Шепотом.com

Брат нашел Лань Чжаня в гостиной. Если, конечно, искал. — Вы рано, — улыбнулся Лань Сичэнь, присаживаясь за стол. Радовался он, похоже, своим мыслям, потому что вокруг решительно ничего не представляло подходящих поводов. Лань Чжань давал урок младшим Ланям, неожиданно и необычайно. Вероятно, скоро кто-то вспылит и покинет комнату, а потом не будет разговаривать с другими еще несколько дней. Все трое сосредоточенно кивнули вместо приветствия. Самым суровым на вид оказался Лань Цзинъи. Похоже, он твердо решил стать профессиональным музыкантом хотя бы на день. Лань Сичэнь узнал мелодию, которую выбрал Лань Чжань, и занял себя тем, что принялся внимательно наблюдать за уютным трио. — Как тебе? — спросил Лань Чжань позже, когда мальчики разошлись к себе и они остались вдвоем. Как профессиональный «выслушиватель» и «оцениватель» чужой игры, Лань Сичэнь не преминул похвалить юных музыкантов, но брат прервал его: — Я про урок. Лань Сичэнь удивленно глянул на Лань Чжаня поверх кувшина с травяным настоем, возглавлявшим стол. Тот выглядел как… ученик перед экзаменом. Очень уверенный в себе и сдержанный в эмоциях, но все-таки. — Тебе не о чем беспокоиться, — осторожно начал Лань Сичэнь. — Сам знаешь, твоя игра не знает себе равных. Он не преувеличивал. Лань Чжань был одним из лучших гуцинистов из всех, с кем брату приходилось работать. Но тот лишь неопределенно хмыкнул, похоже, распознав шутку. — Это я знаю. Я про мои… способности наставника. — Лань Чжань опустил глаза, подбирая слова, и лишь затем поднял взгляд и произнес: — Как думаешь, я могу кого-нибудь наставить? Он выбрал необычное определение для музицирования и понимал это так же ясно, как предугадывал до этого реакцию брата. И точно, тот засмеялся, будто от облегчения. — Знаешь, с твоим усердием и трудолюбием… Я полагаю, из тебя получится превосходный наставник, — Лань Сичэнь и не скрывал мягкой гордости в голосе. Он думал о том, что младший брат еще так юн, многого не знает, а все-таки хочет поделиться своими знаниями, стать кем-то вроде их дядюшки, помогать другим. Лань Чжань думал совсем о другом. Преимущественно, о губах на черной флейте, изгиб которых напоминал об усмешке и превосходстве, однако прочесть истинные эмоции их владельца он был не в силах. Он даже не знал, как тот выглядит, помимо этих губ и рук, и линии подбородка, и шеи, на которой чудесно смотрелось всё, наверное, и укусы. Он же Ханьгуан-цзюнь, как-никак. Он должен держать себя в руках. Быть сильным… ради себя, но и ради него тоже. Он не знаком с этим человеком, не знает его. И вряд ли когда-нибудь узнает на самом деле, но… Как объяснить себе то, что, глядя на экран смартфона, Лань Чжань словно глядел на старую фотокарточку, запечатлевшую кого-то важного и далекого? Это такой эффект блогера? Когда дети в интернете начинают считать знаменитость своим лучшим другом только потому, что та постоянно делится с аудиторией своей жизнью и кажется такой… близкой? Этот Повелитель Призраков захватил его мысли подобно урагану. Пожалуй, рано или поздно такое случается со всеми… Лань Чжань как-то пропустил этот этап взросления, но теперь тело, видимо, мстило за все прошедшие годы. Это гормоны? Просто слепое влечение? Лань Чжань вспомнил, как накануне чуть не лишился невинности даже не касаясь себя, когда АСМР-ист сделал этот звук своим языком… И невольно закатил глаза. — Брат, а тебе… — начал он, тут же пожалев об этом. — Что? — Лань Сичэнь собирался по делам и как раз проверял сумку с нотами, всегда висевшую у двери. Лань Чжань вздохнул. А потом