Северный ветер

***

- ВАУ! Такая красивая! - Лёша проводит пальцем по белому глянцевому корпусу новой приставки. Кирилл лишь улыбается его словам, довольный больше почти детской реакцией Макарова, чем своим новым приобретением. И так как весь процесс сэт-апа и установки выбранной двоими игры затянулся надолго, когда они, удобно устроившись на большом диване, приступили к тестированию нового устройства, начало темнеть. На очередной заставке новой части серии шутеров Кирилл отложил геймпад и, оторвавшись от экрана, обернулся на Лёшу, чьё лицо в темноте было подсвечено только светом широкой плазмы. В холодном свете были едва различимы веснушки на бледной коже, глаза, как два тёмных омута, чертям в которых в данный момент вообще не до Гречкина, они, как и весь остальной Макаров, поглощены очередным уровнем. - Ну ты где там? - Лёша ни на секунду не отрывает взгляд от происходящего на экране, прикусив губу от сосредоточенности, и, кажется, Кирилл чувствует укол ревности. Такой расклад его вообще не устраивает. Поэтому, пока младший поглощен этой новомодной стрелялкой, Кир тихо соскальзывает с дивана и, встав на колени перед ним, юрко подлезает между Лёшей и геймпадом, попадая в кольцо рук. - Ты чего, мы же щас проигр... - Лёша не успевает закончить фразу, потому что его достаточно нагло вовлекают в поцелуй, тут же углубляя его, запуская длинные пальцы в русые волосы и легко давя на затылок, не давая таким образом путей к отступлению. Когда таки Гречкин отстраняется, то Лёша лишь смотрит на него с непониманием, дыша шумно и от сорванного поцелуем ритма дыхания, и от обуявших молодой разум чувств. - Я ревную, - шепчет Кирилл парню прямо в губы, тут же опрокидывая того на диван, от чего Макаров роняет свой геймпад куда-то на пушистый ковер, пока из игры слышны звуки пулеметных очередей и переговоров по рации. - Слишком много внимания игре, слишком мало мне. - Ты о чём? Мы же вместе играли! - парень поднимает голову с подушки дивана, ища в полумраке глазами Кирилла, но его тут же отвлекают от этого руки, настойчиво стягивающие с него тонкую домашнюю футболку, отбрасывая её чёрт знает куда, пока его колено по-хозяйски разводит в стороны согнутые ноги младшего, чтобы удобно устроиться между ними и нависнуть над лицом Лёши, озорными огоньками во взгляде привлекая внимание тех самых чертей в омутах больших глаз. Теперь, когда всё внимание приковано к нему, Кир с довольной улыбкой наклоняется за очередным глубоким и влажным поцелуем, и младшему остается только смириться с таким положением вещей и таким горизонтальным положением его тела в пространстве дивана, едва поспевая отвечать на поцелуй, потому что у Гречкина язык такой же юркий и шустрый, как и он сам. Поэтому вскоре этот язык в очередной раз изучает шею и ключицы младшего, еще цветущие багрово-синими разводами от их предыдущих приключений, пока рука старшего за волосы на затылке оттягивает несильно Лёшину голову, заставляя того послушно удобнее подставить тонкую кожу шеи для дальнейшего истязания. Но просто всего внимания Лёши теперь Гречкину недостаточно, он раззадорен этой ситуацией и слишком послушным парнем под ним, теперь ему хочется пропитать собой каждую клеточку тела младшего, чтобы его имя билось единственной мыслью о стенки черепа, он хочет слышать своё имя максимально сорванным голосом и как можно громче. И теперь он не остановится, пока этого не добьется. И поэтому он влажными поцелуями спускается по груди вниз, наслаждаясь дрожью Макарова под ним от подобных ласк, на несколько секунд отрываясь понаблюдать, как неровно движется его грудная клетка от сбитого дыхания, едва слышного за шумом из игры. Непорядок, надо исправлять. Кир, оставляя влажные узоры от языка на напряженном торсе Лёши, рукой накрывает пах, слегка надавливает, заставляя младшего слегка выгнуться и тут же толкнуться навстречу. И вот уже Лёшины домашние шорты, оперативно стянутые, чтобы не мешались, летят вслед за футболкой, а Гречкин дразняще оставляет засос на внутренней стороне бедра младшего, прикусывая следом нежную кожу на этом месте, что заставляет младшего инстинктивно дернуться от приятной боли. Но блондин тут же пресекает эту жалкую попытку бегства, крепко хватая руками обе ляжки Лёши, не давая дергаться больше, и, удобнее располагаясь между его ног, от внутренней стороны бедра легкими поцелуями идет выше, подбираясь к резинке трусов. Младшего тем же временем трясет от смешавшихся стыда и возбуждения, и кислорода в этой большой комнате катастрофически не хватает, поэтому он отчаянно хватает губами воздух, но когда Кирилл стягивает резинку трусов вниз, и головку возбужденного члена обжигает горячее дыхание, весь этот объем воздуха разом выбивает из легких, и на выдохе у него вырывается тихий