с любовью, будущее

— Да что ты там копаешься, давай быстрее! — торопливый полушёпот. — Да успокойся ты, сейчас все будет! — Нам надо успеть, пока предки не вернулись… — Ты думаешь, я не понимаю?! За идиота меня держишь, Гу? Просто замолкни уже и дай мне все сделать правильно, если не хочешь попасть к дедуле Чонри в восемнадцатый век. — Мальчики, а может, все-таки не надо… — паникует третий голос, услышав последнюю фразу. — Ну вот, ты напугал Юнгу, — цокает очень юный альфа с вьющимися чёрными волосами и большими круглыми глазами. Подходит к самому младшему братишке и обнимает за плечи, наблюдая, как их хен возится с чёрным камнем, давно утратившим свой первоначальный цвет. Чонги уже восемнадцать, Миньгу шестнадцать, а их младшенькому одиннадцать. — Прости, Юнгу-я, — кидает виноватый взгляд старший, — просто этот дурачок Гу по-другому не понимает. Мы вернёмся точно в срок. — Ну блин, — надувает щеки тот, — вот никогда вы меня не слушаете, а потом спасай ваши… Мальчик недоговаривает, тем самым ещё больше забавляя братьев. Те посмеиваются, Гу треплет макушку омежки, а затем подходит к старшему, который ему кивнул. Они берутся за руки, смотрят друг другу в глаза и ловят мощное дежавю. Нервишки шалят, но никто об этом не говорит. — Не скучай, наш милашка, — последнее, что говорит Чонги младшему, улыбнувшись, перед тем как раствориться в воздухе. — С вами соскучишься…

***

Тэхен находит Юнги с утра в его любимом тихом уголке. Парень разлёгся на деревянном столе в библиотеке, заменив подушку рюкзаком. Со стороны выглядит спящим, но Тэхен прекрасно знает, что это не так. — Эй, — садится рядом, хлопая по плечу, — че киснешь? — А тебе что от меня с утра надо? — бурчит тот, не поднимая головы. — Только не говори мне, что дело в слухе о якобы появившейся пассии у Чонгука, — последующая тишина выбивает из Кима глубокий вздох. — Юнги, мать твою… — Почему меня это должно волновать? Мне плевать. Я никогда и не претендовал на него. Естественно, у него может появиться кто-то, у нас полно милашек в универе. А в мире ещё больше. А мы даже не знакомы. Мне пофиг. Я ничего не ожидал, поэтому не разочарован. И вообще… — Если ты сейчас же не заткнешься, я вылью твой кофе на эту книжку и скажу библиотекарю, что это ты ее испортил. — Эй! — оживает, резко выпрямляясь и сердито смотря на друга. — Ты не посмеешь. У омеги под глазами темные круги залегли, глаза чуть покраснели от усталости, а сам он тонет в белом свитере с крупно вышитыми мандаринами. Тэхен уверен, увидь он этот свитер на витрине, сморщился бы и прошел, но на Юнги он удивительно смотрится красиво, органично. Умеет он вещи носить. — Ты что, не спал ночью? — Тэхен ответ на вопрос уже знает. Юнги тоже по его глазам это видит, поэтому обижено сопит, отвернувшись. Играется с брелком розового зайчика на рюкзаке, просто чтобы руки чем-то занять, отвлечься. — Я спал. Просто плохо. Юнги боковым зрением чувствует, как тяжело на него пялятся. И, честно говоря, в такие моменты Мин затихать предпочитает, потому что если Тэхен взорвется, то его обязательно тоже зацепит. Ким себя, к удивлению Юнги, держит в руках, когда говорит: — У этого идиота Чона нет никого, расслабься. — Меня это не касается, говорю же! — Окей. Тогда подтирай сопли и пошли в столовку, я не завтракал, надо купить чего-нибудь, пока не помер. Тэхен со скрежетом отъезжает назад, но ведет себя спокойно. Подхватывает свою сумку и направляется к выходу. Юнги встает следом, губы кусает и все унять в себе любопытство не может, которое дарит предателю-сердцу мнимый покой. — Откуда ты знаешь? — все-таки ловит друга у дверей за рукав клетчатой рубашки, тихо спрашивая. Ким прекрасно знал, что так и будет. Оборачивается, смотрит на опущенную макушку и проклинает Чонгука, обстоятельства, из-за которых он единственный все помнит. А потом плюет на все и с каменным лицом говорит, уставившись в стенку. — Ты сказал, что мои племянники меня обожают, и мне безумно нравится их «дядюшка Тэ», и я хочу дарить им всю свою любовь, а тормоз Чонгук не посмеет меня этого лишить. Надеюсь, он сейчас очень страдает. Юнги от замешательства про все забывает и первую секунду глазами хлопает, уставившись на друга. Правда, потом долго смеется, предварительно прыскнув. — У тебя нет племянников, что ты несешь, дурень. Ещё лицо такое умное сделал. Юнги обходит его, проходя на лестницу, а Тэхен улыбается. Что ж, ожидаемо, что всерьёз его не восприняли, он поэтому и ляпнул это собственно. Просто чтобы развеселить. Хотя иронично, что он ведь ни слова не соврал. Он за этими двумя уже полгода наблюдает. И сначала было слишком тяжело. После того, как они отключились в кабинете директора, парочку разлучили, поместив в разные кабинеты. Тэхен был рядом, когда Юнги очнулся. И с одной стороны это был его Юнги, которого он так давно знает. Тот же взгляд, те же эмоции, как будто просто проспал одну пару. А с другой стороны, он два часа назад успел увидеть совершенно другого Юнги. По-другому счастливого. Который всю свою нежность и любовь в глазах не прятал, щедро дарил адресату, чувствуя, как ему отвечают тем же. Юнги, который расцвел, побыв сутки в своем мини-раю. В обнимающих его руках таял. Теперь Тэхен знает, как может и будет по-другому. И в его глазах все так просто. Им нужно просто начать знакомиться друг с другом, но никто не спешит, вновь растеряв всю уверенность. Поначалу это раздражало неимоверно. А сейчас он, вроде как, привык и смирился. Что ж, раз эти двое предпочитают свою затянувшуюся прелюдию на расстоянии, он ничего с этим поделать не может. //// Чонгук находит рыжую макушку своего лучшего друга у окна в коридоре. Тот задумчиво грызет карандаш, наблюдая за облаками. Так что подсаживается напротив, привлекая внимание. — О чем задумался? — Да прикинул вот, что если бы месяц назад, или три, или полгода назад пятого числа ты набрался смелости признаться Юнги, мы бы сегодня годовщину вашу