После жизни

      Душа у каждого разная. Душа живет где-то под слоем эпидермиса, обновляется вместе с ним каждый раз, впитывая в себе новые знания. Душа – самое чистое, что можно себе представить. Она олицетворяет человека его внутреннее Я.       Но не душа Эванжелин. У её души чёрные длинные когти, как у зверя. Зверя, что рыщет, вынюхивает, сжирает и в крови в своей опочивальне примеряет корону. Только тихо, чтобы демоны не услышали шороха. У её души бусы – проволока. Тот ошейник, что цепляет незнакомых, режет им руки, стоит погладить. И она не любит касания. Она дико пуглива, оттого агрессивна. У неё на другие души, только более чистые – белые – личный фетиш. Маленькая мания.       Её душа похожа на грех. Она требует тёмного времени. Когда на часах примерно за двадцать три, а по улицам бродит нечисть. Она смотрит глазами девушки, куря на балконе, на разного сорта людей. И её мерзко и приторно, но интересно. Её коллекция в подвале не из вещей. Её руки заляпаны – чёрная сажа. Смола, что противно заляпает чьи-то обои и её не вымоешь с мылом. Для неё есть отдельное средство, которое её, к сожалению, слишком мило. Которое, к счастью, знает об этом, поэтому не воротит носа. И казалось бы, подобная гниль не живуча совсем, но, как коррозия в дешёвой машине, она рушит Эванжелин и всех остальных, а сама скалится в кривой пантомиме.       Кто-то однажды спросил, что для неё значит асфиксия.       Для людей недостаток воздуха – неминуемая смерть. Неважно кем является человек, перекрой он себе спасительную трубку под непроглядной толщей воды, несомненно, запаникует, хватаясь за несуществующую опору, лишь бы набрать в лёгкие кислород. Те же астматики цепляются за жизнь постоянно, ненавидят само понятие, само слово и при первой возможности суют в рот ингалятор, будто эта маленькая штучка равна по своей значимости каждому проведённому с родными дню. Впрочем, так оно и есть. И, несмотря на обилие любителей удушения в сексе, сдави им горло чуть сильнее, зрачки партнёра лезут на лоб, сам он вырывается, бьётся, просит перестать, пуская слёзы из глаз. Не свезло же тем, кого действительно придушили в самой красочной интерпретации.       Асфиксия ужасает самим лишь существованием всё живое, что есть на планете. Но, говоря о людях, они краснеют, тянут руки, словно к свету, и хватают ртом кислород, будто рыбы, коих выкинуло на сушу. Иронично, но ситуация кардинально иная. Летальный исход от подобного -обычное дело, никто больше не удивляется очередному висельнику-весельчаку или маньяку, прибегающему к удавкам.       Эви же почему-то представлялось это иначе. Те самые секунды или минуты без воздуха, когда её крепко обнимают, вынудив откашляться после, вдохнув, в таком случае, не то чтобы даже спасительный воздух. Скорее, так, показухи ради. Когда приходится задерживать дыхание на промежуток подъёма чужой грудной клетки в угоду синхронному сопению ночью. И чаще всего, что забавно, такой поступок не будет упущен из вида человека в полудрёме. Когда лишний раз боишься выдохнуть, лишь бы на его плече было удобно, и тёмная макушка не соскочила, проснувшись с хриплым и сонным ворчанием из-за внезапного пробуждения.       Пускай звучит это нелепо, но именно такое кислородное голодание приелось ей. Знакомо до идиотской улыбки, завидев на себе которую, хочется смахнуть отражение, свайпнуть вниз, лишь бы не видеть яркие эмоции по поводу подобной нелепицы.       Её кислородное голодание – Феликс Фольмер. Оно имеет терпкий запах мужского парфюма, колумбийского кофе и дорогого виски. Три аромата, смешанные в один время от времени, не позволят её спутать его с кем-то иным. С чем-то иным, если говорить об абстрактных понятиях. Оно ощущается как колкая щетина в вечер пятницы или, припоминая понедельники, как мягкие рыжие волосы, местами уложенные лаком, что чаще всего варьируется желанием и занятостью их владельца. Оно носит классические костюмы, сшитые на заказ строго по размеру, лаковые туфли (то ли дерби, то ли оксфорды) и галстуки. Весьма иронично.       