Pain Broker

      Баки мысленно твердит: «Это всего лишь игра. Я отыграю эту чертову роль, этот психопат отвяжется от меня, и все снова будет как прежде». Баки врет себе — истово, отчаянно. Так, что почти верит. Почти. Баки отлично знает, что Земо не обмануть. Куратора — не обмануть. Тот его слишком хорошо изучил.       — Здравствуй, Солдат.       На это отвечать не нужно, так что Баки ждет. Земо обходит его по кругу, разглядывая. Баки украдкой следит за ним.       — Взгляд, Солдат, — коротко замечает Земо.       До Баки доходит, что он идиот. Он старается расслабиться, не вертеть головой и смотреть отрешенно только вперед. По крайней мере пока не услышит приказ.       — Так лучше. Разденься, Солдат.       Слова будто бьют под дых. Он помнит, что за этим следовало. Боль. Много, очень много боли.       Нет, он и сейчас не считает, что Земо садист. Безжалостный исследователь — да. Вивисектор — безусловно. Но удовольствия от того, что делал, он никогда не получал. А может, умело это скрывал. Прочие кураторы использовали Солдата как безмозглую боевую единицу, а заодно как на все согласную послушную игрушку — у кого на что хватало совести и извращенной фантазии, но никогда не задумывались, кем и чем он на самом деле был. Земо же по-настоящему им интересовался. Изучал болевой порог, реакцию на физические и эмоциональные раздражители, на приятные или унизительные действия и приказы. Стремился узнать о нем как можно больше, проникнуть в голову и то, что осталось от души, понять все до мелочей. Не чтобы управлять им, нет. Чтобы максимально эффективно уничтожать ему подобных. Баки уверен, что Земо никогда не разделял идеи «Гидры». Но использовать ее ресурсы в своих целях не стеснялся, в том числе — получив доступ к Зимнему Солдату. В своем стремлении разложить его на молекулы барон заходил дальше, чем кто бы то ни было. И Баки страшно думать о том, что именно из своего арсенала он собирается повторить.       Он разоблачается, складывает одежду на полу — аккуратной стопкой. Автоматизм движений дает какую-то опору, успокаивает. Позволяет отстраниться от происходящего — или хотя бы попытаться.       Земо — нет, куратор — заходит со спины. От этого неуютно, и Баки невольно ежится. Слышит недовольный вздох, и снова понимает, что ведет себя неправильно. Матюгнувшись про себя, выравнивает дыхание и пытается стоять смирно, прокручивая в голове одну и ту же мантру: плохо будет не ему, Баки Барнсу. Он свое отмучился, его, черт возьми, помиловали официально. Плохо будет Солдату. И пусть, решает он с каким-то холодным, злым отчаяньем. Пусть. Солдат — заслужил.       Земо касается его кончиками пальцев, затянутых, судя по ощущениям, в кожаные перчатки. Баки помнит — куратор всегда был в перчатках, когда… работал с ним. Словно даже простым касанием не хотел превращать происходящее во что-то личное.       — Подними руки, Солдат.       Баки успевает догадаться, что именно сделает куратор, но это ему не помогает. Тело взрывается болью, когда электрошокер касается одного из самых чувствительных мест в подмышке. Он ощущает, как его переполняет слепой гнев, острая ненависть и желание убить гада, который над ним издевается. Земо отводит шокер, и Баки оборачивается, готовый схватить за горло, едва не желая почувствовать, как под рукой хрустнут позвонки. И натыкается на спокойный, понимающий, почти, блядь, не осуждающий взгляд. Взгляд — «я же говорил». Взгляд — приговор.       — Повернись, Солдат. Подними руки и больше не нарушай позицию.       Барнс получает доказательство абсолютной, лишающей надежды наглядности — Земо прав. Если он так реагирует на секундную боль — он-то, недавно сиганувший без парашюта с высоты в добрые шестьдесят метров лишь потому, что хотел выебнуться перед Сэмом — то он и правда провалит миссию. Психанет, когда Земо что-то скажет или сделает, выдаст себя как-то еще. И тогда пострадают все. Сэм, он сам, проклятый барон… Все человечество. Потому что он, Баки, жует сопли, не может смириться с прошлым и просто трус.       И он сдается. Поворачивается, поднимает руки. Смотрит прямо перед собой, подчиняясь, покоряясь Земо… Куратору.       Куратор ломает его гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Все-таки на удары током у него отдельный триггер, а куратор, по крайней мере — этот, знает все его слабые места.       — Нервные окончания привыкают к воздействию электричеством, поэтому нужно делать значительные перерывы, чтобы сохранить эффект от воздействия, — ровно комментирует куратор. — Хорошо, что у нас давно не было занятий. Обернись.       Когда удар тока приходится на внутреннюю строну бедра, Баки в ванной комнате не остается — только Солдат. Привыкший к вечным пыткам, исковерканный, искалеченный. Солдат помнит, куда придется следующий удар. Помнит — и начинает кричать за секунду до касания.       — Я всегда знаю, когда ты закричишь, — также ровно, без всякой ненависти — и без всякого сожаления отмечает куратор.       Солдат больше не злится, не сопротивляется даже внутренне, в нем не остается и тени того свободного человека, который пытался убедить себя, что все скоро закончится. Солдат просто кричит. Тело конвульсивно дергается, дрожит, отказываясь повиноваться — частично парализованное, в отметинах красных припухлых пятен. В целом мире существует только куратор и шокер в его руках. И ощущение полной, тотальной беспомощности и безнадежности. И холод.       — Встань на колени, Солдат. — Куратор вновь оказывается за спиной, проводит рукой по короткому ежику на голове. — Жаль, ты состриг волосы — за них было так удобно тебя держать!       Это первая эмоция, которую проявляет куратор, но Солдат ее не распознает. Удар тока приходится в горло. Обычный человек легко бы мог после такого умереть — но Солдат лишь затыкается, давится криком, когда спазмом сводит гортань. Вдохнуть удается не сразу — но куратор знает, как пытать его, не убивая.       — Упрись руками в пол.       За все время, пока куратор с ним работал, он изнасиловал Солдата всего раз — и то в порядке эксперимента. Кажется, до оргазма он при этом не дошел, прервал процесс на середине — Солдат не был уверен, в тот раз пытки длились долгие часы, и он плохо соображал. Что куратор тогда для себя решил, какие сделал выводы — он не в курсе, но повторять этот опыт тот не стал, не получив, видимо, нужного результата. Возможно, теперь он захочет исправить это упущение.       Но когда Солдат послушно встает в коленно-локтевую, в него проникает вовсе не человеческая плоть, а все тот же шокер. Вторгается грубо, явно разрывает мышцы, проталкиваясь внутрь — по ноге стекает кровь. Солдат по опыту знает — такая травма быстро заживет. Это его не пугает. А вот то, что куратор планирует активировать шокер там, внутри… Он уже не кричит — обреченно воет в ожидании пытки, но ни на миг не меняет позицию, в которую его поставили.       И не чувствует вообще ничего — ни удивления, ни облегчения — когда куратор вытаскивает шокер, так и не включив его, и бесстрастно приказывает:       — Смой кровь с себя и с пола, и одевайся, Солдат.