праздновали, — распевает, захлопнув книгу в руках. Встречает пристальный взгляд темных глазах Чонгука, и видит, как тот в итоге усмехается, переводя взгляд. — Я сегодня познакомлюсь с ним. — Да ладно. У Хосока ни разу не верящий ему, или хотя бы удивлённый, тон голоса. — Я серьезно! — Даже не думай, что я поверю тебе, пока сам лично не увижу. — Отлично, поднимай свой зад и пошли, у нас как раз пара с ним общая. Хосок идет за пышущим решимостью Чонгуком и смеется себе под нос от этого. Он-то лучше всех знает, как вся эта уверенность может за секунду превратиться в пыль, стоит Юнги взмахнуть ресницами своих глазок. — Имя свое только при знакомстве не забудь, Ромео! — не унимается Чон. — Заткнись! Когда они заходят в аудиторию, Хосок врезается в спину резко остановившегося друга. — Ты чего? — Какого хрена. Хосок пытается уловить, что здесь не так и что послужило уже щекочущей нервы злости Чонгука в голосе. И только когда тот направляется к ещё пустому месту, где всегда сидит Юнги, замечает аккуратный букетик там. — Ну, видимо не ты один решил, что сегодня тот самый день, — неловко чешет затылок. — У вас какая-то сходка в клубе Юнги? — Я уверен, эти цветочки умеют летать, — бесцветно говорит Чон, грубо их хватая и направляясь в сторону окна. — Ну так же нельзя… — бормочет за его спиной Хосок, вздыхая и даже не пытаясь остановить. — Эй, положи на место! Этот голос заставляет Чонгука обернуться, пристально разглядев паренька, вставшего со своего места. Он оценивает его: серый кардиган, белая рубашка, кудрявая макушка. Обычный такой альфа, на вид не урод, побить за минуты три можно, мысленно ставит оценку Чон, недобро усмехаясь. — Твой подарок? Как хорошо, что мы встретились. Может, я все не так понял, а ты что напутал, тогда я даже извинюсь. Для кого они? У Чонгука голос ровный, ничего хорошего не обещающий. Хосок уже мысленно себя пожалел, приготовившись драку разнимать. Смотрит, как второй, незнакомый альфа, храбрится, а Чонгук его одним взглядом испепелить пытается, и думает, что омеге лучше бы задержаться и не приходить сюда сейчас, где бы он ни был. — Я положил их для Юнги, верни на место. Чонгук пальцы разжимает, и они на пол летят. — Мне кажется, вид у них уже не очень презентабельный, не думаешь? — Да что ты себе позволяешь?! Думаешь, ты звезда, тебе все можно? — Я никогда так не думал, но если дело касается Юнги, да, я вполне могу побыть сволочью и разрушить чьи-то воздушные замки. Тебе ничего не светит, гуляй. — О, так ты думаешь, что такому мудаку что-то светит? Вы даже не знакомы! Чонгук ещё в начале реплики улавливает краем глаза, как в кабинет заходит знакомая чёрная макушка, и внимание на него переводит. Они уже подняли шум, на них то небольшое количество студентов, что есть, смотрит, но ему плевать. Волнует только один человек, который застыл, увидев сцену у своего места. — Уже знакомы, — кидает напоследок Чон. Быстро обходит растерявшегося парня и направляется прямиком к входу, где стоит Мин, а за его спиной Тэхен. — Привет, меня зовут Чонгук, будем знакомы, — протягивает руку, забыв про свою обычную нервозность рядом с этим малышом. Мысли про оберегать и защищать сейчас в альфе громче. Юнги на протянутую широкую ладонь смотрит большими глазами, не понимает, что происходит, почему. Чонгук руку упрямо держит, а за спиной Тэхен его нетерпеливо локтем пихает, наконец почувствовав, что что-то двигаться начинает. — Ээ, привет, — тихо получается, — Юнги. Мин руку в ответ все-таки протягивает, но взять не решается, мнется. Чонгук эту неловкость налету схватывает и инициативу в свои руки берет, нежно пожимая ладошку. И все его дурное настроение как водой смывает. Уже становится глубоко пофиг на придурка за спиной, он смотрит на растерянные глазки лисьего разреза, чуть румяные щечки, чувствует тёплую ладонь в своей руке и все. Поплыл. Он не хочет его отпускать. — Аа, простите моего друга тормоза, — вклинивается в эту идиллию счастливый голос Хосока, который перекидывает руку через плечо друга. Чонгук не хочет его слышать, ну не сейчас, пожалуйста. Но до небес он, видимо, не достучался, потому что дальше Чон чувствует несильный, но ощутимый подзатыльник. — Он иногда забывает, что в нашей стране приличное рукопожатие не должно минуту длиться, — улыбается, а потом на ухо шипит. — Отпусти его уже, балбес. И Чонгуку приходится его послушать. Ладонь сразу как будто холодом обдает, неприятно. — Привет, — вырастает рядом недоразумение с цветами в руках, о котором Чонгук забыть успел. Он глаза на него закатывает, а потом замечает, как Юнги улыбается этому придурку и рукой машет. И вот теперь не до шуток. — Прости, цветы упали, но я очень хотел тебе их донести. — Это полевые ромашки? — удивляется парень, принимая небольшой кулек в крафтовой бумаге. — Откуда они в декабре? — Ты говорил в прошлый раз, что они твои любимые, так что я, когда случайно их увидел, подумал, что они должны тебе понравиться. Случайно, как же, у Чона много слов на языке крутится, но теперь он связан присутствием Мина. — Спасибо большое, Ухен-а, красивые. Это последняя капля. Чонгук неожиданно для всех берёт Юнги за запястье и быстро уводит его восвояси. Подорвавшегося через пару секунд Ухена с двух сторон за руки подхватывают парни. Тэхен, который светится ярче, чем солнце, и бесконечно заколебавшийся Хосок. — Отпустите! Куда он его повёл? — Спокойно, все под контролем. — Вот именно, — поддакивает Тэ. — Юнги мой лучший друг, и я его отпускаю. Хосока такое поведение удивляет, но при третьем лице он решает вопросов не задавать. Юнги охренел. Вот серьезно, конец цитаты. Чонгук небольно, но крепко держит за запястье и ведет в глубь коридора. Занятия с минуты на минуту должны начаться, ещё и раннее утро, поэтому в их уголке тихо и безлюдно. Как он так может? Подойти ни с того ни с сего, познакомиться, десять сердечных остановок подарить и еще увести куда-то. Юнги его засудит, как только мыслить