Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Когда порыв ветра полоснул её по лицу, Синью Спайдербайт встала с кровати и оделась. Бархатное платье, приготовленное с ночи, обдало кожу холодом осени, но жар тела согрел его. Синью провела по ткани рукой, оправляя подол. Цвет изумруда, цвет листьев в лесу под столицей. Она жила в нём душой и сердцем, сколько себя помнила. Замок Спайдербайтов стоит на острове, торчащем из речной заводи. Посланники Аранеи живут и здесь, однако их меньше, чем там, за мостом. Милость Прядильщицы Сетей к горожанам столь велика, что они принимают её как должный дар — или неизбежное зло. Синью приблизилась к колыбели сына, укрытого шерстяным одеяльцем. Она погладила его по голове и пошла дальше, шаркая ногами. От балкона её отделяло полдюжины ярдов. Мягкий ковёр сменился каменными плитами. Синью шагала медленно, прислушиваясь к шелесту листьев вдали. Пауки не устают никогда, и она должна быть столь же неутомимой. Лес перед её глазами сливался в золотистое полотно, кроме Серого Дуба. Сердце Синью при виде его забилось быстрее. Ардолаф, из чьей плоти растут его корни, был самым могущественным монстром, когда-либо терзавшим Паучий Лес. Он уничтожал пауков и разорял в гневе целые селения, но Аранея убила его, а его тело дало жизнь дереву, чтобы люди вечно дивились отваге первой из Спайдербайтов. Кости Ардолафа стали сотнями веток, а его крылья и волосы — листьями. Здесь Аранея царствовала шестьдесят лет. Здесь вышла замуж за Коррина и заключила союз с Уранией Баттерфляй. Отсюда правила Паучьим Лесом, одетая в кожу и сталь и увенчанная короной из ветвей Серого Дуба. Но это было на заре времён, когда под сенью деревьев обитали поистине могучие люди. Королевский дворец помещался между небом и землёй, укрытый могучей кроной. Воины Аранеи вкушали дары леса за столом в виде странствующего паука, устланном скатертью из паучьего шёлка. Теперь всё это кануло в прошлое. Люди измельчали, и жизнь их стала короче, чем в старину. После смерти Аранеи трое её детей спустились на землю, основав замок на острове; кровля сгнила, стены рухнули. Даже королевский трон порос мхом и источился от времени. Лишь сам Серый Дуб остался, чтобы напоминать аранейцам о былых чудесах. Синью Спайдербайт полагала, что довольно и этого. За мостом, соединявшим замок с большой землёй, брала начало окраина города. Вдали виднелись дома и улицы. Синью закрыла глаза, чувствуя на лице поцелуи ветра, и обернулась к деревьям. Из леса мы вышли и в лес вернёмся. Даже отсюда она слышала неумолчный шелест листьев, улавливала шорох снующих по земле пауков. Синью преклонила голову. «Ты видишь меня тысячами глаз, слышишь тысячами волосков, — говорила она Аранее. — О Прядильщица Сетей, даруй мне силы прожить и этот день во славу твою». Она молилась всё утро: когда Аранея посещала её, она могла обходиться без отдыха, как обходятся её посланники. Стайнуорт нашёл её здесь, поглощённую молитвой, прямую и суровую, с развевающимися на ветру волосами. — Майлан проснулся, — сказал он. Младенец в его руках заливался плачем, размахивая кулачками с длинными пальцами. — Он хочет есть, — ответила Синью. — Дай его мне. Стайнуорт, чуть-чуть поколебавшись, вложил сына в её тощие руки. Синью дёрнула шнуровку на платье, освобождая впалую грудь. Майлан приник к ней губами и начал тянуть молоко. Она успела заметить, как муж опустил глаза. Будь на моём месте Реклюза, он не отвёл бы взгляд, думала Ледяная Паучиха. В такие минуты она задавалась вопросом, что бы он сделал тогда, и думалось ей, что ответ она знать не захочет. Со дня их свадьбы миновало полтора года. За это время Стайнуорт видел её обнажённой не более нескольких раз. Аранея не наградила его ненасытностью в любви, и Синью была ей за это благодарна. По крайней мере, он не пятнает их ложе грехом измены. «Сколько глаз у принцессы Синью? Два и ещё восемь». Каждую ночь Теген вползает на его подушку, но ни разу не сделал попытки его укусить. Пауки чуют ложь и бесчестье — стало быть, её муж не преступает обеты. Брачную ночь она до сих пор вспоминала со стыдом. Страх и любовь боролись в ней, не давая пошевелиться. Стайнуорту пришлось пересилить себя и снять с неё платье самому. Тогда он едва сдержался, чтобы не поморщиться и не отвернуться. «Я недостоин смотреть на принцессу», — произнёс он, стараясь казаться вежливым, но Синью знала, что он видит. Неровные плечи, впалая грудь, костлявые руки и ноги, острое лицо с птичьими чертами. Глупец боялся сказать ей правду, и она решила помочь ему. «Эта принцесса — твоя жена перед Аранеей и людьми», — возразила она и поцеловала его. Губы Стайнуорта были холодны, как её пальцы, и даже тысяча поцелуев не согрела бы их. Поцелуев её, не Реклюзы… Его сердце отдано её сестре, но это ничего. Той ночью он был с Синью, как и подобает по закону, и все последующие тоже. Плод одной из этих ночей она держала теперь у груди. Когда Майлан, насытившись, оторвался от неё, Синью испытала облегчение. Всякий раз она чувствовала, будто бы вместе с молоком он тянет из неё силы. Я дала ему жизнь, и теперь он словно забирает её у меня, размышляла Ледяная Паучиха. Но он должен жить, чтобы стать королём. В глубине души она жалела об этом. Аранея благословила Майлана красотой его отца и прокляла недугом матери. Ещё один несчастный, обречённый ходить шаркающими по земле ногами. На перила вползло коричневое пятно с тонкими лапками. Даже Синью с её слабыми глазами нетрудно было узнать в нём Тегена. Она подошла ближе; он перебрался на её бок и полез выше, на плечо. Майлан заплакал и забился в её объятиях. — Отдай его мне, — попросил Стайнуорт. — Он боится Тегена. Как только сын очутился у него на руках, плач прекратился. — Кровь Аранеи течёт в его жилах с обеих сторон, но Спайдербайтом он станет, победив свой страх, — заявила Синью. — Прядильщица Сетей помогает смелым королям, а не тем, кто дрожит перед пауками. — Ты права, если говорить о Спайдербайтах, — кивнул муж, — но здесь бывают не только они. Келпботтомы скоро будут у наших ворот. Синью знала кое-кого из Келпботтомов. Эти странные люди владели Западным морем, реками и мелкими островками, расположенными вблизи Паучьего Леса. Их государство погребено под толщей воды, но она же придаёт ему и обширность, в которой с ним даже Мьюни не сравниться. Говорят, будто дома древних людей были так непрочны, что уходили на дно, увлекая за собой и хозяев. Не все пережили это, но тех, кто пережил, море наделило жабрами и обратило в русалидов. Их первый король, Мориэн Келпботтом, взял в жёны девушку из числа тех, кто утонул и возродился вновь, подобно ему самому. Его потомки, надо думать, поступали так же. Не успела Синью ответить Стайнуорту, как он снова заговорил: — Они должны прибыть к обеду. Ты останешься здесь или будешь на нём вместе со всеми? Он волнуется за меня. Не только Реклюза занимает его мысли. — Аранея милостива ко мне, Стайн. Я чувствую в себе достаточно сил, чтобы встретить гостей из моря. — Если она проявит милость и к твоему отцу, переговоры с королём Моркантом пройдут успешно, — произнёс он, — и в Паучьем Лесу появится морской виноград. — Он должен будет дать ему что-то взамен, — заметила Синью. — В лесу есть много того, чего нет в море. Но не все его дары могут прийтись по душе Водному Народу. — Отец это предвидит. — Она провела пальцем по спинке Тегена. — Ты виделась с ним вчера вечером, — вспомнил Стайнуорт. — Говорил он тебе что-нибудь о том, на что пал его выбор? Да, говорил. Они вели этот разговор в его кабинете. Ветер выл за окнами, листья шелестели в лесу. Король Стингер в задумчивости стучал пальцами по ручкам кресла, глядя на письмо на столе. «Келпботтомы прибудут завтра, как я и думал, — сказал он. — Молю Аранею, чтобы Моркант согласился на мёд, орехи или целебные травы». На этот счёт отец был слеп: он предлагал то, что было выгодно ему самому, и верил, что этого хватит. Он заблуждался, и Синью пыталась разубедить его. «Русалид пожелает большего», — заявила она, но