gloria victoribus

𝙨𝙚𝙥𝙩𝙚𝙢𝙗𝙚𝙧, 1998 Отец всегда говорил, что отказаться от прошлых своих взглядов — это слабость, поэтому лучше придерживаться их всю жизнь, не взирая ни на что. Отец говорил, что лучше разбираться с последствиями своих взглядов, нежели быть отвергнутым каждой из сторон, ибо одна станет считать предателем, другая — никогда не примет тебя полностью. Поэтому, когда Лорд призвал своих предшественников в день своего возвращения, Персей Паркинсон не думал ни минуты. Мать провожала его настолько печальным взглядом, что Пэнси ощутила необъяснимое чувство внутри, будто прямо сейчас рушится целая вселенная, а надежды на лучший исход иссыхают и рассыпаются, будто обожженные адским пламенем. Пэнси даже показалось, что её мать, женщина красивая и гордая, постарела за несколько секунд, в течение которых глава семьи аппарировал в неизвестном направлении. Поэтому, переступая порог грёбанного Хогвартса, Пэнси держалась так, как её учили, — гордо вздёрнув подбородок, расправив плечи, будто в эту же секунду она готова взлететь ввысь. Она не удостоила никого взглядом, смотря только перед собой, хоть и слышала перешёптывания за спиной. Девушка с былой гордостью уселась за слизеринский стол, держа спину прямо и, поправив короткие тёмные локоны взмахом головы, коротко кивнула своим товарищам, которые держались ничуть не хуже неё, будто бы не их отцы отныне отбывали срок в Азкабане и успешно следовали по пути лишения рассудка, матери в большинстве своём заперты в тёмных пустых поместьях, являясь, наверное, только условными вдовами, пока и оболочка их мужей не перестанет функционировать. Словно это не они лишились всего, кроме кристально чистой, блять, крови, — спасибо ей огромное. Это единственное, что осталось у Пэнси и ей подобных, поэтому отныне она будет верить в это с ещё большим остервенением, чем раньше. Даже если общество готово разорвать её и её убеждения на части, а голову насадить на штыки, чтобы остальные боялись. Она будет верить, потому что она Паркинсон и у неё забрали всё. Потому что отец заверял ей это перед тем, как отправиться в Азкабан, крепко сжимая прутья решетки. « — Никогда не предавай свои взгляды! Не предавай свою кровь!» — Пэнси не знала точно, является ли это словами сумасшедшего человека или человека, которому больше нечего терять. Но она привыкла слушать родителей, поэтому лишь смотрела ему в глаза до последнего, ощущая, как горят от подступающих слёз её собственные. Пэнси часто анализировала слова и поступки отца, и поняла, что отец много чего советовал перед тем, как его заберут в Азкабан, но ей стало казаться, что соблюдением его наставлений она лишь подходит к тому, чтобы забить себе на будущее койку рядом с ним. Ей казалось, но она принимала эти мысли лишь за рой надоедливых мух, поэтому каждый раз отгоняла как можно дальше. И впечатанные в корку её мозга старые уверения, с которыми она росла, прожигали ей череп. Она не пыталась думать над тем, было ли это правильно или неправильно. Мир, в котором она жила, не выдержал бы ещё больше новшеств и крушений. Пусть к ней будут жестоки, пусть плюют в лицо и дают пощёчины, — Пэнси подольёт масло в огонь и даст повод для ещё одной, — только попробуют подойти. 𝙉𝙤𝙫𝙚𝙢𝙗𝙚𝙧, 1998 Пэнси, блять, умирала. Буквально. И ей было так смешно от причины, по которой она умирала. Она часто смеялась, смотря на себя в зеркало в женской уборной, а потом разбивала в кровь свои грёбанные руки об зеркала, потому что смотреть на себя не могла, загоняла осколки под кожу и задыхалась от смеха, потому что Пэнси привыкла смеяться над жалкими. Пэнси была жалкой, поэтому смеялась над собой громко, безжалостно, потому что так сделал бы каждый из её окружения. Пэнси Паркинсон, блять, умирала от любви. Пэнси Паркинсон этим втоптала в дерьмо всё, во что верила её семья и всё, за что она хваталась, чтобы оставаться собой. Пэнси Паркинсон оказалась не такой уж умной и уникальной девчонкой, какой себя действительно считала, а жалким посмешищем, приклонившим голову перед палачом в розово-кровавом одеянии, — любовью. И это было просто до безобразия и комедии глупо. Пэнси Паркинсон, блять, оказалась на коленях перед тем, во что никогда не верила, но это пришло, сбило её с ног и ударило сильнее, чем последствия грёбанных судебных разбирательств в Визенгамоте. Или это было одним из последствий? Тогда лучше подайте поцелуй дементора сию минуту, Пэнси согласна даже с языком. Девушка сидела на холодном каменном полу, перебирая осколки, что рассыпались небольшой вселенной в лунном свете и пыталась, — правда пыталась, — прийти в себя, но глупые, мерзкие, отвратные слёзы катились по её щекам, и она стирала их окровавленными руками, вымазывая бледную, почти фарфоровую кожу. На самом же деле этот белый фарфор давно дал трещины, но Пэнси усиленно их маскировала. О нет, Пэнси не собиралась никому их демонстрировать, делиться переживаниями и далее, далее, далее. Что ещё делают эти дружные идиоты, — всегда и навечно, — с гриффиндор, когда чувствуют себя плохо, когда их выворачивает от боли, когда паника тысячами иголок вонзается в кожу, мешая даже сделать вдох? Пэнси не знает и не хочет знать. Пэнси никогда не расскажет о том, что она в дерьме по самое не хочу, потому что сейчас в дерьме каждый из её близкого окружения, если сейчас можно так сказать, ибо каждый сам за себя и каждый разгребает своё дерьмо. Даже если она выскажется, то не собирается слушать других, потому что сама ненавидит бессмысленные слова сожаления