десятый уровень

Подъём был отвратительным, даже хуже, чем когда над Ремингтоном решала поиздеваться мать. Двое взрослых мужчин с грубыми голосами за пределами комнаты оповещали о том, что наступил новый день. Они громко стучали в и так тонкие двери, которые, казалось, от одного чиха были готовы рассыпаться. Лейт недовольно поморщился, сонно что-то промычал и отвернулся к стене лицом, попутно проклиная всеми известными ему нецензурными словами этих умников. Его сосед, судя по хриплому и едва слышному говору с противоположной стороны, тоже был не рад пробуждению. Мягко говоря не рад. — Нахер так орать? — раздражённо вырвалось у Ремингтона, который теперь уже точно не смог бы уснуть. Ответа на свой вопрос он так и не получил, и, недовольный уже с самого утра, не выспавшийся, всё-таки поднялся с кровати, что вскоре сделал и сосед. Эмерсон взял одежду из комода, в то время как Ремингтону было необычайно лень перекладывать свои вещи туда, поэтому решил оставить всё в своей сумке, оттуда же достал рубашку и брюки. Он ненавидел подобный стиль, презирал всеми фибрами души за придачу некоего однообразия человеку и скованность в движениях. В то же время как парень по соседству, судя по всему, тащился со всякого строгого и старомодного дерьма: часто поправлялся, старательно подворачивал рукава до локтей, застёгивал бордовый жилет в чёрную вертикальную полоску и брюки. Реми же решил наплевать на это правило в отношении формы и попросту достал толстовку с джинсами. Риск получить пиздюлей его не пугал, а вот увлечённость соседа подобного рода одеждой... немного. «Выглядит как типичный бомжеватый художник из века восемнадцатого или ещё какого-нибудь доисторического времени». — Мне надо зайти кое-куда перед занятиями, сам найдёшься? — спросил Эмерсон, взяв со стола ручку с карандашом и ластиком в одну руку, а тетрадь с парой книжек и альбомом для рисования — в другую. Его взгляд переметнулся на неохотно одевавшегося парня. Секунды, которые Рем провёл в раздумьях, прошли слишком медленно в его голове. Он ненавидел просить помощь, но прекрасно понимал, что сам вряд ли найдется, а раз уж здесь за любую провинность транквилизаторами накачивают или чем похуже, то лучше надавить на горло своей гордости по отношению к парнише хотя бы разок. — Вряд ли, — признался Рем, натянув джинсы. — А ещё у меня нет ничего. Ну, для учёбы. Барретт вздохнул, и непонятно, то ли раздражённо, то ли с отчаянием. Он оглянулся по сторонам: ничего более для занятий он не обнаружил, а если Рем придёт вообще без всего, то это означало нелюбовь учителей. А вымещения гнева и других неприятных ощущений на него из-за тронувшегося мозга никому не нужно. Ему — тем более. Своих проблем и без того хватало. Он не придумал ничего лучше, кроме как отдать тетрадь с ручкой и одну из книжек Ремингтону. Эмерсон всё равно почти ничего не писал, да и к нему особо не придирались. Ну, были особенные, конечно, но таких только двое, и он уже разучился обращать на них внимание. Один раз можно и совершить акт милосердия по отношению к обитающему здесь существу. Даже не то что милосердия — благотворительности. Правда, если знать, кто такой Эмерсон на самом деле, то над этим можно было бы посмеяться. Или поплакать. Ну, зато какая-то выгода будет — теперь у него будет как минимум ещё один должник. — На, держи. — Барретт всучил всё необходимое Ремингтону. — Посидишь так, потом сходишь в библиотеку и возьмёшь, что нужно. Иначе прикопаются. И да, к одежде тоже. Лейт взял всё, что отдал ему сосед, и бегло окинул это добро взглядом. Вещи целые, не грязные, на том спасибо. Этот псих всё ещё раздражал Ремингтона, и ему было тяжело признать, что он был всё-таки ему благодарен. Но он всё также считал его мало того что больным, так ещё и наглым дерьмом с малой долей адекватности (но хоть какой-то). Эмерсон же бегло оглянул парня. Вид у того был, мягко говоря, не очень. Интересно, придерётся ли кто-нибудь по поводу этого? — Пойдём, — кивнул Барретт в сторону двери. — Тебе же надо было куда-то?.. — Подождёт, — резко отрезал Эмерсон. — Ну, долго тебя ждать? — Нет, — отозвался Реми, тут же поднявшись с места со всей той грудой, что была в руках. — Отлично. Мешкать было ни к чему, так что Эмерсон первым вышел из