отец был глух к тому, чего не желал слышать. — Много слов, но в них мало смысла. Моркант откажет ему, что бы он ни предложил. — Значит, нам грозит ослабление торговых связей с Подводным королевством, — нахмурился муж. Синью пожала плечами, ощутив укол боли в спине. — Если на то будет воля Аранеи. Но маловероятно, что отец позволит этому свершиться. Наш лес велик, и Моркант найдёт здесь то, что пожелает. Солнце, подобно огромному жёлтому пауку с сотнями лапок, выползло высоко на небо. Стайнуорт вернулся в покои, прижимая сына к себе. Синью следовала за ним, почти не отрывая ног от пола. Когда он уложил Майлана в колыбель, в дверь постучали. — Ваше высочество, милорд, — обратилась к ним вошедшая Хедра, — королева Эмбер изволит звать вас к завтраку. — Мы сейчас спустимся, — ответил ей Стайнуорт. — Оставайся с принцем до тех пор, пока мы не вернёмся. — Она стала няней их сына вскоре после его появления на свет. — Разумеется, милорд. Синью осталась довольна мужем. Это верно. Пусть Хедра останется. На завтрак они спустились вдвоём, рука об руку, как подобает. К полудню ветер нагнал на небо тучи. Серое небо стало иссиня-чёрным, золотистый лес потемнел, городские дома на том краю реки покрылись громадной тенью. Кортеж русалидов подъехал к воротам замка, грохоча по мосту колёсами и копытами. Из белой кареты, похожей на огромную морскую раковину, выбрались трое людей. Синью узнала Морканта Келпботтома, круглолицего, с мясистым носом — его спокойный голос был законом для всего Водного Народа. Короля сопровождали его жена Мерра и мальчик лет восьми в бархатном бирюзовом колете. Его волосы цвета тины, а глаза синие, как вода, — стало быть, это их наследник. Отец называл ей его имя, когда говорил об этом визите. Синью, впрочем, и дела особого не было до того, как его зовут: Хамфри, Харви или Хорас. До тронного зала они добрались самостоятельно, оставив охрану во дворе. Доверие украшает королей больше, чем корона, отметила про себя Синью. Отец восседал на троне, облачённый в зелёный камзол и коричневый плащ с застёжкой в виде странствующего паука. Рядом с ним сидела мать, чуть поодаль стояла Реклюза. После завтрака её долго не было видно, но к приезду гостей она явилась сюда. Это с ней уже не впервые. Что-то изменилось. Что-то случилось. — Мы рады приветствовать вас в нашем замке, ваши величества, — сказал отец. — Мы рады быть вашими гостями, король Стингер. — Дородный усатый Моркант был в голубом жилете; его плечи окутывал плащ цвета закатного неба. — Дорога утомила вас, я полагаю? — Не слишком. Первую ночь мы провели под кровом Тарранта Аргиронета. Вы, должно быть, не хуже нас знаете, как он гостеприимен. О, я знаю. Я знаю, каким гостеприимным он бывает, с самого детства. — Последние дни вы провели в пути, не так ли? Не знаю, какими яствами вас потчевал Таррант, но поверьте, наши им не уступят. — Благодарю, король Стингер. Лучший стол для переговоров — тот, где есть пища и уму, и желудку. — Смех забулькал у русалида в горле, как морская вода у утопленника. В обеденном зале, большом и мрачном, горел камин и ползали пауки. Бледное лицо Мерры стало ещё белее, и сын, дрожа, вцепился в её руку. Синью долю мгновения надеялась, что Моркант не выдаст себя, но вид посланников Аранеи заставил дёрнуться и его. Тот, кем владеет страх, наполовину побеждён, подумала она. Верность этой мысли подтвердил и взгляд отца, направленный на мать. — Прошу всех к столу, — пригласил он. — Надеюсь, вам придутся по вкусу не только блюда приграничного лорда. Гости заняли отведённые им места, и хозяева тоже. Синью села по левую руку от отца, как его наследница. Стайнуорт подвинул к ней чашу, до краёв наполненную чаем из шиповника. Она поднесла её ко рту, и кисло-сладкая влага смочила ей язык и губы. Реклюза пила вино — нарочно или нет, она не могла сказать. В конце концов, голова и сердце не доставляют ей боли. — Вижу, я не ошибся, — сказал отец, когда стол наполовину опустел. — После долгой дороги нет ничего лучше сытного