и никогда никому не посочувствовала бы, потому что это с ней никогда не работает. Возможно, она бы озвучила некоторые детали вслух, поделилась воспоминаниями, преподнося их как факт, но ни в коем случае не жаловалась, ибо она не из тех людей, кто готов переложить своё дерьмо на других в любую удобную минуту. Осколки частично впивались в её нежную кожу, но она устраняла их лёгким заклинанием, которому была вынуждена научиться во время войны, — на всякий случай. Пэнси вытерла руки о тонкие чёрные колготки и забрала с раковины свою палочку, двинувшись к выходу. Холодный осенний ветер ударил по лицу моментально и беспощадно, будто даже он не был рад её видеть, но ничего, Паркинсон давно привыкла к отсутствию радушия. Даже полюбила то, насколько сильно не любят её. Она научилась черпать энергию из ненависти других людей, которые относятся к ней так, будто она самолично убила их родных и отправила трупы в подарочной коробке на Рождество, несмотря на то, что не была причастна к этому абсолютно. Отец позаботился о том, чтобы дела Пожирателей в их семье касались только его. Не всегда у него получалось, но он правда старался. Однако когда стаю волков волновало, что перед ними всего лишь ягнёнок, который не даст им насытиться? Они всё равно убьют, верно? Только бы в живых не остался. Кровь застывала на тонких пальцах, обдуваемая ветром, а девушка шла в темноте на подкашивающихся ногах и одетая совсем не по погоде, даже не беспокоясь о людях Аврората, которым было велено патрулировать Хогвартс и его окрестности. Министерство было в чертовски шатком положении, построенное из дерьма и палок в кратчайшие сроки после войны, поэтому эти доблестные авроры были едва ли опытней и старше, чем тупица Уизел. В такие сложные времена в Аврорат брали чуть ли не каждого, кто знает хотя бы заклятия оглушения. В Хогвартс же отправили в большинстве своём отборных кретинов, которые не видели ничего дальше собственного носа. Удивительно, но у Министерства действительно были подозрения, что шайка травмированных подростков, едва ли не лишённых последних трусов, станет строить козни против них сразу же после поражения. Паркинсон всегда знала, что там в большинстве работают идиоты, но это забавляло её больше всего. Хотя, конечно, мотив был неплох. Девушка, вышагивая по жухлой траве, наконец подобралась к Чёрному озеру. Оно манило её своей непроглядной тьмой. Пэнси бы на его дне никто не нашёл. Она бы хотела, чтобы вода проникла в её легкие и потянула вниз, в эту пучину неизвестности. Но, к сожалению, что-то её каждый раз выталкивало. Наверное, собственная трусость, которую она никогда не хотела признавать. И каждый раз она жадно вдыхала в лёгкие воздух, который был ей нелюбим и поддерживал жизнь, которая была ей не нужна, и она, обессиленная, возвращалась к берегу снова и кашляла, собирая тёмный песок в ледяных ладонях. Но Паркинсон любила маневрировать где-то на грани жизни и смерти, потому что это её отрезвляло и пьянило одновременно: таким образом она напоминала себе, что её жизнь всё ещё в её руках, ибо она решает, стоит ли сейчас очнуться и всплыть на недружелюбно настроенную поверхность или же продолжить стремительно падать вниз, в эти холодные объятия мрака и тишины. Пэнси сбросила с себя рубашку, рукава которой частично были вымазаны в крови, сняла до блеска начищенные туфли и двинулась в озеру, ощущая то, как начала дрожать от ледяного ночного ветра, смакуя в голове мысль о том, что её жизнь принадлежит только ей. Только ей. Шаг. Только ей. Второй. Только ей. Третий. Внезапный спазм где-то в районе грудной клетки скрутил внутренности, будто в эту же секунду из неё вырвется нечто, обёрнутое мелкими лезвиями со всех сторон. Девушка нашла опору в толстом стволе дерева, крепко вжимая пальцы и вгоняя осколки глубже, чтобы опомниться. Резкий, мерзкий, ненавистный запах ксифионов смешался с прохладой, водой и жухлыми листьями. Пэнси ненавидела эти чёртовы цветы уже как пару недель. Пэнси, блять, терпеть их не могла, но ей всё равно пришлось их увидеть, согнувшись и закашлявшись. Её горло отчаянно горело, будто чья-то невидимая рука сжала изнутри ее связки. Она ощущала это так ярко, а запах был таким резким, что у неё стало рябить в глазах, поэтому Паркинсон крепко сомкнула веки, стараясь хоть как-то отгородиться от этой неправильной и искаженной реальности. Бархат лепестка коснулся припухших губ, незамедлительно падая на сырую землю. Напоминание. Грёбанный аргумент в противовес уверениям Пэнси о том, что её жизнь — это её жизнь. Паркинсон истерично хохотнула, глядя на это алое нечто, выделяющееся на тёмной почве, а в следующую секунду гнев накрыл её с головой, и она втаптывала этот лепесток в землю, пока он не превратился в единую серую массу. Ксифионы никогда не привлекали её взгляд, и она их искренне ненавидела. Также, как и чертового Поттера. Они не были изящными, как и Поттер. Они были никакие, как и Поттер. И Паркинсон их ненавидела. Вода приняла её грубо, заставляя зубы стучать друг о друга настолько громко, что это было слышно, наверное, даже на самой верхушке Астрономической башни. Но Пэнси обожала это ощущение, когда холодно настолько, что вода кажется горячей, а после и вовсе перестаёшь что-либо чувствовать. Пэнси также хотела отправить в грёбанную заморозку чувства, которые были ей противны, поэтому в следующую секунду она расслабилась и выпустила весь кислород из лёгких, ощущая как вода утягивает её. Легкое чувство паники, когда нейроны в голове