комнаты и направился к нужному кабинету, пока за ним топал новоприбывший подросток. Новый день для всех в этом классе — новые доёбы, проблемы и трата последних нервов. Конечно, Эмерсон уже привык и в последнее время почти никак не реагировал на окружающих — по крайней мере, весь этот идиотизм практически никак на нём не отражался, в том числе психически — но в любом случае возвращаться туда, где могли довести до чёрт знает чего, никак не хотелось. Депрессивная фаза закончилась совсем недавно, и Эмерсону вообще никак не нужны были ни этот эпизод, ни маниакальный. Он наслаждался каким-никаким спокойствием внутри, и вот-вот его могли нарушить. Они молча шли по длинному, казавшемуся бесконечным коридору, всё так же плохо освещённому, но хотя бы на глаза не давило. Спустились на первый этаж, всё так же шли по коридорам, обходя других учеников, каких-то учителей и других взрослых. Эмерсон шёл уверенно, в то время как Реми периодически оглядывался, что-то для себя отмечая в голове и заодно запоминая путь, чтобы больше не бегать за этим психом хвостиком. Из класса, отведённого «десятому уровню», всегда доносился шум. Удивительно, но далеко не все ученики были бешеными психопатами без головы и тормозов, доёбывающими по каждому поводу: таких была небольшая кучка, остальные же вели себя достаточно тихо по большему счёту. Либо под страхом транквилизаторов и дальнейшей жизни в состоянии овоща, либо под давлением той кучки, состоявшей из безумцев, коими двигала жестокость и жажда хоть какой-то власти. На свободе нападать все горазды, а в подобных условиях выживают лишь сильнейшие. Эмерсон ни под кого не прогибался — он не тот, кто будет молчать, о, нет. Он избежал бы парочки шрамов на и без того истерзанных руках, если бы был тихим и податливым мальчиком. И не успели парни перейти порог, как откуда-то с конца класса донеслась знакомая Эмерсону речь с бесячим английским акцентом: — Твою мать, вы посмотрите, кто пришёл! «Доброе утро, блять». Барретт, кинув равнодушный взгляд в сторону компании, собравшейся в углу третьего ряда — самого близкого к двери — прошёл на своё место, что было на противоположном ряду на предпоследней парте. Ремингтон тем временем решил не отделяться от нового знакомого и сел за свободную парту рядом, на среднем ряду, вперив сверлящий взгляд в стол. Этот парень, всё-таки, как-никак помог ему, а ещё он был единственным, с кем ему удавалось (точнее, приходилось) поддерживать контакт. И, прекрасно зная, что чаша с его многочисленными чувствами и эмоциями никогда не пустовала — к его собственному сожалению — и ему нужно было пытаться абстрагироваться от этого пиздеца, чтобы не сорваться, не переполнить её одной эмоцией — гневом — он всё равно вслушивался в разговор. Грёбанный самоубийца своих и так едва живых нервов. Новый день — новое испытание, и мысленно Эмерсон желал себе удачи каждое утро, что сделал и сейчас. А она тут точно не помешала бы. — Эй, Эми, ну что ты, язык наконец-то проглотил? — Я бы на твоём месте его в задницу засунул. — Голос Эмерсона звучал сухо, ниже обычного, что не сулило ничего хорошего. Ну, справедливости ради, тут по-другому никак. Тяжёлые книги вместе с тетрадью громко опустились на стол. Шум немного стих, любопытные взгляды устремились на Эмерсона. — Даже не расскажешь, как дела? — Извини, обойдёшься, — наигранно мягко ответил длинноволосый, обернувшись к компании, тазом оперевшись о край парты и скрестив руки на груди. — Как дела у брата, кстати? Эмерсон заметил, как Сайкс напрягся: чужая ладонь сжалась в кулак, по взгляду Барретт заметил, как внутри того закипала ярость. Он же тем временем ухмыльнулся, а в глазах затанцевали черти. — А... Он же под землёй отдыхает, да? Эмерсон — безбашенный, больной на голову ублюдок, разыскивавший в человеке самые больные точки, чтобы потом надавить и посмотреть, что будет. Смеха ради. Только стало не до смеха, когда Оливер сорвался с места и направился прямиком к Эмерсону. Тот не двинулся, с губ не сходила ухмылка. Через несколько секунд его остановила тяжёлая рука товарища. Ожидаемо — никто не хотел связываться с ним. — Остынь, из-за него ещё овощем останешься, — низко проговорил он Оливеру. И тот послушался — кому лишний раз хотелось разборок с