обеда. — Он понравился нам больше, чем сама дорога, — признался Моркант. — Что нас впечатлило в ней сильнее всего, так это деревья… много деревьев, как и подобает лесу, которым вы правите. Пожалуй, ни в Лагрланде, ни у Голубей, ни даже в Мьюни таких не сыщешь. — Пухлые бесцветные губы искривились в улыбке. — Однако под водой никто ещё не видел ни одного дерева. — Верно, — кивнула мать. — Как никто не видел и мёда, — вздохнула Мерра. — Травы, грибы и орехи хороши, но для Водного Народа они не вкуснее винограда, что растёт на глубинах. — Она сунула руку в карман и достала оттуда высушенную морскую звезду. — Отведайте же его. Все Спайдербайты взяли по веточке с зелёными ягодами, похожими на икру, — но то, что попробовала Синью, не было икрой. Это что-то лопалось у неё на зубах со вкусом, который, казалось, менялся с каждым разом: то оно солёное, то острое, то сладкое. — Ешьте, глотайте. Морской виноград не слаще лесного мёда, но полезнее многих целебных трав. — Вкусно, — пробормотал Стайнуорт, когда его запас ягод кончился. Их сок окрасил в зелёный цвет его белые зубы. Моркант проглотил целую горсть и облизнул губы. — На нашей родине этот виноград редок, но не настолько, чтобы быть на столе только у королевской семьи и высших вельмож. На суше его не пробовал ещё никто. И мы готовы поставлять его в Паучий Лес, если будем получать что-то не менее ценное взамен. Он скользнул рукой по ткани своего плаща, и Синью поняла его без слов. Я знаю, на что он намекает. Он не успокоится, пока не получит то, за чем прибыл. — Может, фрукты, которых нет под водой… — подал голос принц, но она утихомирила его одним взглядом. Во всех деревнях и городах от взгляда Ледяной Паучихи девицы падали в обморок, а дети с визгом кидались к матерям — что уж говорить о мальчишке с жабрами на шее. — Я знаю, что вам нужно, — сказала она. — О чём ты, Синью? — удивился отец. — Им нужен паучий шёлк. Ни на что другое они не согласятся. — Достойное предложение, — вмешалась Реклюза, — но паучий шёлк ещё более редок, чем морской виноград. — Редкость делает ему большую цену, — заметила Синью. Сестра и отец переглянулись. — Для крохотного мотка нити нужны сотни пауков, — произнёс король Стингер. — Чтобы продавать шёлк за границу, понадобятся миллионы. Этим посланникам Аранеи предстоит свершить благое дело, подумала Синью, изогнув пальцы правой руки. — Одни пауки уйдут — другие придут. Мёртвые выступят из могил на восьми ногах и будут смотреть на мир восемью глазами. — Сколько бы ты ни говорила о пользе, её будет меньше, чем вреда, — упорствовал отец. — Одежду из этого шёлка под водой не сошьёшь. Здесь же её шьют очень долго, а магией, как Баттерфляи, мы не владеем. — Я позабочусь об этом сама, — заявила Синью. — Пора нам начать торговлю с Водным Народом. Пора укрепить связи между нашими странами. — Её трескучий голос в дымном зале прозвучал так властно, что ни родители, ни сестра не осмелились возразить. Аранея со мной, подумала Ледяная Паучиха. Она указывает мне путь. Моркант и Мерра закивали в знак согласия. Когда обед подошёл к концу, отец позвал их к себе в кабинет для подписания договора. Сын, взятый ими с собой из любви, оказался для них обузой. — Я могу прогуляться с ним по двору, — предложила Реклюза. — Мы были бы вам очень признательны, — улыбнулась русалка. — Хамфри, ты остаёшься с принцессой Реклюзой. Будь послушным и не донимай её рассказами о катании на скатах и черепахах. Хамфри. Вот как его зовут. — Что вы, я вовсе не против, — заверила сестра. Она звала с собой и её, но Синью отказалась. Она редко гуляла в последнее время, тем более с чужими детьми. — Я должна покормить Майлана и побыть с ним. Мне нужна только опора, чтобы добраться до моей комнаты. Стайнуорт охотно предоставил ей свою руку и прошёл с ней по коридору к лестнице, ведущей в их покои. При подъёме ноги запинались о ступеньки, отзываясь режущей болью. Она кусала губы, чтобы не закричать. — Тебе нехорошо, Синью? — раздался возле её уха голос