another life

Девушка открывает глаза. Вокруг неё белоснежное пространство, которое слепит глаза. Пустота. Поблизости нет ничего. Она очнулась стоя. Как будто просто моргнула и оказалась в другом мире. Она бродила по пространству неизвестно какое количество времени. Шла всегда только вперёд, никуда не сворачивая даже на сантиметр. Тело совсем не болело. Даже не чувствовалось. Будто просто её душа бродит где-то. В голове мелькали моменты из жизни. Рождение, уход отца, смерти друзей, матери, погони, суд, разведкорпус, 104 отряд, раскрытая пасть титана, долгожданные стены. Добралась ли она до них? Смогла ли выжить? Если смогла, то почему она сейчас не с ними? А если не смогла? Где обещанные церковью врата, распредение в рай и ад? Где она вообще сейчас? Оглядываясь по сторонам, она заметила дверь. Просто дверь, стоящая в чистом белом пространстве. Она подбежала к ней в надежде, что выберется из этих гнетущих тишины и спокойствия. Но за ней ничего. Белая дверь с золотой ручкой, за которой нет никакого помещения. Девушка обошла её несколько раз, чтобы удостовериться в этом. Она медленно потянулась к ручке и открыла дверь. За ней была длинная дорожка, выложенная светло-серой плиткой, которая проходила через темноту, но вела к свету. Ходить непонятно где Анастейше наскучило, и она решила войти в эту дверь. Как только она перешагнула порог и сделала пару шагов, в области груди почувствовала сильные толчки, которые с огромной силой отталкивали её назад и сбивали с ног. Сначала она приняла это как вызов и прилагала большие усилия, чтобы двигаться вперёд. Но вскоре силы стали кончаться, и последний толчок выкинул её из двери. Встав на колени, девушка подняла голову и посмотрела на дверь. Та медленно закрывалась, а дорожка за ней начала рушиться и падать в бездну. Разочарования не было. Не было никаких эмоций вообще. Девушка молча поднялась и продолжила путь в неизвестность, желая найти хоть что-то. ********************************************** Прошло две недели. Никто так и не рассказал солдатам о том, кто лежит в спецпалате. Разговоры среди отрядов потихоньку сходили на нет, а значит отпала надобность оповещать. Всё, что они хотели услышать, додумали сами. За это время боль в душах солдат поутихла. 104 отряд тоже почти смирились с потерей товарища. Все кроме Эрена. С того дня он не предпринимал никаких попыток разузнать у капрала или Ханджи про того солдата и не делал ничего, чтобы узнать об этом самому. Но те доводы кадета, спасенного Анастейшей, каждую ночь не давали ему покоя. Он не помнит, когда последний раз нормально высыпался или ел, так как в столовую его силком запихивают его друзья, чтобы парень не умер с голоду, но он почти ничего не ест и быстро покидает ее. Они периодически вытаскивают его на прогулки или просто поболтать после тренировок, но Эрен почти всегда молчит и никак не реагирует на происходящее, но из вежливости и уважения к товарищам ходит с ними, чтобы не расстраивать их и себя. Единственный, кому не стало легче ни на капельку за эти две недели, это Леви. Он каждый день, по несколько раз, спускается в медкорпус и терроризирует Ханджи расспросами о состоянии Анастейши. После той остановки сердца, о её состоянии он переживает ещё больше. * - Что. Случилось. - твёрдый голос капрала должен был напугать женщину, но она даже не дернулась. - Я тебя спрашиваю, Ханджи. - Сигнал из спецпалаты. Остановка сердца... - как будто выдохнув последние слова из себя, ответила Ханджи. - Мы возобновили сердечный ритм, но в процессе открылось внутреннее кровотечение. Мы долго пытались его остановить и у нас это получилось... Остановка сердца. Внутреннее кровотечение. Аккерману только только полегчало от того, что она чудом выжила, как случается такое. Его нервы на пределе. Эмоции копятся внутри, но не выходят наружу. С каждым днем держаться все сложнее и сложнее. Но он держится. Точнее держался. До сегодняшнего дня. - Как ты смогла допустить такое? - шипя сквозь зубы сказал он. - Это от меня не зависело. Её организм сильно повреждён. Очень сильно, Ривай. Маленькое подростковое сердечко с трудом справляется с этим. - Ханджи наконец убрала руку с лица и села, направив взгляд на капрала. - Её состояние стабильно. Стабильно тяжёлое... Если она будет бороться за свою... - Она уже отборола свое. Те кто лежит без сознания на больничных койках не борются за жизнь. Им совершенно плевать на то, что происходит за пределами их сознания. Они не думают, не надеются. Их жизнь в руках врачей и их организма. Все выдумки про то, что больные хватаются за жизнь - брехня. - Я уже говорила и скажу ещё раз. Я сделаю все, что в моих силах. Леви нужно было куда-то выплеснуть злость на этот мир, что накопилась. Как бы он не обзывал и не шутил над Ханджи, он её любил и уважал. Она его друг и много раз выручала, всегда рядом и помогает. Леви не может сорваться на ней. После её слов, капрал молча покинул медпункт и направился к себе в кабинет. Как только он переступил порог и захлопнул дверь, его накрыли эмоции. Белая пелена опустилась на глаза. Аккерман подлетел к столу и смел одним движением все, что там было. Но этого ему было мало, и он со своей силы ударил в светильник, что преспокойно висел на стене с того момента, как Леви передали этот кабинет. Прибор для освещения комнаты разбился вдребезги. Его осколки разлетелись по всему кабинету, успев поранить руку