Вечная любовь

Рома. — Подъём, Саша-а! Врывается ко мне в сон женский голос, я что, сменил мелодию будильника? А причём здесь Саша? — Сына, подъё-ом… — меня тормошат за плечо. Вскакиваю, смотрю на незнакомую женщину, я в ахуе… Ко мне вломились в квартиру? — Вы кто?! — кричу голосом потерпевшего. — Как вы проникли ко мне в дом?! Я сейчас полицию вызову! — Полицию? Опять с Ванькой в видеосалон ходили? Господи, куда мир катится-а понавезли иностранщины в страну-у… одни спекулянты сплошь и рядом… Я, в охуении, слежу за передвижениями вторженки, которая копалась, на данную минуту, в недрах старого шифоньера. Что? Какой нах… это я где?! — Это я где?! — ору, верчусь на полуторной кровати, здесь нет ничего моего, чужая квартира! — Что с тобой? А ну… — в одно мгновение эта мадам оказывается возле меня и прижимается к моему лбу губами, я дергаюсь от неё в сторону, со всей дури бьюсь головой об стену и шипением погружаюсь в темноту. Прихожу в себя от резкого запаха нашатыря. — Ну-с, молодой человек… — рядом со мной, на стуле у кровати, сидит мужичок, годков под шестьдесят, в белом халате, в белом колпаке, с бородкой и в круглых очочках, бля, айболит, твоюжмать, — как себя чувствуем? — Нормально… — кажется у меня поехала крыша, смотрю по сторонам, всё та же незнакомая обстановка. — А я где? Рядом, над головой, раздаётся всхлип, перевожу взгляд, опять эта женщина. — Доктор, что с ним? — задаёт эта особа вопрос, смотрю на мужика. — Хм… — потирает рукой свою козлиную бородёнку. — Что? Трудно сказать, но если учесть, что он ушиб голову и потерял сознание… Что-то с памятью… — и уже ко мне. — Накануне ничего не принимали, не пили? — Я не пью… — в ступоре отвечаю, — и не принимаю. Докторишка смотрит, видимо всё же на хозяйку дома, та сложила руки в молитвенном жесте и усердно кивает, вертит головой, подтверждая, что не пью, не принимаю. — Вот что… какой-то диагноз сейчас поставить сложно, вы ему валерьяночки подавайте, ну и на свежий… — мужик ещё, что-то бубнил, а у меня вертелись колёсики в башке, что я либо того, либо… либо, хуй его знает, что либо… Как я здесь оказался? Вчера дома я сидел на своей кровати и читал Женино стихотворение и… а вот, что после «и» неизвестно. Ну, не сплю же я в конце-то концов?! Щипаю себя за руку, блин, больно… Бред какой-то. Так… буду выяснять по мере поступления проблем, ага, а проблема уже есть… значит, как-то буду разматывать клубок мелкими шагами, как минёр ползком по минному полю… ох, ты ж, во меня несёт… и несёт не пойми куда. Ага, несёт меня лиса, за высокие горы, тёмные леса, петушок помоги… Тьфу, чтоб тебя! Пока я мысленно медитировал и нёс про себя всякую хуйню, помещение опустело, где-то хлопнула дверь и на пороге комнаты нарисовалась хозяйка, смотрю на неё, а она с тревогой на меня. На вид ей лет сорок, лицо красивое, фигура чуть полноватая, русые, слегка курчавые волосы собраны на затылке в гульку. — Мне нужен мобильник. — нарушаю наши переглядывания. — Чего надо? — брови у неё ползут к верху, глаза расширяются. — Мобильник, позвонить мне надо. — Я не знаю, что за модильник, а телефон на старом месте в прихожей на тумбе стоит. Откидываю одеяло, вскакиваю с постели, опускаю взгляд… ёбтвоюмать! На мне семейные трусы, голубого цвета и в белый горошек! Щупаю их руками, в растерянности