На берегу в синем платье

***

Пейзаж за бортом был достоин всех восторженных слов и изумленных взглядов, но его глаза были прикованы лишь к её фигуре. Гордая, загадочная, неприступная, с ветром в волосах и застывшими солеными каплями на теле, она стояла на верхней палубе у перил и смотрела вперед, будто размышляя над чем-то. А он сидел поодаль на шезлонге, потягивая холодный апельсиновый сок, ведь вкус вчерашнего спиртного ещё оставался в памяти с отвращением, и смотрел на неё, как на самое ценное, что было в этом моменте. Где-то внизу, в водах Черного моря, веселились коллеги. Они, в отличие от Павловой, осознавали всю быстротечность отдыха и сполна наслаждались каждым его мгновением. — Ирина Алексеевна, ну идите к нам! — она опустила глаза и наткнулась на Брагина, проплывающего мимо на спине. Немного в стороне Ханина готовилась совершить прыжок в воду, где её уже ждала Нина. — Я только вылезла пять минут назад. Отстаньте, — женщина слегка улыбнулась и показала язык. Поразмыслив, Ирина приняла решение не портить коллегам отпуск своим недобрым настроением. Они же ни в чём не виноваты, в их семейной драме с Геннадий Ильичом — тем более. Поэтому притворившись несколько часов назад радостной и счастливой, она и сама почувствовала облегчение, вжилась в роль и к нынешнему моменту вполне разделяла неугасающую веселость Брагина. Где-то со стороны ветер приносил заманчивый аромат жареного мяса — там Куликов с Лазаревым колдовали над грилем. И надо признать, судя по запаху, получалось у них отменно. — Десять минут — и все к столу! — скомандовал Костя так, чтобы его слышал каждый, и Павлова вздрогнула от неожиданности. «Нервы ни к черту», — подумала блондинка и развернулась, чтобы уйти от края, но перед ней уже стоял Кривицкий, протягивая бокал сока с симпатичным зонтиком на трубочке. Дежавю. «…А когда развернулась к дверям — уткнулась в мужскую грудь. Медленно подняла глаза вверх и столкнулась с его изучающим взглядом.» — Вы что, сговорились меня так пугать? — Прости, не подумал… — он в очередной раз виновато улыбнулся и указал ей на сок, — твой любимый, апельсиновый. После их утренних разговоров и ночных воспоминаний Павлова предпочла бы не видеть и не слышать Кривицкого. Об этом она упоминала и перед тем, как сказала «да» этому путешествию. Только прилетев сюда, позже поняла, что его общество не так уж и кошмарно, как казалось в Москве. Что-то изменилось и это что-то не давало покоя. Объяснений тому, почему она бегает от серьезных слов и решительных действий, почему не может разобраться с собственными ощущениями и признаться в чем-то самой себе, женщина не находила. Всё происходящее было глупо — но так было проще. — Не подумал… — копировать его интонации было её любимым занятием, — спасибо, — но она решила не язвить и, приняв бокал, тепло улыбнулась в ответ. — Тебе уже говорили сегодня, что ты потрясающе выглядишь? — Кривицкий осмелился нарушить возникшее неловкое молчание первым, желая отметить неподвластную времени красоту собеседницы. — Говорили, — Ирина закатила глаза и вздохнула, — но я не верю мужским комплиментам. — Почему же? — Потому что это грубая лесть, — отрезала она и туже затянула черное парео, которое успело чуть сползти с бедер. Невольно он проследил за её незамысловатыми действиями и резко увел взгляд, когда понял, что замечен. — Прости, но… Почему ты не убрала рубец? — тихо заговорил Кривицкий, намекая на заметный шрам на женском бедре. — Надо сказать, не очень аккуратная работа. Я бы сделал в разы лучше. — Не смею сомневаться в твоем хирургическом таланте. — С возвышенной интонацией изрекла Павлова. — Не знаю… Как-то живу и не думаю о нём. Стараюсь не вспоминать. Пока кто-то не напомнит… — Хочешь, — Кривицкий воодушевился и положил руку ей на плечо, — вернемся в Москву и я всё уберу? Через неделю забудешь, что там что-то было. — Гена! — Павлова истерически рассмеялась. — Гена, нет! К тебе под нож я не лягу. — Ну и дура, — он спокойно констатировал ей это в лицо, будто сделал какой-то научный вывод, и повернул голову вбок, разглядывая слегка волнующееся море. Ирина смерила его презирающим взглядом и, не сказав ни слова, развернулась и ушла на аромат стейков и голос Куликова, злостно выражающий что-то вроде: «Подгорело, придурок!» Жаль, что Кривицкий не может увидеть её хитро-довольной улыбки.