администрацией? — Да, как он стать не хочу, — выплюнул Сайкс, кивнув в сторону Барретта, что про себя произнёс пару-тройку колкостей, но оставил их в своей голове до «лучших» времён. «Интересно, ты себя вообще видел в зеркале, уёбок с хуями во рту?» — пронеслось в голове у Ремингтона, что всё ещё никак не мог хотя бы попытаться переключиться на что-то другое. Впрочем, не на что было. Эмерсон вновь вышел сухим из воды, а потому, в абсолютном спокойствии, он сел на свой стул. Ухмылка сошла с лица, и на лице ничего, кроме равнодушия и какой-то замаскированной, но мелькавшей в холодных глазах злости, не было. — О, а Эми-то подружку привёл, вы поглядите. Голос главаря компашки, «шпалы» Энди Бирсака, прозвучал слишком громко и неожиданно, и Эмерсон едва заметно дёрнулся, подняв взгляд на парней. Энди наблюдал за Ремингтоном с нахальной усмешкой, мерзкой и противной, и так хотелось стереть её с этого смазливого личика любым грязным и кровавым способом, который мог прийти в голову. — Как зовут, красавица? Немытая, правда... — с наигранной грустью выдохнул Бирсак, проведя ладонью по и без того прилизанным чёрным волосам. — Успел к этому примазаться? Или ты у нас ничейный? — Энди кивнул на Барретта, спокойствие которого нарушили вновь. Начинало выбешивать. — Не позорься лишний раз, Бирсак, — хмыкнул Эмерсон, откинувшись на спинку стула. Хотелось расслабиться, просто посидеть, но нет — приключения с самого утра, которые неизвестно чем закончатся. Отлично, просто великолепно. А вот сейчас действительно удачи. Теперь уже Ремингтону, который всё это время молча слушал весь этот до тошноты противный слуху пиздёж, от которого в крови закипала ярость. Утихала ли она вообще когда-нибудь? Казалось, что нет. Ремингтон уже разучился различать всё это. Этот ебучий прилизанный двухметровый хорёк с завышенным самомнением явно нарывался, и добавлял по капле в ту самую чашу, по которой яд потихоньку начинал стекать. Так хотелось выплеснуть его чмошнику в лицо. — Ничейный, — огрызнулся Рем, начав хрустеть пальцами — то, что одновременно было предупреждением для тех, кто пытался достать его, и методом для успокоения. Который сейчас, правда, не очень-то работал. Ему хотелось бы сдержаться, и он даже пытался, потому что получить дозу транквилизатора в самом начале никак не хотелось, но он просто не мог. Он не умел держать это под контролем. Особенно когда подобные особи пытались опустить его морально. — А ты что, прошаренный, блять? С хуеротым возишься? Чаша переполнилась слишком сильно, по всему телу электрическим разрядом разливался адреналин. Эмерсон тяжело вздохнул и закрыл глаза, потерев переносицу. Кажется, он понимал, что теперь всё точно не закончится хорошо. Ни о чём хорошем тут в любом случае речи не идёт, разумеется. Как же иначе. — Так он ещё и не наученный. Ремингтону достаточно давно настолько сильно не хотелось стереть эту грёбанную ухмылку с этого смазливого лица. Хотя он говорил это себе каждый раз перед очередной дракой. В который раз уже со дна постучали? — Порядки Эми тебе не рассказал? — Ты здесь не порядок, Энди, — грубо бросил Барретт в ответ, взяв какую-то книжку со стола и открыв. Получилось громко. — Я смотрю, вы оба здесь «против системы», — хмыкнул Бирсак, а после резко ударил ладонью о стол и наклонился к Ремингтону, смотрел ему в глаза своим больным, пронзительным взглядом ярко-голубых глаз. — Если там, — Энди кивнул в сторону окна, давно ставшего здесь неким символом свободы, — ты мог делать любую хуйню, которую хочешь, то здесь, будь добр, не выёбываться. Это касается и патлатого. Эмерсон тоже злился — это было видно невооружённым глазом. Ох как злился, но за время, проведённое здесь, он научился сдерживать себя. Хоть как-то. Ненадолго. Но пальцы всё равно сжали книгу сильнее. — Ты здесь — никто, ебанное чучело, шлюха на час — твой максимум. Ты бы лучше язык и глотку использовал по назначению, не зарывай талант. У Энди в глазах, которыми он сверлил Ремингтона, виднелся сам Дьявол. Лейта, впрочем, это никак не пугало. Он был ничуть не хуже. Рем поднялся из-за парты, сжав руки в кулаки так, что хрустнули костяшки. Злость в груди загорелась с новой силой, растекалась вместо крови и обжигала каждый сантиметр его кожи, заставляя кончики