Она видит его воочию. Воплощение одной из самых страшных фобий для большинства людей, по итогу лишь мужчину среднего возраста с хриплым басистым голосом, уставшим взглядом и сигаретой меж губ. Такой крепкой, что аж противно становится. Он перебирает пальцами, стуча по столу из тёмного дуба, читая книгу про очередного новичка-детектива или, если сводки будут удачными, что-то вроде «Bild» или «Welt». Он нервно косится на дорогу, стоя в очередной пробке где-то перед въездом к любимому бару, и довольно улыбается, подрезав много возомнившего о себе ублюдка. Он любит собак и терпеть не может идиотов.       Эви не знает, как бы восприняли этот вопрос другие и какое количество людей не поняли бы его от слова «совсем». Сказали бы что-то вроде «это ужасно» или сочувствующе кивнули на очередную историю про малолетнего идиота, начавшего курить папин «Winston». Однако её желание дышать сравнимо лишь с мечтой отказаться от кислорода вовсе, прибывая в намеренном удушье до тех пор, пока организм будет способен существовать. Если потребуется, перекрыть дыхательные пути, вынудив его появиться рядом. Звучит бредово и отвратительно стереотипно, но, будучи осведомлённой о его сущности, Эванжелин может свободно вздохнуть лишь тогда, когда его голос разрывает на полотно невыносимую тишину, заглушая в голове тысячи мыслей.       Такую тишину девушка слышала на протяжении всей поездки в аэропорт. Чемоданы в багажнике, рядом лучший друг, который, несмотря на ранний подъем, никак не может умолкнуть. А мысли остались в номере отеля, где совсем недавно она прижималась щекой к теплой груди, слушая размеренное дыхание одного несносного итальянца. И Эванжелин до сих пор чувствовала это тепло. Хотя, чем ближе она была к аэропорту, тем чаще её бросало в озноб.       Она не стала будить его и прощаться. Ненавидела эти глупые прощания. Да и сказать было нечего. И, как трусливая девчонка, она молча забрала вещи и спустилась в холл. К дверям, где впервые увидела эти чёртовы карие глаза, полные жизни. Была ли Эви расстроена? Нет. Она прекрасно понимала, что это маленькое путешествие однажды закончится. Готова ли она была к этому? Да. Теперь, лишив себя всепоглощающего чувства вины, позволив почти незнакомому человеку, увидеть её демонов и заполнить её пустоту, она не боялась.       Завтра, когда самолёт приземлится в Бостоне, в жизни Эванжелин начнётся новый новая глава. Эта длинная ночь закончится, оставив после себя лишь воспоминания о том, как тьма поглощала всё на своём пути. Но это будет завтра. До тех пор девушка беспрерывно глядела в окно автомобиля, что стремительно вёз её навстречу новому началу. Хотела запомнить каждую улицу в городе, где она смогла собрать себя заново. Но перед глазами мелькал лишь образ одного человека. Он смог сделать то, чего не удавалось никому прежде. Ни родителям, ни друзьям, ни даже ей самой. А ведь он, в отличие от остальных, почти не знал её. Ворвался в жизнь стремительно и переворачивая всё вокруг. Буквально сбивая девушку с ног. А после – методично собирал и склеивал её душу, заменяя недостающие детали кусочками своей собственной свободы.       Аэропорт встретил Эванжелин приятной прохладой. Вокруг, как и в прошлый раз, ходили люди, спеша на свой рейс, создавая очереди. Рядом был Спенсер. Время от времени он поглядывал на подругу, будто спрашивал, всё ли в порядке? Но Эви лишь мягко улыбалась в ответ. Она будто задержала дыхание, ждала того момента, когда лёгкие пропитаются воздухом этого города. Для неё сейчас всё выглядело иначе. Она была на пороге новой жизни, нужно было лишь сделать последний шаг. Крохотный шаг. Лишь когда девушка приземлилась в неудобное кресло самолёта, она выдохнула. Теперь она была готова.       