здраво снова начнет. Когда они останавливаются, Чонгук разворачивается, смотрит на свою руку, сжимающую Мина, и резко отпускает, примирительно поднимая руки. — Извини, — выпаливает, теперь чувствуя неловкость. Юнги кивает и молчит. Не из вредности, просто растерян. Думает, как менее смущающе спросить, почему его из кабинета почти похитили. Чонгук смотрит на цветы в его руках и все еще дуется, пыхтит. На себя в большей мере. Юнги подарок принял из-за того, что он тянул, никак первый шаг не делал, со стороны тихо заботясь. — Тебе нравятся ромашки? — вопрос сам вылетает. — Да, — опускает взгляд на занятые руки, — маленькие полевые больше всех. — Тогда тебе летом стоит съездить к моему дедушке, у него за домом большое поле таких, — Чонгук понимает, что ляпнул, когда второй, забыв про смущение, свои глаза на него резко поднимает. — Если ты захочешь, конечно, знаешь я был бы рад если бы мы так подружились, и… — опускает голову. — Прости, меня уносит что-то. У Юнги предательская улыбка на лице появляется, счастливая. Он все еще не понимает, что происходит, но происходящим наслаждается. Такой маленький разговор, которого раньше никогда не было, душу греет. — У тебя есть дедушка? — тему мягко переводит, губы покусывая, не желая, чтобы неловкость все разрушила. — Даже два, — улыбается Чон, — оба по линии папы. Они живут в небольшом селе за Пусаном. А у тебя? Что в этом «селе» живут самые богатые особы с роскошными особняками, он, естественно, умалчивает. — Нет, они все рано умерли. Я их даже не помню, — пожимает плечами Мин. — Тебе повезло больше. — Ну, про поле я не шутил. Милости прошу, — как бы между делом бурчит. — Ты всех при первом знакомстве туда зовёшь? — Вообще-то, ты первый. За окном крупными хлопьями идёт снег с затянутого тучами неба. Он оседает на больших зеленых елках, расположенных вокруг заведения, на дороге, земле. И Юнги кажется, что ему необходимо открыть окно и проветриться, обдать горящие щеки декабрьским морозом. — Я слишком очевиден, да? — дует щеки Чон, тоже наблюдая за снегопадом. — Но ты мне правда слишком нравишься. — Что? — букетик снова падает. В этот раз его спасает рядом стоявшая скамейка. — Ты не понял? Чонгук по открывающемуся-закрывающемуся рту, пунцовым щекам и большим глазам понимает, что нет, Юнги об этом не думал. И сквозь землю провалиться хочет. — Нет, я… Что, подожди, что ты- — Прекрасно! — перебивает его в конец смущенный Чонгук. — Прекрасно, все, забудь все, что я сказал! Я сделаю все как положено в следующий раз, а сейчас забудь! Перемотка, я ничего не говорил. Удаляем дубль. Юнги сам не понимает, как в такой ситуации позволяет себе засмеяться. Чонгук, который всегда был такой крутой, знающий себе цену, уверенный, сейчас невероятно мило ведёт себя, нервничая. Этот факт льется сладким мёдом на влюблённое сердце, заставляя Юнги ещё больше тонуть в этом сильном чувстве к нему. Чонгук от его смеха расслабляется, плечи опускает и сдается, улыбаясь в ответ. Смотрит, наклонив голову, как тот ладошкой смех прикрывает, как глазки в полумесяцы превращаются, и, кажется, уже готов забить на весь конфетный период, сразу подхватив на руки (свое) чудо. — Это похоже на розыгрыш, — в итоге говорит счастливый Мин. — Просто дай мне время доказать. — Хорошо, — глаза прячет. — Сегодня пар мало, как насчет пойти сейчас к Венди? — Предлагаешь прогулять пары ради местной кафешки? — По будням у них продаётся до двенадцати их фирменный милкшейк, а сейчас он в новогодней тематике, ты пробовал? Нет? — берет в этот раз за руку, ведя за собой. — Вот видишь, я обязан тебя им напоить, он преступно вкусный. — Неужели ты их тайный пиар-менеджер? — Конечно, вот, веду нового клиента. Они смеются, а Юнги прячет улыбку в своем свитере, натягивая его выше. Они не говорят о том, что держатся за ручки, просто наслаждаясь моментом. Мин думает о том, как волшебно ощущается местами мозолистая ладонь Чонгука, а второй не понимает, как раньше жил без этого. Юнги как самый сильный в мире наркотик. Вдохнёшь его тепло на секунду, и больше никогда другого не захочешь, будет ломать именно по нему. Они заочно уже больше года знакомы, в представлении друг другу не нуждались, это был лишь предлог для разговора. То тут, то там пересекались, на парах одних сидели. Постоянные знаки внимания от Чонгука, безобидные задирки. Может быть поэтому Юнги не чувствует, что они друг другу чужие по сути? А ещё тепло в его руке такое знакомое… Он будто бы держал эту ладонь раньше. Мин мысленно себе у виска крутит, называя влюблённым параноиком. Они забирают одежду в раздевалке, Юнги шапку надевать не планирует, им же буквально за угол завернуть надо. Она у него белая вязаная с свисающими веревочками. Он ее любит, но сейчас, честно говоря, ему становится неловко от своих милых вещичек. Он смотрит на утепленную черную кожаную куртку Чонгука с ремешками, а потом на себя в свитере с вышитыми мандаринками, плюшевой куртке и шапочке. Мамочки, что за контраст. Он сгореть готов. — Ты почему шапку не надеваешь? — спохватывается Чон у выхода, которому Юнги таким мягким кажется, что он себя еле сдерживает, чтобы в объятья не заключить. — Нам же рядом, нет необходимости. — Нет уж, там снег идёт, а ну дай, — забирает и сам на него одевает с самой довольной рожей на свете. — Вот так, ты в тепле должен быть. — А сам без шапки. — Я на машине, привык без неё. — Все равно, зима пришла, надо уши беречь. — Ты как мой дедуля, — смеется Чон. — Вот и пожалуюсь ему на тебя! — Хорошо, тогда как насчет на выходных съездить в магазин? Поможешь мне выбрать. — Ты уверен? — смеется, указывая на свою шапочку, как бы намекая, на что он подписывается. — Я тебе доверяю! — Ну тогда… Ладно. Чонгук поверить не может, что только что себе неофициальное свидание выбил. А потом снова взгляд на эти цветы, которые все мешаются, падает. Предложение выкинуть их, ожидаемо, отклоняется, потому что а). это ведь цветочки, б). это