пальцев покалывать. — Пока что как спидозная шлюха здесь выглядишь только ты, — процедил он сквозь зубы, пока остатки адекватности пытались надавить на тормоза. Только проблема в том, что тормоза уже отказали. — Сосёшь хуеротому за лак для волос? Ремингтон не говорил — он выплёвывал из себя слова, выдавливал так, чтобы это стало для других своеобразным ядом, если не убивающим, то как минимум отталкивающим от себя других. Но здесь, судя по всему, все давно были пропитаны этим ядом. Реми, наконец, осознал, что был окончательно загнан в ловушку под названием «собственные эмоции и чувства». Теперь он точно не выберется. Его жизнь — просто дерьмовый круговорот. Хуёвый подростковый сериал. Драки не избежать, и это понимали все, кто находился в помещении, включая самого Ремингтона. Был ли он против? Не особо. В воздухе повисло настолько сильное напряжение, что стало тяжело дышать. Оно оседало в лёгких и немного вскружило голову, но никто не позволял себе расслабляться или отвлекаться — могло попасть в любой момент кому угодно. Поэтому Барретт, будучи внимательным, тихо закрыл книгу и так же тихо придвинул на край стола, ближе к Ремингтону. Книга была толстой и достаточно тяжёлой, так что, если он решится ей ударить, то будет достаточно больно. Или будет чем защититься, что тоже неплохо. — Вы посмотрите, мальчик-то злой у нас, — громко объявил Энди, и тут же по классу прокатился шёпот. Десяток любопытных глаз наблюдал за предпоследней партой, где вот-вот что-то случится. Драки не были чем-то уникальным, они происходили здесь достаточно часто, чтобы привыкнуть, но это было своего рода развлечением, на которое всегда хотелось смотреть. Своеобразные гладиаторские бои. Очень своеобразные. И зрителям эти бои с удовольствием давали. Как сейчас. Первым ударил Энди. Ударил сильно и метко — прямо по лицу, и попал, кажется, в нос Ремингтона. — Достаточно доходчиво? Хотя нет, никакими «гладиаторскими боями» тут не пахло. Обычный цирк. Цирк уродов. И Реми не собирался становиться клоуном. Его голова ожидаемо отвернулась, из носа хлынула кровь. Взгляд устремился на не шевелившегося Эмерсона, который в свою очередь кинул быстрый взгляд на книгу. Намёк был быстро понят. Лейт в несколько быстрых мгновений наклонился, схватил учебник со стола и с размаху, как можно сильнее ударил ею Энди в ответ, едва не выронив предмет из рук. Парень отшатнулся, удивлённо взглянул на новенького, но достаточно быстро это удивление сменилось яростью. То же чувствовал и Рем. Лейт сжал книгу сильнее, заметив, что соперник хрустнул пальцами. Приготовился к очередному удару, и, кажется, секунда — и драка разгорится ещё сильнее, но из коридора послышался... звонок? Грёбанный звонок?! И почти в то же мгновение в класс зашла женщина средних лет, одетая в пиджак, блузку и приталенную юбку, с дешёвыми очками на носу — типичная учительница в каждой школе, коих Рем посылал десяток раз. Она остановилась и замерла на месте, видя двух запыхавшихся мальчиков, которые, если смотреть со стороны, были готовы друг другу глотки перегрызть, стоит кому-то из них не так вздохнуть. — Это ещё что такое?! — взвизгнула женщина, отчего едва не заложило перепонки. Эмерсона даже передёрнуло — не мог он привыкнуть к этому противному писклявому голосу за всё то время, что находился здесь. — Бирсак, живо пошёл к себе, до конца дня взаперти. Быстро, пока не стало хуже! А ты... — Это новенький, — отозвался позади Сайкс, кивнув на Ремингтон. «Сука, лишь бы пиздануть что-нибудь». — Новенький, значит... — заскрипела женщина. — Эмерсон, отведи его к Костелло. Барретт, пусть и недовольный ситуацией, но всё-таки поднялся с места и, забрав с собой альбом — не приведи Господь кто-то решит покопаться в нём — подошёл к Ремингтону. В конце концов, ему же не обязательно сразу возвращаться в класс. — Клади книгу и за мной, — шёпотом произнёс он, направившись в сторону выхода. Реми не спешил за ним, но указания выполнил. Другого выбора у него, так-то, не было. «Психи, просто ёбанные психи». Они шли по пустым, казалось даже мёртвым коридорам, где не было ни звука, кроме чётких, уверенных шагов, направляющихся к кабинету психотерапевта. Они обошли массивные колонны; Ремингтон, прикрывая нос, снова разглядывал высокие