потупился, размышляя, что же хотел сказать. «Тебе когда-нибудь нравился кто-нибудь… ну, так?» — Ничего. — Лань Чжань стиснул зубы и сжал кружку с настоем в едва-едва дрожащей ладони. Как о таком вообще спросишь? Даже брата. Тем более, брата. — Тогда до встречи! — попрощался Лань Сичэнь, как всегда лучащийся неповторимой внутренней силой и доброжелательностью. Не удивительно, что к нему все тянулись, словно ростки к свету, особенно ученики. Лань Чжань вздохнул еще разок, посолиднее. На душе его было неспокойно. Так что, когда телефон издал знакомый звук уведомления, рука сама потянулась проверить. Но это было сообщение от брата. Номер телефона — и подпись: «Хочешь проверить свои возможности как учителя? Напиши Не Хуайсану». Брат Не Минцзюэ хотел позаниматься вместе с другом. А что, теперь это не так уж и плохо звучало, как казалось раньше. Обычная блажь, они быстро устанут и бросят занятия. Зато Лань Чжань… Он уронил голову на ладони, скрывая горящие стыдом щеки. Ведь первым делом он подумал не о несомненной пользе, которую музицирование с внимательным педагогом обязательно принесет Не Хуайсану, и как человеку, и как будущему, хотя бы чисто гипотетически, музыканту. И не о собственном развитии навыков пестования юных и не очень талантов. А о том, что на заработанные средства можно будет обновить свой статус на сайте, в Армии Призраков. Лань Чжань не жаловался на нехватку денег, но совесть немного мучила из-за того, на что именно уходила часть его «белой» зарплаты. Заработок на стороне, тем более, с кем-то вроде Не-сюна — вроде как другое дело… Если и сравнивать с чем-то, то этот без малого месяц одержимости странным развратным АСМР совсем его доконал. Так просто не может продолжаться. Нужно что-то… что-то с этим делать… Иначе… Представив, как вся семья отворачивается от него, коллеги гневно тычут пальцами, и даже кролики показывают одни только пушистые хвостики при одном его виде, Лань Чжань не сдержал нервный смешок. — Я пропащий человек, — одними губами прошептал он сам себе, уставившись на номер в телефоне. И нажал на «Написать сообщение», подумав что-то вроде «ну тогда пропади оно всё». *** — Так в какое время приходить Не Хуайсану? — как бы невзначай поинтересовался Лань Сичэнь, когда они пересеклись на работе в перерыве. Не без труда — почему-то именно сегодня дел было невпроворот. — Ты хочешь передать ему сам? — как можно более безэмоционально спросил Лань Чжань. Он понимал, почему брат вообще вызвался стать посредником между ним и непутевым будущим учеником. Причина была высокой, грозной на вид и вспыльчивой, точнее, вспыльчивым. Не Минцзюэ — это повод пообщаться с ним. Лань Чжань не возражал. Но и не особо одобрял. Ему казалось неправильным лезть брату в душу или личную жизнь. Однако он ощущал себя немного отвечающим за него. Кто будет потом смотреть на круги под глазами и потухший взгляд у лучшего человека из всех, разве Цзинь Гуанъяо? Конечно, нет. Кто будет беспокоиться о вещах, что находятся совершенно не в его власти? Лань Чжань считал, что стоит перестать принимать всё близко к сердцу, тогда как окружающий мир требовал быть более открытым и чувствительным. Куда уж больше? Иногда Лань Чжаню чудилось, что только чувствительность в нем и осталась. Болезненная ранимость, топкий страх или опустошающее безразличие. Ничего из этого не отражалось на лице и не выдавало своего присутствия поступками, по крайней мере, в открытую, но от этого разве легче? — Да, передам, — как-то слишком поспешно ответил Лань Сичэнь, попытавшись скрыть неловкость за сделавшим