десятый уровень

Заговорить после неловкого инцидента утром было нелегко. Точнее, невозможно. Эмерсон ещё и ушёл куда-то, так что в классе на какое-то время Ремингтон остался один. В коридоре он ловил на себе злобные, враждебные и косые взгляды одноклассников, особенно тех, кто состоял в той самой «доминирующей» компании, и в частности Бирсака. Из него буквально сочилось это раздражение, чувствовалось в воздухе и оседало в лёгких чем-то тяжёлым. Но ему было всё равно — не привыкать, в конце концов, а потому, решив с самого утра не трепать себе нервы, он, подвинув к себе книжку, которую взял у Эмерсона, лёг на неё и закрыл глаза. Уснуть не сможет, но хотя бы ещё немного отдохнёт. Так он и провёл несколько уроков, даже когда вернулся Барретт. Так он, по итогу, провёл и несколько дней своей серой жизни здесь. Кажется, почти неделю. И если первый день он пережил спокойно, пусть внутри царило непонимание происходящего, то остальные стали для него своеобразной пыткой. А всё из-за ебучих шрамов, в которых Эмерсон, блять, был виноват сам. И теперь он никак на него не реагировал, буквально избегал и в целом выглядел пустым, отрешённым от этого мира — таким же ненормальным, как и остальные здесь. Психом. И всё из-за блядских шрамов. «Сраный обидчивый говнюк». Почему-то от отсутствия общения с Эмерсоном ему было… грустно? Тяжко? Как минимум неприятно, и Реми не понимал, то ли это в принципе от боязни одиночества, то ли этот парень уже успел застрять в его душе, и хотелось узнать от него что-то ещё. Как же это всё странно. Ненормально. С ним такого быть не должно, нет, но почему это происходит? Почему именно с ним, почему именно с его душой, с его жизнью? С его и без того непонятными чувствами? Реми ненавидел, ненавидел и при этом тихо, неслышно давил из себя слёзы все эти несколько дней, изо всех сил сжимая простынь под собой, желая порвать её к чертям. Почему? Что с ним случилось? Он не понимал, не понимал себя, снова терялся, и по итогу ни к чему не приходил, запутываясь в нитях собственных мыслей ещё больше и желая разбить себе голову. Ему не хотелось снова быть здесь не принятым и не понятым совсем никем. «Ты здесь не один такой». А теперь один. В какой-то момент он осознал, что стал не просто пустым местом, а жалким, одиноким ребёнком; никому не нужным комком хаоса, стремительно убивавшим остатки здравого смысла. Дни тянулись, подобно жвачке, и после какого-то урока в какой-то день — вроде, четвёртый на момент не общения с Эмерсоном, а может и пятый, Реми успел запутаться во всём — их снова отправили в столовую. Все брали себе едва ли съедобную еду, занимали столы, либо общались, либо молчали и общались сами с собой, а точнее — со своими мыслями. Ремингтону, видимо, предстояло последнее, если Эмерсон до сих пор даже не пытался с ним заговорить. Он взял свой поднос, и, проглотив собственную гордость, развернулся и отправился к столу своего класса. — Эй, новенький! — позвал знакомый грубый голос. «Этого ещё не хватало». Ремингтон не остановился, он продолжал идти к краю стола, подальше ото всех. Ему было всё равно, кто там пытался его задеть — ему просто хотелось пережить этот чёртов завтрак и отправиться обратно в класс, чтобы пережить эти чёртовы уроки и в конце дня отправиться обратно в чёртову комнату. «Заткнись». — Ну что ты, тебе Эми ротик оприходовал и язык отсох? Спидозный, что ли? — кричал вдогонку Бирсак. — Где заднеприводное прикрытие, кстати? — Закройся, — грубо отозвался Реми, опустив поднос на стол. Но Энди не собирался затыкаться. Он поднялся с места, оставив свой завтрак, и подошёл к новенькому. Тот остался стоять на месте, с усталостью и отвращением глядя на парня — ему было совсем не до него, но Удача снова от него отвернулась и плевать она на него и его желание хотела. — А то что, дорогуша? Ремингтона