мужа. — Ты побледнела. — Мне трудно. — Она остановилась и подарила ему поцелуй с привкусом соли. — Но скоро станет полегче. Я обрету покой, как только возьму на руки нашего сына. Едва они переступили через порог, младенческий плач наполнил комнату. Громкий звук, пронзительный и раскатистый, терзал слух. Синью, борясь с собой, подошла к колыбели, у которой сидела Хедра, и достала оттуда сына. Приложив его к груди, она возблагодарила Аранею за ниспосланную ей тишину. — За все три часа, что вас не было, он ни разу не капризничал, ваше высочество, — сказала Хедра, наклонив голову. Боится поднять её, чтобы не посмотреть мне в глаза. — В том, что он кричал сейчас, нет твоей вины. Он почувствовал голод, и я пришла утолить его. Можешь идти. Хедра скрылась за дверью, и Синью села возле колыбели, держа сына напрягшимися руками. Он был тяжёл для них, и втайне она молилась Аранее, чтобы та придала ей силы. Стайнуорт приблизился к ним и погладил Майлана по голове. — Всякий раз мне кажется, что я вижу в нём твои черты, — проговорил он. — У него твои глаза, твои волосы… — И моя болезнь, — закончила за него Синью. — Аранея будет испытывать его, как испытывает меня. Он должен быть сильным. Он должен быть верным. Муж покачал головой. — Прежде всего он должен стать достойным принцем, а когда придёт время, и королём. — Аранея поможет ему в этом, — настаивала Ледяная Паучиха. — Майлан не создан для того, чтобы держать в руках меч… как не создана для этого и я. Его оружием должен стать острый ум. — Он будет умён, я в этом не сомневаюсь. — Стайнуорт очертил пальцем свою бородку. — И счастлив тоже. Если есть счастье в том, чтобы каждый день бороться с болью и косыми взглядами. — Он будет счастлив, если разделит трон и жизнь с той, кто полюбит его со всеми изъянами. — А если такой не найдётся, нам придётся самим подыскать ему невесту. Мало какая девушка в Паучьем Лесу не захочет стать королевой. — А ты, Стайн? — спросила Синью. — Думал ли ты о том же, прежде чем пойти к моему отцу? Стайнуорт не снизошёл до прямого ответа. — Если бы я женился на Реклюзе, мне с самого начала не суждено было бы сесть на трон. Я никогда не искал его. Он выпрямился и начал ходить по комнате, стуча сапогами по каменным плитам. Майлан закончил есть, но стал давиться воздухом, и мать помогла исторгнуть его. Стайнуорт очутился рядом и осторожно взял его на руки. — Я покачаю его, пока он не заснёт, — сказал он. — Отдыхай. Синью почувствовала облегчение и с благодарностью поцеловала мужа в щёку. Он ответил ей тем же, только его губы коснулись виска. Воздух словно вспороли незримые ножницы, и он отпрянул от неё, прижимая сына к себе. Из разверзнутой дыры на пол упал маленький свиток. Синью подняла его и, осмотрев, не обнаружила печати. Это письмо из Мьюни, поняла она, и лютый холод охватил её душу. У кого ещё есть сила влиять на пространство? — От кого это? — пробормотала она. От ужаса её язык так одеревенел, что слова вышли сиплым шёпотом, слабым, как мышиный писк. — Может быть, от Хекапу, — предположил Стайнуорт. — Тогда оно предназначено твоему отцу. Но почему на нём нет печати? Это очень странно. — Я прочту его, — решила Синью. Она развернула бумагу, и первые же строки едва не лишили её твёрдой опоры. Красиво написанные буквы прыгали по ним в лёгком беспорядке, составляя рассказ о рыбалке на Мусорном Пляже. Имена, знакомые и незнакомые, жгли ей взгляд. Вкус соли на губах был горше любых лесных трав. Слова плясали у неё перед глазами, заставляли их расширять, но Синью читала дальше и дальше, пока не наткнулась на подпись в нижнем углу. От принца Джастина — принцессе Реклюзе. Бабочка, заключённая в сердце, наполнила её яростью. — Кто его написал? — спросил муж, заметив перемены в её лице. — Джастин Баттерфляй, — прохрипела она. — Это письмо предназначено Реклюзе, а не нашему отцу. Она опозорила себя, связавшись с этим нечестивцем. Стайнуорт только и мог, что таращиться на неё. — Она… любит его? Синью кивнула, печально и сурово. — Поступок