вскидываю взгляд на женщину, тяну глупое «э-э-э»… и моё блеяние прерывают слова: — Саша, сынок, может валерьяночки? Смотрю на свои руки, ноги… вроде бы мои, но худее, на ладонях нет мозолей и мелких шрамиков, на когда-то сбитых в кровь костяшках в автомастерской… Подлетаю к шкафу, открываю дверку, там зеркало во весь рост… а из него на меня смотрит… я, но моложе. — Сколько мне лет? — спрашиваю вслух себя и получаю ответ от, получается мамы? — Сашка! Ты что?! Восемнадцать же! Не пугай меня! И правда, она же не виновата в моих приключениях, а то доведу ее до кондрашки. Выглядываю из-за дверки, тру затылок, виновато улыбаюсь и говорю: — Прости. — возвращаюсь за дверь к зеркалу, потом смотрю на полки с вещами, чёрт, что это за тряпки… — А что я обычно ношу? — обращаюсь за помощью. — О, господи! Что же это, что же это…? Вон, — показывает мне рукой хм… мама, на стул, а на нём брюки, бля, со стрелками и рубаха в клеточку без рукавов. Прошлый век… Так, стоп. А какой сейчас год? — Ма, у нас газеты есть? — буду играть роль сына, для неё я же именно им и являюсь, и потихоньку разберусь что к чему. Всё равно больше сделать ничего не смогу, к тому же, хрен его знает, на сколько я здесь застрял. — На кухне, на холодильнике, сегодняшняя, свежая. Только на улицу не уноси, отец ещё не читал. — Ок. — Чего? — Хорошо, говорю. — А-а, ну ладно, ты одевайся, я сейчас тебе поесть согрею. — и ушла. Я со вздохом нацепил на себя сей наряд, пошарил по полкам шкафа, нашёл носки «х/б», уже хлеб. Оглядел комнату, увидел тапки, бля, и тут клеточка, да ещё и с задниками, ёпрст, чешки, твоюжзаногу! С опаской выглянул из комнаты, ага, налево пойдёшь, сортир и душ найдёшь, на одной из дверей, мальчик писает, на другой ванна с душем, приклеенные пластмассовые изделия опознавательных знаков, чтоб не перепутать туалет с ванной комнатой. Направляюсь сначала к писающей дверке, освобождаю мочевой пузырь, глядь, а бочка-то сливного нет, как смыть… по трубе от унитаза ползу взглядом, аж рот открыл от увиденного, чуть выше моей головы, белое кафельное чудо с цепочкой, а на конце этой цепочки, кафельная, вытянутая такая… ручка-сосиска, по другому не знаю как назвать. Тяну за эту блестящую, беленькую колбаску вниз, ура, я разобрался с чудом сантехники! Захожу в ванную, ну, здесь в принципе всё знакомо, слава богу. Выхожу, в коридоре вижу тумбу с телефоном, вот же… цифровой диск, тьфу… куда ж я попал… а, что попал и к бабке не ходи. Я, прямо, путешественник во времени! Пробую набрать номера друзей, а вдруг это всё чья-то шутка, слабая надежда не хотела уходить, но… автоответчик сказал, что номер не существует. Продолжим разведку, крадусь, аки тигр, на кухню, ага, по запаху жареной картошечки определил… — Ну, что крадёшься! Давай за стол. — я аж подпрыгнул, да-а… хуёвый я шпиЁн. — А газета? — интересуюсь. — Вон она, на холодильнике. — машет мне в сторону агрегата, похож на современный, только дверка одна, это получается, что морозилка внутри, ёпт, во, я Капитан Очевидность. Беру газету, смотрю дату, 2 июля, 1988 год, во, бля, я в прошлом веке! Офигеть, я в СССР! Очуметь! — Ешь! — вырывает меня голос, ага, мамы и тут же раздаётся звонок в дверь, я подрываюсь, но мать опять командует. — Сиди ешь, сама открою. С коридора раздаётся смутно знакомый голос: — Тёть