***

В который раз за последние несколько дней звон стекла раздавался около врачей. Но сейчас всё было ещё прекраснее, чем вчера: берег далеко, Москва — тоже, никаких лишних глаз, солнце, море, ветер, веселая компания, потрясающее настроение и неподдельное чувство легкости. — Нет-нет, вы что, посмотрите на меня, ну куда? — Павлова, смеясь, протестовала Лазареву, который попытался налить ей водки. — Я понимаю, вашему обществу нужно соответствовать, но мне вчера хватило. Так что моё — апельсиновый сок. — Наше дело — предложить, ваше… Геннадий Ильич? — переключился Костя. — А Геннадию Ильичу тем более должно было хватить, — женщина перевела упрекающий взгляд на Кривицкого, а опомнилась, когда пять вопросительно-удивленных пар глаз уставились на неё. — Я тоже по сокам, — развел руками Кривицкий, сдерживая улыбку. — Возраст, знаете, иногда напоминает о себе, — Ирина тщетно пыталась скрыть неловкость момента, — тем более для Геннадия Ильича и его сердца. — Да, Кость, ну что ты пристал к людям?! — к столу подошла Ханина с огурцами-помидорами. — Мне лучше налей. — А что я? Я ничего. Врачи расселись по местам, разглядывая кто накрытый стол, кто — вид с яхты, а кто — коллег. — Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — усмехнулся Кривицкий, когда Брагин поднялся, очевидно, намереваясь выступить. — Да. В очередной раз поднимаю бокал за эти каникулы. И оставайтесь, пожалуйста, всегда такими же веселыми, красивыми, счастливыми, как сейчас! — Олег перевел взгляд на Павлову, подмигнул и улыбнулся. — И пусть мы прилетели вчера, и пусть мы улетаем послезавтра — всё было и будет прекрасно! — Михалыч, да ты поэт, — рассмеялась сидящая рядом Дубровская и толкнула друга локтем. «Ура!», — разнеслось над яхтой и морскими просторами под всё тот же звон бокалов. — И ничто не омрачит нам нашего настроения, — улыбаясь, добавила Павлова, как завет.

***

— До встречи завтра, — сказали друг другу коллеги и разошлись по номерам, когда на улице стало смеркаться. Все сошлись на мысли, что моря, плавания и загара уже достаточно, поэтому завтрашний день предвещал увлекательную поездку к водопадам и пещерам. Тем более, когда администрация отеля предлагает комфортную доставку к месту назначения — грешно отказываться и терять прекрасные возможности. В их отделении всегда хотели объять необъятное. Так и с путешествием: в ничтожно малое количество дней надо уместить максимум эмоций, впечатлений и событий. И сейчас Павлова впервые переступила порог своего номера с приятной усталостью. Правда положительные эмоции не долго были её спутниками — женщину встретили привычные холод и пустота. Легкая улыбка моментально спала с лица, и хирург в который раз молчаливо сделала себе заключение: «Ты одна». Коллеги молоды в сравнении с ней и им пока ещё проще. Проще пойти сейчас снова искать развлечения, ведь время — всего-то ничего, девять часов, проще общаться друг с другом, проще исправлять любые ошибки, проще без давящего прошлого за спиной. Приятный летний вечер. А она одна.