дают первые сигналы спасаться, — Пэнси привыкла их игнорировать. Тяжесть и жжение в груди, — Пэнси игнорировала, потому что жжение и тяжесть от приступов болезни были куда сильнее. Стук в голове и ощущение, словно она вот-вот взорвется, — мысли о нём разрывали её мозг куда беспощаднее. Руки. Руки горячие и сильные с усердием давили на её грудь, и Пэнси бы потянулась к этому теплу, если бы была не в своём уме, как и полагается для человека, который почти утонул, но она наоборот отпрянула, перевернувшись и начав кашлять, чувствуя как мелкие камушки и осколки впиваются в ладони. Слишком много боли. Она оглушала, но Пэнси не позволит прерывать её уединение с собой вот так. — Какого хрена? — девушка зло зыркнула в сторону парня, выпуская как можно больше яда в свою интонацию. Чёртов Поттер смотрел на неё с таким непониманием, будто родился пару минут назад. Пэнси хотелось броситься на него и содрать когтями эту гримасу с его лица, но её конечности абсолютно не слушались. Человеку, прошедшему грёбанную войну, нельзя было иметь настолько чистые глаза. Грёбанный Поттер. Какого чёрта он забыл здесь? Пэнси ненавидела таких самоотверженных болванов, готовых броситься в огонь ради незнакомых людей. Она находила это крайне тщеславным. — Какого хрена делаешь ты? — огрызнулся в ответ Поттер, дрожа с ног до головы. Звучал он едва ли не обиженно, будто она должна была сказать ему «спасибо» и поцеловать в задницу. Пэнси смотрела на него волком и, к слову, это был ее фирменный взгляд, которым она разгоняла даже слизеринцев, но Поттер был особенный, отбитый на голову, мальчик, победивший самого сильного злого волшебника всех времён. Для него бояться Пэнси Паркинсон — как минимум противоестественно. — Вероятно, я занимаюсь своими делами. — Пэнси без какого-либо стеснения упала на песок и уткнулась взглядом в ночное небо. Как же она устала. — И тебе, вероятно, не стоит в них лезть. — прохрипела девушка, попутно стуча зубами. — Ты пыталась утопиться. — уверенно заявил парень, взмахнув руками от безысходности. — О Салазар, блять. — прошипела Паркинсон, ощущая то, как подходит к точке кипения. — Мне сказать «спасибо» или что? Ох, подождите-ка, великий Избранный настолько любит ласкать себя похвалой и благодарностями, что ему недостаточно того, что весь магический мир целует ему зад, и поэтому он решил докопаться и до меня? — едко произнесла Пэнси, глядя ему прямо в глаза. — «Магический мир целует ему зад» – неправда, это уже твои больные фантазии. Мы ответственны друг за друга, а ты каждый вечер пытаешься свести счёты с жизнью, кажется, и… — Тебе ли не плевать, Поттер? — тут же перебила его девушка, готовая закрыть уши руками, чтобы не слушать эту хрень. — Отвали от меня. Просто отвали. Ты можешь спасать свою грязнокровную подружку Грейнджер, но… — девушка изливалась ядом, пока надевала вещи, чтобы скорее уйти. Неужели единственное место, где её не будут доставать придурки с желанием спасти весь мир, был туалет? Она ненавидела, когда моменты уединения с собой прерывали таким безобразным образом настолько безобразные люди, не способные унять бардак на своей голове, но при этом бегущие разгребать бардак в чужих жизнях. Она не успела уловить момент, когда Поттер прижал палочку к её шее. Пэнси довольно ухмыльнулась, глядя вверх, прямо в глаза. Да, Поттер изменился после войны. И она была рада. Он был травмирован и очень сильно. Интересно наблюдать за тем, как на виду появляется сломанная игрушка, которая привлекает внимание всех своими очевидными дефектами, потом её склеивают, но ты всё ещё можешь видеть эти трещины, которые никогда и никуда не денутся, ты можешь указывать на них пальцем, колупать их, бить по ним, а после её ломают ещё раз и топчут, а игрушка рассыпается на осколки ещё более мелкие. И Пэнси интересно смотреть на то, в какое уродство эти осколки воссоединятся вновь. Гарри Поттер сейчас был грудой этих осколков, она это видела отчётливо, она чувствовала это в соприкосновении его палочки к своей коже и наслаждалась. Это пробуждало в ней дикий интерес и отталкивало одновременно. Это заставляло её нервы шевелиться, будто куча змей, помещённых в горячую бочку. Гарри Поттер был так травмирован и сломан, — это было видно по блеску в его зелёных глазах, в сжатых кулаках и ходящей челюсти, — но никто этого не замечал за сверкающим золотым знаменем великого и могучего победителя Тёмного Лорда, никто не хотел осквернять эту самую победу грузом последовавших проблем, и Гарри Поттер был сейчас едва ли безобиднее, чем Василиск, запертый в обычной магловской клетке. — Не думаю, что сейчас тебе выгодно демонстрировать свой дрянной лексикон, Паркинсон. — прошипел Поттер, выпрямляясь и глядя с высоты своего роста. — А то что? — девушка взяла тонкий ствол его палочки, тут же почувствовав её неприязнь к прикосновению чужого волшебника, и лишь сильнее вдавила её себе в шею. — Убьёшь меня? Ну давай, Поттер, покажи своё истинное лицо. Заставь извиваться под круциатусом или, быть может, сразу Авада? Ведь герою всё простят. Героя даже с удовольствием поблагодарят за то, что он убил выродка пожирателя смерти и воздвигнут ему памятник. Пэнси знала, что Поттер всегда был вспыльчивым, но сейчас он был опаснее, грубее, яростнее, поэтому она игралась. Так ей было действительно интересно. Она ощущала это напряжение, ощущала опасность, исходящую от него, - это также напоминало ей о том, что она всё ещё жива, отрезвляло, пробуждало полумёртвую тягу к жизни. Поттер разочаровал, сделав