Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Кукурузные оладьи, горкой лежавшие на серебряном блюде, имели на редкость аппетитный вид. Лирика взяла одну из них двумя пальцами, макнула в яблочный джем и откусила кусочек, заурчав от удовольствия. — Дарла сегодня превзошла саму себя, — отметила она. Мастерство этой поварихи действительно заслуживало похвалы. Не иначе, Дарла нарочно постаралась в честь её дня рождения. — Попробуй и ты, Ланс. Уверена, тебе тоже понравится. Лансель оторвался от свинокозьего рёбрышка и недоверчиво сощурил глаза. — В самом деле? Сомневаюсь. Они вкусны, спору нет, но ими много не наешься. Мне нет нужды есть менее сытную еду, чтобы следить за фигурой, хе-хе. Лирика принуждена была согласиться с этим. Муж был тремя годами старше неё, но даже с возрастом не утратил своей поджарости. В волосах его всё ещё оставалось больше пламени, чем снега, а жёсткие морщины возле рта делали его похожим на орла. Весьма красивого орла: усы бодро закручены, борода, доходящая ему до груди, кучерявится большим завитком. — Что ж, на вечернем застолье в замке тебя поддержат многие. — Она глотнула чая с шиповником и потянулась за следующей оладьей. — Думаю, Скай и Робин устроят пир не меньшего размаха, чем год назад. Однако Лансель не спешил с ней соглашаться — что, впрочем, не удивило Лирику. — Год назад тебе стукнуло ровно семьдесят, если ты забыла, — проговорил он невнятно, жуя овсяную лепёшку. — Следующий юбилей будет у меня, и тоже через год, а тебе ждать ещё четыре, Лирика. Но ведь вы, королевы Мьюни, живёте очень долго, ведь так? По милости Урании ты ещё отметишь юбилеев не меньше, чем можно насчитать пальцев на руке. Она привычно закатила глаза. Лансель никогда не разделял её стремлений устроить роскошное торжество из любого праздника — был бы только повод. И одевался он в такие дни почти всегда просто, делая исключение лишь для собственных именин и Дня Мьюнезависимости. Даже сегодня он не счёл нужным облачиться в праздничный наряд, потому сидел за столом в потёртых жёлтых бриджах и красном пиджаке без единой броши или запонки. Что мешало ему одеться достойно бывшего короля-консорта, притом в честь именин своей жены? Сама Лирика щеголяла в платье бирюзового атласа, с шёлковой пелериной на плечах, а голову украсила золотой тиарой с рубинами. Она поднялась ещё на рассвете, чтобы принять ванну и сделать причёску, — недоставало ещё явиться в Замок Баттерфляев в виде, недостойном Королевы Гламура. Отпив ещё чая, она заставила себя улыбнуться. — По милости Урании так и будет, Ланс. Но чем плохо то, что мои именины мы отметим не на Малпаре, а в Стампгейле? Я буду очень рада повидать нашу славную семью. И Скайвинн с Робином обрадуются мне, я это знаю. Но в особенный восторг придёт Джастин, а я буду счастлива, когда увижу его. — При мысли о встрече с любимым внуком она улыбнулась вновь, и на сей раз эта улыбка была совершенно искренней. — Опять будешь им всем докучать, Лирика? — хохотнул Лансель. — Хвала Урании, наша дочь пошла не в тебя и в твоих советах не нуждается. Да и Джастину навряд ли придётся по душе, если ты станешь наседать на него с вопросами о женитьбе. В нём хоть и сказалась твоя кровь, но, надеюсь, его жена нисколько не будет на тебя похожа, хе-хе. Что ты имеешь в виду, старый хрыч? Лирика подавила желание плеснуть чаем ему в лицо. — Может, мне всё же удастся заставить его взяться за ум, — холодно процедила она. — Джастин уже не подросток. Ему давно пора найти себе девушку среди мьюнианок, а не вздыхать по паучьей принцессе, с которой он даже не может лишний раз увидеться. — От таких твоих заявлений он не