Strangers in the night.

      Оказавшись внутри тёмного и сырого подъезда, Сэм начинает потирать отчаянно покрасневшие щеки. «Дурак, дурак, дурак…» — Винчестер тихо бубнит себе под нос, сильно жмурясь, поднимаясь по грязным ступенькам, почти на ощупь добираясь до двери. Квартира встречает его тишиной, мраком и пустотой. Сэм стягивает мокрое от снега пальто и снимает, наступая на задники, ботинки. Щёлкает выключатель на кухне, а Винчестер задумчиво-грустно смотрит на клеенку в цветочек на столе. На душе спокойно, с одной стороны, приятно и воздушно от прекрасного вечера, а с другой тоскливо, что все закончилось, что квартира пустая, и рядом нет человека с коньячными глазами и безумно красивой улыбкой. На этой мысли Сэм растерянно хватает пачку сигарет со стола и, плюхаясь на диван, прикуривает, схватившись одной рукой за волосы. Вечер был удивительный, спокойный и атмосферный, полный Габриэля. Очень много Габриэля. Красивого, остроумного, забавного. Винчестер мотает головой, прогоняя навязчивые мысли, вдыхая-выдыхая горький дым. Парень задумчиво смотрит в стекла, мутно отражающие кухню, и, держа сигарету между пальцев, встаёт из-за стола, выключая свет и возвращаясь на свое место, любуясь изгибами белых сугробов. Снег идти перестал и на город опустился ночной морозец, снеговые тучи разбежались, очищая иссинячерное беззвездное небо. Сигарета зависла у губ, дотлевая, а голова Сэма опустела от мыслей, на глаза и виски давила усталость.       Затушив сигарету, Сэм поднялся с тихим ворчанием и, потирая лоб, поплелся в комнату, чтобы переодеться в домашнее и отрубиться, укутавшись в одеяло. ***       Сэм устал, глаза неприятно кололо, лежащие на столе диалоги Платона смотрели с издевкой своими жёлтыми листками с мелким шрифтом, а нужное количество вордовских страниц никак не набиралось. Домашка по философии никак не шла, а кофе в доме заканчивался с удивительной быстротой. Даже растворимый.       Парень раздражённо громко выдохнул, опуская голову вниз, запутываясь руками в нерасчесанных длинных волосах. Где-то в квартире неумолимо тикали часы, а в голову Сэма лезли не великие философские рассуждения, а парень с коньячными глазами, который молчал уже два дня с последней встречи. Парень поднял глову, чуть оттягивая свои волосы, кидая взгляд на молчащий телефон, чёрным кирпичом лежащий на столе, давящий на Сэма одним своим существованием. — Может… Написать? — Винчестер мотает головой: Гейб не писал, значит, их история закончилась.       Скрипя стулом, Сэм поднимается из-за стола, потирая уставшие глаза, поправляя полы потрепанного махрового халата, надетого поверх футболки и треников в попытке словить хоть немного тепла.       На кухне звякает посуда в раковине, Сэм медленно начищает губкой старую почерневшую от времени и масла сковородку. В квартире слышно лишь тикающие часы и шум воды. Сэм поджимает губы, съедаемый мыслями. Сковородка постепенно очищается, за ней идёт тарелка, лопатка, три кружки и край футболки, неаккуратно залитый водой. Босые ступни постепенно пронизывает холод, исходящий от пола, тапки валяются забытые под кроватью, а Сэм недовольно дуется на парня, которого видел два раза в своей жизни. «И когда успел до такого докатиться?» — Винчестер растерянно выключает воду, стряхивая кистями капли воды, и смотрит на опустевшее дно металлической раковины.       Где-то в спальне трезвонит телефон, и Сэм, забив на свою честь и гордость, несётся на звон, шлепая босыми ногами, хватаясь рукой за громко бьющееся в ушах от волнения сердце. Винчестер хватает телефон и разочарованно вздыхает, отвечая на звонок, ругая себя мысленно за такую глупую, детскую наивность. — Да, Кас? — Сэм, — по голосу слышно, как ласково улыбается Кастиэль, и Винчестер просто не может не улыбнуться себе под нос. — Как дела? Я совсем забыл спросить как там твой поход в магазин с моим братом.       