Вер, «здрасте»! Вам привет от мамы, а Санька дома? — Здравствуй, Ванюша, где ж ему быть, ест сидит. Не хочешь присоединиться? — От чая не откажусь! — Ну, тогда дуй на кухню. — Сашка, привет! Поднимаю лицо от тарелки, смотрю и давлюсь. — Эй, ты чего? — хлопает меня по спине. — Не ждал? Ха-ха-ха! Даже, подавился! Какой тут ждал? Я смотрю на версию Жени, нашего новичка, только моложе. Что творится с моей жизнью?! Господи, что ты хочешь мне сказать, показать, что я должен понять?! — Саш, ты чего на меня смотришь, будто я приведение? — Он у нас сегодня головой об стенку ударился и сознание потерял. Я даже врача вызывала, в себя не приходил. — докладывает мать. — Ого! Шишка есть? — Женя, то есть, Ваня стал меня гладить по голове, чёрт, приятно… сидим, смотрим друг другу в глаза. Я прервал наши гляделки опустив глаза к тарелке. — Сань, а мы искупаться собирались съездить, всё отменяется? — Купаться? Я хочу. — Вот и правильно! Езжайте, глядишь и в себя придёт. — дала своё добро мама Марина. — Ма, а кофейку нет? — спрашиваю, ну, не могу я без дозы кофеина, день не пойдёт. — Есть чуток. Сварить? — А растворимого «Якобс» нет? — Какого? Вот шастаете, «видики» свои смотреть, насмотрятся всякой всячины, а потом выдумывают чёрте что. Ох, ты, божечки мои… — всплеснула руками мать другого меня. Точно! Другой я, другой Женя… так… так… так… тепло… надо удержать эту мысль, я чувствую, что близок к разгадке. Я скосил взгляд на Женю-Ваню, у него на лице отражалась тревога, быстро доедаю жареную картошку с огурцом и принимаю от матери чашечку кофе. М-м-м… запах… это не наш суррогат, у нас и молотый поганый кофе, я даже глаза зажмурил от удовольствия, морда растянулась в счастливой улыбке, а это да-а-а… обкончаться можно… — Ну, ты даёшь! Тёть Вер, во даёт… о-ё-ёй…! — Я чего, вслух сказал? — смотрю на мать, она приложила к горящим алым щекам ладони и в удивлении приоткрыла рот, её глаза расширились и часто заморгали. Моя морда, тоже, окрасилась в цвет спелого помидора, прячу лицо в ладонях. — О, чёрт…не хотел я… это… ну… — Ага. — соглашается мать. — Охо-хо… всё, идите куда собирались. А у меня столько дел… столько дел… — кажется я её смутил, ну, так… СССР и в нём секса нет! — Пошли. — командую Ваньке, попутно ставя в раковину тарелку и чашки. Идём вдвоём ко мне в комнату, открываю шкаф. — Интересно, у меня плавки есть? — Зачем они тебе? — В смысле? — Тю-у-у… всю жизнь голышом купаемся, кто там нас увидит в нашем месте? — А у нас есть своё место? — Да-а-а… здорово ты башкой приложился… мы на него уже пять лет ездим. — Ого! А на чём ездим? — Ну, точно, ку-ку… на «великах»! Бери полотенце! Надо ещё пожрать взять и в магазине пару бутылок минеральной воды. — По 0,5? — А каких ещё?! — А-а-а… — Сумку возьми. Смотрю по сторонам в поисках рюкзака. — Что ты ищешь? — Ну, так, рюкзак. — Ты, что в поход собрался? Ай, ща… — Женя, тьфу, Ваня же, хорошо не брякнул, а то и в психушку отправят, а там до сути не доберусь, почему я оказался здесь. — Тёть Вера! — кричит Ваня. — А можно нам сумку и перекусить с собой? — Можно, я уже подготовила, вот вам помидоры, огурчики, пару сарделек и хлеб. Хватит? — Хватит, мы ко мне забежим, ещё возьмём. Всё это время я, как дурак, наблюдал, как мать заворачивает всё в газету и складывает в хозяйственную сумку. Да-а-а… как