шаг назад и дёрнув плечами, принял расслабленную позу и запихал руки в карманы. А ей сразу будто стало холоднее, когда жар его тела перестал её окутывать. Он ушёл под широкую тень дерева, за которой было видно лишь отблеск луны в его глупых очках и то, как отчаянный ветер играет с мокрыми тёмными волосами. Пэнси поёжилась, поправила волосы. Сухие. Ей не было холодно. — Я просто напоминаю сейчас о положении твоего папаши. Паркинсон подавилась собственным возмущением от того, что он посмел проявить какое-то подобие заботы в её сторону, а когда пришла в себя, его и след простыл. Едкое замечание об отце её едва ли волновало, потому что в противовес она могла сказать одно — его отец вообще мёртв. О Поттере напоминали только согревающие чары, которые грёбанный он успел наложить в момент, который Пэнси не уловила. Она его ненавидела. Так ненавидела. Она бы убила его и гордо сидела в Визенгамоте, слушая свой приговор. Девушка быстрым неряшливым движением поправила волосы, схватила свою палочку и направилась в сторону замка, огни которого потихоньку начинали гаснуть. Проснулась она жутко разбитой, словно пару минут назад её пережевали и выплюнули сразу несколько хвосторог, а после на скорую руку сшили обратно. К слову, она бы даже и не проснулась, потому что, по её скромному мнению, на Травологию можно и не ходить. Она никогда не любила этот предмет, потому что Эвелин Паркинсон, её мать, не позволяла даже проходить рядом с чем-то, напоминающим грязь, поэтому для маленькой Пэнси копание в земле было настоящим потрясением. Она бы выбрала лишний час поспать и выслушать выговор от нынешнего декана, который по своей природе не был страшен даже в гневе, чем тащиться на бесполезный урок. Ей в принципе никто не был страшен после Снейпа, чья долговязая фигура, вечно покрытая трауром, внушала ужас за версту. — Вставай, Пэнс! Мы опоздаем на завтрак, если ты продолжишь лежать! — верещала Гринграсс, попутно раскидывая по местам вещи. Пэнси упорно её игнорировала. — О Салазар, Паркинсон, ну встань ты уже! — Дафна подлетела совершенно неожиданно, стянула одеяло и громко хихикнула, щипая скулящую Паркинсон за ногу. Пэнси бы не смогла выдержать ни ещё один щипок, ни очередное «вставай» интонациями, которыми обычно разговаривала Дафна, поэтому ей ради своего же блага и оставшейся пары нервных клеток пришлось подняться с тёплой кровати. Она поймала сочувствующий взгляд Милисенты и направилась приводить себя в порядок. Девушка осмотрела своё лицо, которое было вполне себе хорошеньким, как раньше. Она сделала у себя в голове пометку, что до явных внешних изменений ещё долго. Пэнси взмахнула палочкой, приведя себя в порядок, но её бросало в дрожь от того, что происходило с ней ночью. Болезнь была своевольна, напоминала о себе без какого-либо предупреждения, но по ночам, когда становилось тихо и безлюдно, когда уже не на что было отвлечься, Паркинсон сходила с ума наедине со своими собственными мыслями, что пытались выцарапать из неё душу. По ночам ей было так тяжко, что хотелось выть. По ощущениям Пэнси было мерзко. Её раздражали эти каменные стены, которые не были прежними, но их старались сделать как можно более похожими на старые, однако Пэнс воспринимала это как чёртов отвлекающий манёвр, будто это поможет им забыть о произошедшем. Эти несколько обновлённые, но выглядящие обшарпанными, стены бесили её ещё больше потому, что они были буквально состоянием их родителей, их наследством, но вместо того, чтобы видоизменить замок и сделать его более достойным на вид, они решили воссоздать старый. Это было больше похоже на плевок. Пэнси начинала нервничать, поэтому когда Дафна дёрнула девушку за рукав, та была готова её ударить. Она сходила с ума, и ей было обидно, что она, кажется, единственная такая. Ну, не считая Поттера. Это было единственным, что роднило, – поехавшая крыша и желание причинить кому-то боль. Дафна смотрела на неё с вопросом в глазах: — Ты вообще слушала? — они остановились перед дверями в большой зал. Зубы Паркинсон заскрипели от раздражения так, что казалось, будто они сейчас превратятся в крошку. — Конечно, Даф, я тебя слушала. — Пэнси уверенно шагнула в помещение, наполненное шумом от разговоров и стука посуды, ощущая тошноту от запаха еды, витающего в воздухе. Они сели за привычные места за слизеринским столом, короткими кивками поприветствовав друг друга. Отсутствовал только Драко, который часто сгущал атмосферу вокруг своим крайне раздражённым и одновременно печальным видом. Пэнси часто хотелось ему вмазать, потому что из всех семей, приближенных к Лорду, семья Малфоя отделалась легче всех, хотя все зверства проходили именно в Малфой Мэноре с простого бездействия и позволения с их стороны. Эти мысли, конечно, были эгоистичны, но Пэнси не могла выкинуть их из головы, поэтому когда Малфой всё же появился, грузно упав на скамью и опрокинув с громким стуком бокал, Паркинсон крепче сжала вилку. — Что такое, друг? — ковыряясь в своей тарелке, спросил Нотт, вскинув брови. Малфой в ответ только раздраженно шикнул. Парень хотел ответить, но тут же его физиономия переменилась на чистейшую неприязнь, а серые глаза опасно сверкнули, уставившись за спину Пэнси. Вскоре все лица за столом смотрели в одном направлении, поэтому это вынудило её обернуться. Она не особо удивилась, но её брови всё же взлетели вверх, когда она увидела взъерошенную Грейнджер, которая пристально смотрела только на Малфоя. Само её присутствие рядом казалось немного