раздражал его тон, его вид, его речь и манера говорить, его всё, но он держался. Не хотелось признавать то, что этот ублюдок вывел его на эмоции настолько сильно, что пришлось бить первым. И он не признает. Не сегодня. — Отъебись по-хорошему, Бирсак. В голосе Ремингтона слышалось равнодушие и обыденное раздражение одновременно, и он уже хотел сесть, но остановил всё тот же прокуренный голос. — А если по-плохому? Что ты мне сделаешь? Жаловаться побежишь, чтобы меня снова закрыли? — Да тебя бы в зоопарке закрыть, а то ты даже тут всех заебал. Голос Эмерсона, какой-то агрессивно-спокойный, твёрдый, возник за спиной Ремингтона неожиданно, будто он резко появился из воздуха, будто его тут не было. Он вышел из-за спины Лейта, немного загородив того собой. Рем перевёл взгляд на него, с неким удивлением рассматривая. Эмерсон всё такой же внешне. Он даже, кажется, совсем не менял одежду. Рукава были задраны и обнажали шрамы, и его это ничуть не смущало. Наоборот — он будто специально выставлял их напоказ. Вроде и всё такой же, но будто... Потерял контроль в отношении других. Или, как это называется... «Инстинкт самосохранения?» — Ещё хочешь денёк взаперти просидеть? А может, больше? Думаешь, я тебе это не устрою? — А ты думаешь, это удержит меня от твоей облезлой крысы? — Ты себя-то, блять, видел? — не выдержал Рем. — Глухой или тупой? Отъебись, блять, от нас, и ебись дальше с хуеротым. В ту же секунду его руку схватили, запястье сильно сжали — настолько, что Реми поморщился от неприятных ощущений. — Слушай, принцесса, даже не пытайся строить из себя… — Да пошёл ты нахуй. Ремингтон не мог себя больше сдерживать; слова, которые он отчеканивал, из его уст были похожи на плевки, на что-то острое, резкое и жгучее. По рукам и ногам с невероятной скоростью вновь раскатывалось что-то, бьющее лёгкими электрическими разрядами по коже изнутри, а в груди родился комок, тянувший всё тело куда-то вниз. — Ещё раз, сука, ко мне прикоснёшься, я оставлю тебя без руки. — Он резко выдернул свою руку из цепкой хватки, злобно оглянув парня с ног до головы. Удивительно, как этот плешивый мудак стал главарём компании, подавляющей всех остальных студентов, в неё не входящих. Молчание. Реми слышал только эту звенящую между ними тишину, — не гул от общающихся студентов, не стук вилок и ложек о тарелки, не смешки, а эту пустоту. Правда, длился он недолго. До первого удара Энди. Первый пришёлся на живот, следующий — по лицу, и Бирсаку пришлось силой разогнуть ещё не отошедшего, кряхтящего и кашляющего противника, чтобы провернуть это. Снова в нос, снова кровь, снова сильная боль, до искр из глаз. Но либо Ремингтону кажется, либо нет — удар был сильнее первого. Ему едва удалось устоять на ногах, голова закружилась, и Лейт закрыл глаза, понадеявшись, что так станет легче. Одной рукой нащупал стол, на который упёрся, пытаясь прийти в себя. Он слышал, что Энди приближался к нему, и он старался быстрее прийти в себя, чтобы продолжить драться. Ремингтон не позволил бы себе проиграть ему. Пускай даже если и чувствовал, что не выиграет. Что он «не в форме», что ему хуёво. Будет драться до последнего вздоха, до последней капли крови, что упадёт на эту дешёвую плитку. Но его остановил Барретт, протараторивший: «Не поворачивайся», а затем послышался тихий скрип чего-то, будто кто-то что-то откручивал, и секундой позже — громкий вскрик Энди. — Уходим, быстро, — прошипел всё тот же Эмерсон, схвативший соседа за локоть и потащивший куда-то. Лишь в этот момент Реми, едва перебиравший ногами, открыл глаза и посмотрел на одноклассника через плечо. Тот что-то неразборчиво бубнил, ругался и рычал, в бешенстве потирая глаза. Он неуверенно взглянул на Эмерсона, который, глядя только вперёд и никуда более, уверенно куда-то вёл их двоих. С одной стороны, ему было