прерывистый стон. От этого на автомате Леша затыкает себе рот, с силой прикусывая костяшку большого пальца, на что слышит от Гречкина недовольное: "Не смей, а то хуже будет", - и ему ничего не остается, кроме как запустить одну руку в осветленные светлые волосы старшего, а другой сжать ткань обивки дивана где-то за своей головой. - Кир, что ты ... - фраза прерывается громким "ах" из уст младшего, когда Гречкин ведет языком по стволу до головки, собирая на ней капли предэякулята, всё ещё крепко удерживая под ноги Лешу, не давая вырваться. - Хочу тебя слышать. От этих слов Кирилла щеки заливаются стойким румянцем, а сознание за ручку со здравым смыслом ускользает куда-то в соседнюю вселенную, оставляя Лёшу наедине с почти стыдными ощущениями, и от чужого скользкого языка на члене внизу живота тянет напряжением, а нервы в теле сплетаются в узлы. И когда старший берёт в рот почти полностью до основания, Макаров, не сдерживаясь, протягивает его имя, давая именно то, чего ему хотелось, потому что во рту его влажно и горячо, и вообще как-то нереально, а колени сами разъезжаются, и Лёша отдается весь этой сладкой пытке ласке, сильнее сжимая рукой светлые короткие волосы на затылке Кира. Тот же не сопротивляется, берет легкий темп, усердно работая языком, и наблюдает осторожно, как младший выгибается навстречу его рту, откидывает голову и не сдерживает больше звуков удовольствия от таких простых действий Кирилла. У Леши звёздное небо собирается под веками, когда он жмурится, потому что Кир ускоряет темп, освобождая одну руку для помощи, пока горячая ладонь другой всё ещё держит его под бедро, обжигая бледную кожу. Чтобы хоть немного прийти в себя, младший принимает опрометчивое решение опустить взгляд с белого потолка комнаты на блондинистую макушку, и тут же жалеет, потому что вместо этого встречается с пронзительным взглядом серо-зелёных глаз исподлобья, пока Кирилл почти специально в этот момент берет глубже и наклоняет голову немного вбок, давая головке скользнуть по внутренней стороне щеки, не отрывая при этом глаз от Леши, растерявшего остатки всего себя от этой картины. С высохших губ у него срывается: "Обожемой", - а руки отпускают сжимавшие до этого волосы старшего, вместо этого хватая обивку дивана рядом с собой крепко-крепко. Вид Кирилла с губами вокруг его члена доводит до исступления, а то, что старший с абсолютно пошлыми звуками играется языком с головкой, рукой беря быстрый рваный темп, толкает только ближе к грани, и Макаров еще чуть-чуть и не выдержит. - Кир, я сейчас... - язык заплетается, а голос скачет по октавам, и слова прерываются шумными вдохами, пока младший снова голову откидывает назад, прикусывая губу и толкаясь навстречу движениям Гречкина, на что тот лишь улыбается довольно и подставляет рот, когда от пары финальных движений умелыми руками, Леша кончает, срываясь в высоком стоне почти на крик. Собирая остатки белесых капель кончиком языка по губам, Кир тянется к искусанным губам Леши, и тот ощущает свой собственный кисловато-солёный вкус во рту старшего, и, казалось бы, весь стыд уже был исчерпан, но это всё равно смущает. При виде раскрасневшегося и дико смущённого лица Лёши в полумраке, Кир бы обязательно пошутил какую-нибудь пошлость, если бы остались силы на что-то кроме как упасть рядом с младшим, подгребая его к себе и ощущая, как он ещё слегка дрожит и пытается перевести дыхание. - Дай теперь я, - шепчет чуть пришедший в себя Макаров, аккуратно забираясь пальцами под штаны Гречкина, минуя резинку трусов, обхватывая тонкими пальцами уже болезненный стояк, оставивший влажный след на белье. Тот от неожиданности только выдыхает шумно, хмурясь немного, но не желает так просто передавать контроль буквально в чужие руки, поэтому накрывает своей рукой его пальцы, оттягивая край одежды для удобства, и сам задает нужный ему темп ладонью младшего, пока тот льнёт к Кириллу за поцелуем, глубоким и благодарным. В это время их руки постепенно увеличивают темп, и Гречкин настолько возбужден, что ему много не требуется, чтобы, оторвавшись на мгновение от губ парня, излиться в Лешину ладошку, пачкая их обоих. Макаров же времени зря не теряет и, освободив легко руку из ослабшей хватки старшего, растекшегося по дивану, тянет испачканные пальцы в рот, пробуя его на вкус, и зрительного контакта с Кириллом не разрывая как будто в отместку за случившееся парой минут ранее, пока блондин наблюдает за этим действом завороженно, гадает, куда же делось смущение, бывшее на этом лице минуту назад, а потом едва освободившийся от пальцев рот занимает собственным языком. Они лежат, лениво целуясь под звуки несчастной, всеми забытой игрушки на экране, пока за зашторенным окном не начинает розоветь ранний июльский рассвет.

***