Практически весь семнадцатичасовой полёт они со Спенсером не умолкали. Делились впечатлениями о поездке, обсуждали идеи, строили планы. Как в старые добрые времена. Они договорились начать работу над новым альбомом через неделю после возвращения. И Эви даже достала Киплинга, чтобы вместе с лучшим другом сделать несколько заметок для новых песен. Девушка хотела отойти от темы фильмов ужасов, сосредоточившись на классических книгах. Она даже придумала новые костюмы для будущих концертов. Чёрт да, парни во фраках и с котелками, Эви в корсете. И всё это под звуки тяжёлого рока. Стильно.       Семнадцать часов пролетели незаметно. Спенсер ярко описывал свою идею о песне по мотивам «Алисы в стране чудес», когда в самолёте объявили о том, что уже через двадцать минут они приземлятся в аэропорту Бостона. И если еще вчера Эванжелин пугалась от мысли о возвращении, то сейчас она чувствовала лишь сладкое предвкушение. Она вернулась домой. Вернулась, чтобы начать всё заново. Чтобы исправить все ошибки, которые совершила за последние полгода. Чтобы наконец дышать полной грудью.       Рикки, ритм-гитарист группы, был тем, кто встречал ребят у выхода. Эви даже не подозревала о том, что во время одной из пересадок Спенсер успел написать другу и договориться с ним об этом. И, чёрт возьми, нужно было видеть его лицо, когда она, не издав ни единого слова, подбежала к нему и заключила в крепкие объятья, широко улыбаясь. Удивлённые взгляды преследовали девушку даже в её собственной квартире, где собрались все участники группы. Они словно знакомились заново. Неудивительно, последние полгода Эванжелин едва ли общалась с кем-то из парней. А сейчас без каких-либо преград – свободно – обнимала их и рассказывала о поездке. Впервые за шесть месяцев они были по-настоящему счастливы. Не хватало только одного человека. Девушки с волосами цвета пшеницы, чьё фото было надёжно спрятано в нижнем ящике комода.       Эванжелин пришла к могиле Евы рано утром на следующий день. В её руках был небольшой букет голубых гортензий и клубничный молочный коктейль из круглосуточного кафе, в которое девушки раньше любили заглядывать. Её любимые цветы. Её любимый вкус. Рыжеволосая почему-то была уверенна, что навестить надгробный камень лучшей подруги она должна именно с этими предметами. Плевать, что клубника была слишком сладкой для неё. На кладбище было тихо и пусто. Лишь утренние пташки щебетали, сидя на деревьях. Под одним из них похоронили Еву. Эванжелин несколько минут неловко стояла рядом. Что обычно делают, когда приходят навестить могилу? Должна ли она прочесть молитву? О нет, Ева, несмотря на своё имя, не была глубоко религиозным человеком. Так что, доверившись своим чувствам, рыжеволосая осторожно оставила букет у надгробия и села рядом, опершись о ствол дерева.       Сначала девушка не желала ничего говорить. Думала, вдруг в голову придут какие-то умные мысли? Да и странно как-то разговаривать с самой собой. Слова появились лишь тогда, когда Эванжелин сделала глоток молочного коктейля, который к этому времени уже успел растаять и превратиться в мерзкую теплую жижу.       – Твою мать, Ева, и как ты пила эту дрянь? Еще и умудрялась сохранять фигуру, – рыжеволосая поморщилась от приторного вкуса коктейля, прежде чем продолжила. – И теперь я должна допить это дерьмо. Я ведь купила его, чтобы отдать тебе дань уважения. Знаешь, малыш Томми всё еще работает в нашем кафе. Он сильно удивился, когда увидел меня утром. Хотя, я бы тоже удивилась на его месте. Полгода не появлялась, и тут «доброе утро».       