тяжело представить, что такого Барретт сделал с Бирсаком, что тот аж заорал; с другой — Рем был ему безмерно благодарен за вытаскивание из заведомо проигрышной для него ситуации. «Поехавший». Эмерсон привёл его в их комнату, усадил на кровать и строго наказал ждать его, никого не впускать, если кто-то будет стучаться, а сам быстро куда-то ушёл. У него явно что-то не так с головой, если он что-то делал для Ремингтона, ради его какого-никакого блага. Впрочем, это так и есть, но… Лейт, хоть и ощущал себя обузой, так же ощущал себя не таким брошенным. Может, он и не такой уж пропащий и плохой. Эмерсон шёл по коридору, обходя некоторых учеников, учителей и прочих «старших», игнорируя всяческие взгляды, голоса, идя уверенной и быстрой походкой к нужной двери. К заветной двери со знакомой табличкой, которая каждый раз давала Барретту понять, что его тут ждут, что тут ему помогут и не выдадут, в отличие от остальных. Он до конца не мог себе ответить, разъяснить, зачем он шёл, ради кого и чего. Только ли ради самого себя? Только ли ради избежания наказания и ухудшения отношений с учителями и психотерапевткой? Да. Сам по себе, Эмерсон, всегда сам по себе. Никому не доверяй полностью, пока кто-то тебе не докажет обратного. Ремингтон ещё ничего не доказал, так что это помощь им двоим. Он вошёл без стука. Точнее сказать, ворвался. — Мария, у вас есть аптечка? Эмерсон ворвался в класс слишком уж неожиданно, отчего заставил немолодую женщину вздрогнуть и задержать на пару мгновений дыхание. Её рука инстинктивно легла на сердце. Она обернулась к пытавшемуся отдышаться парню, стоявшему в проходе. — Господи, что случилось? — Её голос звучал не то чтобы обеспокоенно — больше напуганно. И хоть с Эмерсоном на первый взгляд всё было в порядке, в душе женщины всё равно поселилось беспокойство. Он никогда просто так не просил аптечку. — Пытаюсь наладить контакт с соседом и порчу отношения с Бирсаком. Так есть или нет? Мария даже не успевала нормально дышать, но, вспомнив, где лежала заветная аптечка, полезла за ней. Она была практически в каждом классе, но не в «десятом уровне», поскольку какие-нибудь идиоты нашли бы её и кому-то смогли бы ей навредить. Эмерсон, будучи одним из немногих адекватных, никогда бы так не сделал — по крайней мере, не стал бы причинять кому-то физический вред (разве что, кроме Энди, и то — его не жалко, и это было единожды), — поэтому ему Мария доверяла. — Господи, опять Энди… Держи. Эмерсон взял небольшой, явно повидавший много чего чемоданчик, и в знак благодарности кивнул женщине. — Только прошу, — остановила женщина, — будьте осторожнее, хорошо? Лучше обратись ко мне, если вдруг что. Старшеклассник усмехнулся, то ли горько, с насмешкой, то ли хитро. — Никак иначе и быть не может. Что-то произошло, Мария это знала, но Эмерсон не скажет. Или скажет потом, уклончиво и размыто, в общих чертах, зажав между пальцами сигарету. Она знала, что Барретт разберётся со всем сам, что у него получится; знала, но волновалась, ведь тот ещё, по сути, ребёнок. И всегда была готова помочь, но Эмерсон никогда не просил. И вот он снова ушёл, чуть ли не убежал. Женщина смотрела ему вслед ещё несколько секунд, молясь про себя, чтобы всё обошлось, в том числе и с его соседом, который, кажется, что-то да значил для мальчишки, раз он прибежал за аптечкой, чего никогда не делал для кого-то постороннего. Эмерсон далеко не такой, каким себя представляет и видит — уж Мария это понимала. Кто знает, может, это соседство приведёт к чему-то хорошему, а не страшному и ужасному… как в прошлый раз. Ей очень хотелось на это надеяться. Самому же Эмерсону было плевать. Он вернулся достаточно быстро, застав Ремингтона там, где и сидел до его ухода — на кровати, с запрокинутой головой и текущей кровью из носа, затекающей в рот. Лейт вдоволь успел «насладиться» её металлическим привкусом, и ему невероятно сильно хотелось от этого избавиться. Эмерсон был его спасителем во всех смыслах, но признавать этого Рем не очень хотел. Особенно после такого долгого, невыносимого и мучительного молчания. — Жить будешь? — Эмерсон положил аптечку рядом с Ремингтоном на кровати, пытаясь найти там как можно быстрее ватку с чем-то, чем можно обработать мелкие ранки на лице — последствия удара. — Вполне, — сдавленно произнёс парень, попутно пытаясь взглядом поймать Эмерсона. Ватка в скором времени была найдена, скручена и засунута Реми в нос — тот аж охнул от того, насколько глубоко Эмс её пихнул, — голова опущена, и Барретт стал обрабатывать чем-то щиплющим его лицо. Лейт мужественно молчал, иногда всё-таки немного морщась от неприятных, но ставших привычными ощущений. Эмерсон старался действовать максимально аккуратно, чтобы не причинить парню много боли, но в то же время ничего не упускать. Они оба молчали. Снова. Но теперь это не было чем-то напряжённым, а скорее… интимным? Никто не испытывал неловкости, какого-то дискомфорта и других неприятных чувств, которые могли бы казаться неуютными и рождающими внутри какой-то стыд. Это казалось обычным, нормальным и даже родным. Будто Ремингтон регулярно получал тут по лицу и ввязывался во всякие конфликтные ситуации, а Эмерсон не раз помогал ему, чуть ли не буквально зализывал его раны с таким терпением и какой-то своеобразной заботой. И Лейт, хоть и был рад и благодарен, всё равно не понимал, зачем Эмерсон так с ним возился. — Почему ты помогаешь мне? — спросил напрямую, чуть нахмурившись, смотря в эти оливково-зелёные глаза с детским любопытством, замаскированным под серьёзность. Эмерсон на какое-то время замер. А после вздохнул, отведя взгляд от ранки. — Во-первых, Бирсак задел и меня. Во-вторых, он меня заебал. В-третьих, я не хочу, чтобы, если вдруг ты бы его прибил, трогали и меня, типа: «Твоё дурное влияние». — Его тон при ответе звучал всё так же спокойно, ровно, будто они разговаривали о чёртовой погоде. — А могут? — Ну, чисто теоретически — да. Я не хочу экспериментировать. Выгода. Просто желание спасти себя от наказания. Но, впрочем, Эмерсон спасал их двоих, так? Он ведь мог выкрутиться по-другому, помочь себе иначе, или вообще не реагировать тогда на Бирсака, позволив тому избить новенького. Мог, но он вступился. Не остался в стороне и не плюнул, довольствуясь позицией: «Я ничего не вижу, я ничего не знаю и знать не хочу». Почему-то Ремингтону Эмерсон не казался таким человеком, которого какой-то Энди мог задеть своим примитивным мышлением. Может, что-то искренне в его действиях было. А может, он себя просто накрутил и тешил глупыми надеждами. Эмерсон закончил достаточно скоро, стал резкими и быстрыми движениями собирать чемоданчик, возвращая всё на места. — Эмерсон, — позвал Рем, всё ещё смотря на него. Уже не нахмуренно — просто устало, как побитый щенок. Барретт бросил на него взгляд. — Спасибо. Эмерсон, честно сказать, не ожидал каких-либо благодарностей, ведь, так-то, не сделал ничего особенного. Именно из-за этого он не воспринял это «спасибо» всерьёз, сухо бросив: — Я не сделал ничего такого, но не за что. «Сделал, патлатый ты кусок дерьма, перестань же ты быть таким холодным». — Эй, — снова позвал, на этот раз тогда, когда Эмерсон шёл к двери с аптечкой в руках, — я твой должник, Эмс. Парень же обернулся к потрёпанному соседу и смотрел на него через плечо, усмехнувшись. Вроде и хитро, а вроде и без какой-либо задней мысли. Реми ещё не научился понимать чужие эмоции в полной мере, особенно его. Эмерсон напоминал ему ведьму. Эдакую загадочную личность, какие обычно отшельничали где-то в глуши леса, куда давно не забредала ни одна человеческая душа, пока он спокойно варил свои тошнотворные зелья, собирал травы