Багровый парус

      Безликий в своём зловещем послании не назначил точный срок, но все они почти физически ощущали таяние времени. Се Ляню стало теперь не до стыда и стеснений — они без следа испарились из разума, вытесненные тревогами и липким страхом — не о своей жизни — о многих других. Ему впору бы мыслить сейчас холодно и трезво, но стоит лишь представить, подумать на жалкое мгновение, что со всеми ними, с Сань Ланом по его вине что-то случится, из сердца железные тиски по капле выжимают кровь. "Мы что-то придумаем, обязательно..." "Этого больше с тобой не случится..." "Как раньше уже не будет, ты ведь теперь не один..." — И Се Ляню тепло почти пробивается наружу слезами. Он успел понять и осознать, что недавние его переживания густо замешаны на новом, неведомом ранее страхе одиночества. Ещё успел осознать, что Сань Лан тоже это понял. Но, хвала небесам (и самого демона такту и выдержке), не говорил ему этого. Было бы слишком неловко и неудобно для них обоих. Говорить откровенно и честно наверное нужно и нормально, только сейчас он почти физически чувствует, как смысл испаряется морской водой из этой колючей надобности. Сейчас всем угрожает опасность, и причина тому он, Се Лянь. Если что-то случится с этими существами, которые заново, так терпеливо и по-доброму учили его жить, он никогда себе не простит. Не простит, и никогда с этим не сможет. Что бы Сань Лан ни обещал ему, как бы крепко ни держал за руки, где бы все они или он один ни пытались теперь прятаться — Безликий охотник его найдёт. Это лишь вопрос времени. Он ведь всё ещё помнит, как когда-то был одним из сильнейших своего гнезда. Теперь впору засмеяться над тем, насколько стал бесполезен и беспомощен. И будь Безликий опасен для него одного — не раздумывая сам пошёл бы во вражеский стан, чтобы защитить тех, кто стал дорог. Только если это всё же случится, лишатся жизни разбросанные по океану остатки его сестёр и братьев. Лишатся из-за него. Тяжело существовать между двух огней, когда со всех сторон душат страх, непонимание и муторная обжигающая тревога. В последний раз он чувствовал подобное сотни лет назад, когда людские охотники разорили и уничтожили родовое гнездо да огромную семью его собратьев. Эти воспоминания делали, должно быть, ещё хуже.

***

      Вокруг была мерная и плавная темнота глубоководья. Тело вновь было лёгким, невесомым, под кожей так легко и без боли перекатываются мышцы, когда он разгребает руками водную толщу. Так приятно морская прохлада гладит между волос кожу головы. Где-то внизу чистый мягкий песок стелется по дну плавными аккуратными барханами, и лечь на него так приятно, как наблюдать пробивающиеся где-то далеко в вышине сквозь водную грань мутные лучики мягкого светила. Се Ляню умиротворённо, спокойно, почти пусто, и в этом спокойствии он закрывает глаза, чтобы спустя мгновение снова их открыть… А когда открывает, солнца в вышине больше нет. Поверхность моря затянуло внезапно что-то тёмное, разрастающееся во все концы, непонятное и пугающее, при виде которого труднее становится дышать. В лоне родной стихии, в истинной форме создания океана, ему почему-то смертельно хочется воздуха. Се Лянь, отрываясь от мягкого дна, поднимает рваным движением маленькие песчаные вихри, и, прислушиваясь к собственным позывам, извиваясь всем телом, наскоро стремится к поверхности. Когда выныривает — над водой остро воняет кровью. Се Лянь опускает голову, оглядываясь по сторонам, и вместо морской воды — густое, смрадное и чёрное — обволакивает со всех сторон его тело, растекается больною темнотой, на сколько охватывает глаз, и от этого никуда не деться, не сбежать и не уплыть — нагонит, обернёт, захватит и задушит. Он, судорожно дыша, вертится по сторонам, бросается бесцельно из стороны в сторону, и замирает, когда всплывает рядом, лишь отдалённо похожее на людское, бездвижное демоническое тело. Он, перебарывая страх, бросается к нему, трогает осторожно, и отшатывается, когда на промокшей водой и кровью звериной морде глядят прямо в его сжавшуюся душу мутные обесцвеченные бельма. Се Лянь спиной пытается отплыть от тела, но тут же натыкается на другое. То — изувеченное, девичье, на чьих ладонях пылало когда-то духовное пламя — одно из сотен тех, что теперь окружают здесь безвыходным и бесконечным смертельным буйством по всей поверхности безжизненного моря. От них не сбежишь, не уплывёшь, а если нырнуть под кровавую воду — он знает — захлебнётся. Ещё одно безжизненное тело Се Лянь замечает не сразу. С кровавой водой оно почти сливается своим алым цветом, лишь когда касается трясущейся рукой неживого посеревшего лица, от отчаяния хочется кричать, но выходит только дрожащий придушенный шёпот. — С-сань Лан… Невзирая на ледяной холод, он хватает его в охапку, запрещая себе смотреть на кровавые увечья, поднимает лицо над водой, и, не в силах себя остановить, зовёт-зовёт-зовёт. Повторяет раз за разом безответное чужое имя, пока короткий чавкающий хруст не обрывает его голос. Он заставляет себя посмотреть, и усилием воли медленно опускает взгляд… В его руках осталась отрезанная голова. Изувеченное тело, скользяще коснувшись его на прощание, унеслось куда-то в сторону слабой волной. «Нет… Нет! Нет-нет-нет!!!» Вот теперь где-то в груди задрожал зарождающийся крик. Всё ещё держа в руках лицо с мутными обесцвеченными глазами, он чувствует как сбивается дыхание, а затем и замирает вовсе, когда низкий шёпот над самым ухом глушит грохот далёких волн. — Сяньлэ… Крик вырывается наружу, лишь когда что-то, сильное и непреодолимое, тащит его куда-то из воды…

