Быстротечность

Тогда спросил Ганглери: «Почему так несхожи меж собою зима и лето: лето жаркое, а зима холодная?» Высокий отвечает: «Умный человек не спросил бы этого, ибо всякий может об этом рассказать. Но если уж ты столь малосведущ, что об этом не слыхивал, достойно похвалы, что ты предпочел задать один неразумный вопрос, а не оставаться невеждою в том, что следует знать всякому. Отец лета зовется Свасуд, он ведет безмятежную жизнь, и потому его именем называется также и все приятное. Отца же Зимы называют когда Виндлони, а когда Виндсваль. Он сын Васада, и все в их роду жестокосерды и злобны. Вот почему у Зимы такой нрав». Видение Гюльви. Младшая Эдда

Жители Зимы всегда славились своей холодностью и неподступностью. Никогда они не покидали своего ледяного королевства, никогда не интересовались солнечным светом и зеленой травой, что можно было найти на границе двух сезонов. Северянам был запрещён вход туда, их удел был бескрайний пейзаж замороженных гор, озёра, что всегда были спрятаны под толщей льда да огромные сугробы, что не пройти и не переехать. И так было до тех пор, пока не родился в стране вечного холода мальчик, что согревал своим теплом замёрзшие сердца. Мальчика назвали Какаши и с самого начала его жизненного пути начались испытания. Как иначе могла пройти жизнь бедного Хатаке, уже на второй день потерявшего мать? Однако было в нем нечто странное, смежное с другими северянами. Не зря, видимо, ходили слухи, что матушка его была потомком великанов, чья сила поражала человеческое сознание. Мальчик рос не по дням, а по часам, был невероятно крепок здоровьем, смекалист и удивительно любопытен. Отец души в нем не чаял и баловал мальчика рассказами о соседях, легендами про богов из Асгарда да храбрыми песнями о воинах Скандинавии. Но больше всего Какаши любил слушать про страну Лета и Весны, где плачут берёзы и их слёзы впитывают мягчайшие мхи, где птицы поют свои колыбельные по вечерам, где пчелы торгуют своим сахарным мёдом. Но сколько бы не умолял волчонок отца сводить его в эту райскую страну, чтобы самому вкусить дары Бальдра, мудрый и добрый Сакумо всегда мрачнел и становился неразговорчивым. А однажды, когда сердце юнца уже разрывалось от желания вдохнуть запах таких далёких и сказочных цветов, когда рот его сам по себе обозвал Родину свою могилой для кузнеца мысли, тогда познал Какаши всю злобу отцовскую и силу руки его несгибаемой. После этого раз и навсегда уяснил Хатаке, что нет ему хода из Зимы, что легенды навсегда останутся легендами, а он так и продолжит жить в холодных неприветливых владениях Улля. Много лун после этого сменилось на небосводе, возмужал некогда щуплый Какаши, стал настоящим воином, но сердце его все оставалось мягким. Отец все также любил и баловал сына, позволяя тому уходить одному на охоту почти к самой границе. Не думал старик, что Какаши сможет совершить безрассудный поступок, не мог поверить, что он предаст свои родные земли, но сыграла судьба с ним злую шутку. Раз не выдержала душа юноши порыв мечтаний, не смог сдержать детское любопытство: на очередном отстреле уток одна птица упала ровехонько за границу Лета. Отозвав собак, Какаши, быстро оглядевшись и натянув капюшон сильнее на лицо, скользнул он под кроной деревьев, никем не замеченный, и замер в очаровании. Нога не чувствовала больше привычной мягкости снега, не было скользкого льда и колючего холода, была непривычная свежесть, тепло лучей солнца, никогда так не светившее у него дома и, практически, удушающий букет цветов. Какаши протянул руку к нежно-желтому цветку и сердце его заполнила такая радость: не осязали огрубевшие от стали пальцы до этого ничего нежнее. Глаза слезились от изобилия красок, волосы, что не скрывала больше накидка, растрепались от ветра, а Хатаке чувствовал себя как никогда счастливым и свободным. Что-то точно стало не так, волчье чутьё подсказывало. Какаши уже хотел было развернуться, но что-то холодное уперлось ему в шею. Дыхание участилось, мурашки пробежали по всему телу, на шее вздулась