и прочие ингредиенты, периодически общаясь с живыми обитателями дикой природы, понимая, что они говорят ему в ответ. — Уже дважды, Реми. Но, поскольку ты здесь единственный, кто не особо меня раздражает, я не буду считать это долгами. Считай это просто… дружеской помощью. — А затем просто скрылся за дверью, негромко ею хлопнув, вновь оставив парня наедине со своими мыслями. Дружеская помощь. Дружеская. Его взгляд невольно устремился в старый и повидавший время пол. Он ушёл в свои собственные мысли, из-за которых внутри снова рождалось что-то, напоминавшее хаос, но не в худшем его проявлении, а даже наоборот… Этот хаос дарил ему жизнь. Да, он вновь чувствовал те мелкие электрические разряды по всему телу, но сейчас они были приятными. Эмерсон назвал его своим другом? «Не заявляй об этом раньше времени». Но он не мог не заявлять. В конце концов, это же взято не с потолка. Это сказал Эмерсон. Реми, честно сказать, даже и не знал, что думать, но, может, всё не так уж в его жизни хуёво? «Нет, вы не друзья. Пока ещё нет. Но, возможно, он так дал тебе шанс». Господи, однажды у него взорвётся голова от мыслей. А голова Эмерсона, в отличие от Ремингтона, была пустой. Он просто шёл с чемоданчиком по коридорам, привычно ссутулившись и глядя себе под ноги. Кажется, о том инциденте в столовой, за который вполне реально неплохо так огрести, и подавно забыл. Ровно до того момента, как из ниоткуда возникший силуэт и чужие сильные руки не схватили его за плечи и не толкнули к ближайшей стене. Он больно ударился спиной и головой, но не подал и виду, всё-таки подняв глаза на обидчика. Оливер. Кто бы сомневался. Этот сын английской шавки везде бегал за Энди хвостиком, был глупее него раза в два, и был готов глотку за него перегрызть в прямом смысле этого слова. Бирсак давно взял его под своё крыло, они оба своеобразно оберегали и прикрывали друг друга, как какие-нибудь лучшие подружки или что-то типа того. Только если Энди обладал хоть каким-то интеллектом, то Сайкс… Единственное, что умел этот по-идиотски остриженный мудак — махать кулаками и нелепо угрожать. Но первое, признаться, делал хорошо. — Совсем страх потерял, чмо лохматое? — прошипел англичанин, уперевшись ладонями в стену так, что Эмерсон не мог уйти. Нет, ну, в теории мог, но пока ему было интересно, что из этого выйдет. Он с любопытством наклонил голову вбок. — Есть такое, тебе-то что? — говорил спокойно и негромко, специально тем самым раздражая Оливера ещё больше. — Иди и дальше вылизывай своего обмудка, а то без глаз останется. — А ты без языка. — Сайкс наклонился к лицу Эмерсона, и теперь их разделяли жалкие несколько сантиметров. Правда, этими дешёвыми трюками, вроде угрожающего взгляда и рваного от злости дыхания на своей коже, его уже не напугаешь. — Только попробуй ещё раз выкинуть что-то подобное, выкинуть хоть что-то. Самый умный, думаешь? Да нихуя подобного. — А ты что, умнее? — усмехнулся Барретт, едва сдерживая смех. — Сайкс, возвращайся обратно к своей собаке, а то плачет там, чувствую, без тебя. — Закрой свой, сука, рот! Оливер замахнулся, и Эмерсону просто повезло перехватить того за кисть. Он неосознанно сжал её слишком сильно, так, что у него затряслась и заболела рука от напряжения. Несмотря на это, он был всё ещё невозмутим и спокоен, хоть во взгляде и прослеживались странные, немного, самую малость сумасшедшие огоньки. — Научись разговаривать, для начала, а потом затыкай кого-то, это раз. — Голос Барретта, который продолжал звучать грубо, негромко и твёрдо, казалось, был слышен на весь этаж из-за гробовой тишины, что нарушали только они вдвоём. — И два — Бога ради, не зли меня. Ты забавный, но раздражаешь не меньше своего ёбыря. Зрачки Оливера расширились. Заметно расширились и наполнили почти всю радужку. Он что, угадал? Эмерсон широко, маниакально