паузу только более неловкой покашливанием. Тайные интриги брата оказались еще более очевидными, чем можно предположить. Не вышло из него стратега. Иногда Лань Чжань задумывался над тем, что всем людям кто-то нужен. У него была семья, но что с ним станет, если брат найдет кого-нибудь и съедет? Если дядюшка решит уехать в глухую деревню «на покой», как порой грозился? Общались бы с ним младшие Лани, не будь он им родственником? На последний вопрос можно было ответить только неопределенным «мгм». Сам он с собой бы, наверное, общаться не хотел. По крайней мере, на постоянной основе. Разве что за дополнительную плату… Телефон в кармане брюк уже привычно задрожал. Уведомление. Лань Чжань знал, «от» кого. А вот Лань Сичэнь недоверчиво покосился на звук вибрации. Наверное, гадая, кто может писать брату. — Приложение, — коротко пояснил Лань Чжань в ответ на вопросительный взгляд. Кажется, Лань Сичэнь купился. Формально, он не соврал — наоборот, был удручающе точен в своем ответе. Ведь это действительно не личное сообщение. Просто обычное уведомление из приложения. Но куда приятнее было считать его приглашением — пусть и стандартизированным, как напечатанные конвертики, высылаемые гостям. Назначив дату первого занятия под пристальным взглядом брата, Лань Чжань не спеша внес его в календарь, демонстративно обновил номер Не-сюна среди контактов — «вдруг сменился, ты ведь знаешь Не Хуайсана!» — и даже позволил угостить себя кофе из автомата, который обычно пили замученные репетициями оркестранты, когда некогда даже дойти до какой-нибудь кофейни. Кофе оказалось неожиданно приятным на вкус, перспективы — куда менее мрачными, чем представлялось, а планы на вечер — радужными во всех смыслах. Лань Чжань погуглил — в интернете хватало фотографий, на которых мужчины целуются друг с другом и позируют на фоне радужных флагов. Сам он боролся с внутренним противоречием: то ли ему хотелось так же, то ли казалось это мерзким и излишним. Считается ли это вообще? Неужели ему правда нравятся парни? Лань Чжань посмотрел по сторонам — в холле было полно мужчин. Он со всей старательностью оглядел их. Но если честно, подходить к ним, или что еще там делают те, кому кто-то нравится, ему совсем не хотелось. Получается, не считается? Пора было домой, и хорошо, потому что телефон словно жег карман, просился в руки. Он не доставал его, чтобы не было соблазна открыть уведомление. Чтобы не было соблазна сделать что-то глупое или непристойное. Лань Чжань больше не был уверен, что владеет собой. С человеком-с-экрана у него не было уверенности ни в чем. Что впереди? От чего еще у него захватит дыхание и заполошно будет биться сердце? На сколько его еще хватит? «Вечером приходи на сеанс спа! Я буду ждать тебя в ванне на двоих, красавчик» — призывно гласило сообщение, заканчивающееся эмодзи поцелуйчика и… водных капель. Лань Чжань как дурак уставился на кругляшок аватарки сбоку. Ни на одного реального мужчину вокруг он так не смотрел, даже на того студента у окна в обтягивающих джинсах. Даже на представительного господина Вана с соседней кафедры, с достоинством рассекающего холл. Когда Лань Чжань шел мимо стайки оркестрантов, пара человек обернулись на него с недоверием — разве второй молодой господин Лань, этот ходячий снеговик, способен улыбаться? Должно быть, показалось. *** Он и вправду сидел в ванне. Пена приятно потрескивала в микрофон — стример сравнил это ощущение со взрывной карамелью под языком, но Лань Чжаню не с чем было его сопоставить. Он не ел сладкое. Он не принимал ванну — только душ или