подарок, для него старались, так нельзя. Юнги очень добрый. Альтернатива нашлась в том, чтобы закинуть по пути их в машину Чона и спокойно идти попивать милкшейк. Когда Тэхен выходит с пары, он первым делом вылавливает Хосока. — Я, конечно, сказал, что доверяю Чонгуку, все дела, но где Юнги? — Кстати, об этом, — щёлкает пальцами Чон. — Почему? — Надо быть слепым, чтобы не заметить, как они друг на друга смотрят, — Тэхену даже придумывать ничего не пришлось. А Хосок кивает, понимая, что смысл в этом есть. — Стоит ли позвонить ему? — Давай, я не думаю, что в первый день мы оторвем их от чего-то, — сразу соглашается Ким, получая смех Хосока. — Эй, он сбросил! Этот засранец сбросил! — Вы точно лучшие друзья? — Ой, заткнись. — Давай прикинем, куда можно пойти в такое время? — Ну, они либо где-то здесь сидят… Хотя нет, сейчас здесь шумно, Чонгук не идиот, раз они решили поболтать, куда-то в место потише предусмотрительно повел. — Рядом есть две кафешки, — схватывает рассуждения Тэхен. — Тогда у Венди, как вариант. Гук любит их напитки, и там тише в первой половине дня. — Мешать не хочется, но я схожу. Просто чтоб убедиться, что у них все ок. — Тогда я с тобой, — кивает Чон. Когда они выходят за порог универа, то успевают всего пару шагов сделать, как замечают в стороне эту сияющую парочку. Они стоят друг напротив друга, и на прощание Юнги чмокает в щечку второго, быстро убегая после. Его на полпути ловит Тэхен, направляясь на выход вместе, а Хосок подходит к Чонгуку, провожающему бесконечно влюблённым взглядом Юнги. — Как все прошло? — улыбается друг, уже предчувствуя здесь счастья полные штаны. — Yess!! Да!! Даа, юююхуууу! — кричит, прыгает на месте Чон, победно вскидывая руки, и смеется, не зная, как эмоции выплескнуть. — Это лучший день в моей гребанной жизни, Хосок-а! Не могу поверить, у нас будет свидание, Хосок, блять, ты понимаешь?! У меня будет свидание с лучшим малышом на свете, что?! А Хосок что, он смеется с явно перегретого друга, который готов горы крушить. На него сейчас хоть ураган обрушься, он счастлив будет. Чонгук случайно задевает своими плясками проходящего парня, комкано кидает извинения и дальше в своем мире радуется, где-то лишь на крае сознания подмечая, что не видел его раньше. Проходящие мальчики на это внимание не обращают, только улыбаются между собой, все услышав. Задерживаются на пару секунд, а потом заметив подозрительный взгляд Хосока, сматываются. И быстрее, чтобы догнать давно ушедшего Юнги с Тэхеном за воротами. И успевают, услышав и здесь кусочек. — …Господи, а ещё я так офигел, что совсем забыл, что надел сегодня первое, что в руки попалось! Ну почему именно сегодня я поленился красиво одеться, Тэ?! — сокрушается Мин. — Что происходит, боже, у меня сердце сейчас взорвется, хватит ржать! Юнги от сильной жестикуляции роняет перчатку из кармана, и она бы так и потерялась, если бы один парень не подбежал, подняв ее. — Вы обронили, — вклинивается в перепалку. — Ой, спасибо. Юнги перчатку забирает, бегло обращает внимание на знакомо круглые глаза, а потом незнакомец отбегает назад, к своему другу, наверно. Мин на этом внимание не заостряет, в конце концов, у него тут личная жизнь бурлит полным ходом. — Хен, скажи, в этом что-то есть, — говорит юноша, наблюдая, как в нескольких метрах от них переходит дорогу их совсем молоденький папа и дядя Тэ, — быть обычным прохожим, которого они даже не запомнят. — Ты прав. Хотя если мы хотим родиться, нам больше никем и нельзя быть здесь. — Хочу дедулю увидеть, — бурчит младший, — вот он сразу бы все понял, в отличие от этих двух, и проблем бы не было. — Пошли уже, Гу, — смеется. — Нам надо вернуться. Юнгу наверняка волнуется. — Мы же ещё вернемся? — Родители надолго уехали, так что да, ещё разок будет возможность их здесь увидеть. //// Чонгук ходит мрачнее тучи. С их (неофициального) свидания прошла почти неделя, и с тех пор они больше не виделись. Точнее, они пересекались, Чонгук то тут, то там Юнги вылавливал, но сейчас конец года, и всем от его (будущего) парня что-то надо. Они только остановятся поговорить, как вырастает какой-нибудь профессор со своей просьбой, или первокурсник-посыльный, один раз даже Тэхен со своим супер срочной историей его забрал. Мысль догнать и навалять Киму сама собой проскочила. Чонгуку кажется, что уже их дворовая кошка имеет больше шанса получить внимание Мина, чем он. И у него депрессия. Он вязаную зелёную шапку в виде Майка Вазовского не снимает, вспоминая, как Юнги ее выбирал в торговом центре. Как Гук смог его плавно в кинотеатр увести, воспользовавшись тем, что грех ведь не сходить, раз они здесь. Как большой карамельный попкорн смущенному Юнги взял, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Чонгук мультики особо не любил никогда, но тот, на который они пошли, готов к лучшим произведениям мира причислить. Наверно, потому что все полтора часа на улыбку Юнги смотрел. Сколько у него надежд, идей и планов было, когда он подвез омегу домой, в универское общежитие, ровно к комендантскому часу. Их тёплое прощание. И что происходит сейчас, когда он снова может только его чёрные волосики в толпе высматривать. — Если будешь и дальше ходить таким унылым говном, то ничего хорошего не произойдет, — после глубокой оценки настроения друга, заключает Хосок. — Опять инстаграма Чимина начитался, — цокает парень. — Это вообще-то твой брат. — Двоюродный. — Наверно, поэтому он умнее. Чонгук голову с парты поднимает, сверкая глазами, но на Хосока это нужный эффект не производит. Не зря же они дружат. — У меня вообще-то реальные проблемы, — пыхтит в итоге Чон. — Временные. Конец года, он слишком умненький мальчик, естественно, его разрывают. Ты, на минуточку, благодарен должен быть, что он с тобой сразу общаться согласился, а не припоминал, как ты мимоходом по голове его трепал раньше. — Но я же небольно! Наоборот, максимально ласково… По взгляду Хосока Гук понимает, что