Хрусталь

Флоренский вышел на крыльцо, не накинув на плечи куртку. Было холодно. Тяжёлое небо, бывающее таким мрачным только в конце осени, давило серостью на заросли деревьев. На западе виднелась яркая рыжая полоска — отблеск заката. На душе у Кирилла было не очень. Он поехал на пирушку в загородный дом своего друга Ивана Потехина, не предупредив Нечаева. Не то чтобы пытался увильнуть от него, скорее, просто испытывая потребность в некотором уединении. Андрея стало в его жизни слишком много. И он ощущал внутри необходимость в глотке свежего воздуха. — Не скучаешь? Кирилл не обернулся. Он знал, что это Эрик. Его специфический акцент было не спутать ни с чем, а сам голос, всегда спокойный и размеренный, располагал к себе. Наполовину болгарин, наполовину русский, он приехал в Россию перед первым сентября, и теперь учился с Флоренским в одной группе. Обычно люди сразу ощущают к себе интерес. Это не обошло стороной и Кирилла. Парень чувствовал некоторое влечение к своей персоне, которое было едва ощутимым, как дуновение апрельского ветерка. — Нет. А ты? — Кирилл смотрел на небо. Его чёрные непослушные волосы трепетали. — И я нет. Здесь у вас довольно весело. А кем работают родители Ивана? Я так и не понял, — Эрик встал плечом к плечу к молодому человеку. — Они дипломаты. — Теперь понимаю, почему у него такой шикарный дом… Кирилл ухмыльнулся. — Шикарный, да. Только что это ему даёт? — О чём ты? Флоренский как-то странно глянул на парня, словно не понимал суть его вопроса. — О том, что в один прекрасный момент надоедает есть икру на завтрак, обед и ужин. Не считаешь? — дерзко отозвался он, дёрнув бровью. Эрик улыбнулся. Его открытое обаятельное лицо осветилось, как и синие глаза. — Богатство может надоесть. Ты об этом? Я понял. — В каком-то смысле. Болгарин немного помолчал, а потом изрядно удивил парня: — Я могу говорить откровенно? — Ну да, — пожал тот плечами. — Я видел его. Видел твоего Андрея. Он не такой, как все. Он чем-то привлекает. Ты не подумай, что я имею на него виды. Я не об этом. Пойми меня правильно, — казалось, акцент Эрика стал сильнее. Флоренский тихо рассмеялся. Он прекрасно знал, что его Андрей не как все. Во всех смыслах. И прекрасно знал, что тот никуда не денется. Никогда. А пока хотелось отдыха, развлечений, и хоть немного забыть о том, что он ответственен за того, кого приручил. Роль человека, без которого не могут существовать — роль довольно серьёзная. Флоренскому даже не хотелось об этом думать. Не сейчас, не в этот дивный свежий вечер… — А это зачем? — он кивнул на бутылку вина в руке Эрика, щуря карие глаза. — Это? — парень сморгнул и приподнял алкоголь. — Чтобы выпить… Вдруг захочешь? — Хорошо подумал — хвалю. Пошли, пройдёмся немного, — небрежно ухмыльнувшись, Флоренский легко спустился с крыльца и тут же попал в страстные объятия тьмы.

***

Нечаев проснулся посреди ночи. Весь горячий, потный, со стояком, он, придерживаясь за стенку, добрался до ванной. Там, заперевшись в душевой, он позволил себе получить разрядку. Парень дрочил под струями воды, облизывающими смугловатое тело, и кусал пальцы свободной руки. Спермы оказалось много. Ему снилось горячее сношение с Кириллом, и теперь желание было острым и ярким. Когда последняя белёсая капля упала на пол, смешиваясь с водой, Нечаев припал спиной к холодной влажной стене, облицованной бежевым кафелем. Его потряхивало. До боли захотелось обнять Кирилла, по привычке вжаться лицом в его горячую шею, и довольно пыхтеть. «Вечером увидимся. Он обязательно придёт», — успокоил сам себя парень. Перепад температур после душевой оказался достаточно сильным. Андрей наспех вытерся и оделся так быстро, как только мог, а потом вернулся в постель, чтобы снова сладко заснуть, и досмотреть остатки снов, в которых Флоренский возил его на своём автомобиле по ночному городу, и серебристый свет фонарей рассекал синеву улиц. Весь день Нечаев был вялым. Мыслями он находился очень далеко от занятий и не слушал, что говорят педагоги. Словно предчувствуя что-то нехорошее, смотрел в окно, за которым негодовал осенний ветер, срывая сучья деревьев и стуча каплями по стеклу. Небо становилось всё серее и тяжелее… Вечером Андрей по привычке ушёл в правый пролёт, в котором обычно было безлюдно, и, припав к подоконнику, стал наблюдать за тем, что происходит на улице. Редкие прохожие там, за оградой, были словно пришельцами из другого мира. А Кирилл всё не появлялся. Нечаев уже и посидел на подоконнике, и постоял, подпирая голову руками. Но Флоренского не было. Темнело. «Где же ты? Где?» — мелькало в голове. Обычно, если Кирилл не собирался заезжать, он звонил и предупреждал. Ощущая нарастающую тревогу, Андрей пошёл в кабинет завуча, откуда разрешалось экстренно совершать по одному звонку в день. Нечаев набрал номер возлюбленного. Гудки тянулись слишком долго, замирая и тая в пространстве. Трубку так никто и не поднял. Вернувшись в спальню, парень первым делом посмотрел на часы. Было уже почти восемь. Обычно Кирилл приезжал намного раньше. Саша дрых, отвернувшись к стене, рядом с его койкой валялась пустая бутылка из-под пива, а остальных ребят не было. Натягивая синюю куртку с чёрным тёплым подкладом, молодой человек направился на выход. Холод тут же остро коснулся ушей. Поморщившись, как воробей, Андрей потёр их. Чёрные волосы на затылке стояли торчком, а голубые глаза горели от слишком сильных чувств. Нечаев чувствовал себя глубоко больным. Ему нужно было скорее увидеть Флоренского. А ещё этот липкий страх того, что что-то случилось… Андрей вышел с территории интерната. Было уже совсем темно и промозгло. «Шапку забыл…» — растерянно подумал парень, но возвращаться он не собирался. Вместо этого направился в сторону остановки. Он должен скорее приехать к Кириллу и всё выяснить. Находиться с ним в разлуке — та ещё пытка.