семейная поездка на источники. Зачем напрасно тратить воду и отопление? Зачем напрасно тратить деньги на глупости вроде конфет, которые просто шипят у тебя во рту? Теперь Лань Чжаню в голову всё чаще приходила другая мысль — зачем напрасно тратить свою жизнь, если ты проживаешь ее, точно на автомате? Призрак на видео не спешил. «Сегодня мы будем расслабляться — и ничего больше», пообещал он в самом начале. Лицо закрыто самой обычной маской, тело — клубами ароматной пены для ванн. Почему ароматной? Шепотом, как обычно, Призрак медленно, тягуче описывал, чем она пахнет. Описывал, как приятная теплая вода окутывает его тело. Описывал, как хорошо наконец-то устроить себе день релакса — «вместе с тобой». А когда слушать его сладкие речи стало почти невыносимо стыдно, и Лань Чжань, покраснев с головы до ног, и сам представил себя в горячей воде, поддавшись искушению, Призрак потянулся за кадр и взял в руку бутылку шампанского. Уже успевший покориться волнам расслабления Лань Чжань мигом напрягся. Алкоголь… Он закусил губу, не зная, как на это реагировать. — Видишь, как пузырьки играют в бокале? — прошептал Призрак совсем близко, сминая под собой шумную пену. Так близко, будто его губы — прямо около уха, еще чуть-чуть, и коснутся розовой мочки. Влажные пальцы играли с бокалом, и представить, как они утонули бы в волосах Лань Чжаня, было совсем не трудно. Он смотрел, как капельки воды бегут по вытянутой шее, словно Призрак бесстыдно подставляется под поцелуй. Пожалуй, от одного бокала шампанского еще никто не умирал. А этот нахальный парень, небось, пьет и не такое и не краснеет! И всё же Лань Чжань знал точно — пить алкоголь ужасно, ужасно неправильно. Как будто всё остальное в этом видео — «правильно». Стыд окрашивал возбуждение в невиданные краски. Глядя на человека, вполне спокойно сидящего в полной ванной, Лань Чжань горел. Призраку не нужно было ничего делать. Разве что иногда показывать ключицы под шапкой пены. Шептать своим невероятным голосом эти невероятные вещи. — Ты так заботишься обо мне, хочешь потереть мне спинку? Перестань, позволь мне позаботиться о тебе сегодня, — звучало в голове Лань Чжаня. Видео закончилось — оно было довольно коротким, а АСМРист на нём всего лишь принимал ванну и говорил комплименты зрителю. Но Лань Чжаню казалось, что он обращается к нему. Холодный душ, успокаивающий зеленый чай — с некоторых пор, стандартный набор его вечера в дни выхода роликов. Лань Чжань понимал, что попался. Но срываться с этого крючка совсем не хотелось. Смысл в том, чтобы поддаться. Разве не так поступают все люди? Лань Чжань не мог представить себе, что однажды вот так же «поддастся» кому-то в реальности. Позволит кому-то контролировать свою жизнь, и без того расписанную по минутам. Готовить себе еду. Разделять постель и быт. Ругаться на себя или злиться. Кормить кроликов вместе. Всё это казалось слишком личным для того, чтобы делиться. Лучше уж виртуально. Небольшие порции любви, тепла или как еще это называют — и никакой нежелательной «отдачи». Он никогда не станет жалеть о необдуманной связи. Никогда не опозорит семью. Не приведет нежелательного человека в дом. А о том, что происходит в спальне по вечерам, никто не узнает. Это не считается. Просто игра, и наигравшись, он успокоится и сможет вернуться к своей жизни. В которой не было места для подобных вещей. Но в этот вечер всё было как-то не так. Наливая себе третью кружку чая в темной (чтобы никого не разбудить) кухне, Лань Чжань поймал себя на мысли, будто что-то щиплет в глазах. Наверное, остаточный