сути это не меняет. Да он и сам не отрицает, что делать так не стоило, наверно. Но вот в такого он влюблённого идиота превратился… Что он может поделать… — Я скучаю по нему, — бурчит, снова уронив голову на сложенные руки. А когда понимает, что ему ничего не отвечают, даже не съязвят и не подколят, одним глазом на друга смотрит. Видит, как тот улыбается. — Что? — не выдерживает Гук. — Да так. Миленькая из вас парочка выйдет. — Знаю, — прячет улыбку, явно улучшив настроение. Со стороны звучит самоуверенно, но Хосок, прекрасно видевший торчащие красные уши, знает о скрытых исключительно нежных чувствах за этим. Он так за друга рад, который наконец сделал шаг, получая ответ. Спокойствие нарушает какая-то возня у входа. Парни замечают как все с аудитории быстро стекают к нему, удовлетворяя любопытство. Судя по шуму, в коридоре чуть ли драка не намечается. — Гляну, что там, — кидает Хосок, на что Чон кивает. Ему вот как-то не особо интересны чужие разборки, пусть хоть поубиваются там. — Чонгук! — кричит офигевший друг. — Там Юнги! Так, отмена, планы меняются. Пусть только попробуют его хоть пальцем тронуть. Чон с места сразу подрывается и не особо церемонится, пробиваясь в эпицентр событий. Первое, что он видит, это каких-то парней за спиной Юнги, и идиота Сомина напротив, который наезжал на самое прекрасное, что есть в этом мире. Сейчас Чонгук этому долбоящеру устроит. — Какого хрена здесь творится? — без намека на снисходительность громко спрашивает, вставая рядом с Мином. Тот на него свои удивленные таким появлением глаза поднимает, ещё пару секунд назад будучи в очень боевом настроении. — Он хотел побить детей, — сухо говорит взявший себя в руки Мин. — Точнее, одного даже ударил. — Детей?! Да ты на них посмотри! Двое альф, а за руки ходят держатся, отвратительно! — брезгливо морщится. — Лучше отойди, Мин. — А то что? — встает между ними Гук, щёлкая костяшками. — Его тоже ударишь? Ну, давай, попробуй, я потом твои кости собакам скормлю. — Вот куда ты лезешь? Это тебя не касается, Чонгук, — сдает позиции, скорчив недовольную рожу. — Ты на мою омегу пасть разеваешь, паскуда, — тихо говорит, подойдя вплотную, чтобы больше ничьи левые уши не услышали, — так что сейчас собрал свои пока что целые конечности и исчез от греха подальше, чтобы я тебя не видел. На загорелом лице напротив недоумение и растерянность, но Чонгуку повторять не нужно, чтобы его поняли. Темноты в глазах от этой стычки вполне хватает, чтобы понять серьезность его намерений. Так что инициатор покидает площадку, напоследок окинув взглядом присутствующих. Хосок, наблюдавший за этим, от стенки отталкивается и всех зевак разгоняет. — Все, представление закончилось, давайте, расходимся. А Чонгук к Юнги подлетает, волнуясь. Его лицо в свои широкие ладони берет и осматривает. — Все хорошо? Он тебя не задел? Ты только скажи- — Я в порядке, — перебивает Мин, искренне улыбнувшись, его эта теплота и забота обо всем забыть заставляет, затапливая с головой. Чон его улыбку зеркалит, отпуская. А потом их внимание на мальчиков, наблюдавших за этими нежностями, переводится. Тот, что чуть ниже, все еще обеими руками держится за руку другого, немного испуганно глазами хлопая. У второго небольшая ссадина на скуле и раздражённый взгляд, но он внимание переключить пытается, крепко сжимая руку в своей. — Вам надо в медпункт, — заключает Юнги тоном, не подлежащим отказу. — Пойдем. — Со мной все хорошо, ничего не болит, — пытается отвертеться старший. — Не спорь. И все. Так они вчетвером и спускаются на первый этаж в свободную комнату. Внутри пахнет лекарствами и одну свободную кушетку они занимают. Чонги по одному взгляду папы понимает, что ему сесть надо. Ему немного смешно, что он такое влияние оказывает даже не зная о нем. Вот они же с братом могли взбунтоваться и сказать, что не пойдут никуда. Никто их за это отчитывать бы не стал и причитать с аптечкой в руках: «Я тебя рожал здоровенького, целёхонького, а ты, бессовестный, опять с синяками!». Но нет, папа в любом возрасте папа, с которым лучше не спорить. Кроме того, он их выручил, получается. Если бы не он и отец, драки бы точно не избежать было. Чонги никогда бы не дал тронуть ни своего брата, ни папу, горой встав. Чонгук на притихших мальчиков смотрит и понять не может, откуда они такие здесь взялись. Юнги уже вату с антибактериальным спреем достал и спрашивать что-то видимо не намерен, пока не закончит. Мысли в другом месте. Так что это делает Чонгук. — Вы ведь не студенты, правда? — А? — поднимает глаза тот, что без боевых ранений. — И не вздумайте нам врать. Я же вижу, что вы явно школьники, Юнги это тоже понял, поэтому вас детьми назвал. Что вы здесь делаете? — Хен хочет поступить сюда в следующем году, — Миньгу врать на ходу всегда профессионально умел, — вот и пришёл посмотреть, не удержался. А я просто следом увязался. — Так вы братья? — уточняет, так и думавший, Мин. — Да. — Этому уроду повезло, что он задел меня, а не его, иначе я ему бы устроил, ай-яй, — тут же прекращает своё недовольство мальчик, стоит Юнги чуть надавить ваткой. В глазах стоявшего отца мальчики видят одобрение этим словам, а вот папа вздыхает, подув на ранку. — Никаких больше драк. Миньгу руку брата снова своей накрывает, подсаживаясь рядом, и извиняется, на что тот улыбается. А Чонгук мнётся, не зная как ещё один свой вопрос задать. — Не хочу показаться бестактным, но… Мальчики все по его направленному взгляду на их руки понимают и поясняют, прекрасно зная, что отец ничего плохого не имеет в виду. — У моего брата привычка просто такая с детства. Когда он боится, нервничает или стрессует, за руку меня хватает. Мы долгое время были вдвоем только в семье, а папа всегда говорил, что мы должны друг за другом приглядывать. Отец в этот список ещё и папу, правда, включал, но мы и так знали, что беречь его должны, — улыбается от воспоминаний Ги. — Вот как, — улыбается Чонгук. — У вас