придёт в восторг, будь уверена. Уж на что Скайвинн всегда тряслась над ним, как крестьяне над урожаем кукурузы, но в его любовные дела она не вмешивается. Тебе бы следовало взять с неё пример. — Но даже так она должна понимать, что Реклюза Спайдербайт не будет Джастину хорошей парой. По его словам, её сестра, Ледяная Паучиха, ненавидит его и ни за что не допустит их союза. — Лирика не помнила, как зовут сестру зазнобы Джастина, но прозвище это, она считала, подходило ей великолепно. — А дёргать за жвалы ядовитого паука бывает рискованно. Или тебя совсем не волнует судьба твоего внука, Ланс? Муж презрительно фыркнул в свои пышные усы. — Язык этого парня составит недурную конкуренцию любому пауку, хе-хе. Уж в этом он точно похож на меня, а, Лирика? Если же он взял что-то и от Скайвинн, то ещё до твоего следующего юбилея эта паучья принцесса станет его женой. Возможность такого исхода не наполнила Лирику радостью. Её отнюдь не прельщала мысль, что Джастин может взять в жёны аранейку, пусть она даже королевских кровей, как и он сам. Она никогда не зналась близко с представителями этого сурового, аскетичного народа, но нескольких визитов в Спайдервеб, которые ей пришлось совершить ещё в молодости, хватило, чтобы составить о нём мнение. В замке Спайдербайтов украшения, казалось, заменяла паутина, а кожу у большинства тамошних обитателей покрывали красные ожоги и волдыри. Лирика морщилась при одной мысли о том, чтобы и её лицо или руки оказались изуродованы подобным образом. Что заставляет этих несчастных терпеть такие мучения изо дня в день? «Таковы наши поверья, королева Лирика. Это милость Аранеи к её людям», — объяснила ей Арахния Спайдербайт, правившая тогда в Паучьем Лесу. Королеве Мьюни это показалось странным обычаем, но возразить она не посмела. На лице королевы Арахнии красовалось не меньше пяти укусов, однако под взглядом её чёрных, холодных, как зимняя ночь, глаз все чувствовали себя неуютно. Они проникали любому человеку в самую душу, видя его слабость, смятение и ложь. Такой взгляд не мог пройти незамеченным. Принцесса Реклюза, если верить Джастину, не унаследовала взгляда своей бабки и вдобавок отличалась красотой, но Лирике это мало о чём говорило. Женщины из Паучьего Леса, как и мужчины, не могут быть по-настоящему красивыми, твердила она. Только и проку от них в семейной жизни, что воспитаны в строгости и на измену никогда не пойдут. Но разве мало среди мьюнианских девушек тех, кто хранит верность супругу, тем паче если речь идёт о принце династии Баттерфляев? И тела и лица их уж точно не обезображены паучьими укусами, на которые и смотреть-то противно, не то что до них дотрагиваться. Саму Лирику в своё время мутило при одной мысли о том, чтобы возлечь с аранейцем. Неужели её внуку хотелось бы иметь такую жену? Последние слова она, не удержавшись, произнесла вслух. Лансель только фыркнул с пренебрежением: — Принцесса Реклюза из рода Спайдербайтов. Девица, изукрашенная волдырями от укусов, сестра Ледяной Паучихи и всё такое… Но уверяю тебя, если уж она приглянулась нашему разборчивому внучку даже в таком виде, вряд ли он отшатнётся с воплем ужаса, когда ляжет с ней в постель. О нет! Потом, какое тебе дело до её внешности? Выбирать всё равно Джастину, а не тебе. — Если я отправлюсь в замок одна, твои советы будет некому раздавать. — Лирика, раздув ноздри, откинула прядь со лба. — Или тебе нисколько не хочется повидаться с родными? — Я с огромной радостью сгоню лишнее благостное выражение с их лиц, но не в этот раз. Мы и так целую неделю гостили в замке два месяца тому назад. — Лансель дожевал третью по счёту лепёшку и