***

      Когда воспалённые глаза сами собой распахиваются, вокруг внезапно тихо темно и сухо. Се Лянь отводит с потного лица налипшие пряди и долго медленно выдыхает. Ватные пальцы на ощупь очерчивают рубцы проклятой метки. Это вообще его собственный кошмар или навеяная извне безмолвная угроза? От догадки, что то создание способно копаться в его голове хочется убежать. Когда тишина и густая темнота давят на разум, деревянный скрип открывшейся двери перебивает отдалённый плеск моря. Видеть безразличные свободные волны в молочном мареве ночного тумана сейчас и отрадно, и тревожно, а затем закономерно спокойно. Несмотря на ночную темноту, глаз различает лишь тёмную гемматитовую черноту. Да и пена на их гребнях простая — белая, а ветер пахнет только йодом и солью — никакого в нём привкуса крови, и дыхание от этого выравнивается. Здесь почти хорошо, только вина и проблески безысходности скребутся изнутри в душу. Раньше ему редко снились сны, но некоторые из них оказывались вещими. От этой мысли ожидаемо становится жутковато. Интересно, если ему упасть в воду в своей нынешней человечьей форме, он будет чувствовать себя как прежде или захлебнётся..? — Гэгэ? Тихий неспешный голос почти переплетается с мягким бурлением моря. За спиной мерно пульсирует не-живая демоническая энергия, но Се Лянь — странное дело — окончательно перестал ощущать от неё беспокойство. Он медленно без тревоги оборачивается. — Сань Лан решил сегодня не спать? Демон удивляется на одно лишь мгновение столь будничному вопросу,а после в лёгкой улыбке мелькает что-то сродни гордости. — Гэгэ так внимательно прочитал книгу?* Се Лянь в ответ позволяет себе добрый смешок. — Сань Лан меня переоценивает. Глава о потребностях тела была одной из первых.** — В любом случае этот господин польщён заинтересованностью Гэгэ. Се Лянь, отворачиваясь обратно к борту корабля, скрывает в морском ветре мягкую улыбку. — Боюсь обидеть Сань Лана, но я её забросил, так и не дочитав. — Вот как? — К нему неспешно приблизились, глухими по дереву шагами, и вдруг явственно стали чувствоваться рядом чужой взгляд, уплотнившаяся мана, да лёгкий, едва ощутимый в ночи холодок. — Что же пришлось Гэгэ не по вкусу? — Позволь, угадаю, автор — человек? Демон, сохраняя мягкую улыбку, лишь в удивлении вскинул бровь. — С чего такой вывод? — Слишком сухо, обрывочно, и, на мой взгляд, не в лучшую сторону предвзято, — Се Лянь, сам того не замечая, какой-то частью себя радовался возможности отвлечься от тревожных мыслей пустыми разговорами, — да и кто бы ещё добавил в трактат о демонах главу «Оборона и усмирение"? Хуа Чэн тихо рассмеялся. — У Гэгэ поразительная проницательность. В защиту составителя трактата должен сказать, там немало важных и правдивых сведений. — Не хочу. — Просто произнёс Се Лянь на выдохе. — Если мне будет необходимо о чём-то узнать, я лучше спрошу Сань Лана. По крайне мере, пока я всё ещё здесь… — И есть ли что-то, о чём Гэгэ хочет узнать? Этот скромный демон ответит на любые вопросы. Возможность заглушить тревогу всё ещё столь соблазнительна, что за тем, что вылетает изо рта Се Лянь, кажется, перестал следить вовсе. — Это правда, что демон может отдать свой прах? …И лишь осознав, что только что выпалил, должно быть, предельно бестактный, возможно болезненный для Сань Лана вопрос, запоздало прикусывает язык, ругая самого себя последними словами. Всё это время в общении со всеми здесь, Се Лянь старательно избегал вопросов, и разговоров, что могли бы напомнить демонам о собственной смерти. Такие расспросы он считал жестокими, а теперь сам же и ляпнул то, чего больше всего опасался. Одним небесам известно, какой он неудачник. — Правда. — Совершенно буднично произносит Сань Лан, и тревога почему-то частично развеивается. Разговоры о смерти его совсем не ранят? — Если демон полюбит кого-то больше собственной жизни, может безвозмездно подарить этому существу ключ к своей собственной. — Но разве такое не опасно? — После сотен лет исполненной тревогами и постоянной угрозой жизни подобные традиции казались Се Ляню вопиющей беспечностью. — Не каждая привязанность сердца оказывается взаимной. — Не каждая. — Ровно и без улыбки, будто бы тяжело, отвечает демон. — Но