жилка. Медленно разогнувшись, Какаши стал аккуратно разворачиваться лицом к потенциальному убийце, который имел полное право здесь и сейчас срубить эту белокурую голову с плеч за нарушение границы. Наконец, повернувшись полностью, северянин опустил голову вниз и, к своему удивлению, увидел женские ноги в крепких кожаных ботинках. Резко вздернув головой, Какаши готов был поклясться, что сердце его остановилось. Перед ним стояла асоподобная валькирия, с чудеснейшими длинными волосами, что так походили на чернозем, прекраснейшим лицом и шрамом, пересекающим переносицу. В руке валькирия держала копье, наконечник которого упирался в кадык юноше. И понял Какаши, что убит. Не физически, нет, он убит красотой, его пронзила стрела взгляда, яростно брошенной в него, и будет навсегда пленен он ею. Как видно, Норны спутали не только полотно Какаши, предсказав, что встретятся две души, разделенные богами, потому что валькирия чувствовала то же самое. Медленно убрала она копьё от горла человека, отступила на два шага и с вызовом посмотрела прямо в глаза. Звали её Ирукой, дочь конунга и посланица Одина, ставшая воительницой из-за неразделенной любви. Презирала она после этого всякие симпатии, славилась своей справедливостью и неприступностью, но спутал ей все дороги один воин северной земли, так яростно жаждующий тепла лета. Долго разговаривали две нашедшие друг друга души, не могли наговориться вдоволь, но время неумолимо двигало их к расставанию. Тогда, вопреки всем своим принципам, некогда свирепая валькирия пообещала возлюбленному победы в битвах и славную жизнь после смерти в Вальхалле. Тогда Хатаке, преклонив пред девушкой колено, поклялся перед асами и ванами в вечной любви, что не сможет разрушить самый крепкий меч. Ирука обещание сдержала, в какие битвы не отправлялся теперь Какаши, всюду победа шла за ним по пятам. Хатаке же каждый поход посвящал своей деве, захватывая новые земли, заставлял местных мастериц вышивать гербы с ликом его возлюбленной. Но каким бы наивным и добрым ни было сердце воина, его легко было обмануть. Зазнался спустя столько побед Какаши, стал пропускать назначенные встречи с валькирией, предпочитая теперь общество смертных женщин. Перестал он и благодарить свою победоносную Ируку, что не побоялась предстать пред Одином, когда тот прознал про их уговор. Какаши начал терять себя в вечных пьянках и кутежах, а Ирука все яснее и яснее понимала, что больше ничего не значит она для некогда храброго воина с Зимних земель. Но самое страшное и больное для Ируки случилось тогда, когда узнала она о предстоящей свадьбе Какаши и норвежской принцессы. Теперь уж окончательно перестало трепетать сердце юной девы, перестали забавлять надежды, все наваждение сгинуло. Поникла головой дочь конунга, склонила колени перед сестрами своими и, от стыда, сквозь зубы просила простить её. А Какаши в это время упивался сидром, привезенным специально к свадьбе, наслаждался поставленным шоу и шутками соратников и не забывал бросать жаркие взгляды на новую королеву. Не вспоминал он уже давно, благодаря кому оказался здесь, благодаря кому смог он возложить себе на голову корону. Все это было забыто как и клятва его перед богами. Неожиданно, кто-то дернул его за рукав. Обернувшись, Какаши еле остановил пьяный взгляд на сгорбленной фигуре старца, который, кажется, просил ночлега. Лицо старца было укрыто капюшоном, но было понятно, что он слеп на один глаз. Ничего не ответив, Хатаке обернулся в поисках чего-нибудь тяжелого, а как нашел, швырнул незамедлительно прямо в старика. Смех разнесся по всему залу, остальные, не желав отставать от короля, начали кидать объедки, кубки, сапоги, да и что в руки первое попадется. Для Какаши это была шутка, но не знал он, что закидал на своей свадьбе помоями основателя миров, не знал он, что наблюдавшая за ним валькирия раз и навсегда зареклась больше не доверять никому из человеческого рода, а отец, уже давно прославленный в Вальхалле, грустно качал головой, осознавая, что больше никогда не увидится с сыном.