эффект от «взрывной карамели» звуков, которые в очередной раз безжалостно обрушил на него Призрак. АСМРист словно издевался конкретно над ним, причем всем своим существом. Он выглядел развратно, говорил откровенно, много смеялся и шутил, играл на инструменте, соблазняя, и соблазнял одной только игрой. Теперь он еще и пил на камеру, и ел взрывную карамель, и принимал ванну — где-то там, в своем альтернативном чудесном мире, где Лань Чжаню места не было. — Брат? — испуганно прошептал кто-то за спиной. Лань Чжань резко выпрямился, вытер глаза и обернулся на голос с кружкой в руке. В коридоре замер Лань Сичэнь, растрепанный, в любимой пижаме. Он явно не ожидал увидеть кого-то на кухне в такой час. — Не спишь? Лань Чжань поблагодарил провидение, что не стал включать свет, и как можно ровнее произнес, кивнув на кружку: — Захотелось пить. Лань Сичэнь посмотрел на него и ничего не сказал, позволив выскользнуть в коридор, к спасительной двери спальни. Когда-то, еще в самом начале скандала с Цзинь Гуанъяо, Лань Ванцзи караулил его у входной двери — и клялся себе самому, что никогда не станет вести себя так же. Так же жалко, предсказуемо и неправильно. Лань Сичэнь был открыт людям, ценил дружбу, стремился помогать другим — и в свое время он жестоко поплатился за подобные слабости. Лань Чжань не собирался повторять чужие ошибки. Но, видимо, ему были уготованы собственные. *** В назначенный день Лань Чжань не находил себе места. Мало того, что пришлось лично списываться с горе-учеником, так Не Хуайсан еще и общался исключительно стикерами со странными птичьими мемами. Еще он раз пять поблагодарил «Лань-сюна» за то, что согласился помочь таким олухам, как они. Лань Чжаню оставалось только надеяться, что друг Не Хуайсана окажется более достойным музыкантом. Лань Чжань пригласил учеников в один из свободных кабинетов — это не запрещалось, а еще у них наверняка не было своих инструментов. В таком случае можно было на время позаимствовать что-то из класса. Он только гадал, как скоро Не Хуайсан попросит прикрывать его перед братом или еще что-то подобное. О том, чтобы тот всерьез решил взяться за музыку, и думать не приходилось. Не Хуайсана всегда приводили в пример как «белую ворону». Семья Не славилась достоинствами, а жемчужиной в короне стал Не Минцзюэ, старший брат Не Хуайсана и один из лучших друзей Лань Сичэня — в прошлом. Лань Чжань видел, как брат стремится возобновить общение с Не Минцзюэ после… той роковой ошибки, и не возражал выступить в качестве мостика перемирия. Дело в том, что изначально их было трое — словно названные братья, они помогали друг другу во всём. Но затем Цзинь Гуанъяо предал доверие друзей, особенно Лань Сичэня, верившего ему до последнего. В тот день, когда суд постановил «виновен» в отношении Цзинь Гуанъяо, сердце Лань Сичэня и дружба троих окончательно оказались разбиты. Не Минцзюэ был умнее, а может, черствее Лань Сичэня — он отвернулся от Цзинь Гуанъяо гораздо раньше, а тот вдобавок подливал масло в огонь, рассказывая разное про старшего брата Не. Из-за этого семьи Лань и Не, казалось, долгое время были в состоянии войны… И Лань Чжаню не хотелось подвести брата, рассорившись с младшим Не. Впрочем, ссориться Лань Чжань не умел — чтобы вывести его из себя, надо было постараться. Но он всё равно нервничал. Каким-то учителем он будет? Сможет ли заинтересовать Не Хуайсана игрой на гуцине? А вдруг в нем проснется скрытый доселе талант, он станет знаменитым музыкантом и на всех интервью будет благодарить своего наставника Лань-сюна по пять раз? Совсем