есть ли прок цепляться за жизнь, когда рядом что-то, чем дорожишь куда сильнее? Если есть человек, которого любишь больше всего, что живёт под солнцем, есть ли разница, как он с нею поступит? То ли захочет развеять по ветру, то ли до конца дней хранить у сердца как драгоценность, то ли просто поиграть, пересыпая в ладонях — какая разница? — И многие демоны так поступали? — Се Ляню всё ещё странно и непонятно от такой традиции. Ему и вовсе удивительно, что существа, один раз пережившие смерть, добровольно обрекают себя на возможность окончательного обрывания существования. Подвергнуть жизнь опасности, защищая любимое существо — нормально и, должно быть правильно. Но вот так, ради просто красивого поступка... Ему такое понять непросто. — На моей памяти немногие, — ровно произносит демон, — но те, кто поступал были совершенно счастливы отдать жизнь в руки существа беспредельно любимого. Слушая об этом, Се Лянь чувствовал как нарастают и множатся мурашки по коже восхищение и гордость. Что-то было в этом волшебное и возвышенное, сверх-человеческое и неживое. Что-то столь сильное и непостижимое, частью чего ему никогда не стать. Демоны и впрямь поразительные создания. — Красивая традиция. — Только и произносит он. Что ещё можно сейчас сказать? — Сань Лан ответил на вопрос Гэгэ, — Се Лянь оборачивается в удивлении, слыша, как чужой голос заново исполнился радостно мягкого задора, — Можно ли и ему теперь рассчитывать на честный ответ? Что ж, это… Неожиданно. Хотя, что теперь это слово для него значит? — Конечно. — Русал, выдерживая бархатный взгляд, мягко улыбается. — Расскажу Сань Лану что угодно, лишь только буду знать ответ. Демон какое-то мгновение с улыбкой любуется чернильными волнами, а затем внезапно смотрит прямо в глаза. — Почему ты не спишь? И на усталом лице меркнет прозрачная улыбка. — Всего лишь неприятный сон, не стоит… — Тебе страшно? Се Лянь… Не знает, что ему ответить. Он вообще ещё способен чувствовать страх? Как вообще в норме должна ощущаться эта эмоция? Всё свои самые глубокие кошмары он должен бы уже пережить, но тот сон… Кажется, у него медленно появляется новый. Если этот его кошмар начнёт сбываться, Се Лянь не раздумывая одним махом лишит себя жизни. Так, наверное, будет правильно и просто, лишь бы Сань Лан слишком долго по нему не горевал. Мельком отмечая вихрь мимолётных мыслей, он понимает, что и хочет, и не хочет этого в одночасье… — Дянься? — Не знаю. — Я понимаю, — совершенно серьёзно выдыхает демон, — а если и нет, то по крайней мере, очень стараюсь. Если тебе страшно, это нормально. Се Лянь опускает куда-то в волны печальный взгляд, да горько вымученно улыбается. — Мне страшно за то, что он может сотворить не со мной. Чэнчжу смотрит всё так же безрадостно, а затем вдруг горько усмехается. — Его Высочество столь же благороден, как и грезилось этому презренному… И прежде, чем Се Лянь успевает осмыслить и переспросить низкий, заглушаемый морем шёпот, Сань Лан вдруг подходит вплотную, и неожиданно шепчет прямо на ухо, тихо, но непривычно резко и отчётливо: — Любое существо можно обмануть, Гэгэ. Даже… Его. Русал не отвечает ничего. Он и сам это знает, лишь вообразить трудно то, как и куда способен от него спрятаться. — У меня… У нас есть одна мысль. — Демон заглядывает прямо в глаза, глубоко и пронизывающе. — Гэгэ нужно сейчас поспать. Я всё объясню с утра. Единственное, чего прошу — не выходи из каюты, не предупредив. Лучше — не смотри даже в окно. Если сделаешь, как прошу, у нас есть шанс от него оторваться. Демон замолкает на время, превращая бархат голоса в суховатое дыхание где-то в груди. — Гэгэ мне верит? — Да. Этого почему-то достаточно им обоим. Се Лянь с солнечной теплотой улыбается напоследок, а затем бесшумно растворяется в белёсом туманном мареве. Растворяется, и не дойдя до двери нескольких шагов, слышит позади глухой запоздалый оклик. — Гэгэ! Дитя океана оборачивается спешно, но на удивление, спокойно. Только вот слова ему говорят совершенно неспокойные. — Дочитай ту главу, на которой забросил книгу. Когда о таком просит Сань Лан — действительно горько. И Се Лянь в этой горечи не находит ничего лучше слабой манипуляции. — Если и ты боишься, так пойдём со мной.