потянулся за предпоследним рёбрышком. — Следующим таким поводом для меня станут разве что именины Солярии, но они лишь через четыре месяца, хе-хе. Кто бы сомневался. Солярия всегда была его любимицей. С ней Лансель отбрасывал свою сварливость и становился таким, каким Лирика его видела разве что в пору детства Скайвинн. Самой ей чаще приходилось оставаться в стороне. Конечно же, она любила долгожданную внучку, но разочарование в былых надеждах не спешило исчезать. Солярия терпеть не могла роскошную одежду и украшения, всем нарядам предпочитая тунику с высоким горлом, шаровары и сапоги. И разговоры она вела чуждые Лирике — о тренировках с мечом, войнорогах, рыбалке и монстрах. «За что Урания послала мне такую внучку?» — вздыхала порой Лирика, зато муж её нисколько об этом не жалел. Когда они гостили в Замке Баттерфляев, Солярия подолгу не отходила от него, а он только рад был. Немудрено, что Лансель никогда не упрямится, когда речь заходит о её именинах. Протянув руку к оладьям в очередной раз, Лирика наткнулась пальцами на опустевшую тарелку. — Делай как знаешь, Ланс, но я всё равно отправлюсь в замок, — заявила она. — Отправляйся когда захочешь, только не прямо сейчас. Мой живот отяжелел от сытости, и самое время его растрясти как следует, ибо я не хочу набрать жирок на старости лет, хе-хе. — Лансель протянул к ней через стол свою руку — морщинистую, но жёсткую и крепкую. — Если хочешь, идём со мной; если же отправишься в свой кратер, будь так добра, дай мне ножницы. Прогулка прогулкой, но до подъёмника отсюда далековато добираться. — Ножницы я тебе дам, так и быть, — сверкнула глазами Лирика, — но не просто так. Она не рассчитывала, что Лансель поймёт её намёк, однако муж неожиданно осклабился. Зубы, потемневшие от старости, но ничуть не безобразные, мелькнули между узковатыми сухими губами. — Хочешь что-то взамен, Лирика? Прости, я забыл, что сегодня ты, как-никак, имеешь на это законное право. — Лансель сунул руку в карман своих бриджей и вынул оттуда свёрток столь крохотный, что тот без труда уместился бы в центре его ладони. — Что это? — Лирика вскинула бровь. — У тебя от старости выпали… — она прищурилась, — не то два, не то три зуба, и ты решил мне их показать? Лансель пропустил это мимо ушей. — Мои зубы, слава Урании, по-прежнему крепки как скала. А это — подарок тебе на именины. — Он развернул ткань, и на ладонь его выпали серьги из чистого серебра, увенчанные гранатовыми розами. — Что скажешь, Лирика? По-моему, они отлично подойдут и к камням на твоей тиаре, и к твоей седине, хе-хе. Лирика невольно провела рукой по волосам. Как бы она ни старалась оттянуть наступающую старость, годы медленно, но верно брали своё, и с этим ничего поделать было нельзя. Не роптать же на Уранию за то, что та не наделила её вечной молодостью? Это заставило бы смеяться не только Ланселя. Но страсть к украшениям в Лирике была неистребима с самого детства, и подарок мужа она оценила сполна. — Просто прелесть, Ланс. — Она приняла серьги из его руки и отточенным движением украсила ими свои уши. — Где ты их раздобыл? — Купил в лавке у одного ювелира, когда мы гостили в Стампгейле в прошлый раз, — махнул рукой Лансель. — Заплатить, правда, пришлось немало, но это стоило того, а, Лирика? Тот ювелир… как бишь его звали… а, ладно!.. в общем, он так и сказал мне, что такие серёжки и королеве не грех подарить, хе-хе. — Пусть Урания вознаградит его за мастерство. — Лирика посмотрелась в карманное зеркальце, любуясь то одной, то другой гранатовой розой. — И тебе спасибо за такой подарок, Ланс. — Да не за что. Будешь должна на мои именины, хе-хе. А