Сэм прикусывает губу, обдумывая ответ, усаживаясь на кровать. — Ну, мы сходили на ярморку, купили подарки — даже не думай выпытывать, что мы купили — я проиграл пари, Гэйб, — Сэм почему-то смутился, называя Габриэля сокращённо. — Гэйб в качестве желания пригласил меня в заведение к его другу и… — Сэм, — Кас вздыхает на сбивчато-быстрый поток слов. — Ты тараторишь. — А, да, — парень растерянно смотрит на одеяло, внимательно изучая узор. — Кстати, где Дин?       Кас хмыкает. — Ушёл в магазин. А мне было жутко интересно узнать не замучил ли тебя Габриэль, он довольно… — Кастиэль замядся, подбирая слова. — Довольно настойчивый, навязчивый даже, хоть я и сам предложил тебе его компанию, я переживал…       Сэм улыбается на это. Конечно, конечно Кас переживал. Это же Кас. — Всё в порядке, он славный, — он не замечает, как губы растягиваются в идиотской улыбке.       Кастиэль по ту сторону провода, как будто выдыхает. — Славно, это славно. — Как там ваш отпуск? — он сосредоточено собирает катышки с одеяла, сидя по турецки и немного скрючившись. — О, ну, мы спим, едим, смотрим кино, знаешь, как все обычные парочки, — Новак приятно смеётся. — Давно я не чувствовал себя таким счастливым, Сэм.       Винчестер не может сдержать улыбки. — Я так рад, Кас, что Дин встретил именно тебя, он… — парень прикусывает губу, думая над словами. — Он действительно светится…       Телефон неприятно жужжит на ухо. Сэм, поморщившись, отстраняет руку от уха, и в этот момент ему кажется, что весь воздух покинул лёгкие. — Прости, Кас, я перезвоню, — он говорит быстро и немного растерянно, переключаясь между звонками. — Габриэль?       Сердце забилось чаще, он невольно выпрямился, натянулся струной, как будто это поможет ему лучше сосредоточиться. Голову моментально наполнил безумный рой беспорядочных мыслей, которые в безумном урогане кружили, дезориентируя. — Сэмми, — приятный, сладкий голос расстягивает гласные. — Я знаю, ты скучал, я не звонил, все дела, — Гейб делает перерыв, как если бы ему было тяжело говорить. — Но пожалуйста, выгляни в окошко. Это странно, но оно того стоит.       Вызов сброшен, а ничего не успевший сообразить Сэм подскакивает на кровати и, как есть в футболке, трениках и халате, выбегает на балкон, внимательно изучая освещенную конусами фонарей улицу. Почти сразу его глаза широко распахиваются: прямо под его окном стоит Габриэль Новак, одетый в одну лишь рубашку и с гитарой на перевес, явно замерзший, но самодовольно себе улыбающийся. — Сэмми, — Гейб элегантно поднимает руку в приветствии. — Только сегодня и только для тебя.       Пальцы уже значительно подмерзли, но это не мешает Новаку зажать аккорд. Он играет вступление, изредка лукаво поглядывая на Сэма, который может поклясться, что не видел ничего прекраснее, чем Габриэль сейчас.       Играющий парень набирает побольше холодного воздуха в лёгкие и начинает петь. — Why do robins sing in December? Long before the springtime is due? — Голос Габриэля приятный, немного гнусавее, чем у Бальта, и чуть ниже, пронизанный хрипоцой, но Сэм боится сделать вздох, лишь бы не вспугнуть момент. — And even though it's snowing Violets are growing I know why and so do you.       Ночь выдалась безоблачная, морозная до покалывания в пальцах, но Сэм действительно ощущал на щеках дуновения весеннего ветерка. Или это румянец? — Why do breezes sigh ev'ry evening Whispering your name as they do? And why have I the feeling Stars are on my ceiling? I know why and so do you, — они смотрят глаза в глаза, Гэйб обворожительно улыбается, подмигивая, Сэм готов рассмеяться от нелепости и счастья. — When you smile at me I hear gypsy violins When you dance with me I'm in heaven when the music begins.       