смущающим, странным и непривычным, но эти ощущения разбавляла злость, исходившая от неё и сконцентрировавшаяся на Малфое. Паркинсон не понимала, как его ещё не убило молниями, которыми искрили глаза главной всезнайки Хогвартса. — Знаешь что, Малфой? — склонившись ближе, прикрикнула Гермиона, начиная немного теснить Пэнси, которая, в свою очередь, не знала что делать. Толкнуть? Нет, Пэнси бы не стала. Начать ругаться? Нет, у неё абсолютно нет на это ресурсов. Случилось бы что-то грандиозное, но, слава, блять, победителям. В этом мире явно что-то рухнуло, раз здравым разумом Золотой Троицы вдруг стал грёбанный Поттер, с приходом которого все вокруг как-то притихли. Будто отдавали дань уважения каждый ёбанный день молчанием, — у Пэнси от этой хрени внутри поднималась желчь. Он был в этой уродливой магловской одежде: чёрная толстовка, такие же джинсы. Привлекал чёртово внимание. Пэнси уверена, ибо это же его смысл жизни, так? Вечно быть в центре внимания. — Гермиона, — он положил руку ей на плечо, сведя брови к переносице. Паркинсон резко отвернулась, когда его взгляд чуть скользнул к ней. Она больше не позволит смотреть на неё сверху вниз. Её руки начали трястись. Она ненавидела то, как бурно её тело реагировало на него. — есть какая-то проблема? — спросил он. Паркинсон громко фыркнула, привлекая к себе внимание. — Убери от меня свою ёбнутую подружку, Поттер. — выплюнул Малфой, чуть приподнимаясь со своего места, но Тео тут же усадил его на место, схватив за плечо, за что чуть не поплатился жизнью, кажется. — А ты прополощи рот от дерьма, Малфой. Кажется, даже в зубах застряло. — Поттер сделал глуповатый жест пальцем у зубов. Драко был готов взорваться. — Я думаю, что пора действительно разойтись. — встрял наконец Блейз, подняв взгляд от тарелки. — Ты забыл. — Грейнджер швырнула тетрадь Малфою, попутно сбив бокал с тыквенным соком. Сама она этого не заметила, развернувшись на каблуках и взмахнув гривой кудрявых волос. Жидкость вылилась Малфою на идеально выглаженные брюки, он тут же соскочил. — Грейнджер. Сука. Ёбанная, сука, Грейнджер. А Пэнси, вообще-то, всегда считала, что парные сеансы психотерапии, назначенные Министерством — самая глупая и малодейственная вещь в мире. Она ни черта не помогала. Их поделили на пары, состоящие из людей, которые раньше конфликтовали. Это была адская смесь, бомба замедленного действия и всё в этом взрывоопасном прочем. Также по приказу Министерства перестали выбирать лучший факультет в конце года, чтобы снизить конкурентную среду, которая могла провоцировать конфликты. Это, наверное, было правильно, но Пэнси ненавидела эти чёртовы сеансы. Сеансы, которые сломали её жизнь на раз-два. Пэнси нехотя копалась в земле с ростком бубантюбера, который, честно сказать, вызывал у неё ужас. Она помнила эту жуткую картину, когда яд попал на одну из учениц Хаффлпаффа, — её передёрнуло. — Я чувствую, что все пытаются с нами конфликтовать. Они хотят упечь нас всех в Азкабан, играют на нервах, правда ведь? С чего вообще Грейнджер сегодня сошла с ума? — бубнила без конца Дафна, метаясь возле грядки и не зная чем занять руки. Пэнси безучастно зевнула, думая над тем, что лучше бы она сейчас спала в родных подземельях, чем стояла здесь и занималась хрен пойми чем. — Пэнс? — А, ну да. Я тоже так думаю. — Паркинсон вообще не знала, что там говорила Гринграсс. Ей было неинтересно, и она была занята тем, чтобы держать глаза открытыми, потому что до конца урока ещё куча времени. — Драко заслужил. — внезапно возник Блейз, расхаживая с учебником в руках и очень важным видом. Пэнси его реплика удивила, поэтому она вопросительно изогнула бровь. Это было интересно, поэтому она слегка ухмыльнулась, предвкушая реакцию Драко. — Чего? — презрительно откликнулся Малфой. Он был настолько взвинченным, что это даже отражалось на его внешнем виде. Он не выглядел идеальным, как это обычно бывало. — Того. Знаете почему он злится? — Блейз подождал, вздёрнув одну бровь и посмотрев на девушек, — Потому Грейнджер, блять, очень вежливая и следует правилам психотерапии. Малфой с громким стуком кинул лопатку на деревянный стол, приближаясь к Забини. — Потому что это ёбаная ложь. Вся она. Заходит в кабинет так, будто дохрена важная особа, а главное вид такой благородный, прямо-таки сам Мерлин спустился с небес в обличии Грейнджер. Восседает на стуле как на троне, держится спокойно и пытается найти компромисс, а меня уже тошнит от этой херни. Она ведь просто пытается придерживаться образа святой, верно? Думает, что действительно хорошо поступает, когда пытается найти со мной общий язык. Это же всё ради очередных восхвалений! Играет на контрастах со мной, чтобы казаться лучше. Я не могу, блять, ничего рассказать, а если начинаю, то у неё такое лицо сострадающе-осуждающее становится. Напуганное. Это всё ёбаная ложь. Я это знаю. — Драко с силой воткнул лопатку в стол, которую в ходе эмоционального рассказа вновь схватил, положил, схватил и теребил почти весь рассказ, будто в его руках была сама Гермиона. — Не думал, что это, возможно, действительно она и есть? — спросил Нотт, — Я имею в виду, что это же Грейнджер, ну! Она всегда была благородной. Помнишь, как она сказала Хагриду отнести тебя к Помфри? А ты гнобил её все годы до этого. Будь я на её месте, то забил бы тебя до смерти, пока ты на земле устраивал представление. Слова Теодора казались вполне логичными, но Драко посмотрел на него уничтожающим взглядом. — Ой, да отъебись ты. — обиженно фыркнул