теперь, надеюсь, я заслужил свои законные ножницы? — Рука мужа вновь повисла над столом. Лирика с притворным сожалением достала ножницы измерений из кармана собственного платья. — Держи, — сказала она. — И постарайся не задержаться на своей прогулке дольше, чем я в кратере. Хотелось бы поспеть в замок к обеду. — Это зависит от того, буду ли я гулять только по Малпару или захочу спуститься вниз. Если спущусь, то тебе придётся смириться с мыслью, что в замок мы попадём только к вечеру. Смотри не перегрейся на своих процедурах, хе-хе. — Лансель привычно прорезал ножницами портал недалеко от стола и шагнул, по всей видимости, куда-то на склон Малпара. Дыра, оставленная им, сомкнулась за считанные мгновения. Лирика ещё не успела подняться, когда в кухню вошла посудомойка Хефина, чтобы убрать со стола. В Замке Баттерфляев Лирика не помнила по имени добрую половину слуг, но здесь, на Малпаре, их всего полтора десятка. Все, как и Хефина, люди надёжные и с крепкими нервами — иные, как часто говаривал Лансель, давно бы бросились в горящую лаву. — Какие у вас серьги красивые, миледи, — заметила посудомойка, наклонившись над столом возле Лирики. — Никак подарок от лорда Ланселя на именины? — Разумеется. — Глупый вопрос, но не слишком, если речь идёт о её муже. — И у него бывает хороший вкус, не правда ли? Она нарочно отвела волосы с ушей. В ответ Хефина закивала так, что Лирика невольно отодвинулась подальше. — А где же он сам? — Ушёл прогуляться после еды, — пояснила Лирика нехотя. От Хефины так просто никогда было не отвязаться. — Почему же вы с ним не отправились? — Служанка принялась ловко сгребать посуду со стола. — Гулять я смогу и в Стампгейле, а другого кратера с вулканической лавой в столице не найдёшь. К тому же отсутствие Ланселя мне только на руку. — Чем же, миледи? В замке Лирика немедленно отослала бы любопытную посудомойку прочь, но на Малпаре со слугами приходилось общаться осторожнее. Не с Ланселем же ей спорить целыми днями, если все они разом замолчат. Да и Хефина, при всей её словоохотливости, умела хранить кое-какие тайны. Лирика нарочно понизила голос: — Я хочу украсить особняк в честь моих именин по своему вкусу. Без него это гораздо сподручнее. Но служанка не разделила её энтузиазма. — Вы уверены, миледи, что он не возмутится, когда вернётся домой? Лорд Лансель даже нам запретил украшать какую бы то ни было комнату, кроме вашей с ним спальни. — Ничего, поворчит и перестанет, уж тебе ли не знать, — со знанием дела возразила Лирика. — Это мои именины, Хефи, и мне решать, как отмечать их, тем более здесь, на Малпаре. Понятно тебе? — О да, миледи, — с улыбочкой молвила Хефина. — Хотелось бы узнать: кухню вы украшать тоже будете? — Кухня в этом не нуждается, а гостиные и коридоры — более чем. И двери ваших комнат я тоже не обделю вниманием, можешь быть спокойна. — В вулканическом особняке у каждого, кто прислуживал отставным королю с королевой, была своя комната. Украшать все покои в честь собственных именин Лирика считала излишним, но свою часть праздника вполне заслуживали даже слуги. Сказано — сделано. Столовую Лирика покинула вместе с Хефиной, но в коридоре их пути разошлись. Посудомойка отправилась на кухню, королева же пошла наверх. В вулканическом особняке было всего три этажа и двадцать комнат, не считая кухни и столовой, но больше не нужно было даже Лирике. В таком виде этот дом выстроила ещё Эрида Отчаянная, первая из королев, кто, отойдя от дел, поселился в Малпаре, и все её преемницы меняли лишь внутренний декор по мере надобности. Лирика не была исключением в этом ряду. С её лёгкой руки особняк ещё тридцать