бабы попрёмся. — Ну чего стоишь, Саш? Иди обувайся и дай сюда полотенце. — пф… я его прижал к груди, как родное. Господи, ещё бы обувь найти, типа свою… — Горе ты моё-о… вот твои сандалеты. — нагибаюсь обуться и получаю хлопок по заднице, я даже воздухом подавился, это чего сейчас такое было? Я вас спрашиваю, люди добрые?! Выходим с подъезда, ничего не меняется, на лавке старушки, даже внешний вид похож. Здороваемся хором и идём куда-то через двор. — Вань, а мы куда? — шагаю собирая пыль сандалиями и носками. — Так, в сарай. — удивляется Ваня. — Ты, что пешком собрался топать, так как раз к вечеру дочапаешь. — Понял, мы за велосипедами. — А я что тебе толкую? — останавливается, подходит впритык, глаза в глаза. — Что с тобой? — так ласково и тихо спросил, что у меня сердце зачастило. — Разберусь, расскажу. — тоже, говорю, почти шёпотом. — Ладно. Идём? — Угу. Дошли до соседнего дома, Ванька открыл подвальную дверь, она рядом с подъездной, дом-то хрущёвка. — Ты куда? — шепчу почему-то. — Сарай в подвале, ну ты… идём, беспамятный ты мой. — и я пошлёпал по ступенькам вниз, в темноту… — Ща, погодь, свет включу. — подвал осветился тусклым, жёлтым светом одинокой лампочки, висящей на длинном проводе, угу, ничего не меняется, такое же освещение, что и у нас. Пока вертел головой, Ваня открыл деревянную, грубо сколоченную дверь и отдельное помещение осветила такая же лампочка. — Иди сюда. — зовёт меня Ванька, захожу следом за ним. — Дверь закрой. — закрываю и меня сносит ураган в лице моего друга, прижимает меня своим телом к стене и бля-а-а… впивается поцелуем мне в губы! Сказать, что я охуел, значит ничего не сказать, от растерянности открываю рот и в него тут же проникает Ванькин язык. Я сначала хлопал зенками, ловил брови на середине лба, а потом успокоился почему-то и отдался поцелую. Очнулся от томного, протяжного стона и понял, что издаю этот звук я, охереть! Ваня прерывает поцелуй и шепчет мне в губы: — Думал сдохну, рядом с тобой и не прикоснуться… люблю тебя… — привалился к моей тушке и голову мне на плечо положил, всё же я повыше буду. Обнимаю его. — Вань, а я люблю? — Ваня поднимает голову с плеча, с удивлением заглядывает в глаза, потом улыбается, как будто я дитя и глупость сморозил. — А это, что? — и кладёт руку мне на член, я дёргаюсь от лёгкого пожатия яиц, подаюсь пахом в руку и охаю! — Вот тебе и ответ, горе ты моё луковое. — Ага. — улыбаюсь как дебил, у меня стоит на парня, оказывается я гей или скорее би, с бабами я же мутил, пресно, но… И ничего не дёрнулось у меня внутри от мысли, что я могу любить мужика, а как будто… будто… наступило умиротворение в душе. Получается, что мне хотели показать кого я должен любить, так что ли? Потом подумаю наедине сам с собой. — Ванечка, а мы купаться поедем? — Конечно. — Вечером? — А-а… — рука покидает мой пах и тут же перемещается мне на задницу, сжимает моё полупопие, затем облизывает моё ухо и жарко, до мурашек, шепчет. — Наконец ты меня сегодня трахнешь, хочу-у тебя-а… Прижимаю его крепче к себе, чмокаю в губы, расстёгиваю ему брюки, освобождаю его член из плена труселей и всё я это делаю, будто не раз уже проделывал. Ванька не теряется, вторит моим действиям с моими штанами и членом. Соединяю оба конца вместе и начинаю нам надрачивать, Ваня присосался к