Мы едем в город южный

- Я достаю из широких штанин... - Ванька, хорош трындеть, наливай уже. Иван показал язык и, достав из сумки-холодильника бутылку пива в полтора литра, разлил его по чашкам. Пруссия поднял своеобразный бокал: - Ну, за начало отпуска! - За отпуск!

***

В купе оказалась розетка - аккурат под столиком. Гилберт хихикал и предлагал новые способы использования взятого удлинителя (не пропадать же ему!): - Не, ну давай сделаем лассо и будем проводника ловить. Или продавцов на перроне, чтобы пиво за него цепляли, а мы подтянем. О, можно полотенца на него повесить! А Иван думал: "Ты мне на юге ещё спасибо скажешь".

***

- Кстати, а почему на поезде? - Гилберт оторвался от созерцания вида за окном. - Ты ж можешь переместиться в любую точку... себя. - Могу, - кивнул Брагинский, - да вот только иногда хочется просто проехать, посмотреть на бескрайние русские просторы, познакомиться с новыми людьми... - Если ты знакомиться хотел, чего ж ты нам купе взял? Как там говорится - тот Россию не видал... - ...кто в плацкарте не бывал, - продолжил Иван. И хмыкнул. - Да уж, плацкартная романтика: свесившиеся с верхних полок ноги в носках с дырой, народу как селёдок в бочке, шум, гам, всевозможные запахи. Нетушки, мне на отдыхе подобие саммита с Америкой во главе не нужно. А тут тихо, спокойно, из источников шума - только ты. - Кто шумный? Великий шумный? - Ага, - улыбнувшись, ответил Россия и потрепал Байльшмидта по голове, - но приятно шумный.

***

- О, соседи по вагону проснулись. - И как ты это понял, Пуаро и Холмс в одном флаконе? - А ты принюхайся. Гилберт втянул носом воздух и понял, что по вагону разносился он - чарующий, волнительный, насыщенный запах, который не спутаешь ни с чем - запах лапши быстрого приготовления. - О, лапшичка пошла. Слышь, Вань, а не пора ли нам подкрепиться? Там вроде курица ещё была... - Была. А ещё мы пюрешки заварим!

***

- Так, столица Польши. - Берлин. - А Феликс в курсе? - Хочешь, нагрянем вместе и обрадуем? - Иди ты. Насекомое, которое жалит, 3 буквы. - США. - Ага, причём жалит исключительно в нефтяных местах. Звание Штирлица? - Штандартенфюрер. - А Мюллера помнишь? - Обижаешь, группенфюрер. - А чего это ты такой довольный? Слова знакомые услышал? - Есть такое. Давай дальше. - Ёмкое слово, обозначающее паразитов. - ООН? НАТО? - Вообще-то микробы, но мне нравится твой подход. Немецкий национальный напиток? - Естественно, пиво. - Лучший завтрак? - Пиво! - Напиток богов... - Пиво! - У тебя что, на всё ответ "пиво"? - Да. Кстати, налей Великому кружечку.

***

С Брагинским, если честно, неплохо ехать. Знает много анекдотов, историй да к тому же пивка холодного взял полну сумку (правда, запасы вскоре потребуют пополнения). Вот только... - Где ж ты, моя темноглазая, где? В Вологде-где-где-где, в Вологде-где... - Какого хрена ты поёшь о каждом городе, который мы проезжаем? Иван пожал плечами: - Не знаю, душа просит. Гил, смотри - Волга! - Ты так восторгаешься, как будто первый раз её видишь. - Да ты только глянь, какая красота! Издалека до-о-о-лго Течёт река Во-о-о-лга... Байльшмидт махнул рукой. Как говорится, чем бы дитя не тешилось... А река и правда красивая - широкая, глубокая, величественная, под стать Ярославлю, что стоит на ней. Впереди Пруссию ждало ещё много песен... - Если б знали вы, как мне дороги Подмосковные вечера... - Москва - звонят колокола! Москва - златые купола! - И всё же для котёнка По имени Василий Прекраснее Воронежа Нет города нигде! А в том, что Россия поёт вполне неплохо, Гилберт ни за что не признается.