Эванжелин вздохнула, делая еще один глоток. Черт, ну что за гадость.       – По правде говоря, я и сама не знаю, почему пришла. Столько времени прошло, а я не появлялась. Была слишком занята, убивая себя чувством вины и ненависти. Прости. Я должна была прийти раньше. Нужно было прийти еще на твои похороны. Но я испугалась. Всё время представляла, как твои родственники хватают меня и казнят за то, что я сделала. Точнее за то, что ничего не сделала.       С ресниц вдруг сорвалась солёная капля. Она медленно покатилась по щеке Эванжелин, оставляя после себя мокрый след и задерживаясь еще на секунду, прежде чем упасть прямо на её белую футболку.       – Ева, мне так жаль. Ты не должна сейчас лежать здесь и слушать всю ту чушь, которую я рассказываю. Мы должны быть где-то в Нью-Йорке, есть вредную еду и жаловаться на грязный воздух, – девушка горько усмехнулась. – Как думаешь, кто и за что наказал нас? И вообще, что такого мы сделали, чтобы оказаться здесь? Мне так больно думать о том, что ты сейчас лежишь в холодном гробу под слоем земли. Тебе, наверное, очень не хватает солнца, да? Я бы хотела сейчас бросить всё и отправиться с тобой в Калифорнию. Но я не могу сделать это, потому что ты блять умерла!       Её голос вдруг надорвался, переходя на крик. Слёзы без остановки лились из её глаз, затуманивая взгляд.       – Слышишь, Ева? Умерла. Я чертовски зла на весь мир. На себя. Потому что это так несправедливо. Ты была той еще стервой, подруга, но блять… Ты была лучшим человеком, которого я знала. Ты не заслужила такой смерти. Мне очень жаль, Ева. Я не хотела, чтобы всё было так. Помнишь, ты хотела, чтобы я была в голубом платье подружки невесты у тебя на свадьбе. Ты всегда говорила, что мне идёт голубой, а я его ненавижу. Так вот забудь. Теперь я готова надеть даже голубое платье. Только пожалуйста…       Молочный коктейль давно стоял где-то в стороне, пока Эванжелин упиралась головой в ствол дерева за своей спиной. Её голос уже охрип от рыданий и всхлипов. Казалось, даже птицы умолкли, прислушиваясь к её отчаянному вою.       – … Вернись. Всё должно быть иначе. Я так скучаю по твоему голосу. По тому, как ты каждый день повторяла, что мне нужно быть женственнее и начать носить платья. Не только по праздникам. Я скучаю по тому, как ты внезапно врывалась в мою квартиру с утюжком в руках, потому что придумала новый способ сделать голливудские локоны. Я чертовски скучаю по нашим чёрным средам. Помнишь? Американская история ужасов, третий сезон. Твой любимый сезон. Я бы всё отдала, чтобы снова сходить с тобой в La perla и потратить баснословные деньги на один долбанный комплект белья.       Все эти маленькие и, казалось бы, незначительные воспоминания потоком всплывали в разуме. Слезы постепенно высыхали, дыхание восстанавливалось. Смирение с головой окутало Эванжелин, давая ей тепло и уют. Может, Ева и не сидела рядом, но память о ней оставалась.       – Ева я… Прости меня. Прости за то, что случилось в ту ночь. Прости за то, что не пришла на твои похороны. Прости за то, что не появлялась здесь все эти полгода. Надеюсь, ты сейчас в лучшем мире. Там, где нет боли.       Эванжелин просидела у могилы еще несколько минут. Молча, даже ни о чём не думая. На самом деле, она просто хотела побыть здесь еще немного. Нет, не искупить грехи. Всего лишь дождаться, пока птицы снова запоют свою рассветную арию, а из церкви неподалёку раздастся голос пастора.       – Я хочу зайти к твоим родителям. Мы так и не поговорили с ними после всего случившегося. Да, они пытались связаться со мной, но… я просто боялась смотреть в их глаза. Даже слышать их голос. Боялась, что не выдержу ту скорбь, которую они несут в себе. Думаю, сейчас пришло время объясниться. Как думаешь, это хорошая идея? – Эви взглянула на надгробие, будто оттуда вот-вот появится Ева и действительно ответит. Увы, этого не произошло. – Точно, прости. Ну, будем считать, что ты не против.       И как только девушка поднялась со своего места, смахивая со штанов травинки и забирая так и недопитый молочный коктейль, краем глаза она заметила вспышку желтого цвета. Канарейка. Крошечная птичка, порхала над могилой и щебетала что-то на своём собственном языке, а после – опустилась прямо на надгробный камень. Эванжелин удивленно глядела на маленькое создание, которое без умолку чирикало в её сторону. Словно это была Ева, болтающая о своих новых туфлях из лимитированной коллекции. Рыжеволосая тепло улыбнулась, осторожно наклоняясь в сторону канарейки, которая уже через секунду сорвалась с места и полетела куда-то дальше. Девушка же осталась стоять под деревом, глядя на крошечную желтую точку в небе, быстро удаляющуюся в даль.       – Забавно, что даже после смерти, люди тебя слышат…       На следующий день Эванжелин отважилась постучать в дверь родителей Евы. Мистер и Миссис Морган жили недалеко от центра Бостона, в комфортных апартаментах. Будучи достаточно обеспеченными людьми, они предпочитали более современное жильё, когда все прочие их знакомые приобретали дома где-то на окраине. И несмотря на своё состояние, Мэтью и Кэролайн Морганы отличались простотой и радушием. Эви любила их, как вторых родителей. Их семьи тесно общались, они даже праздновали День Благодарения и Рождество вместе.       Девушка сильно волновалась, пока ехала в их жилой комплекс. Она не понимала, как будет объяснять своё долгое отсутствие и… да и в целом всё остальное. Захотят ли они её видеть? Согласятся ли выслушать? Смогут ли простить? Все эти вопросы плотно засели в голове Эванжелин. Поэтому-то она и не знала, что сказать, когда дверь в апартаменты открылась, а за ней показалось удивленное лицо Миссис Кэролайн Морган. Впрочем, как оказалось, ничего говорить и не нужно было, ведь в следующую секунду женщина заключила Эви в крепкие объятья, повторяя, словно мантру, «мы так волновались.»       Весь вечер они провели за долгим разговором. Эванжелин узнала, как Мэтт и Кора (да, именно так Кэролайн просила сокращать своё имя) жили эти полгода. Оказывается, они завели собаку. Хаски, о которой всегда мечтала Ева. В день похорон одна из подруг Коры упомянула о том, что её собака привела щенят. И если раньше, родители Евы были против животных в доме, в тот день они кардинально изменили своё решение. Они даже назвали малышку Берри (в переводе с английского «ягода»), как и хотела их дочь. Эванжелин же рассказала о том, почему не могла поговорить с ними так долго. И да, это был очень эмоциональный разговор. Без слёз и объятий не обошлось. В тот вечер они успели и вспомнить множество счастливых моментов, связанных с Евой. Пожалуй, это была лучшая часть их разговора. Ну и, конечно, Кора не могла отпустить Эванжелин домой, не завернув с собой кусочек своего фирменного ежевичного пирога.       Наконец-то девушка была спокойна. Тёмные воспоминания всё еще тревожили её время от времени, но сейчас это были лишь далёкие и почти забытые мысли. Ушла пустота, больше не было страха. Зато было смирение и готовность жить так, как никогда прежде.       Через неделю Эванжелин сдала выпускные экзамены. Конечно, не так удачно, как ожидалось, но имеющихся баллов было достаточно, чтобы перевести девушку на выпускной курс в университете. В день последнего экзамена рыжеволосая навестила родителей. Несколько дней она провела в их доме, предаваясь воспоминаниям и, как в старые добрые времена, болтая с мамой о мальчиках и споря с отцом о свадьбе и внуках. Может Эви и был всего двадцать один год, но отец уже сейчас настаивал на том, что ему пора стать дедушкой. Особенно часто он упоминал это после того, как Дево рассказала матери о встрече с Дамиано. Ну, а так как они не привыкли держать друг от друга тайны, рассказала она об их непродолжительных отношениях во всех подробностях. Даже неприличных.       