хорошая семья. — Ты сказал «долгое время вдвоем были», — мягко вклинивается Юнги, закончив обрабатывать, — потом пополнение было? — Ага, наша любимая милашка родилась, — делится довольный Миньгу, а потом резко брови хмурит, переводя взгляд на отца. — А… А ты не скажешь… — М? Что? — вопросительно смотрит Чон. — Ну, что я большой альфа и мне нужно быть более смелым, а не за брата хвататься… Стараться быть таким крутым, как ты… — Не такой уж я и крутой, — отмахивается Чон, — ты чего? Альфа, омега, это не ярлык, нет никаких критериев, под которые ты должен подходить. Главное, ты знаешь, что должен заботиться и оберегать тех, кого любишь. А там дальше уже все приложится. Чонгук себя мастером говорить речи не считает, особенно подбадривающие. Он просто говорит, что думает. А этот мальчик, что на пол головы его меньше, после этого подходит и обнимает, застав его врасплох. Очень крепко обнимает. Его брат и папа на это с улыбкой смотрят. Юнги забавляет то, что Чонгук сначала от растерянности не знал, куда руки деть, а потом все-таки расслабился, положив их на его спину. Картина до боли трогательная. Юнги понравился ответ Чона. И этому мальчику видать именно эти слова нужны были. А Чонги чувствует облегчение. Он чуть ли не ради этого на самом деле это все затеял. Его братишка совсем начал терять уверенность в себе, ещё и возраст этот проблемный. Отец ему и в их времени говорил примерно то же, пытался объяснить, но Миньгу думал, что он так говорит, просто потому что он его сын, которого он любит. Ему было очень важно признание отца, но верить он в него отказывался из-за банальной неуверенности в себе, каких-то комплексов. А сейчас он получил тот же ответ от двадцатилетнего отца, который ещё не знает, что им станет. Это ли не чудо. — Хей, я же вижу, что вы, мальчики, из хорошей семьи, — тихо говорит Чон, — так что ты должен больше им доверять и разговаривать с ними, понял? — говорит под конец милой интонацией и треплет за щечки отстранившегося мальчика, который на это смеется и кивает. — Так точно! — Вот и молодец. — Нам пора, — встает Чонги, — уже время. Спасибо вам большое за помощь. Миньгу кланяется следом, вставая рядом с братом. — Больше не встревайте в неприятности, — машет рукой Юнги, улыбаясь. — Тогда увидимся в следующем году, — салютует Чонгук. А у Чонги, который на всю жизнь запомнил их слова при прощании ещё тогда, одиннадцать для них лет назад, мурашки по всему телу побежали. Их напутствие тогда было почти такое же. Он не дает свою взбудораженость увидеть, и они быстро уходят, больше ничего не говоря. Когда дверь за ними захлопывается и парни остаются наедине, Чонгук на эту же кушетку садится, приближаясь к Юнги, который сидит на стульчике на колесиках рядом. — Если сейчас сюда кто-то ворвется и опять заберет тебя у меня, я пойду драться. Кладет руки на колени Мина, подкатывая его ближе, напротив себя. Юнги с этого предупреждения смеется, показывая свою обезоруживающую улыбку дёснами. — Пара уже началась, не думаю, что я кому-то нужен. — Мне ты всегда нужен. Я соскучился, черт возьми, — роняет голову на плечо Мина, чем-то ребенка напоминая. Юнги никак привыкнуть к такой близости не может, дыхание каждый раз, как в первый, захватывает. Но он тянется к чёрным волосикам на затылке, не в силах себе отказать в этом. Чонгук приподнимается, в его лицо заглядывая, глаза на губы невольно опускает, а потом страдальчески стонет. — Это просто незаконно, Мин Юнги. Как я должен ждать красивого момента, который наступит после праздников, если я всякий раз, как тебя вижу, хочу попросить тебя встречаться со мной. И подавляет в себе ещё один вздох, когда видит такое очаровательное красное личико Юнги после этих слов. — В-встречаться? Как… Как пара?.. — Да, как самая настоящая пара. Хочу на руках тебя носить, всем говорить, что ты мой, подарками тебя заваливать, в любви признаваться. Все сделаю, если ты разрешишь. Юнги ладошками лицо прикрывает, а потом как вскрикнет от эмоций: — Я сегодня проспал, в пижамных штанах пришёл, ты специально такие дни подбираешь?! Чонгук смысл не до конца, если честно, понял, потому что Юнги в этих штанах в клеточку и своем белом лонгсливе смотрится очень мило и уютно, все модели обзавидуются! — Но ты буквально всегда прекрасен? — пробует свои мысли донести. И теперь очень смущенный омега падает на его плечо, слабо ударив в грудь. — Ты мне очень нравишься. Ты не можешь так с моим сердцем поступать. Чонгук от заветных слов глаза широко распахивает и тут же за плечи Мина хватает, заставляя на себя посмотреть. Улыбка, как у придурка, просто сама расплывается, и подавить ее никак не получается. — Правда?! — Правда, — дует губы, отводя взгляд. А услышав счастливый смех и почувствовав, как крепко его обняли, те же эмоции разделяет, дрожащими руками обнимая в ответ. — Юнги, ты здесь! — врывается в их идиллию голос Ким Тэхена. — Нашел время! У нас доклад на следующей паре у той ведьмы, если ты забыл, нужно все повторить, или меня завалят, але! Пока Чонгук прикидывает, долго ли Юнги будет горевать, если сейчас лишится друга, второй идет совсем другим путём. Он явно раздражённого Чонгука на себя разворачивает и быстро чмокает в губы, после поворачиваясь к охреневшему Тэхену. — Мы все сдадим. Иди отсюда. — Понял, моя оценка на твоей совести, досвидос. И снова звук захлопнувшейся двери. А Юнги непонятно откуда взявшуюся смелость резко растерял, так и смотря на дверь. Чонгук ничего не говорит, только в этот раз сам его за личико берет, на себя разворачивает и целует, не собираясь быстро отстраняться. Медленно мягких губ с бальзамом касается, подминает, моментом проникается, запоминает, внутри миллионом фейерверков взрываясь. Чувствует, как в его руках слегка дрожат, за хлопковую рубашку на плечах хватаются, и вкус жизни впервые познает, не зная, как с эмоциями справиться. Юнги хочется всего полностью себе. Больше никому. И так и будет, он уже знает.