моей нижней губе, стонет закрыв глаза, а потом наше дыхание тяжелеет и мы с протяжным мычанием кончаем. — Саш-ша-а… — Ванька повис на мне, обвил мою шею своими руками. — Как же я тебя люблю-у, я без тебя половина себя, дышать не могу, люблю-у-у… — И я, родной, и я тоже. — и вот чувствую, что говорил я эти слова ему и на данный момент не кривлю ни на миг душой. — Ванюш, поехали? — Ой, разомлел малость. — хихикает Ванька. Приводим себя в порядок, берём велосипеды и покидаем подвал, Ваня забегает в подъезд, с возгласом, «я ща, жди, жрачку возьму», исчезает с поля зрения. Держу два складных велика синего цвета, с названием на косой раме «Кама», сейчас такие не выпускают, хотя, единичные варианты встречаются, ездит на них поколение моих родителей. У самого в гараже стоят такие два штуки, красный мамин, синий папин. Рука не поднимется выкинуть память о родных, вернусь, приведу в порядок. Пока витал в мыслях, выбежал Ванька с такой же авоськой как у меня. — Всё, по коням, за минералкой и ходу. Крутим педали по обочине трассы, машин мало, можно сказать, что совсем нет, да-а-а… это не в моём времени, здесь тихо, это у нас на семью по две тачки, а тут если имеешь «жигуль» значит ты богатый «буратин». Ванька вырывается вперёд и кричит мне, чтоб догонял, чёрт, это уже было, было… — Саш! Давай, вон наш поворот! — сбил он меня с мысли, потом додумаю. Съезжаем меж деревьев в овражек, в лес, опять у меня дежавю, едем по тропке, то ли звери натоптали, то ли мы наездили…выезжаем на поляну… О, ЧЁРТ! Вот это вид! Озеро мерцает, как осыпанное бриллиантами, жмурюсь от солнечных бликов играющих на ряби воды, даже дух захватило! — Красоти-ища! — выдыхаю. — Ага. — соглашается со мной мой Ванька. Бросаем велики и в ускоренном режиме сбрасываем тряпки, с голыми задницами, с разбега, плюхаемся в воду. Выныриваем рядом с друг другом и кружим на воде, даря друг дружке улыбки и мокрые поцелуи. Ё-моё! Я счастлив, как никогда не был за всю свою жизнь! — Ванька-а! — кричу. — Люблю тебя-а-а! Ты моя половинка души! Люблю-у-у! И вода разносит счастливый смех, Ванюши и мой. А потом мы с упоением и жадностью занимаемся любовью… с вазелином! Это был последний пазл в понимание, что всё правильно, что так и должно быть, заставлю всё вспомнить Женю, потому что Женя, это и есть Ваня, поэтому у нас была такая реакция на друг друга, просто не помнили себя прошлых, я так чувствую, я знаю. Целую неделю я плавал в счастливом мареве и будто своей, и не своей жизни, но это не мешало мне отдаваться отношениям со всей душой, мы были вдвоём, в своём мирке, где другим не было места, ни общих друзей, не встреч, только мы. После проведённого дня с Ванькой на озере, а потом, «ха-ха»… в подвале, типа перебирали «велики», иду в свой новый дом, счастливый до умопомрачения, открываю дверь и кричу в недра квартиры: — Я дома! — и это тоже верно, так сердце говорит. — Мы на кухне! — кричит мама. Захожу в царство еды, за столом батя с газетой и ужином и мама. — Привет. — здороваюсь. — Здорово, сын. — батя. — Наплескались с Ванькой? — Ага. Вода, как парное молоко! — Где ж они отдыхают, а мать? Прямо, как партизаны скрывают свой уголок… — хмыкает отец. — Это только наше место, там природа не тронутая, а мы за собой убираем. Открой секрет и что будет? — Грязь и мусор будет, ясно