Малфой. — Это была шутка. Я бы не стал забивать тебя до смерти. — оправдался Нотт. — Ага, спасибо. — угрюмо пробормотал блондин. — Я бы просто не стал руки марать. — Тео хмыкнул, а спустя пару секунд принялся вытряхивать землю из головы, что запустил в него Драко. Забини покачал головой, продолжив заниматься своими делами. Пэнси дёрнула ворот своей идеально очищенной простым заклинанием рубашки, потому что чувствовала, что задыхается. Этот приступ был ей так знаком, что хотелось выть от безысходности. В глазах мутнело, но она всё ещё следила за тем, чтобы никого не встретить, ибо ей абсолютно не хотелось привлекать внимание. Никто не должен был узнать, что Пэнси, мать вашу, Паркинсон умирает от безответной любви самого примитивного человека на планете. А ещё никто не должен был узнать то, что она настолько неудачница, что умудрилась заболеть болезнью, случаи которой максимально редки. Настолько, что она едва ли смогла найти хоть какую-то информацию, впрочем, абсолютно бесполезную, ведь там говорилось, что есть только два способа избавиться от неё: объект невзаимной любви должен взаимно полюбить, либо же можно провести сложнейшую операцию, после которой лишаешься всех чувств. Пэнси была в пролёте по всем пунктам, потому что с Поттером отношения едва ли были. Да, едва ли были. А по второму пункту она пролетала потому, что ни один колдомедик Англии не владел искусством извлечения из человека живого. Быть может, только в самой Японии и был такой талантливый чародей, практикующий подобное, но она явно не смогла бы даже связаться с посольством. Для спасения ей так или иначе стоило либо похоронить своё достоинство, пытаясь влюбить в себя чёртового Избранного, либо же растоптать свою гордость, признавшись кому-то в своей проблеме, унизив себя теперь не только перед одним человеком. Её это не устраивало. Лучше уж она гордо умрёт, превратившись в уродливый кустарник, исчезнет, чем признается в том, что её слабость — это Мальчик-Который-Выжил. Она бы не хотела, чтобы её причислили к той куче поклонниц, готовых облизать Поттера с ног до головы. От одной мысли, что её друзья детства будут смотреть на неё именно через эту призму, сводило внутренности. Глупая, но неубиваямая упёртость Паркинсон ничуть не помогала, поэтому она ввалилась сначала в женский туалет, а после в кабинку, со стуком открыв крыжку унитаза и согнувшись над ним. Хрипы отражались от холодных каменных стен, будто передразнивая, а после из-за кашля стало гудеть в ушах, поэтому она ничего не слышала, кроме того, как кровь приливает к голове. Спустя неизвестное количество времени она сплюнула кровь, смешанную с лепестками. Пэнси чувствовала, как её накатывает, словно она тонет, вязнет в чёртовом болоте, и никто не может ей помочь. Перед глазами встал образ грёбанного Поттера, и внутри возникло желание вырвать себе чёртовы глаза, чтобы кровь хлестала, и тогда бы она больше его не увидела. Девушка захлопнула крышку унитаза и смыла свои проблемы. Если бы, конечно. Она смотрела на себя в зеркало, неоднократно ополоснув ледяной водой лицо, но её всё ещё тошнило от той, которая смотрела на неё с выебанными глазами, растрёпанными волосами и кровью на бледных губах. Ей хотелось впечатать кулак в своё отражение, но, увы, у неё грёбанная психотерапия. А неявка — это галочка для министерских крыс, готовых кинуть дементорам на съедение за малейшую оплошность. Они могут открыто конфликтовать, но ни в коем случае — нарушать правила Министерства. Сдохните, но следуйте инструкциям. Пэнси громко хлопнула дверью кабинета, набрав в грудь воздуха и плюхнувшись в кресло. Она дёрнула короткими волосами, убирая локоны с лица и уткнувшись в окно. — Добрый вечер, мисс Паркинсон. — елейным голоском проговорила мисс Мозгоправ. — Добрый. — кинула ей Пэнси, сложив руки на груди, но сразу же расцепив, однако ей всё равно не удалось избежать ежедневных замечаний. — Пэнси, ты опять закрываешься. Вдохни. Пэнси нахмурилась, но та начала махать руками, призывая к действиям, поэтому она закатила глаза и глубоко вдохнула. Это теперь было не так просто как в сентябре, ибо сейчас в её лёгких цвели сады. — Выдыхай. Паркинсон сделала это несколько раз, чувствуя ещё большую нервозность. — Как прошла ваша неделя? Мистер Поттер? Тот тоже не выглядел довольным. — Лучше не бывает. — Так, хорошо. Мисс Паркинсон? Пэнси едва удержалась закатить глаза вновь, но при этом у неё произвольно дёрнулась нога. — Замечательно. — Между вами происходили конфликты? — спросила женщина, отмечая что-то в своём блокноте. — Нет, Миссис Блэквуд. — вежливо ответил Поттер, играясь с пальцами. Пэнси нравились его руки, длинные пальцы, но она изгоняла эти мысли из своей головы так упорно, что у неё почти получалось. — А вы что скажите, мисс Паркинсон? — Нет. У нас прекрасные отношения, мы все очень любим друг друга! — Пэнси улыбнулась, но больше то походило на оскал. — Прошу прощения, но мне нужны честные ответы, чтобы я могла работать. Если вы продолжите вести себя подобным образом, то я буду вынуждена сообщить об этом Министерству и запросить разрешение на использование сыворотки правды. — миссис Блэквуд улыбнулась, будто только что не использовала подобие запретного приёма и поправила очки. — Что ж, продолжим. Пэнси вышла из кабинета первая. Сейчас она думала, что лучше бы следующую тысячу лет копалась в драконьем дерьме вместе с профессором Стебль, чем ещё раз пришла на терапию. Она отвечала скупо, но исчерпывающе, чтобы претензий к ней было как