обидчика. Леви быстро пришёл в себя. Сердце от чего-то бешено колотилось, появилась отдышка. Он сел на кровать и погрузился в свои мысли, пытаясь восстановить сердечный ритм и успокоить бушующий ураган эмоций внутри. * Большинство солдат стали замечать, что капрал слишком раздражителен последнее время. Вся территория разведкорпуса уже блестела и чтобы найти хоть одну пылинку, даже в самых запрятанных местах, было очень тяжело. Но это не останавливало Леви и теперь в наказание, он давал солдатам двадцать "штрафных" кругов по территории разведкорпуса, что было для ребят ещё большей пыткой чем уборка. Капрал сидел в своём кабинете и заполнял бумаги. Он перестал выходить из кабинета без острой надобности. Часть тренировок он обменял с другими капралами и тренерами на бумажную волокиту. Был обычный для него теперь день, но, резко ворвавшаяся в его кабинет Ханджи, сделала этот день особенным. - Хоть кого-нибудь в этом подразделении учили стучаться? - моментально выпалил Леви, но когда увидел, кого принесло к нему в такое позднее время, изменил тон. - Ханджи? Что случилось? Выглядишь взволнованной. - Она... очнулась... - через сильную отдышку выговорила женщина. - Что...? Оцепение. Шок. Осознание. Повторный шок. Три дня назад Ханджи сказала ему, что показатели улучшаются и что к концу недели девушка может очнуться. Но не так же быстро. Секунд двадцать Аккерман сидел в полном непонимании происходящего. После он резко поднялся с места и побежал к выходу из кабинета. От таких неожиданных действий чернильница перевернулась и залила важный документ, но ему было совершенно все равно. Он, словно пуля, пролетел мимо Ханджи, а та в свою очередь помчалась в след за ним. Не сложно было догадаться, куда он так торопится. Рядом с палатой его резко останавливает Ханджи, буквально набрасываясь ему на спину. - Стой! Ты сейчас не сможешь поговорить с ней! - Это ещё почему? - от неожиданности он остановился и подхватил женщину за бедра, чтобы та не скатилась с его спины. - Во-первых, на тебе нет халата, а там все должно быть стерильно, потому что дышать нормально сама она не может. А во-вторых, Анастейша уснула так быстро, что я даже не успела выйти за палаты. - Тогда можно я просто посмотрю на неё? - с надеждой в голосе сказал капрал. - Только недолго. - Ханджи слезла с него, поправилась и протянула ему халат. - На. Накинь. - У тебя все это время в руках был медицинский халат? - Я предполагала, что будет после того, как я сообщу тебе. - женщина подмигнула ему. - Иди. Аккерман молча поблагодарил Ханджи кивком и подошёл к палате. С трепетом открыв дверь, он зашёл туда, как в первый раз. Девушка лежала на оборудованной койке. К ней подключены куча приборов, дыхательные пути закрыты прозрачной маской, из которой подаётся кислород в её лёгкие. На маленьком мониторчике показан сердечный ритм, который с каждым ударом сердца сопровождается звуком, пульс и давление пациентки. В правой руке капельница с каким-то препаратом. Девушка лежит с закрытыми глазами и прерывисто дышит. Её дыхание похоже на дыхание заядлого курильщика. Щеки впали, лицо бледное и измученное, почти все тело в бинтах, включая голову и левую ногу. На открытых участках тела шрамы от ссадин и порезов и фиолетово-желтые гематомы. Смотреть на неё было невыносимо. Такая хрупкая девочка перенесла столько физической и моральной боли, но все ещё жива. Сколько раз её пытались вогнать в могилу разными способами и не смогли. Сама судьба столько раз ставила ей преграды на пути, но она справлялась с ними. Даже с самыми сложными девушка справлялась и, самое главное, никогда не жаловалась. Сколько бы её не нагружал сам капрал, в какие ситуации бы она не попадала, никогда не жаловалась. Эта особа проходила все испытания с улыбкой и гордо поднятой головой. Сколько солдат жаловались на изнурительные тренировки и жестокие наказания, на травмы полученные в бою и свою "нелегкую" судьбу. Леви знал одного человека с самой нелёгкой судьбой на этом свете. Это Анастейша. Ей всего семнадцать, а точнее неделю назад исполнилось восемнадцать. Но эта девушка уже успела увидеть, казалось, все самое ужасное, что видел он за свои годы. И провела она этот праздник в коме и компании капрала, который просидел пол дня рядом с ней, а вечером принёс ей букет свежих ромашек в пустующую комнату в корпусе солдат. Он не знал её любимых цветов теперь, но в детстве эта непоседа с каждой прогулки тащила домой грязную, потоптанную ромашку и обещала, что вылечит её своей любовью. Чтобы не расстраивать ребёнка, Леви, до её пробуждения, рано утром ходил на базар и покупал чистую ромашку. Она так мило радовалась, когда видела, что ее ромашка выздоровела. Аккерман хотел бы для неё всего самого наилучшего, хотел бы облегчить её состояние, принести хоть каплю счастья в её жизнь, но не знал как. Что может обрадовать её? Чем он, такой никудышный отец по своему мнению, может порадовать дочь, которую бросил в детстве? Он не был рядом, когда был нужен. Но рядом сейчас. Когда ей совершенно плевать на него. Своего родного отца. Он не хочет рассказывать ей о родстве. Боится. Боится, что она возненавидит его ещё больше. Может она и говорит, что хотела бы узнать о его жизни, но детская обида должна затаиться в её сердце. И вот он сидит перед ней. Его глаза на мокром месте. Леви держит её за руку и первый раз за свою жизнь молится, чтобы его родная дочь выжила.