К слову, про Дамиано. Они ведь не прекратили своё общение. Каждый день они переписывались. Несмотря на плотный (после победы на Евровидении) график группы, ребята всегда находили время, чтобы поболтать с Эви в видеозвонке или общем чате, который создала Виктория. С Дамиано она разговаривала и отдельно. Зачастую ночью, когда все остальные спали. Несмотря на разделяющее их расстояние, она всё равно чувствовала тепло и поддержку, которая исходила от него. А после всех привычных ему похабных шуток, которые время от времени приходилось слушать Эви, она уже сомневалась, что их общение продлится всего несколько недель.       Спустя еще семь дней Эванжелин вместе со Спенсером, Рикки, Патриком, Джоуи и Дэном начали работу над новым альбомом. В студии, как и раньше, не утихали споры о том, о какой книге стоит написать песню. Бедного Киплинга передавали из рук в руки, чтобы заменить или вычеркнуть какие-то слова в тексте. Гитары расстраивались примерно каждые полчаса, что, конечно же, тоже выводило из себя ребят. Эви же раздражалась от того, что её голос после долгого перерыва, звучит иначе. В общем, работа закипела, и, похоже, совсем скоро их группа вернется на сцену с новым материалом.       Еще через неделю Эванжелин начала планировать свой летний отпуск. У неё было два месяца перед новым учебным годом. И девушка отказывалась провести эти два месяца в Бостоне. Она планировала съездить ненадолго в Шотландию, навестить родственников. Слишком давно она не видела тетушку. Но, помимо Шотландии, девушка уже смотрели билеты в Рим. Дамиано с ребятами слишком настойчиво уговаривали её приехать хотя бы на пару недель к ним. И, конечно, Эви не могла сопротивляться им. Жизнь наконец-то заиграла новыми красками. Без боли и ненависти. Без страха и пустоты. Без тьмы. Наступил рассвет, и он был бесконечен. Город будто ожил, несмотря на знойную жару. Бостон, который последние полгода казался таким холодным и чужим, вдруг стал чувствоваться, как настоящий дом. А Эванжелин вновь могла дышать полной грудью. Переродившаяся и счастливая.       Прошла еще одна неделя.       23 июня в 22:48 по местному времени в Парке Дорчестер местным жителем было обнаружено тело. Полиция прибыла на место преступления в 22:54. Медики констатировали смерть. Личность погибшего установить не удалось. Опознавательные признаки: белая женщина, предположительно американка, длинные прямые рыжие волосы, тату в виде римской девятки на внутренней стороне бедра. Травмы, которые могли стать причиной смерти: множественные порезы спины, в некоторых местах полностью отсутствует кожа, отсутствуют ногти и зубы, подушечки пальцев стёрты в кровь, имеются следы удушения на шее, на виске обнаружена серьезная рана, которая привела к кровоизлиянию в головной мозг, а также множественные увечья в области лица, не позволяющие полиции опознать жертву по базе данных.       Спустя день после обнаружения тела в парке в полицию поступило заявление о пропаже человека. Заявитель – Спенсер Чарнас. Описание пропавшей сходится с опознавательными признаками жертвы. К делу привлечены Ричард и Амелия Дево. В результате опознания Мистер и Миссис Дево подтвердили, что найденная в парке жертва – мисс Эванжелин Дево, их дочь. Открыто уголовное дело по статье «Умышленное убийство первой степени». Полиция выражает свои глубочайшие соболезнования семье и друзьям Эванжелин.