замечтавшись, Лань Чжань и не заметил, как в аудиторию вошли двое. Он наигрывал какую-то мелодию на своем верном Ванцзи — традиция давать инструментам имена жила в семье Лань веками и, конечно, не оборвалась бы на верных сынах вроде Лань Сичэня и Лань Чжаня. Флейта Сичэня звалась Лебин. Знали об этом, разумеется, только близкие. Лань Чжань нахмурился, вспомнив, что когда-то в их число входил Цзинь Гуанъяо, который причинил брату так много боли… — Наставник Лань? — раздался звонкий мужской голос. Мелодичный, даже нежный, но непоставленный баритон. Его обладатель мог бы хорошо петь, взяв несколько уроков. Лань Чжань поднял взгляд с дрожащих под пальцами струн и увидел хорошо знакомого ему Не Хуайсана, прижимающего к груди футляр от гуциня — а с ним молодого человека в настолько кричаще красной толстовке, что хотелось проморгаться. Лань Чжань вопросительно глянул на Не Хуайсана. — Лань-сюн, — поспешил он представить. — Это мой друг Вэй Ин. Он хотел позаниматься, а я вспомнил о тебе и попросил брата помочь. Они кивнули друг другу — как показалось Лань Чжаню, с пониманием. Не Минцзюэ наверняка стал еще вспыльчивее и суровее с тех пор, как рассорился с названными братьями. Лань Чжань прекрасно осознавал, что помирить старших братьев — в интересах Не Хуайсана. Сам Лань Чжань полагал, что брат достоин кого-то получше, но с некоторых пор он с большим пониманием относился к слабостям других. Даже выходящие покурить коллеги больше так не раздражали. У всех свои вредные привычки, будь то убивающий лошадей никотин, убивающая честных налогоплательщиков дружба или убивающий разум АСМР. Кажется, спокойная реакция Лань Чжаня успокоила Не Хуайсана, и он, переглянувшись с другом, принялся расчехлять свой гуцинь — наверняка очередной подарок брата, пылившийся до поры до времени. Не удивительно, что Лань Чжань запоминался как гуцинист. Раньше Не Минцзюэ всегда восхищался достоинствами младшего брата Сичэня, особенно в присутствии Не Хуайсана. Если подумать, на братьев года Не точно не тянут… После формальных приветствий Вэй Ин так счастливо улыбнулся, будто услышал нечто чудесное, а не «Лань Чжань, рад встрече». Он неожиданно бойко затараторил: — А что вы сейчас играли? Или можно на «ты»? Вы с Не-сюном ведь на «ты», наверняка будет неловко мне называть вас формально? Или лучше всё же формально? Так что это была за мелодия? Лань Чжань ощутил себя деревцем, подхваченным ураганом. Не зная, на какой из вопросов первым ответить, он успел разве что сжать руки на бедрах в кулаки, когда Не Хуайсан подоспел на помощь: — Ну что ты, Вэй-сюн, не шуми так! У Лань-сюна музыкальный слух, еще голова заболит. И Вэй Ин юркнул за столик рядом с ним, как будто для него обычным делом было нападать вот так, исподтишка, и мигом исчезать, не оставляя улик. — Тогда буду звать тебя Лань Чжань, — уверенно предложил он, глядя прямо в глаза. — А ты можешь называть меня Вэй Ин, если хочешь. Лань Чжань, признаться, потерял дар речи от такой наглости. Всё-таки он здесь в роли учителя, а не старого приятеля. Он даже собирался предложить Не Хуайсану называть себя «наставником Ланем» — только в этом кабинете, конечно. Предполагалось, что это создаст нужную для взаимного уважения дистанцию и правильный настрой. Но этот Вэй Ин взял и парой фраз разрушил весь план, который Лань Чжань готовил у себя в голове целое утро. — Хорошо, — наконец высказал он. Дальше по плану следовало знакомство. Нужно узнать, зачем этим ребятам вообще его уроки, даже если на искренность рассчитывать не приходится. Лань Чжань обогнул свой