улыбнулся. — Так ты влюблён в него, — констатировал с такой же улыбкой на лице. Правда, почему-то с каждой секундой она казалась всё безумнее. Оливер застыл, а его дыхание стало нервным. — Ну так катись к любовничку, пока тот без твоего поцелуя не умер от боли, — перешёл на шёпот длинноволосый, а затем резко толкнул англичанина в грудь. Тот, будто загипнотизированный, послушно отступил от него на пару шагов назад. — Вперёд, пока с ним не случилось то же, что и с твоим братом. — Эмерсон «приказывал» ему, и выражение его лица с грустного сменилось привычно-холодным и в какой-то степени злым. Барретт быстрым шагом покинул одноклассника, продолжив свой путь, оставив того одного. Застывшего, чем-то шокированного, с бегающими туда-сюда глазами, словно перед ними видел какие-то знакомые, пугающие картинки, увидеть которые помог именно этот чёртов патлатый говнюк. Интересно, сколько человек желали набить ему морду, или того хуже — убить? Ответ на этот вопрос Эмерсон не узнает никогда, но ему это и не нужно. Ему как было плевать, так и будет, потому что знание о всех тех, кто его когда-либо ненавидел, не даст ему ничего. А если информация не даёт ничего, полезна ли она, стоило ли её воспринимать? Он так не думал. Барретт вернулся с пустыми руками достаточно быстро, пока Ремингтон всё так же сидел на кровати и, кажется, ожил только когда услышал звук открывшейся двери. — Ты в норме? — поинтересовался Эмерсон больше из вежливости, двигаясь к своей кровати. Взгляд Реми держался на парне, никак не сводился с него. Снова будто подействовали эти блядские чары; его завораживающее обаяние было неким магнитом, притягивавшим к себе с какой-то чрезвычайно мощной силой. — Да… Да, в норме. Было в Эмерсоне что-то привлекательное; ненормальное, но почему-то это не отталкивало, как это обычно должно быть. — Слушай, а… Что ты сделал с Бирсаком? Да, ему любопытно. Когда-нибудь он нарвётся на что-то похуже удара по носу или заточения чёрт знает где из-за этого «качества». Интересно, как его ещё не прибил Эмерсон. Тот обернулся к соседу, и ухмыльнулся в своей загадочной и хитрой манере, слегка приподняв верхнюю губу, что придавало ему ещё больше шарма. — Немного ему насолил, — уклончиво ответил. В голове Ремингтона пронеслись те несколько секунд, когда он услышал в столовой скрип чего-то, что открывали. Насолил. Ох. Лейт улыбнулся. — Ты серьёзно? — переспросил, а Эмерсон преспокойно пожал плечами. — Чёрт, чувак, это просто… — Я старался. — Ну охуеть постарался, — нервно засмеялся Рем, но вскоре этот смех перешёл в обычный, звонкий, громкий и заразительный, и даже Эмерсон не удержался от смешка. «Ёбнутые». — Значит, у нас что-то типа командной работы? — Ремингтона этот вопрос волновал, причём не на шутку, и если бы не задал его сейчас, то не сделал бы никогда. Эмерсон в ответ снова пожал плечами. — Называй, как хочешь. Но да, типа командная работа, как договаривались. — В его голосе скорее звучало равнодушие, нежели презрение или что-то вроде того, а потому Рем выдохнул с облегчением. — Пойдём в класс или как? — Я никуда не хочу, — словно ребёнок, выдал Лейт, а после улёгся на кровать, уставившись в потолок. — Похуй уже. Барретт уселся на свою кровать с ухмылкой, пока наблюдал за соседом. Малое, озлобленное и сломленное дитя, но забавное. И чем-то напоминавшее его. — Тоже верно. С этими словами он достал из-под подушки книгу, что с удовольствием продолжил читать. Ремингтон больше не смотрел на него, но вслушивался. Дыхание, собственное сердцебиение, шелест страниц и лёгкое завывание сквозняка успокаивали и расслабляли, помогали прийти в себя. Так он и не заметил, как отключился. А Эмерсон, в свою очередь, окинул парня незадачливым взглядом, и, усмехнувшись очередной своей безумной мысли в голове, продолжил чтение до самого конца дня.