Реклюзы навлечёт на неё гнев и отца, и матери, — продолжала она. — Мы должны остановить её, Стайн, — разве не течёт в нас кровь Аранеи? — В ней она тоже течёт, — ответил ей Стайнуорт. — Мне это не больше твоего нравится, но Реклюза ни с кем не связана узами брака или помолвки. Она свободная девушка и вольна сама выбирать, кого ей любить. — Вольна, — согласилась Синью, чьи пальцы шевелились, заставляя свиток шуршать, — но я охотно отниму у неё это право, если оно касается мьюнианского принца. — Ты пока что не королева. Так или иначе, Реклюза не послушает тебя, что бы ты ей ни говорила. Он действовать не будет, сообразила Ледяная Паучиха. Действовать должна я. Тинбенц пригласил Джастина на её свадьбу, будучи сам приглашён, но он его друг, а друзьям всегда хочется угодить. Не надо было мне звать кузена, надо было ограничиться его родителями, если бы я знала, чем всё закончится. Теперь она должна уничтожить то, что породила. — Реклюза предала меня, — объявила она мужу. — Я должна воззвать к её разуму, напомнить о том, кто этот человек. Мой голос будет услышан. Не может принцесса Паучьего Леса связать свою жизнь с нечестивцем. Синью вышла из комнаты, исполнившись ярой решимости. Она образумит сестру, и не наказанием или уговорами, но силой своей правды. Солнце начало ползти вниз, когда она спустилась во двор, к площадке, на которой бились рыцари и оруженосцы. Реклюза и Хамфри стояли под аркой, расположенной правее лестницы. Когда Синью добрела до них, морщась от боли в пояснице, первым она услышала принца: — Но больше всего я люблю вот это. — Он достал из кармана бело-жёлтую раковину и извлёк из неё мелодию. — Вам нравится? — Очень. Ты хороший трубач, Хамфри. — Даже видя лишь её спину, Синью знала, что сестра улыбается. Она прочистила горло и заставила её обернуться. — Синью? — удивилась Реклюза. — Не ожидала увидеть тебя. Что ты здесь делаешь? — Я не пришла бы сюда, если бы в моих покоях кто-то не выронил письмо, предназначенное тебе. — Печать страха на её лице Синью сочла наградой за долгий путь из замка. — Хамфри, иди к лестнице, — обратилась сестра к мальчику. — Я скоро пойду за тобой. — Тот подчинился, не посмев возразить. — Ты прочла его? — Я не могла поступить иначе. Но то, что я узнала, заставило меня пожалеть об этом. Ты любишь Джастина Баттерфляя? Реклюза наклонила голову вперёд и нахмурилась. — Да, — сказала она. — Я люблю его, и он любит меня. Да. Вот самый жестокий удар. — Как давно? — Уже больше года, — призналась она. — Мы понравились друг другу ещё с той встречи на твоей свадьбе, а через неделю после неё он впервые написал мне. У него есть ножницы измерений, и они помогают нам обмениваться письмами. Он рассказывает мне обо всём, что происходит с ним, его семьёй и друзьями. Пальцы Синью шевелились так сильно, что на них, должно быть, было жутко смотреть. — Он опутал твоё сердце путами более крепкими, чем сети Аранеи. Опомнись, разорви их, сестра! Или ты забыла, как он оскорбил меня и Стайнуорта у тебя на глазах? — У него бывают дурные шутки, но их меньше, чем хороших, — возразила Реклюза. — Он питает к тебе неприязни не больше, чем ты к нему. — Он лжёт, — убеждённо заявила Синью. — Ты думаешь, я не знаю, чего он хочет? Овладев твоим сердцем, он унизил меня сильнее, чем когда-либо. Сестра засмеялась. — Его любовь ко мне не связана с тобой. Он не жалует тебя, это верно, но я не ответила бы ему взаимностью, если бы он хотел навредить нашей семье. — Даже если он говорит правду, я не позволю ему войти в эту семью, — произнесла Ледяная Паучиха. — Ты пока что не королева. Стайнуорт сказал мне то же самое. — По воле Аранеи, я ею стану, и тебе придётся проститься с ним. Не может принцесса Паучьего Леса стать женой нечестивца. Реклюза лишилась слов для ответа и несолоно хлебавши пошла вслед за Хамфри. Перед этим она испустила такой крик, что Стайнуорт, не иначе, слышал его из комнаты, а отец с матерью — из своего кабинета. И Синью Спайдербайт знала, что поступила правильно.