Сэм знает слова от начала и до конца, черт, он смотрел «Серенаду» добрые десять раз, и сейчас эта песня, его любимая песня, звучит в исполнении парня, хитрого, весёлого, немного наголого Габриэля Новака, который, кажется, плотно засел в сэмовом сердце. — I can see the sun when it's raining Hiding ev'ry cloud from my view And why do I see rainbows When you're in my arms? I know why and so do you — Гэйб смотрится безумно красиво в своей чёрной рубашке под жёлтым болезненным светом фонаря, на фоне снега, который искрится и сияет, и укрытый тёмным, иссинячерным небом на котором белыми точками скупо поставлены звезды. — I know why and so do you.       Голос Габриэля заметно дрожит на последних строчках, и Сэм, опомнившись, выбегает с балкона, несётся через всю квартиру, наскоро надевая ботинки, наступая на задники и вылетает на улицу, где его ждёт Габриэль с посиневшими от холода губами. — Ты такой идиот… — Сэм недовольно бурчит, затаскивая замерзшего, ничего не понимающего Габриэля с гитарой в квартиру.       Они заходят в тёплое нутро квартиры, Винчестер утаскивает все ещё молчащего Гейба на кухню, усаживая на диван. — Там же такой дубак, как ты додумался в одной рубашке стоять, — Сэм тихо причитает, а на губах виновника расцветает довольная улыбка. — Я же обещал спеть тебе серенаду под окном, Сэмми, не мог же я сделать это в куртке, вся романтика бы порушилась, — парень потирает замерзшие руки, пытаясь отогреть болящие пальцы.       Сэм чувствует тепло румяца на ушах и, стараясь это скрыть, удаляется в комнату под лукавым и понимающим взглядом Гейба. Возвращается Винчестер с пледом в руках. — На, укутайся, пока я грею чай, — Сэм старается не смотреть парню в глаза, румянец распозается дальше, захватывая шею и щеки. — В такой мороз… — Тебе же понравилось, Сэмми, признай, — Габриэль заползает в тёплый кокон пледа, оставляя на ружу лишь голову с покрасневшим носом.       Винчестер не оборачивается, ставя в гнездо чайник. — Серенада солнечной долины, Гейб, это было великолепно, — он смотрит на кофейный кружок от кружки на столешнице. — Я прям заслушался. Ты умеешь играть на гитаре?       Гейб хихикает, потирая щеки. — Вообще-то, нет. Учил эту песню последние два дня, честно, пальцы безумно болят от струн.       Сэм наливает в кружку заварку, слушая сытое жужжание чайника, после разворачиваясь. — Ты сумасшедший, — глаза Винчестера полны веселья, губы непроизвольно расползаются в улыбке. — Но это было прекрасно.       Габриэль довольно улыбается, шмыгая носом. В коньячных глазах плещется безумный коктейль из радости, удовлетворённости и нежности. Выгляжящий так по-домашнему, расстрепанный, немного сонный Сэм, хозяйничающий на кухне, разливающий кипяток из вскипевшего чайника по кружкам, заставляет наполненное уютом сердце биться чаще. Кружка тихо ударяется о стол перед Габриэлем, Сэм усвживается на стул напротив, обхватывая ладонями кружку, согреваясь. — Если честно, — Винчестер смущённо смотрит в заполненное чаем чрево кружки. — Я думал, что наше общение закончилось или типа того, — взгляд на секунду поднимается на удивлённое лицо Габриэля, почти сразу возвращаясь вниз. — Ты не писал, и я думал…       Гэйб ласково улыбается. — Сэмми, я не мог забыть о тебе даже если бы очень захотел, — парень хмыкает. — О тебе очень сложно не думать, знаешь.       