***

Помрачневший камень, у которого от своего былого величия, насыщенного изумрудного цвета ничего не осталось, превращается в пепел. Он чудом сохранил в себе толики силы, после первой попытки уничтожения, погаснув, почернев, но маленькая крупица зелёного света переодически вспыхивала на секунду, в самой глубине. Именно это и заметили мальчики в один день, убираясь у дедушки на чердаке. И шальные мысли сами в голове стрелять начали. А вдруг?.. После долгих экспериментов и трудов они смогли выжать из него последние силы. Все-таки они с детства за своим дедушкой бегают, наблюдая за его работой. А сейчас, когда они вернулись, камень просто превратился в пепел, сквозь пальцы ускользая на пол. — Все. Конечная, — слабо улыбается Чонги, отряхивая пальцы. — Я так рад, что мы смогли их увидеть там, — признаётся Гу, присаживаясь в дорогое кресло в их библиотеке. — Это так интересно… У нас лучшие родители, хен. Это не то, что они обычно могут сказать вслух, но сейчас, под влиянием момента и эмоций, все выходит наружу. Происходит некое переосмысление. — Да, не всем так любить дано. Они совсем не изменились, — задумчиво говорит с теплотой. — А какие они красивые! В смысле, они и сейчас очень красивые, ты понимаешь, о чем я, но тогда… Вау, мы бы сами на папу запали. — Фу, Гу, — смеется старший, — я понимаю, но не говори такое! — Ну что? Фотки в нашем альбоме и половины не передают! — А отец крутой какой… Этот старик и сейчас такой же. Наверно, он поэтому говорит, что чем в молодости привыкнешь заниматься, то по жизни и будешь делать. Сам ведь до сих пор спортом занимается. — Ага… Но они ведь не запомнили нас, правда? — Нет. Иначе бы камень в пепел был превращён очень давно, чтобы этого не произошло. Мы были просто прохожими. За дверями слышится копошение, шаги, и мальчики тут же распознают голос отца и Юнгу. — Я вообще-то и сам могу о себе позаботиться! — кричит малыш. — Это не отменяет того, что они должны вести себя, как старшие! Где эти засранцы, в библиотеке? Мальчики понимают, что родители прилетели со своей командировки. Юнгу пытается отца задержать, не зная, вернулись ли они. И мальчикам становится страхово, что с ними сейчас будет. — Вот вы где! — открывает двери мужчина. На Чонгуке чёрная водолазка, обтягивающая его ни чуть не испорченную годами фигуру, и чёрный свободный костюм из пиджака и штанов. Уложенные волосы родного цвета, челка прикрывает лоб, и только золотое кольцо на безымянном пальце из украшений. Властный голос и прямая осанка. То, что так привыкли видеть дети. — О, вы уже вернулись, — пытается сгладить ситуацию Гу, замечая, как облегченно вздыхает омежка, увидев их. — Юнгу один пытался развести камин, таская дрова, чуть не обжегся, а вы чем занимались? — спокойно спрашивает Чон, зная, как его слова подействуют. И мальчики, ожидаемо, тут же подрываются к младшему брату. — Что?! Милашка, ты в порядке? — хватает его за руки Чонги. — Прости, — делает страдальческое лицо Гу, зная о их эгоистичном желании, из-за которого им пришлось оставить его одного, — правда, прости, больше такого не повторится. — Да хватит! — пытается отбиться от очень заботливых альф в их семье. — Серьезно, ну что вы опять! Пап! Пап, они снова меня за слабого и маленького держат, скажи им! — жалуется, заметив подходящего к ним Юнги, на что тот смеется. — Тебя просто любят. — Пусть друг друга любят тогда! И уходит, запыхтев, как паровоз. У него сейчас такой возраст начинается, когда все самому хочется делать, характер показывать, и родители только смеются над этим. У Юнгу очень забавно это получается. Не зря они его милашкой называют. Ему ведь приятно на самом деле, так, для красоты ворчит. — Чтобы больше такого не было, — тем не менее в итоге строго говорит Чонгук, взглянув на мальчиков. И этого хватает. Отец всегда проводил с ними серьезные разговоры так: не повышая голос, тихо, но очень понятно. По одной интонации. Они и сами понимают, как и когда накосячили, и стараются все исправить, что не может не радовать. — Все, выключай строгого отца, — ворчит Юнги, посмеиваясь, — давайте, все в гостиную, у нас елка до сих пор не наряжена! Чем только занимались, пока нас не было? Миньгу обходит всех, накидываясь на папу с объятиями, на что тот сразу отвечает. Они идут впереди, смеются между собой. У Юнги свежее окрашивание, волосы тёплого русого оттенка слегка завиты, мягкий свитер цвета кофе с молоком и свободные белые штаны по щиколотки. Заботливые руки, нежная улыбка и любящие глаза. Чонги с отцом в конце мини делегации плетутся. — Как ваша командировка? — спрашивает старшенький, спускаясь по винтовой лестнице на первый этаж в гостиную с большой елкой. — Успешна, мы закрыли все сделки. — Какое у тебя расписание на праздник? Каждый год обычно по разному. Иногда Чонгук заявлялся только под вечер тридцать первого, иногда уходил на работу уже первого. Он всегда спешил домой в любую свободную минуту, но Чонги помнит, что его любимые праздники были тогда, когда отец мог позволить себе несколько дней проваляться с ними, никуда не спеша. Чонгук смотрит на сына с большой любовью, перехватывает за плечи и треплет по макушке, улыбаясь. — Отец! Ну не маленький же, — пытается возмутиться счастливый Ги. — Я закончил всю работу. Пусть хоть обзвонятся, до восьмого числа я дома с вами. — Правда?! Чонгук смотрит на резко переставшего сопротивляться сына с надеждой в глазах, и смеется, целуя в макушку. — Правда. — Что там у вас? — кричит у елки с коробкой игрушек Юнгу, заинтересовавшись их счастливыми лицами. — Отец всю праздничную неделю с нами будет! — Урааа! — бросает все Юнгу, радостно запрыгивая на руки тут же поймавшего его Чона. Юнги в стороне барной стойки смеется с этой шумной компании, разбирая продукты из пакетов. Его окружают счастливые от этой новости дети, человек, которому он подарил свою жизнь, и сердце наливается теплотой и любовью. Миньгу, наблюдавший за ним на барном стуле, крутится, улыбаясь. — Мы будем ждать наши подарки, не забудьте под ёлку положить! — как бы невзначай решает напомнить Гу. — Какие подарки, вы уже вон большие какие! — шутит Гук. — Я маленький! — надувает губы Юнгу. — Ну-ну, а кто пять минут назад в библиотеке орал, что он большой и самостоятельный? — припоминает, дразня, Чонги. — Это другое, Ги-хен, не путай! — отворачивается от брата, к отцу, строя глазки. — Вы же не оставите своего любимого Юнгу без подарка? Тот смеется, заверяя, что, конечно, нет, а Юнги поворачивается к ним, прищуривая свои очаровательные глазки. — Крутишь ты отцом, как хочешь, Юнгу. — Как и ты, — бурчит в сторону малыш, но его, естественно, слышат. — Это