лет назад преобразился изнутри до неузнаваемости, и несколько раз в году она дополнительно украшала его либо на свой вкус, либо на вкус Ланселя. Тайком от мужа она осмелилась сделать это только сейчас. Пусть даже они оба отправятся в Замок Баттерфляев на ближайшие несколько дней — особняк, их постоянное место жительства, не должен оставаться во время праздника в будничном виде. Обходя дверь за дверью, стену за стеной, Лирика в который раз возблагодарила Уранию за то, что та сподобила её в своё время выучиться интуитивной магии. Этим даром от рождения владеют все носительницы благословенной крови, но лишь некоторые могут применять, когда передают волшебную палочку своей преемнице. Лирика рассталась с палочкой тремя годами позже положенного срока, но без неё выучилась колдовать намного раньше — и очень кстати, как оказалось, когда случился Великий Пожар. Скайвинн тогда пришлось значительно труднее даже с палочкой, но теперь Лирика не сомневалась, что через шесть лет её дочь сможет легко обходиться и без подспорья. С момента ухода Ланселя и получаса не прошло, как весь дом был убран цветочными гирляндами, гобеленами в разноцветных блёстках и композициями из кристаллов. На каждом этаже слуги выражали своё восхищение трудами Лирики, и это несказанно грело ей душу. Что скажешь, Ланс? Много ли ты понимаешь в красоте! Лирика не тешила себя иллюзиями, что её ворчливый муж разделит восторги слуг, но и не видела в этом необходимости. Мой праздник — и мои правила, рассуждала она. Когда свои именины отмечать будет Лансель, она даже пальцем не шевельнёт, если только он сам не попросит её об этом. С чувством выполненного долга она покинула особняк. Выйдя из грота, где он располагался, Лирика по привычке вскинула голову. Погода, будто в честь её именин, выдалась великолепной: по розовому небу снаружи жерла вулкана плыли лишь невесомые облака. Но сейчас Лирике было не до любования облаками. Она свернула на лестницу, ведущую в один из боковых кратеров, и вскорости очутилась там, где ещё лет двадцать назад могла проводить по полдня. С годами эту охоту пришлось уменьшить, и всё же на Малпаре до сих пор не было места более милого её сердцу. Глубоко внизу мерцало огнями лавовое озеро, жар от которого чувствовался даже здесь, на высоте пятидесяти ярдов. Лирика скинула платье и туфли у входа в пещеру, сняла тиару с головы и сотворила себе небольшое облако, на которое опустилась, как на перину. Повинуясь её желанию, облако не спеша поплыло к противоположной стене. Лирика вытянулась, наслаждаясь. Да будет благословен твой покой в чертогах Урании, Астерия Путешественница. Именно эта королева, мать Эриды Отчаянной, наткнулась некогда на Малпар во время своих странствий по землям Мьюни. Дочь же её заложила обычай для последующих королев — переезжать сюда жить после передачи престола наследнице. За четыреста лет немногие из них не последовали этому правилу. Ещё бы: отдых над лавовым озером сглаживает многие признаки надвигающейся старости. Лирика перевернулась со спины на живот, любуясь огненными дорожками на дне пещеры. От вулканического жара её тело постепенно начало покрываться испариной. Капли влаги стекали по её лицу, струились по рукам, собираясь в изгибах локтей. Они нигде не задерживались, и Лирика мысленно торжествовала. Пусть золото в её волосах больше чем наполовину сменилось сединой — красотой лица и тела она ещё может поспорить с сорокалетними. Не только жар вулкана, но и омолаживающие настои и мази, которыми она ныне пользовалась куда чаще, чем в пору своего правления, давали о себе знать. Даже Лансель до сих пор это признаёт, хотя и не упускает