***

Сойдя на перрон, Иван вдохнул полной грудью: - Ну, здравствуй, град Ростов. Давненько я у тебя не был... И тут же получил тычок в спину от Гилберта: - Двигай, давай, нам ещё пиво покупать. Кстати, а продавать пивас на перроне законно? - Ну, хочешь, иди в магазин за вокзалом, а я в ларёк. Или пойдёшь за дорогущим в вагон-ресторан? - И Брагинский направился в сторону многочисленных белых киосков, растянувшихся по всей платформе. Байльшмидт двинулся следом. Через некоторое время в руках России был объёмный чёрный пакет с несколькими бутылками пива "Дон" - визитной карточкой Северо-Кавказской железной дороги. - Нда, - протянул Пруссия, - нет у тебя здесь советской власти... - и тут же замолк, удивившись сказанной фразе. Ваня хихикнул: - Да, Гил, не ожидал от тебя. - Сам в шоке. - Стой! Картошку с огурчиками не купили!

***

Они только что проехали по мосту через Дон, и теперь Иван пристально взглядывался вдаль, бормоча что-то вроде "Ну, где же ты", "Давай, покажись", "Ещё немного..." - Ты чего высматриваешь? - Сейчас увидишь, - Россия, не отрываясь, смотрел в окно. - Вот она, Гил! - Да кто? - Тачанка! Смотри! Гилберт пригляделся и увидел мощную скульптуру, представляющую собой повозку, запряжённую тремя лошадьми. На повозке - три солдата: первый стоит, второй сидит, третий стреляет из пулемёта. Красиво. - Эх, тачанка-ростовчанка... - запел Брагинский. "Понеслась", - обречённо подумал Пруссия.

***

- Гил, пошли, чего покажу, - Иван, выйдя из поезда, потянул альбиноса за собой. Станция, на которой они сошли, называлась "Кавказская", а город - Кропоткин. Россия привёл Гилберта к статуе около здания вокзала. - Ну и зачем ты меня сюда притащил? Кто это - очередной Ленин? - Э, нет. Он, скорее, на Троцкого чем-то похож. Не узнаёшь? - Неа. Не томи, кто? - Это Михаил Иванович Калинин - "всесоюзный староста". - Всесоюзный... Стоп. Это что, тот чувак, в честь которого Калининград назван? - Ага, - Россия улыбался так довольно, что Байльшмидту захотелось ему врезать: - Знаешь, мне он уже не нравится. - Думаешь, было бы лучше, если бы тебя звали Троцкоград? Гилберта передёрнуло.

***

В коридоре вспыхнул свет. Иван просиял: - О, Гил, готовься, сейчас будет весело, - и прикрыл дверь купе. - Когда ты так говоришь, мне становится жутко... Что за чёрт? Поезд неожиданно поглотила тьма, из которой раздался голос Брагинского: - А это, дорогой мой Гилберт, тоннель. Привыкай, впереди их ещё много. Пруссия повернулся на голос и вздрогнул: во тьме поблескивали два фиолетовых огонька. "Ванька, ты меня точно с ума сведёшь!"

***

Поезд медленно тронулся, и вокзал Туапсе остался позади. Иван потащил Гилберта в коридор, где уже стояли другие пассажиры, и прильнул к окну: - Гил, смотри скорее, сейчас море будет! Глядя на восторженное лицо Брагинского, Пруссия хмыкнул: - Ванька, ты прямо как ребёнок, - но всё же посмотрел на проносящиеся мимо кипарисы, пальмы, дома. Воздух в вагоне был настолько плотным от напряжения, что хоть ножом режь. Все с предвкушением стояли у стеклянной грани, надеясь скорее увидеть... - Море! - крикнул Ваня, к которому присоединились ещё несколько голосов. В ту же секунду напряжение спало, сменившись возбуждением. Пассажиры улыбались, смеялись, радовались морю и близкому окончанию утомительной дороги. А Гилберт... Гилберт просто смотрел, как из голубой, опалённой зноем, дымки появляется небольшая полоска воды, скрывается за деревьями в внезапно превращается в огромную синюю гладь без конца и края. Гил смотрел на корабли, катера, зонтики парашютов, медленные волны, лениво набегающие на берег, и на пляж - бесконечную полоску гальки. Смотрел и не мог наглядеться. Иван показывал в сторону головы поезда, говорил, что скоро появится городок, где они будут отдыхать, а Пруссия, глядя на него, чувствовал, как в его груди растекается давно забытое тепло. Улыбнувшись, он вновь обратил свой взор к морю. "И это всё принадлежит нам, - думал Байльшмидт. - Нам, пусть и всего на пару недель". И, уже сойдя на перрон, выдохнул: - Ну, Чёрное море, встречай Великого!