потолки, старые тёмно-синие стены и массивные двери, пытаясь одновременно запомнить, куда ему потом идти. Если придётся ещё раз пройти подобную процедуру. — Сильно пытать будет? — решился спросить Рем, глядя на своего попутчика. Эмерсон продолжал идти, не оборачиваясь, прижимая альбом к груди. — Нет, Костелло новенькая. Пока что старается быть вежливой и пытается создать «доверительную» атмосферу. — Барретт показал в воздухе кавычки, — И весь тот бред, который говорят все здешние, поэтому аккуратнее. Она всё докладывает «верхам», и если вдруг что — тебе пиздец. — В плане? — Закормят таблетками, усилят контроль, кого-то из студентов могут подкупить банально сигаретами или ещё чем-нибудь, чтобы за тобой наблюдали и докладывали. Продолжать? Рем тяжко выдохнул. Подобного, конечно, следовало ожидать, но ему это всё равно казалось не то чтобы диким, а скорее невозможным. Такое только в плохих триллерах или хоррорах можно увидеть, но не в жизни, да? Теперь уже нет. — Пришли. Эмерсон резко остановился, отчего Лейт едва в него не врезался. Он поднял голову: старая деревянная дверь с табличкой «психотерапевт» уже не особо внушала доверия, но ничего уже не сделаешь. — Сам обратно дойдёшь, надеюсь, — бросил напоследок длинноволосый, и, получив молчаливый кивок в ответ, удалился. Ремингтон снова один. Вдох-выдох. Он дёрнул ручку двери и открыл дверь. — Меня прислали, можно зайти?

* * *

— Сосед? Эмерсон затянулся вновь, не отрывая взгляда от вида за окном. Одинаково скучный, надоевший и никак не меняющийся. — Сосед, — кивнул парень, выпуская дым в воздух. — Разве тебе положено после случая с прошлым? — удивляется стоящая рядом невысокая женщина с длинными, слегка вьющимися светлыми волосами. В её руке также была сигарета; говорила она негромко, мягко и с какой-то лаской. — Вроде как нет, но у нас же руководство очень умное, сами знаете, — он горько усмехнулся, затянувшись вновь. — К сожалению, — буркнула про себя женщина. — Кто он хоть? — Новенький, очередной бешеный, сейчас у Костелло сидит из-за драки с Бирсаком. — В первый же день? — Как будто для вас это что-то необычное, миссис Бринк. В ответ она дёрнула плечом. — К такому никогда не привыкнешь, Эмерсон, сколько тут не проработай. — Её голос слегка хрипел из-за курения, но оставался всё таким же ласково-мягким. — Тебе досталось? — Нет, стараюсь помогать, чтобы не налетал на меня. Голова целее будет. — Ну... — Мария потушила сигарету в своей пепельнице, бросив туда же окурок. — Надеюсь, всё обойдётся. Может, даже подружитесь, чем чёрт не шутит. Эмерсон ухмыльнулся. — Конечно, ко мне так все и тянутся. — Эмерсон, не беги вперёд паровоза. Лучше прислушайся, может, и правда он тебе другом будет, — настаивала на своём женщина, обеспокоенно глядя на ученика, нервно докуривавшего свою сигарету. — Посмотрим. Он выдохнул дым в последний раз, после чего его окурок так же лениво полетел в пепельницу. — Только не попади ни в какую историю, ни с ним, вообще ни с кем, хорошо? И ему помоги. Может, хотя бы вы двое останетесь более-менее целыми морально. — Я ни в чём не уверен и обещать не стану, миссис Бринк, — усмехнулся снова Барретт, — но я попробую. Как получится. — Если что, я всегда тут, ты знаешь, — полушёпотом проговорила она, заботливо проведя своей ладонью по плечу парня и глядя прямо ему в глаза. Будто пыталась разглядеть хоть что-то, кроме этой маски, которая пока успешно на нём держалась, но... Ничего. — И зови меня Марией, я же просила. — Хорошо. — Кивок в ответ. — Ладно, мне пора идти, искать ещё начнут. — Давай, давай. Зайди потом, как будет время. — Ага. Эмерсон, вырвавшись из чужой хватки, молча и со слишком уж холодным, отрешённым выражением лица прошёл к двери, дёрнул за ручку и толкнул плечом, вскоре скрывшись из виду. Вцепившись одной рукой в альбом, он уверенно шёл по коридорам и изредка поднимал взгляд на какие-то двери, стены, окна. Как же ему хотелось выпрыгнуть в одно из них, вдохнуть этот чёртов свежий воздух, но в реальности же он переломает себе ноги, руки, что-нибудь ещё, так ещё и наказан будет. Поэтому проще лишний раз отлучиться, покурить, взглянуть через стекло на природу и отбросить идиотские мысли о свободе. А может и не проще. Он уже сам не знал. Как уж сложится.