случая подразнить её. На себя бы лучше смотрел — его-то уж никак не примешь за ровесника Джем-Робина. Лирика не могла сказать, сколько часов прошло к тому времени, когда она закончила свои процедуры. Бодрая и свежая, она вновь облачилась в свой наряд и направилась обратно к особняку. Но всё блаженство разом покинуло её, стоило ей переступить порог дома. На стенах холла не висело ни одного сверкающего гобелена, ни одной цветочной гирлянды. От шока Лирика прислонилась к двери, чтобы не упасть. — Что с вами, миледи? — забеспокоилась тощая Зелла, служанка, мывшая в холле полы. — Вы слишком долго пробыли у лавового озера? Лирика поджала губы и выпрямилась. — Что здесь произошло, Зелла? Кто это сделал? — Она обвела холл рукой. — Я спрашиваю: кто это сделал? — Лорд Лансель вернулся и приказал всё снять, миледи. Сказал, что всё это ни к чему. — Лорд Лансель, стало быть? — Лирике ужасно захотелось припечатать служанку пощёчиной, но она решила приберечь всю злость для кое-кого другого. — И давно он… вернулся? — Часа два как, миледи. — Зелла кинула взгляд на большие часы, висевшие на стене. — Сейчас он в ваших покоях, кажется. Отставная королева мельком кивнула в ответ и, метнувшись к лестнице, заспешила наверх со всей быстротой, на какую была способна. Каблуки её выбивали дробь по ступеням, кровь в висках стучала от ярости. Лансель действительно обнаружился в спальне. Он сидел на диване и совершенно невозмутимо читал книгу, что ещё больше вывело Лирику из себя. — Лансель Грантер! — почти прорычала она, задыхаясь от гнева. Муж резко поднял голову. — О, Лирика, ты уже вернулась? Пока тебя дождёшься, можно с голоду помереть, хе-хе. — Он захлопнул книгу. — Уже пора обедать, а там и в замок выдвигаться. Лирика молча подлетела к нему и дёрнула за его любимую бороду. Вскрик Ланселя прозвучал музыкой для её ушей. — Зачем ты велел снять со стен все украшения? — Она бы с удовольствием дёрнула его за бороду ещё раз, но Лансель предусмотрительно закрылся руками. — Решил мне весь праздник испортить, старый ты болван? — Испортить? Кто его портил, этот праздник? — Лансель весь покраснел и надулся как индюк, каковым он и был. — Кому тут нужны твои гирлянды с гобеленами, если ты сама ближайшие несколько дней проведёшь в Замке Баттерфляев? К тому же от них сильно в глазах рябило, надо сказать. Или ты думаешь, что слуги все эти дни будут глазеть на них и пить за твоё здоровье, хе-хе? «Как ты смеешь?» — хотелось завизжать ей, но она с трудом сдержалась и ответила: — Так или иначе, это мои именины, и мне решать, где и как их отмечать! По какому праву ты вмешиваешься в моё решение? — Этот дом такой же твой, как и мой, Лирика, — напомнил ей Лансель. — И я имею такое же право преображать его, как вздумается, особенно если это сделали уже до меня. Притом у тебя не круглая дата, чтоб такой марафет по всем стенам и коридорам наводить, хе-хе. От его нахальной улыбки у Лирики вновь застучало в висках. Просто дух захватывает от такой наглости. — Если ты сейчас же не извинишься передо мной, то в замок я отправлюсь одна, без тебя. И не вернусь сюда, пока сама этого не захочу. Ясно тебе, дуралей? В тот же миг она вспомнила, что отдала ножницы измерений Ланселю, и готова была взвыть от собственной глупости. Но муж внезапно извлёк из кармана ножницы и небрежно швырнул ей в руки. — Держи на здоровье, хе-хе. О таком подарке я и не мечтал, а ведь именины-то даже не мои. Если ты избавишь меня на это время от своей компании, то через пять месяцев можешь даже не дарить ничего, так уж и быть. — Тогда счастливо оставаться! — Лирика взрезала ножницами пространство перед собой и