мой муж, вообще-то, я имею право! — наигранно ворчит Юнги, посмеиваясь. — Вот вырастешь, будешь своего строить! Альфы в разборки омег лезть не собираются, вместо этого начиная копошиться в коробках с игрушками. Чонги приносит стремянку (елка-то большая), Миньгу находит сразу звезду. Юнгу когда замечает, что без него пытаются начать украшать, тут же подрывается, раздавая нагоняи братьям. А Чонгук подходит к Юнги у кухонной гарнитуры, обнимает со спины и скрещивает пальцы на его талии, утыкаясь носом в русую макушку. Тихо смеется (его всегда эти маленькие перебранки между его любимыми омегами забавляли) и целует в плечо, спрятанное за мягкой кофтой. — Проголодался? — тихо интересуется Мин, нежась в руках. — Не особо, — проводит носом по ушку. — Я отпустил прислугу на все праздники, пока у тебя выходные. Хочу, чтобы мы только впятером по утрам просыпались. Самому вкусности вам по утрам готовить. — Ты самый лучший. — Ну, — говорит максимально будничным тоном, доставая хлеб из тостера, — знаю. А сам губы кусает, пожираемый эмоциями. Он сам когда узнал, что муж забронировал все эти дни для семьи, от счастья чуть на месте не запрыгал. Представлял, как дети обрадуются этой новости, какие они устроят семейные вылазки, как будут с утра садиться в полном составе за стол, и сердце само счастливую чечетку танцевать начинало. Юнги режет ветчину и сыр, прекрасно зная, что от бутербродов их проказники сейчас не откажутся. Правда, Чонгук, начинающий медленно целовать за ушком, немного теперь отвлекает. — Любимый, — бурчит Мин, слабо пихая его локтем. — Детям не до нас, и ты такой маленький, что тебя за мной просто не видно. — Не в этом дело, просто я тут пытаюсь сообразить перекус? — Я тебе не мешаю, продолжай. — Вообще-то, — забавляется омега, — мешаешь. — Мм, ну, это печально. Юнги слишком хорошо знает этого человека, чтобы не понять, что останавливаться он явно не собирается. Поэтому он откидывается на его плечо, поворачивая голову, тянется вперед и с чувством целует. Чонгук только во вкус входит, как Мин отстраняется, сует ему кусок ветчины в рот и смеется, разворачивая и подталкивая к спорящим из-за чего-то детям. — Давай, помоги им. Чонгук такой уловке усмехается, но слушается, вальяжной походкой направляясь к детям. Те сразу ему жаловаться начинают, что один хочет больше белых шариков, другой синих, а третий вообще в огромной гирлянде запутался. Юнги присоединяется к ним спустя несколько минут. Все на секунду замолкают, накидываясь на горячие бутерброды с какао на подносе, а потом все начинается заново. Юнги, конечно, сказал Чонгуку помочь им, но все закончилось тем, что он стал четвёртой стороной в этом споре. Гук пытается использовать авторитет, что он вообще-то их отец, но помогает мало. Это в своей компании он президент, которого все слушаются, а дома он просто человек, у которого есть малыши, профессионально давящие на «а я твой любимый сын!». В итоге все равно Юнги приходится разруливать ситуацию, плавно решая запросы каждого. — А я хочу ещё снежинок добавить! — в конце вставляет свои пять копеек Гук. Юнгу, который спорил, что это уже прошлый век, морщится, но Юнги его мягко по спине гладит. — Сжалься уж над этим ребёнком, милый, — вздыхает Мин, обращаясь к сыну. — У нас будет старческая елка, — бурчит младший, все же доставая белые снежинки. — Я все слышу! — подает голос Чон. — Мы знаем, — весело отвечает Юнги. — Отец иногда такой простофиля, — подначивает Миньгу. — В этом вы похожи, — смеется Чонги. — Эй, хен! — Ну погодите у меня, — бросает все Чонгук, нападая на тут же отскочивших от него детей. Чонги попутно приходится бегать от пытавшего отомстить младшего брата. Они запрыгивают на диван, носятся вокруг елки, в итоге задевая и сидящего среди этого хаоса Юнги. Тот смеется, отбиваясь от мужа мишурой, но в итоге все-таки падает на пол. В дверь звонят, Чонгук говорит, что это, вероятно, дядя Тэ и дядя Хосок-и, и ребятня тут же бежит их встречать, оставляя родителей наедине. У Юнги под глазами залегли несколько морщинок от улыбки. Чонгук в этих глазах видит того самого мальчишку, в которого влюбился много лет назад. Того самого Юнги, любовь к которому через всю свою жизнь несёт. Он нежно убирает прядки с его лица, оглаживая щечку. Они выросли, изменились, но сердца все те же. Глупость, скажут многие, а у Чонгука все также все внутри замирает от этой улыбки дёснами, красивее которой он ничего в этой жизни не видел. Чувства все также свежи, разве что покрылись множеством новых воспоминаний, которые добавили новых оттенков. Юнги привык бесконечную любовь в его глазах видеть. Это та самая часть, без которой он своей жизни не представляет. Он не знает, каково это просыпаться по утрам без Чонгука. Как другие люди живут? Он бы без него не смог, не захотел. Мин ладонь свою протягивает, мягко проводит по очертаниям скул, пропускает удар от поцелуя в точку, где пульс на запястье бьется. Чонгуку волосы на глаза падают, но он их томный взгляд видит. Тело — это лишь оболочка. То, что внутри, из раза в раз поднимает цунами, окуная с головой в чувства. Вот что на деле важно. — Знаешь, я однажды сравнил тебя с наркотиком, — тихо признается Чон, — и не ошибся. Рядом с тобой, лучше, чем рай, без тебя — ломает, убивает. — Это любовь, — в губы шепчет. — Настоящая, безумно редкая. Настолько, что иногда я сам поверить в своё счастье не могу. Они друг другу улыбки дарят, носами, как коты, трутся, глаза прикрывают, ловя момент. А потом слышат приближающийся шум с коридора. Тэхен с Хосоком и правда пришли. — Гук-и, вставай, — тихо смеется Юнги, — у нас гости. — Как всегда вовремя. Крадет последний поцелуй с малиновых губ и встает, помогая встать и любимому. Тэхен скептически осматривает снежинки на елке и получает одобрение от Юнгу, который весь засветился, говоря, что, естественно, его модный дядя с ним согласен. Чонгук на это ворчит, стоит на своем, открывая друзьям по бутылочке крепкого. Юнги руки на его плече складывает, называя Тэхена воображалой. — Ой, вот только давайте без защитничков своих мужей! — сразу отвечает Ким. Они много смеются в этот день, создавая друг другу праздничное настроение. Через каких-то три дня наступит Новый Год. Они его снова встретят семьей, которую создало всего лишь два любящих сердца. Юнги давно желаний не загадывает. У него есть все для счастья. Все, что он может пожелать, это чтобы следующий год они встретили также, как этот. Вокруг их три чуда громко болтают, старым песням с телевизора подпевают, а его руку в своей крепко держит другая, чуть больше. Такая теплая, невероятно родная. Вот и весь секрет счастья.