Быстротечность

— Пойдем со мной, — прошептали ему на ухо. Капитан быстро обернулся, но никого не смог разглядеть. Он попытался побежать в сторону голоса, но босые ноги застревали в мокром песке, а морские волны так обжигающе касались его щиколоток. Ну где же его прекрасное видение, не мог же он пропасть. Нет, он приходил к нему каждую ночь в беспокойных снах, будоража естество, заставляя забыть и о команде, и о награбленном, и обо всех мирских благах… — Какаши! — неожиданно кто-то схватил его за руку, и они оказались уже не посреди моря, а на высокой скале, где выл ветер. О боги, это был он, прекрасный принц из снов. Его смуглая кожа становилась бархатно-красной в лучах заходящего солнца, длинные волосы цвета вороньего крыла развевались, словно самый дорогой атлас мира, а его глаза… Это было второе море, они затягивали на дно, не давали покоя ни на секунду, вынуждали кровь застыть в жилах от страха и неописуемого восторга. — Какаши, милый мой, — опять эта улыбка, у капитана уже не было сил сдерживаться, только бы поцеловать, обнять, прикоснуться хоть разок… — Какаши, якорь тебе в глотку, харэ одеяло слюнявить! — прилетело ему в ухо вместе с дырявым ботинком. На корабле лишь один Генма мог так своевольно общаться с капитаном, за что иногда появлялось неугасаемое желание его утопить. Однако, что поделать, старая дружба и в воде не утонет, и в огне не сгорит, чтоб он подавился ядовитой медузой. Кряхтя, поднялся Хатаке со своей койки, не забыв стукнуться головой о низкий потолок и по привычке потрогать шрам на лице. Глаз он потерял очень давно в одном сражении, но привычка каждый раз трогать левую сторону лица приелась на всю жизнь. — Опять суженый-ряженый снился? — хмыкнул Генма, перекатывая во рту спицу. То, что их капитану не давал покоя морской принц из сновидений знала вся команда. В считанные дни это стало их отдушиной, позволяя уставшим морякам, месяцами не видевшим землю, хоть как-то развлечься. Ставки повышались день ото дня, байки становились все мудренее, а старая матросская песня затихала лишь во время трапезы и сна. Хатаке безобидно пригрозил старпому кулаком, натянул повязку на глаз и вышел на палубу. На минуту солнце ослепило его, но капитан продолжил свой путь к носу корабля. Там его уже заждался квартирмейстер Асума. Не торопливо дымя трубкой, этот грозный бородач отмечал что-то на карте и, казалось, полностью увлечен этим процессом. — Йо, — хлопнул друга по плечу Какаши, сам находу затягивая папиросу. — И тебе не хворать. Что-то ты бледный, нареченный не дал в губки поцеловать? — хмыкнул Асума, но после вполне заслуженного удара по затылку тихонько прыснул в кулак. — Ладно, у нас тут дельце одно намечается, слушай внимательно… — Скоро придёт Веллерман! — Принесёт нам сахару, чай и ром! — Когда-нибудь, когда кончим разделку! — Мы соберёмся и уйдём! Какаши не мог больше слышать эту песню, не мог больше радоваться вместе со своими матросами. Все мысли возвращались к тому дню, когда они с Асумой стояли на носу корабля, и Какаши заметил Его. Ангела, черта, бога, его сокровище, его ненаглядного дельфина. Он был там, в воде совсем рядом с судном. Он не сон, он ждёт его, своего капитана. Хатаке перестал есть, перестал выходить из каюты, лишь бы урвать ещё минутку сна, чтобы спросить у него, куда плыть. Он готов путешествовать до смерти, готов переплыть все океаны, все моря, куда угодно приплыл, только бы оказаться рядом с ним. Прижав подушку к лицу, Какаши глухо закричал от чувств, переполнявших его. Он хотел к своему ангелу, хотел его сжать в объятиях, поцеловать и никогда не отпускать. Ну почему, почему он застрял на этой посудине. Нет, если он оставит все так — Ируки ему не видать. — Хатаке, что значит «я распускаю команду»?! Тебя бутылкой по голове ударили или сам с палубы свалился? — Генма истерично ходил из одного угла в другой, грызя спицу. — Ты нашёл нам замену? Кто это? Водоросли? Лангусты? Кто, разрази тебя гром?! — не выдержав, старпом ударили со всей силы кулаком по столу, отчего тарелки полетели на пол, а несколько щепок вонзились прямо в руку Ширануи. — Потому что вы тянете меня на дно! Я не смогу сделать этого с вами, вы лезете под руки! — опухшие глаза, обросшие патлы, грязная одежда, местами лоскутами свисавшая с тела. Он обезумел. Какаши Хатаке — гроза ста морей, пират, не боявшийся ни шторма, ни штиля, пережив ад на земле, обезумел от любви. К кому? К выдуманному мальчонке? — Так, Какаши, давай мы успокоимся и спокойно поговорим. Ты не будешь распускать команду. Мы сейчас спускаемся на берег и идём в больницу. Или лучше в бордель. Да, точно, у тебя просто давно никого не было. Из-за ты выдумал себе сладкую утеху, но не волнуйся, мы найдём для тебя смугленького мальчика, может даже с шра… — Генма не успел договорить, пригнувшись от летящей в него бутылки. Тут его резко схватили за рукава, и на него уставилась зияющая глазница, не прикрытая повязкой. — Ещё раз… — тяжело хрипел Какаши, сжимая одной рукой горло Ширануи, — ещё раз, блядь, ты что-то вякнешь — на корм акулам пойдешь тут же. Собирай команду и валите нахуй отсюда на все четыре стороны. Медленно разжав руку, Хатаке повернулся к койке и упал на неё. Они ничего не понимают, Ирука существует и ждёт его. Какаши найдёт своего ангельчика, обязательно. И они будут вместе, счастливы. — Да чтобы проклятый осьминог выпил весь ром в твоем желудке, — злобно прошипел Генма, потирая шею и поднимаясь на палубу. Ребят ждёт очень нелёгкий разговор. Волшебные чары на сердце его, А разум как будто в тумане. И в штиль, и в шторм он на корабле. Дыханье любви тянет камнем на дно, Лаская большими волнами. Итог не простой истории той: Разбился корабль в грозу о крутую скалу. Между собой говорят моряки: В тот день, после грозы, Видели, как плыли в море они Вместе…