шагнула в портал. Пусть этот наглец зубоскалит над слугами и продолжает в одиночку гулять в окрестностях Малпара. Поглядим, надолго ли его хватит. От его гадкого языка все эти безвольные овцы быстро взвоют, можно не сомневаться. Она рассчитывала, что окажется в своих покоях в замке или, на худой конец, в одном из коридоров, но туфли её коснулись земли, а в нос неожиданно ударил запах сена и навоза. Лирика зажала ноздри и огляделась кругом. Портал переместил её не в замок, а на конюшню. Должно быть, от гнева у неё слишком сильно дрожала рука, когда она щёлкала ножницами. Несмотря на обеденное время, возле конюшни не было видно почти никого. Только у ворот стоял громадный, размером в половину взрослого войнорога, жеребёнок с гривой и шерстью угольного цвета. Он тихо фырчал и тряс хвостом. Крепкая, высокая рыжеволосая девчонка лет десяти на вид, в потёртой алой тунике и серых шароварах, кормила его прямо с рук пучком морковки. К Лирике она стояла боком, но отставная королева с первого взгляда узнала в этой девчонке Солярию. Принцесса что-то бормотала, и Лирика невольно вслушалась в её слова. — Ешь, Воронок, ешь, мой хороший, — приговаривала она, чем заставила Лирику застыть на месте. — Тебе нравится? — Видать, войнорогу угощение и впрямь пришлось по вкусу, потому что он зафырчал в ответ. — Я тебе потом ещё кукурузы принесу. А вечером мы пойдём купаться на излучине. И Альфонс пойдёт с нами, он возьмёт твоего брата Эмриса. Хорошо? — Солярия запустила руку в его гриву, и Воронок зафырчал ещё громче, взбрыкнув задней ногой. Это было до того не похоже на её всегда суровую, вспыльчивую внучку, что Лирика невольно кашлянула от изумления. Воронок немедленно заржал — и Солярия обернулась к ней, отряхнув руку о шаровары, словно была не принцессой Мьюни, а крестьянкой какой-нибудь. — Бабушка? — удивилась она. — А ты как здесь оказалась? Ты же не любишь бывать на конюшне. — Я неправильно открыла портал, Солярия, — умолчав о причине этой ошибки, пояснила Лирика. — Но почему ты одна? А где дедушка Лансель? — Солярия окинула её пытливым взором бирюзовых глаз. — Вы же вместе должны были приехать, разве нет? Лирика помрачнела лицом. — Мы с ним поссорились. — Из-за чего? — спросила внучка. Не «почему», а «из-за чего». Лирика оценила тонкость вопроса. — Твой дедушка не оценил то, как я украсила наш особняк в вулкане в честь своих именин, и велел слугам снять все украшения. Я попросила его извиниться передо мной, но он отказался это делать. — И теперь он не приедет, да? — В голосе Солярии, низком для девочки её лет, была отчётливо слышна печаль. — Приедет, но только на твои именины, — поспешила утешить внучку Лирика. — Он сказал, что в этот день обязательно будет в замке. — А ты сколько будешь у нас гостить, бабушка? Лирика прикусила уголок рта. Ещё утром она рассчитывала пробыть в замке от силы пять дней, но ссора с Ланселем спутала ей все карты. Если она вернётся на Малпар раньше, чем через неделю, Лансель непременно запишет победу в споре на свой счёт, но Лирика не собиралась доставлять ему такого удовольствия. Впрочем… раз он сказал, что непременно явится в замок на именины Солярии, пусть заодно с этим и извинится. Целых четыре месяца наверняка выбьют лишнюю дурь из его бараньей головы. — Наверное, я задержусь как раз до твоих именин, — решила Лирика. — Кстати, почему ты тут одна, Солярия? Где Альфонс? — поинтересовалась она, не дав внучке времени придумать ответ. — На Мусорном Пляже. Он решил навестить Уиззбага. Лирика не удивилась и не огорчилась. До самого мальчишки-мусорщика ей всё равно не было особого дела. — А Джастин где? — Джастин в