же. У нас люди хуже свиней, свинья и та гадить не будет, где спит. Ладно, держите своё место в тайне, переженитесь и будете семьями отдыхать. — Угу, угу… — подтверждаю, пусть мечтают о хорошем. — Давай, накладывай себе поесть, на сковороде котлеты, в кастрюле пюре. — мама. После ужина и разговоров ни о чём, посмотрев очередной фильм про войну, разбрелись по койкам. День был длинный, лёг, хотел подумать, пораскинуть мозгами, сделать какие-то выводы и на половине измышлений меня вырубило. «Мелькает калейдоскоп кадров, вот и я с Ваней в рубахах до колен, подпоясанных верёвкой, в широких штанах и лаптях, и смотрящий волком парень. Вот мы в лесу с Ванюшей, а рядом всё тот же парень, вдруг на Ванькиной груди расползается кровавое пятно, он тянет ко мне руку, шепчет моё имя, а вот я, смотрю, как из моего бока выходит лезвие, вскидываю взгляд, а в руке у обозлённого пацана окровавленный серп и с его губ, отчётливо, срываются слова: — Если он не мой, значит ни чей! И ты сдохнешь! Ненавижу-у! И мы с Ванькой умираем. Картинка меняется, это мы же, опять в лесу, на нас старинные сюртуки, всхрапывают лошади, раздаётся выстрел, Ваня оседает, снова тянет ко мне руку, выстрел и мою грудь разрывает болью и снова злые слова: — Если не со мной, то и ни с тобой! И ты сдохни! И мы с Ваней умираем. Меняется время, меняется эпоха, а мы с Ванькой, всё так же умираем от руки одного и того же человека. Опять лес, наши сегодняшние велосипеды, опять тот же пацан, опять злые слова и опять мы умираем. Задыхаюсь во сне, а проснуться не могу, мы не должны оставаться с этим человеком наедине, иначе всё повторится, надо предупредить Ваню, Ванечку…» По ушам бьет трель телефона, подскакиваю с воплем: — Ванечка! И понимаю, что я у себя в комнате, в своём времени, в своей квартире, в 2021 году, в той же одежде в которой пришёл из кафе, а в руке зажат лист бумаги со стихотворением Жени, а Саша с Ваней остались там, в 1988 и их уже нет тридцать с лишним лет в живых и ещё я отчётливо понимаю, что мне делать, почему нас сводит судьба, просто, мы половинки одной души, без друг друга мы не живём. А ещё я знаю, кто нас всё время убивает. Мы умираем, Ветров проживает жизнь, потом рождаемся мы и он снова рядом с нами. Но здесь произошёл элементарный сбой системы, а может наоборот, вселенная решила упорядочить правильность вещей. По идее, мы не должны были родиться, потому, что Ветров ещё здесь, а он должен рождаться с нами в одном времени. Но мы здесь, а это значит у нас шанс быть вместе, как всегда хотели. Мы заслужили счастливой жизни. Забираюсь в комп, ищу, где хранится информация по лету 1988 года и лечу в архив библиотеки. Сашу и Ваню так и не нашли, они пропали без вести, поехали купаться и домой не вернулись. После долгих поисков их признали мёртвыми, утонули, дело закрыто. Но я знаю, они там, в лесу, вместе с велосипедами закопаны, но не забыты убийцей, а теперь и мной. Просмотрел ещё милицейскую сводку и теперь полицейскую, и нашёл такой материал… во все прошедшие года, пропадали парни похожего типажа, как у нас. А вот это уже… волосы встают дыбом, значит он не прекращает убивать… маньяк, который возрождается и убивает снова и снова, и снова. Но теперь я подкован и я буду не я, если не уберу его навсегда с нашей дороги. Жди, Ветров, возмездие идёт!