можно меньше, а вот Поттер тем временем проваливался в какую-то неизвестность, задумываясь и теряясь, отвечая нехотя и часто говоря «я бы не хотел говорить об этом» на каждый чуть более заковыристый вопрос, чем «что вы сегодня ели на завтрак». Миссис Блэквуд это явно не нравилось, но Поттеру было плевать, ведь это ничем ему не грозит. Над ним не весит туча в виде пересмотра дел в Визенгамоте, как весит всё это время над Пэнси, поэтому ей приходилось подавлять желание вцепиться когтями в его лицо. Вообще Поттер, как выяснила Паркинсон, по своей натуре импульсивен. И ей не нравится, что она это вообще заметила, но тем не менее. Некоторое время назад он вполне неплохо общался с психотерапевтом, рассказывая о том, что пережил, но без особых подробностей, однако последние несколько сеансов он закрылся. Пэнси не хотела признавать, но ей стало нравиться его слушать тогда, потому что он говорил о событиях настолько спокойно, что она осознала то, что он настолько сломан, искалечен и убит, что может теперь говорить о войне едва ли не с умиротворением. И Паркинсон осознала, что так выглядит чистое, сухое и самое натуральное отчаяние. И ей поначалу казалось, что ей нравится слушать его страдания, хруст его души, пока не осознала, что больше её в этом привлекает то, что он всё ещё способен держать этот щит, свою твёрдую оболочку истинного гриффиндорца. Ей пришлось принять, что ей нравится это контрастное сочетание силы и отчаяния, тревоги и умиротворения, облегчения и высшей точки напряжения. А потом она стала плеваться кровью и лепестками. И это всё испортило. Гостиная Слизерина встречала её привычной прохладой, в которую она полностью окуналась, ибо всё за пределами душило её. Нервные подёргивания, появившиеся во время десятиминутной ходьбы по пустым коридорам с Поттером позади, начали потихоньку утихать. Пэнси поправила короткие тёмные волосы, оглядев гостиную. Она была пустой и тихой, потому что сегодня была вечерняя тренировка по квиддичу, и Пэнси ловила момент, уютно усевшись на кожаном диване и уставившись в потолок. — Ох, Пэнси! — Паркинсон готова была подскочить и вцепиться в Гринграсс, но она сохраняла спокойствие снаружи, только лишь нога слегка дёрнулась, когда она услышала высокий голос подруги. Ей казалось, что Дафна взяла себе за миссию вмешиваться во все дела окружающих её людей, имея определённый пункт на поднятие настроения и контроль над всем, что движется и дышит. С другой стороны, Пэнс была благодарна её появлению, ведь в одиночестве надоедливые мысли доставали её, заставляя нервничать. — Ты слышала, что случилось с Забини? — это было интересно. — Что? Нет. Я ведь была на психотерапии. — Паркинсон тут же повернулась в сторону двери, где мельтешила Гринграсс, щёки которой покраснели от холода. — Это просто ужас! Никто ничего не понял, но они либо сцепились, либо столкнулись. Я не видела, потому что они были высоко. Никто не видел. Она отделалась легче, потому что Грейнджер направила все силы на неё, видимо. Забини она тоже смягчила падение, но не достаточно. Пэнси слушала внимательно, выпучив глаза и стараясь уловить каждое слово. — Они — это кто, Дафна? — слегка раздраженно уточнила Пэнс. — Ну! Уизлетта и Забини. Идём скорее! Они направились в больничное крыло, где их ожидала толпа из слизеринцев и гриффиндорцев, успевающих ругаться между собой. Пэнси видела, как долговязая фигура Рона Уизли возвышалась над менее высоким Ноттом. Она напряглась, пытаясь пробиться к ним. — Отвали, блять, Уизел. Мы не знаем, что произошло. — расслабленно сказал Теодор. — А мне кажется, всё очевидно. Серьезно думаешь, что Джинни может навредить кому-то? — процедил Уизли, и Пэнси посмотрела на сжимающиеся кулаки парней. — Это больше в вашем стиле, а? — Не знаю ничего на счёт твоей сестрички, но знаю, что Забини на такое не способен. — Что здесь происходит? Рон? — Поттер протиснулся между Ноттом и Уизли, из-за чего оба сделали шаг назад. Он сразу же отвёл рыжего в сторону. Пэнси фыркнула и подошла к Тео, пытаясь не обращать внимание на гул. — Что случилось? — Пэнси заглянула Нотту в лицо. — Да вроде ничего страшного. Это была обычная тренировка. Когда ещё люди с мётел не падали? Но некоторые говорят, что видели вспышки в небе. — Забини не мог. Это ведь даже не в его интересах и никогда не было. — Блейз может и был таким же высокомерным куском дерьма, каким было большинство чистокровных, однако его высокомерие также перетекало в абсолютное безразличие к остальным. Он предпочитал быть в нейтралитете. Он был лучшим для себя, поэтому издёвки над Золотым Трио всегда казались глупым ребячеством, которое он никогда не поддерживал, потому что не находил в этом ничего интересного и не хотел перенять неуверенность Драко, а также не хотел, чтобы дружба с ним давала не самую приятную тень на его безупречную персону. Удивительно, но до войны Малфой казался Забини недостойным крепкой дружбы. А ещё удивительнее то, что Малфой никак не мог это изменить. Забини попросту было плевать на маглорожденных, потому что он был занят собой. Вскоре гул, видимо, настолько осточертел мадам Помфри, что она выскочила, раскрыв огромные двери, и самолично принялась разгонять оба факультета. Нехотя ушли зеваки под напором игроков, а после и сами игроки. Но некоторые уходить не собирались, — это касалось обоих сторон. В нескольких шагах от Пэнси, Дафны, Драко и Нотта стояли Поттер и Уизли. — А где Грейнджер? — поинтересовалась Пэнси. Она, судя по всему, единственная, кто вообще