замке, помогает маме готовиться к празднику. — Солярия чуть поджала губы, шаркнув ногой по земле. Они готовятся к именинному застолью, поняла Лирика, и сердце её затрепетало от радости и гордости за внука. Ей остро захотелось увидеть его, взглянуть в лучащиеся затаённым весельем зелёные глаза. — Может, и нам стоит пойти в замок? — предложила она Солярии. — Обрадуем и Джастина, и ваших маму с отцом. В ответ девочка только тряхнула своей рыжей косой, мазнувшей её по пояснице. — Ещё рано. Они не скоро освободятся, у них ещё много дел. — Она подошла ближе к Лирике и взяла её за правую ладонь. — Посмотри лучше на моего Воронка, бабушка. Он самый красивый, правда? Лирика никогда не питала особой любви к войнорогам, а в этом чёрном гиганте не видела ничего из ряда вон выходящего, кроме его величины, но поспешила согласиться с внучкой. — Хочешь погладить его? — предложила Солярия. Лирика попыталась было отказаться, но легче было выдернуть руку из капкана, чем из хватки принцессы, которой оставалось ещё несколько месяцев до восьмых именин. Вместе с Солярией она приблизилась к её питомцу, но не успела протянуть к нему ладонь, как Воронок недовольно всхрапнул и передёрнулся всем телом. Лирика охнула от страха. Нет уж, не станет она гладить этого строптивца, как бы ни упрашивала Солярия. — Его уже кто-то пробовал объездить? — спросила она, маскируя свой испуг этим вопросом. — Пока ещё нет. Клотен говорит, что нужно подождать, пока ему не исполнится хотя бы год или полтора. — Полтора? Твой Клотен слишком добр к нему. Такого великана можно оседлать уже в год, если к тому времени он достигнет размеров обычного войнорога. Солярия рассмеялась в ответ и провела пальцами по рогу Воронка, который был толщиной почти с её собственную руку, а затем принялась гладить его между ушами, неразборчиво шепча что-то ласковое. Войнорог тихо фырчал и тряс длинной чёрной гривой. Лирика усмехнулась про себя, глядя на эту идиллию. Если её внучка уже так привязана к этому жеребёнку, вряд ли она будет всякий раз, приходя на конюшню, кататься на разных войнорогах даже тогда, когда Воронок вырастет окончательно. — Делвин! — вдруг позвала Солярия в распахнутые ворота, прервав своё занятие. Из конюшни торопливым шагом вышел широкоплечий мужчина лет сорока, с усами почти как у Ланселя. — Принцесса Солярия, — поклонился он. Затем, увидев Лирику, отвесил поклон и ей, но тут же обратился снова к её внучке. — Что вам угодно? — Отведи Воронка в его денник, — деловито распорядилась Солярия, — и скажи, чтобы его накормили и расчесали как полагается. Я загляну к нему вечером, после пира. — Как прикажете. — Делвин осторожно взял Воронка за недоуздок. Жеребёнок опять всхрапнул, но пошёл вместе с ним. Проводив их взглядом, Солярия повернулась к бабушке. — А ты говоришь как настоящая будущая королева, — невольно восхитилась Лирика. Помнится, Скайвинн, когда ей было восемь лет, и замечали-то порой не все слуги. — Не каждая принцесса способна на это в столь юном возрасте. Солярия вскинула брови. — А мама была способна? Когда она приказывает кому-то, её все слушаются, даже Ромбулус и Хекапу. Лирика фыркнула себе под нос. Я передала Скайвинн палочку не в четырнадцать, а в семнадцать лет, хотя она мечтала об этом с самого детства, — о чём можно говорить после этого? — Твоя мама стала королевой в семнадцать лет, и её все слушались, — вывернулась она. — И тебя будут слушаться, вот увидишь. — Тогда идём в замок. — Солярия вновь взяла её за руку, уже более аккуратно. Улыбка поистине преображала её немного хищное лицо. — Идём, — с лёгким сердцем согласилась Лирика. — Твои мама и брат ждут нас.