столик, чтобы оказаться перед своими будущими учениками. — Но я еще не сказал, что буду учить вас. Вэй Ин удивленно поднял брови и скосился на Не Хуайсана, а тот просто пожал плечами в ожидании продолжения. — Брат сказал, вы… ты… Вэй Ин желает научиться играть на гуцине, а Не Хуайсан решил составить ему компанию. Это так? Парни снова переглянулись. — Всё верно, — кивнул Вэй Ин с легкой улыбкой. Он будто не сомневался, что пройдет это «собеседование» с блеском, хотя у него уже не было ни шанса. — Я немного разбираюсь в музыке, но мои знания обрывочны, и Не Хуайсан сказал, что у него в знакомых — отличный гуцинист. Как я слышу, он не соврал, — неожиданно Вэй Ин закончил, и Лань Чжань только спустя пару мгновений понял, что это был комплимент. — Немного? — нахмурился он, упорно игнорируя чувство жара, с которым у него всегда алели уши. У Вэй Ина были красивые руки с тонкими пальцами, но на них не было ни единой мозоли. Может, что-то из зарубежных инструментов? Или он действительно поет и «немного разбираюсь» — это 100 баллов в ночных караоке? — Он шикарно играет на флейте, но не такой, как у Сичэня-гэ, поменьше, — зачем-то встрял Не Хуайсан, наверное, посчитав, что хвалить самого себя другу будет неловко. Хотя Вэй Ин не казался человеком, которому может быть неловко. Он снова улыбался и сиял, как начищенная монетка. От одного только взгляда на него слезились глаза. И эти черные джинсы с дырками на коленках… В таком виде точно нельзя пускать в храм музыки. Даже флейтистов. Тем более, их. — «Поменьше»? Ты меня только что опозорил? — пошло засмеялся Вэй Ин, и у Лань Чжаня почему-то свело живот. Ну что за наказание-то такое — что ни делает, всё чересчур. Такой громкий, заливистый смех Лань Чжань в последний раз слышал… наверное, никогда. Иначе бы точно запомнил. — Вэй-сюн, — укоризненно шикнул Не Хуайсан, с большим трудом удерживаясь, чтобы не прыснуть. — Что вы… ты заканчивал? — спросил Лань Чжань, сложив руки на груди, как будто это поможет. — Мое образование недостойно упоминания, — в неожиданно официальной манере замахал руками Вэй Ин, — но если наставник Лань настаивает, как-нибудь я ему сыграю. «Как-нибудь?» — Почему не сейчас? — Лань Чжань справедливо полагал, что стоило узнать друг друга поближе, прежде чем вступать в отношения — даже если речь об отношениях учителя и ученика. — Забыл инструмент дома, — просто развел руками Вэй Ин, а затем улыбнулся. — Принесу в следующий раз. В начале Лань Чжань собирался извиниться перед Не Хуайсаном и его другом, посоветовать им учителя попроще и разойтись — в случае, если их намерения не покажутся искренними. Одно дело, учить младшего брата человека, который и без того имеет сложную историю с твоим старшим братом. Другое — стать ему прикрытием для попоек или прочего разгула. Ведь Не Хуайсан никогда не любил учиться, а Не Минцзюэ был суровым братом, все это знали. Но если сейчас он отменит следующее занятие, когда еще удастся послушать ужасную игру этого шумного и ребячливого Вэй Ина и своим суровым вердиктом разбить Не Хуайсана с его дилетантским «шикарно играет» в пух и прах? Потому после небольшого «прослушивания», в ходе которого медведь, наступивший на ухо Не Хуайсану, оказался в свете софитов, а Вэй Ин показал себя весьма сносно, Лань Чжань обреченно попрощался словами «до следующего занятия» и ушел первым. Когда брат написал: «И как там твои ученики?», — Лань Чжань, подумав, скинул ему вместо ответа стикер с птицей, которая обмахивается перьевым веером, и надписью «ОМГ». Прямиком из золотой коллекции Не Хуайсана. ***