не в курсе событий. — Догеройничалась. — ядовито прошипел Малфой, искривив губы. Поттер мелькал где-то с краю, нервируя. Он мерил коридор широкими шагами. Волновался. У Пэнси от этого встал ком в горле. Кажется, скудный обед торопился наружу. — Она спасла вашего дружка и потеряла сознание. — встрял Уизли. Они хотели ответить разом, но Помфри снова появилась в дверном проёме. — А вы чего стоите? — сердито спросила старушка, уперев руки в боки. — Мадам Помфри, вы нас не пропустите? — максимально вежливо спросил Поттер, подходя ближе. Помфри прищурилась. — Вы впустите их, а нас нет? — возмутилась Паркинсон, выйдя вперёд и сверля взглядом старушку. Помфри подумала ещё пару секунд, тяжело вздохнула и кивнула им в знак одобрения, разрешая пройти внутрь. На этот раз было занято пять кроватей, освещённых лунным светом. На одной лежал Блейз, чьи конечности были забинтованы. Пэнси ускорила шаг и подошла ближе. — И сколько времени у него уйдёт на восстановление? — хмурясь, спросил Малфой. Он оценивал ситуацию. Блейз не выглядел хорошо. Более того, не особо были заметны труды Грейнджер, которые она вложила дабы остановить его падение. Но с другой стороны, Пэнси осознавала, что она просто придирается, и если бы Гермиона не наложила почти мгновенное вербальное заклятие, то всё могло бы закончиться куда хуже. — Дня через четыре полностью поправится. Можете не беспокоиться, мистер Малфой. — успокоила Помфри, — Но если бы не мисс Грейнджер, то…даже не знаю. Пэнси хотелось закатить глаза, но при упоминании девчонки она автоматически повернулась в сторону Поттера и Уизли. Она заметила Грейнджер на одной из коек. — А что с ней произошло? — поинтересовалась она. — Как только она смягчила падение Забини, сама рухнула и потеряла сознание. — шёпотом ответила Дафна. — И всё? — Вербальные заклятия очень энергозатратные. — пробормотал Тео. Резкий крик прорезал тишину, заставляя всех вздрогнуть. Пэнси развернулась в сторону гриффиндорцев, которые выглядели такими же перепуганными, и сделала пару шагов назад, видя то, как Уизлетта изворачивается на кровати. Поттер спохватился моментально, подбежав и прижав девчонку к кровати. Её глаза были красными, щёки мокрыми от резко подступивших слёз, а взгляд напуганный и дикий, будто она только что побывала в окружении дементоров. Таким взглядом смотрел на неё отец в Визенгамоте, а также жертвы, которых временами удерживали в подвалах Паркинсон-мэнора. Пэнси запомнила это навсегда. — Они повсюду! Они повсюду! Я видела! Видела, как они пролетали в небе! — кричала она, стуча ногами по кровати и создавая омерзительный скрежет. Её крики перетекали в рыдания и наоборот. Подскочившая со своего места Гермиона, не успевшая сориентироваться в пространстве, рухнула на холодный пол. Пэнси видела, как блестит пот на её лбу. — Нужно помочь. — твёрдо сказал Нотт, смотря на Драко. Тот хмуро зыркнул в ответ, смотря на друга как на сумасшедшего. — Как здесь, блять, помочь? — возмутился блондин, но Теодор уже шёл в сторону Гермионы, которая пыталась встать. Джинни продолжала кричать какую-то чушь. Дафна застыла в оцепенении. Уизли и Поттер мельтешили возле Уизлетты, не зная что предпринять. — Не трогай её! — рыкнул Уизли, увидев то, как Нотт поднимает Грейнджер на руки. — Он помогает, идиот. — резко вступилась Паркинсон, встав перед Уизли. — Где, блять, Помфри? Паркинсон бросила требовательный взгляд в сторону Дафны и Драко, что заставило их сдвинуться с места и выйти за двери, хоть и нехотя. — Гарри! Гарри, они хотят убить тебя! — девушка захлёбывалась в рыданиях. — Джинни, всё хорошо. Ты слышишь? — Поттер успокаивал ее. Пэнси тошнило. Она отвернулась, чтобы не созерцать эту картину. — Что здесь происходит? — Помфри неуклюже бежала, держа в руках колбы. — Она бредит. Резко очнулась и начала кричать. — объяснил Уизел, тараторя и нервничая. Помфри заставила Джинни успокоиться, наложив какое-то заклинание, а после дала ей выпить зелье для Сна Без Сновидений. — Они хотят…хотят убить нас всех. Они убили Фреда… — Пэнси не была сентиментальной, но в этот момент она ощутила то, насколько они сейчас не вписываются в общую картину. Рон запустил длинные пальцы в волосы, дёрнул воротник гриффиндорской формы и вышел из помещения. — Они хотят… — Тише. Всё хорошо, Джинни. — Гарри прижал её к себе. — Всё нормально. — он убаюкивал её, раскачиваясь из стороны в сторону. — Никто не желает нам зла. — путался пальцами в её огненных локонах. — Война закончилась. — она не сразу поняла, что стоит в полуобороте и наблюдает за этим единственная. Дафна и Драко так и не зашли, а Нотт сидел на корточках у кровати Блейза. И лишь она смотрела и слушала, пока не ощутила знакомое колющее ощущение в груди. Она отвела глаза в сторону и уловила внимательный взгляд Гермионы, а та смотрела так, будто всё поняла. Пэнси резко захотелось наброситься на неё, чтобы она не смотрела вот так, а та продолжала изучать. Горло Паркинсон сдавил спазм, а в груди разлилось неприятное тепло, которое словно пыталось выкурить её из собственного тела. Пэнси ощутила катастрофический недостаток кислорода. Она бы хотела остаться здесь, чтобы не давать пищи для подозрений, но куда страннее было бы плеваться кровью и цветами на глазах у всех, поэтому она быстрым шагом дошла до дверей и вышла, слыша только шум крови в ушах. Она едва ли заметила Гринграсс, которая стояла в коридоре с Малфоем и успела тронуть Паркинсон за руку, но та сбросила ее. Пэнси увидела единственное: Джинни не подходит Гарри.