***

Се Лянь просыпается с приглушённым ночной дымкой кровавым рассветом. Просыпается и чувствует: новый день принесёт им новые тревоги. Проклятый знак на шее неприятно ноюще припекал. Хуа Чэна он обнаруживает тут же, совсем рядом. Демон уже не спит, либо, ложась с ним в одну кровать, не спал и вовсе. Дитя океана этим утром не понимает, что и зачем посылает ему беспокойные холодные предчувствия. Не понимает и того, почему простая, совсем живая мягкая улыбка да бархатное «Доброе утро» на какие-то мгновения в пыль рассеивают подступающую тревогу. От того, что они ночевали в одной постели больше не стыдно и не тревожно. Се Ляню ясно как день: как бы ни храбрился каждый из них, им обоим одинаково страшно. Памятуя о ночных просьбах Сань Лана, он не пытается выйти за двери под открытое светлеющее небо. «Не стоит, Гэгэ. Если он знал, куда отправить ворона, наверняка уже следит за кораблём.» «Не стоит.» — Легко соглашается Се Лянь. Когда солнце уже полностью восстаёт из-за черты морского горизонта, какой-то из демонов с укрытой шерстью звериной головой приносит для них завтрак. Почему-то в холщовом грубоватом мешке для снастей. Демон непринуждённо кланяется им, и Се Лянь, кажется, что-то начинает понимать, когда из-под морока звериного обличья легко и с чем-то скромно восстаёт в полный рост теперь-уже-друг, Инь Юй. Это… Неожиданно, но не неразумно. — Простите за это, Ваше Высочество, — привычно бархатным голосом произносит он, указывая взглядом на скомканый мешок, — пока что мы вынуждены скрываться. — Господин не должен извиняться. — Русал учтиво отвечает за двоих на отданный поклон. — Господин и так делает слишком много. Се Лянь и вправду всем им благодарен. Да и к тому же, сейчас на самом деле хочется есть. Они с Сань Ланом достают из мешка свёртки с и их тёплым завтраком, и острое русалье обоняние чует рыбу и сладкие запахи карамели да пряностей. В это утро капитан приглашает Инь Юя разделить завтрак с ними, и тот, странно, соглашается, почти не колеблясь, лишь минутно поглядывает на Се Ляня, будто сомневается, что лично он сейчас ему рад. «Вот уж глупость!» —мысленно фыркает принц, да с готовностью и лёгкостью двигается в сторону, освобождая место рядом с собой — всем своим видом хочется показать радушие, и это получается.       После долгих минут тишины голос Сань Лана звучит от чего-то странно. — Думаю, нам стоит наконец объясниться. Се Лянь, всё ещё немного заспаный, лишь недоумённо моргает. — Объясниться? — Вчера ночью я просил тебя не выходить за двери. — Демон, опустив взгляд, откладывает какой-то спелый плод, что уже пару минут нервно вертел в руках. — Если он знал, куда отправить ворона, наверняка следит за кораблём. Доселе туманная картина их задумки проясняется в голове по кусочкам. Се Лянь лишь поднимает осмысленный взгляд на Инь Юя, и в ответ ему молча кивают. — Да. — Гэгэ пока не может менять обличие, потому единственный выход — черпать духовную силу извне. — Чэнчжу замолкает, глядя почему-то печально и… виновато? — В истинном облике нельзя быть под открытым небом. Се Лянь молча кивает, с трезвым вниманием выдерживая взгляд, и мнёт в пальцах ворот одежды: дьявольскую метку, кажется, начало припекать от одних лишь неприятных воспоминаний. Мнёт и натягивает белую ткань, когда что-то прохладное и гладкое, по ощущениям тоньше шёлковой нити, вслед за горловиной рубахи беззвучно скользит по коже. Се Лянь, лишь замерев на пару мгновений, в непонимании тянет руку за голову, ощупывая шею, когда между пальцев внезапно чувствует гладкость металлической цепочки. Чувствует и недоумённо