***

В спальне горели лишь ночники, а ветер игриво колыхал полупрозрачный тюль, отделяющий комнату от просторного балкона. Было достаточно свежо, и она так и не поняла — холодно на душе или просто в номере… Павлова искренне обрадовалась тому, что перед отъездом кинула в чемодан какой-то детектив, хотя надежды на то, что он пригодится, тогда не было. А сейчас он уже второй час спасал её от гнетущего одиночества и заменял простое удовольствие человеческого общения. И всё же ничем не заменимое, как бы ни стараться. Она то и дело поправляла очки в тонкой оправе, сползающие на нос, когда строки перед глаза начинали расплываться. Со стороны балкона послышались какие-то шорохи — возникшее мимолетное желание заснуть как рукой сняло. Звуки становились активнее и ближе, а от прежней смелости Ирины не осталось и следа. Это в операционной она была готова хладнокровно и решительно действовать, сейчас же чувство тревоги овладело женским разумом без остатка. Она прикрыла глаза, надеясь через несколько секунд вернуться в реальность и узнать, что это был лишь сон. Мужской силуэт возник перед глазами Павловой, едва она их разлепила, преодолевая страх. К счастью, ночной гость быстро подал голос, подошел ближе, и Ирина истерично выдохнула. — Разрешите украсть даму? — Кривицкий с видом итальянского романтика протянул женщине красную ароматную розу. Не хватало только серенады. — Ты… Ты… Ты больной?! — немного отойдя от испытанных чувств, заикаясь от шока, заговорила Павлова. — А если бы я тебя подсвечником пришибла? Ты как залез сюда? — она приняла из его рук цветок, чтобы кинуть обратно в неудачного донжуана. — Видимо, архитекторы и владельцы этого заведения не расчитывали на такой контингент постояльцев… Все состоятельные и приличные, — Кривицкий усмехнулся и продолжил, — поэтому соседние балконы расположены о-о-очень близко. Всё довольно просто. Дежавю. « — Не помнишь? Ничего предосудительного, Егорова, — он опустился рядом и протянул ей какой-то стакан. — Не с балкона же я залез, действительно.» — Старый дурак… Я даже не говорю о том, что ты мог бы побеспокоиться о моём психическом благополучии, ладно! — Павлова принялась читать нотации, активно жестикулируя. — Но улететь с четвертого этажа, об этом ты не побеспокоился?! Тебе сколько лет, Гена? Молодость захотел вспомнить? Так ушла она! Он снова улыбнулся: «Волнуется…» Присел на край её постели, хотя помнил, как она ненавидит тех, кто садится на кровать в повседневной одежде, подпер рукой голову и повернулся к ней: — Пойдем гулять, Егорова? Такой вечер пропадает… Она не сводила с него глаз, смотрела прямо перед собой. Вот он — только что залез к ней через балкон и теперь сидит на её кровати и приглашает на прогулку. «Почувствовал?» Знал же, что никогда не выслушает, если просто постучит в двери. А она? Она всё убегает и чего-то боится… Дежавю. Где-то в июне 1982 года « — Ты больной? — блондинка с округлившимися глазами и тяжелым учебником по неврологии в руках стояла в углу комнаты, с ужасом смотря на парня. — А если бы я тебя двинула книгой? — Бьет — значит любит, — улыбнулся тот и подошел ближе, торжественно вручая маленький букет ромашек. — Точно больной, — девушка хлопнула его ладонью в грудь, — ты как в окно залез? Гена, пятый этаж! — Очень просто, Егорова. Если ты забыла, я живу всего-то на два этажа выше, — Кривицкий приобнял Ирину и наклонился к уху, отодвигая прядь волос, — главное, что ты не спишь, главное, что я стою перед тобой целый и невредимый, главное, что за окном прекрасная погода и глупо этим не воспользоваться! Пойдем. — Куда пойдем, Гена?! Ночь на дворе, — блондинка протестовала, но выбираться из уютных объятий не спешила, — общежитие закрыто, я хочу спать, мне ещё учить пятьдесят страниц и вообще — у нас завтра экзамен! — Закрыто, правда? А я не знал… — Кривицкий картинно почесал затылок, — наверное, именно поэтому я пришел к тебе через окно. — Гена! — Ира! Здесь спуститься по лестницам — нечего делать. А читать тебе уже не надо, нужно отдыхать и думать о хорошем. Ты у меня самая умная, — парень ласково взял в ладони любимое лицо и приложил лоб ко лбу, — Ирусик, ну пойдем… Ты же любишь приключения! — Ты сумасшедший, — она всё-таки нехотя вырвалась и сделала шаг назад, складывая руки на груди. — Идешь? — Иду.» — Черт с тобой, Гена… — Пойдем? — он не поверил услышанному и инстинктивно поднялся. — А пойдем, — Павлова сняла очки и откинула книгу на прикроватную тумбочку, — только потому, что мне искренне жаль твои старания и стремления вторгнуться в мой номер в двенадцатом часу ночи. Не хочу, чтобы они зря пропали. — Конечно, конечно, — широко улыбнулся Кривицкий, — я буду ждать тебя в гостинной. — Иди уже! — она кинула в него маленькую бархатную подушку, а когда ночной гость скрылся в глубине комнат, вновь улыбнулась в пустоту. В пустоту, которая, казалось, только что заполнилась чем-то необъяснимо приятным.