Отступивший румянец снова возвращается, Сэм прикусывает губу, чтобы наружу не просочилась идиотская счастливая улыбка: о нем помнили, о нем думали, и не кто-то, а Габриэль Новак, который сейчас сидит напротив, укутанный в плед, осторожно отпивающий горячий чай. — Может быть… — Сэм поворачивается, задумчиво изучая взглядом полки. — Ты хочешь чего-нибудь сладкого? Я не особо такое ем, но где-то должен был быть шоколад, правда, горький, но… — Сэмми, — Габриэль довольно жмурится, постепенно согреваясь. — Всё в порядке, мне подойдёт и горький.       Винчестер кивает, поднимаясь со стула, подходя к кухне и выуживая от куда-то завернутый в фольгу шоколад. Он ломает его в руках, раскрывая и опуская на середину стола. — Ты сам учился играть? — Сэм кивает на стоящий в углу кухни инструмент. — Не совсем, — Габриэль закидывает кусочек шоколада себе в рот. — Мне немного помогал Бальти. С костюмом, кстати, тоже.       Сэм хмыкает. — У него отличный вкус, но нужно будет прочтитать ему лекцию о соответствии одежды погоде, — он бурчит себе под нос, держа кружку с чаем на весу.       Новак смеется, запрокидывая назад голову. — Скажем так, это было совместное решение.       Они сидят в уютной тишине, нарушаемой звуками глотков и шуршанием фольги. Тепло приятно окутывает, успокаивая и навевая дрему, они жмурятся довольно, как два больших кота, переглядываясь иногда, общаясь одними глазами, прекрасно друг друга понимая, ощущая всем телом умиротворенность, спокойствие и комфорт. Тишину нарушает Гейб. — Ты прости меня, я заявился к тебе под вечер, наверняка отвлек, — почему-то он совсем не выглядит раскаивающимся.       Сэм фыркает. — Единственное, от чего ты меня отвлек — это домашка по философии и разговор с Касом. — Ну, Кас потерпит, — Габриэль медленно выпутывается из кокона пледа, который постепенно начинает становиться слишком теплым. — Тогда, я рад, что спас тебя от домашки, — коньячные глаза чуть щурится, смотря на часы. — Что ж, Сэмми, боюсь, мне пора.       Винчестер расстроенно сводит брови. — Но ты только пришёл… — Прости, — Габриэль выглядит действительно виновато. — Мне нужно кое-что сделать по работе, чтобы быть свободным во время праздников.       Сэм вздыхает и поднимается со стула, забирая чашки. — Конечно, я понимаю… — Сэмми, — их глаза встречаются: ласковые коньячные и расстроенные зелёные. — Я буду тебе писать, к тому же у меня есть ещё несколько идей, как нам провести время вместе, что скажешь?       Винчестер кивает, утыкаясь взглядом в пол. Они выходят в коридор, Сэм терпиливо ждёт, пока Габриэль натянет ботинки и устроит за спиной гитару на ремне.       Они стоят друг на против друга, между ними не больше трех шагов, Сэм неуверенно мнется, не уверенный что сделать, Габриэль спокойно смотрит на парня напротив. — Ну, до встречи, Сэмми?       Винчестер поднимает глаза на лицо Габриэля, метаясь от глаз к носу, к волосам, а после к губам, уже не синим, покрасневшим от тепла и горячего чая, не полных, длинных, растянутых в улыбке, и не может сдержать прорыва своего тела, сокращает расстояние между ними, наклоняется, косаясь чужих тёплых, губ, ощущая внутри ураган и бешено бьющееся сердце. Рука Габриэля поднимается, оглаживая сэмову щеку, губы считают чужие, между ними плавает вкус чая и горького шоколада. Поцелуй неглубокий, они просто косаются друг друга, немного двигая губами, но у обоих в голове приятная пустота, фейерверки и бьющая в ушах кровь. Они отрываются друг от друга: красный от смущения Сэм и довольный до невозможного Габриэль. — До встречи, Сэмми, — голос предательски хрипит, но Габриэль сладко улыбается, закрывая дверь.       Сэм щёлкает замком, припадая горячим лбом к холодной двери, стараясь переварить свои эмоции, переплоняющие его. — Твою мать, — он улыбается счастливо, тихо смеясь. — Твою-то мать.