выуживает из-за пазухи блестящие крошечные звенья, не видя, как демоны рядом и напротив замерли в неживом оцепенении. Мирно и совсем неощутимо облегающую шею цепочку он обнаруживает продетой в сказочной красоты сверкающий камень. Камень преломляет и отзеркаливает, делая во сто крат ярче, каждую крупицу света, что имела неосторожность попасть в кристальный плен его жёстких граней, сияет разноцветными искрами на ладони, и лишь когда стихает его звёздное мерцание, наконец выходит различить в чистом огоньке света мягкую форму кольца. Се Лянь молчит, не смея порушить волшебство того, что видит, как будто его голос спугнёт солнечные капельки. Се Лянь молчит, смотрит и не видит, как Инь Юй, спустя пару мгновений тишины, безмолвным нечитаемым взглядом спрашивает у своего капитана разрешения уйти, и как Чэнчжу, со взглядом столь же пустым и беспокойным, едва заметным кивком его отсылает. Русал поднимает взгляд от маленькой звёздочки в ладони, лишь заслышав, как мягко скрипнула дверь. Тогда же он и увидел, что помощник Сань Лана не сидит более с ним рядом. Надо же, так отрешился от реальности… Хотя это и не удивительно. Зрение было занято пляской света, слух — звоном крошечных звеньев о поверхность ледяного кристалла, чувственный эфир... Демонической энергией. К своему стыду, он заметил не сразу, но от кольца буквально разило её бархатным холодом. — Сань Лан… — Голос его тих и неуверен, а в глазах непонимание, — Что это? — Меньшее, что я могу тебе дать. — Полушёпотом произносит демон. — Считай эту безделушку маленьким подарком. Вот уж…безделушка. Даже будучи ещё совсем молодым, имея счастливую семью, титул принца и огромные владения, Се Лянь не мог вспомнить, чтобы видел когда-то драгоценности подобной красоты. Хотя с тех далёких времён он вовсе никаких не помнил... — Эта вещь может перебить твою естественную энергию, если по её следу тебя попытаются найти. Сань Лан замолкает, а затем улыбается, выдерживая взгляд, с настоящей живой теплотой. — Ни в коем случае не хочу пугать Гэгэ. Это просто мера предосторожности. — В любом случае, благодарю за подарок. — Дитя океана тоже смотрит, одаривая в ответ солнечной улыбкой. Кольцо прекрасно. "Не прекраснее твоей доброты." — Словно против воли шепчет демон, и Се Лянь, смущённый такими словами, пытается перевести разговор на что угодно. — Могу я спросить, из чего оно сделано? — Это не так важно, Гэгэ. Всего лишь бездушный булыжник. Если боишься повредить эту штуку — не волнуйся, оно действительно крепкое.

***

      До окончательного расцвета осеннего дня демон и русал неспешно пьют чай, сидя на ковре в сумрачной каюте. Плотно зашторенное окно было решено не открывать, однако скучно здесь вдвоём почему-то не было. В итоге оба они вернулись в кровать, удобно устроившись плечом к плечу да по очереди читали вслух полюбившиеся книги. Закончить брошеную главу из трактата о демонической природе Сань Лан всё же смог уговорить, с интересом выслушав перед этим давно известные ему заметки о людских континентах и островах. Теперь Се Лянь, согласившись с тем, что знания из этой книги могут быть познавательны и полезны, с обречённым вздохом согласился слушать. Честно внимая мягкому голосу, он мог бы действительно узнать много новых и вовсе не лишних в сложившейся ситуации сведений, если бы их беседа не была резковато прервана кем-то из низших подчинённых капитана. В ответ на недовольный взгляд Чэнчжу запыхавшийся демонёнок наскоро поведал причину своего бесцеремонного визита. На горизонте, в дымке осеннего тумана, дозорными замечен корабль под белыми флагами.