* * *

— Всё уяснил? Девушка складывала разные листочки, что-то где-то отмечала, пока Ремингтон, будучи подавленным и злым, сидел напротив в старом кресле и молчал; кровь уже остановилась и застыла на его лице, но было уже всё равно. Ему не хотелось говорить, не хотелось быть здесь, слушать словесный понос в свою сторону, вообще существовать. — У тебя, если мои догадки верны, неутешительный диагноз, Ремингтон. И тебе нужно держать себя под контролем. Для этого ты здесь, я тебе помогу. «Как же». Психотерапевтка улыбнулась, сложив многочисленные листочки. — Завтра зайди ещё раз, поговорим. Потом, думаю, назначим препараты. — Препараты? — переспросил Рем, подняв взгляд на девушку. — Тебе нужно держать какой-никакой баланс, чтобы существовать, и здесь без лекарств никак, — спокойно пояснила девушка, будто это само собой разумеющееся. Может, это и так, но точно не для Лейта. «Точно овощем останешься». — Давай, иди обратно в класс, скоро уже урок кончится, — засуетилась Костелло, хватаясь за свой мобильный. Рем послушно поднялся с кресла и зашагал к выходу. Он надеялся, что в принципе сюда больше никогда не вернётся. Одной беседы хватило, чтобы понять, что от такой «психотерапии» всем только хуже становится, хотя бы потому что никакой комфортной обстановки здесь и быть не может, как и хоть какой-то ясности. Никто ничего не объясняет — лишь выуживает информацию, записывая к себе, чтобы при любом удобном случае сдать и воспользоваться. Теперь Ремингтон понимал и был на сто процентов уверен в том, что Эмерсон ему не врал. Хоть кто-то. Неожиданно в том числе и для себя, он остановился у двери, когда его ладонь уже была на ручке. Обернулся к девушке. И решился. — А как... Как скоро мне можно будет на свободу? Эш подняла на парня глаза. Глаза, в которых было полно удивления, а ещё Рем разглядел в них насмешку. Она, блять, просто издевалась над ним. Про себя, не так ясно, как остальные, но издевалась. «Смешно ей, сука». — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос. — Не скоро, Ремингтон. Теперь, пожалуйста, иди к себе. «Конечно, сказать же нечего, плешивая тварь». Лейт развернулся и вышел в злосчастный коридор так быстро, как мог, хлопнув за собой дверью. «Не скоро, нахуй. Это мы ещё посмотрим». Он достаточно громко шёл по коридору, уже не оглядываясь и смотря только вперёд. Хотелось одновременно провалиться сквозь землю, чтобы никто его не видел, и чтобы кто-то заметил его, помог и действительно понял, а не сделал вид. Ему просто хотелось быть понятым, чтобы кто-то просто, блять, был рядом. Всё слишком далеко и глубоко зашло. Рем и без того не понимал себя, а теперь запутался совсем, хотя казалось бы... Ему неимоверно сильно хотелось сорвать дверь с петель, но вместо этого он просто с силой её открыл, заставив всех в классе, в том числе и учительницу, замолчать. Он бегло оглядел обстановку, и, заметив своё пустовавшее место, поспешил к нему, закрыв за собой дверь. По классу прокатился шёпот, и один из немногих, кто не обращал на это внимание — Эмерсон. Эмерсон, уткнувшийся в альбом, что-то сосредоточенно выводя хорошо заточенным карандашом. — Так, замолчали! Замолчали! — закричала учительница, стукнув ладонью по столу, и все замолкли, пусть и не сразу. — И, молодой человек, почему без формы? Ремингтон никак не отреагировал на это. Он в принципе ни на что не реагировал. Молча открыл тетрадь, взял ручку, чтобы делать вид, что он что-то делал, лишь бы не трогали. И это сработало. Эмерсон же оторвался от рисования и оглянул Ремингтона. В какой-то момент у него в голове пронеслась мысль о том, что ему уже могли что-то дать принять, поэтому он так себя странно тихо вёл, но всё-таки Барретт больше склонялся к тому, что ему попросту выебали мозг. После этого и не таким ходить можно. Рем, почувствовав что на него смотрят, поднял глаза, и вскоре остановился на Эмерсоне. Барретта совсем не смущало то, что его заметили — ему плевать, и такого понятия, как «стеснение», для него не существовало. Так они столкнулись взглядами и не отрывались друг от друга. Эмерсон сам не знал почему и ждал, кто же сдастся первым, а Ремингтон