступны для Тома, поскольку он не мог найти их сквозь туман. Гермиона, однако, точно знала, где они все находятся. Но одна из них была создана без её согласия, что создавало когнитивный диссонанс, между тем, кем Том был в её настоящей временной шкале и мужчиной, с которым она согласилась связать себя здесь и сейчас. Вот почему сегодня вечером она была такой разбитой; стены треснули, и часть боли из другой временной шкалы просочилась в эту.       Конечно, это было понятно. Это базовая психология, ведьмы, волшебники и магглы одинаково возводили стены в своих умах, защищаясь от реальности, которая угрожала их здравомыслию, не осознавая этого.       Гермиона вызвала кусок пергамента с пером и начала подробно расписывать стены, которые ей нужно будет снести, и новые, которые нужно будет создать. То, как её мозг сейчас мешал ей связать две фигуры в своей голове, было в какой-то степени полезно, поскольку это позволило ей не приписывать преступления будущего, которые никогда не произойдут, мужчине, с которым она сейчас имела дело, но ей нужно помнить, что он на эти вещи способен. Вот так он постоянно заставал её врасплох, этому нужно положить конец.       Гермиона вздохнула и отошла, чтобы сварить кофе. Ночь обещала быть долгой, и она не собиралась останавливаться, пока не определит, в чём именно будут заключаться её просьбы и как она собирается расставить всё по местам в своей голове. Затем, конечно, будут глубокие медитации, необходимые для того, чтобы разобраться с её окклюменцией. Обретение достаточного количества знаний, чтобы нельзя было застигнуть её врасплох, не лишая способности сопереживать пострадавшим, и не наказывая Тома Риддла за будущие преступления, которые он никогда бы не совершил, пока что...       "Что ж, как я и сказала", — устало подумала она. "Это будет долгая ночь".