в это время пытался ответить на собственные вопросы, и самый главный из них: почему тот ему как-никак помогал, а не забил хуй, как остальные? Хотя не скажешь, что ему прям совсем уж не плевать, он же такой же сумасшедший, как все тут. И можно ли назвать это помощью? Что ему нужно? Ремингтон может как-то пригодиться? А в чём? Он же новенький тут, ничего не знает, но в этом, наверное, и есть какой-то плюс... Чёрт, снова запутался. Лейт отвёл взгляд первым, снова уставившись в бумагу. Эмерсон же усмехнулся, задержавшись на парне ещё на несколько секунд, но вскоре опустил взгляд в свой альбом, продолжая выводить карандашом незамысловатое здание. Урок прошёл относительно спокойно, а что самое главное — ни Ремингтона, ни Эмерсона не трогали, возможно в связи с тем инцидентом, а возможно и по другим причинам. Барретта в принципе редко спрашивали, потому что он, несмотря на некую отстранённость от мира, которую можно увидеть со стороны, умел слушать. А если и не слушал, то спокойно отвечал на заданные вопросы, ведь был далеко не глупым. Ну, или вопросы были слишком лёгкими — кому как. Ремингтон пользовался тем, что его не трогали, и лёг на парту, пока спина впереди сидящего одноклассника закрывала на него обзор. Время тянулось невероятно медленно, все успели устать уже за один урок, но прозвенел долгожданный звонок, означавший, что все на какое-то время свободны. Учительница что-то сказала про домашнее задание, но, естественно, никто её не слушал: класс загудел, многие вставали из-за своих мест, кто-то выходил из класса. Женщина вскоре также покинула кабинет, забрав свои вещи. Большая часть класса вышла в коридор, в то время как Реми вместе с Эмерсоном и ещё несколькими «отбросами» остались. Лейт, будучи уставшим, откинулся на спинку стула и потёр лицо ладонями, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Длинноволосый же не отрывался от рисования, ему было плевать на всё вокруг. Ровно до тех пор, пока его не тронут. Ремингтон повернул голову в сторону соседа и задержал на нём свой взгляд. Этот парень достаточно мутный. От него веяло загадочностью, непонятностью — проще говоря, странная от него шла «аура», но в то же время нельзя отрицать — именно она притягивала. Манила. Хотелось разгадать эту ебучую загадку, хоть Лейт и никогда не был в этом силён, но зато был любопытен. За что обычно расплачивался, но он слишком привык к этому. Ремингтону хотелось узнать об этом парне больше. Почему он здесь? Он не выглядит, в отличие от остальных, как тот тип неадекватных, которые бросаются на всех за «не такой» взгляд и прочее, он выглядел мало-мальски вменяемо. Он помогал. Но почему? Почему этот парень такой? Слишком много «почему». А ещё слишком много занимал место в его голове этот парень в последнее время. Пора бы занять себя чем-то другим, а не задумываться о непонятных парнях, которые, так-то, могут быть опаснее других. В тихом омуте — черти водятся, так ведь? Эмерсон как раз был таким омутом. Но каких же чертей он в себе таил? — Долго смотреть будешь? Ремингтон дёрнулся от неожиданно прозвучавшего в тишине хрипловатого низкого голоса. Эмерсон не повернул головы, старательно выводя линию за линией. Лейт отвернул голову, поначалу неловко промолчав. «Молодец, давай, пались дальше». — А что, нельзя? — всё же выдавил из себя Рем. — Глаза выколешь? — Сдались мне твои глаза, — усмехнулся парень в ответ. — Интересно просто, что тебя так привлекло, что ты так долго пялился на меня. — Твои грязные патлы, — огрызнулся Реми, опустив взгляд в пол. Эмерсон не переставал усмехаться. Какой же озлобленный парнишка, даже скорее дикий какой-то. — Специально для тебя пропущу душ, чтобы ты смотрел на них ещё дольше. — Закрой рот. Барретт закатил глаза. Господи, даже не побеседуешь нормально, совсем иронии не понимает. — Обязательно, специально для тебя. Реми на это ничего не ответил. Сообразить какую-нибудь язвительную фразу он мог, но разговаривать сейчас с Эмерсоном в таком тоне не особо хотелось. Не то настроение, особенно после Костелло. Хотя, кажется, оно теперь таким будет всегда. «Ёбанная мать, ёбанная школа, ёбанный Эмерсон».

* * *

После третьего урока всех «старших» учеников согнали в просторную столовую с такими же тёмными стенами и старой плиткой на полу, чтобы позавтракать. Желудок Ремингтона урчал как ненормальный, поэтому он был этому только рад, и был готов съесть всё что угодно, лишь бы не загнуться от голода. Вряд ли здесь всё слишком уж плохо, чтобы выбирать голодовку вместо сытого и более-менее здорового желудка. Сегодня подавали что-то наподобие сэндвича, яблоко, а так же стакан молока, — судя по запаху, не первой свежести. Лейт молча взял свой поднос и отправился за стол для своего класса, отсев подальше от всех, где было свободное место, и где его никто не стал бы трогать. Та самая компания, которая приставала к нему утром, оживлённо о чём-то беседовала, иногда оглядываясь на других. Ремингтон же, в свою очередь, с отвращением смотрел на сэндвич, размышляя про себя, стоило ли ему всё-таки тут есть. — Можно? Голос раздался откуда-то сверху, напротив, и Реми поднял голову. Опять Эмерсон. — А у меня есть выбор? — полюбопытствовал Реми, в чьём тоне, по правде говоря, не было ни капли интереса. Барретт оглянулся по сторонам. Почти все сидели, болтая о чём-то своём; кто-то ел, проглатывая одновременно с пищей свою гордость, кто-то принципиально не ел, а кто-то, как Реми, раздумывал нужно ли всё это, или всё-таки стоит поголодать. Свободное место было только с Лейтом, если учитывать то, что садиться за другие столы их классу запрещено. — Как я вижу, нет. Ремингтон тяжело вздохнул, и кивнул на свободное место напротив себя. — Садись. И Барретт с этими словами занял место, поставив поднос с едой на стол. — Здесь никакой отравы нет? — поинтересовался Рем, продолжая разглядывать не лучшего вида сэндвич. — Я не хочу потом блевать весь день. — Никому не выгодно тебя травить. Просто готовят чёрт знает из чего, здесь за этим контроля нет. — Эмерсон из всей еды взял только сэндвич и откусил. Прожевав, он продолжил: — Лучше съешь хоть что-то, чтобы тебя не наказали. Не обязательно есть всё. — За что здесь не наказывают? — с неким возмущением спросил Рем. — За то, что дышишь, наверное. И то — не уверен. Лейт вздохнул. — Сэндвич нормальный? Эмерсон дёрнул плечами в ответ, погрузившись на несколько секунд в собственные ощущения. Пока что рвотные позывы не давали о себе знать — возможно потому что желудок уже привык, кто знает, — ничего нигде не заболело и в целом ничего плохого не ощущал. На вкус... бывало и хуже. — Ну, пока что ничего такого не чувствую, можешь есть. А молоко лучше не пей. — Это я уже понял. Смирившись с тем, что, возможно, его желудок прикажет долго жить в скором времени, он откусил немного от сэндвича. Вкус, мягко говоря, никакой, но в целом терпимо. Ничего не отвалилось пока что, так что есть, наверное, можно. — А как здесь наказывают, если не будешь есть? — спросил Рем, распробовав сэндвич и снова осмотрев его, будто надеясь увидеть то, что он ранее не мог увидеть. Но ничего. — Это много от чего зависит. Но чаще всего просто лишают еды на несколько дней, иногда на неделю, — спокойно разъяснил Эмерсон, продолжая есть. — А что, хочешь устроить голодовку? — Я без понятия, что лучше здесь, — с отвращением буркнул Рем, всё же продолжив приём пищи. — Ни то, ни другое. Но если у тебя термоядерный желудок, готовый выдержать достаточно времени без еды, то попробуй. Только отношение к тебе будет соответствующее. — Хуже уже некуда. — Поверь, есть куда. Реми удивлённо вскинул брови. — Ты здесь что, всё знаешь? — Я здесь уже несколько месяцев, так что почти. — Эмерсон резко поднял взгляд на Реми. — А что? — Почему же ты тогда ещё, ну, не знаю... Не сбежал? Барретт усмехнулся, на пару мгновений погрузившись в собственные воспоминания. — Это другая история, Ремингтон, и тебя она не касается. Реми в ответ на это отвёл взгляд. Не касается, вот оно как. Побоялся и не хотел этого признавать? Он бы не удивился. Но на этом их разговор был окончен. Посуда с недоеденным завтраком в скором времени ушла поварам, ученики снова разошлись по классам, кто-то — по комнатам. Ремингтон шёл рядом с Эмерсоном, и никак не мог понять, что же в нём такого манящего и одновременно пугающего. Такого, от чего кровь стыла в жилах. От чего он привлекал и был ненавистным одновременно. Эмерсон был другим, а что в нём было другого — этого Рем объяснить не мог. Слишком всё это странное, непонятное и в какой-то степени жуткое, но как будто у них у всех был выбор.