Как пожелает Господин

Мне хочется верить в лучшее, но лучшее осталось позади…

***

      Тихо журчал маленький ручей, проползая по пыльной каменной дороге. Его давили ноги прохожих, копыта лошадей. Но шустрая водяная змейка всё равно ползла куда-то вдаль, словно было в этом что-то особенно важное, несмотря на все те грязные ботинки, что безжалостно наступали на хрупкое создание неживой природы. Чумазый мальчишка серьёзно следил за ручейком, завидуя ему — тот ведь свободен, в отличие от него. А в глазах парнишки голубое небо, безграничная даль, свобода, о которой так мечтал.       Сейчас же он заперт в жестокой реальности, в клетке, на которую обрекла его судьба. И как бы он не хотел этого признавать, выбраться из неё невероятно сложно. — Эрик! — крикнула в окошко ярко накрашенная женщина, а он видел, как сзади её подзывал богато одетый незнакомец. — Принеси еще лекарства и побыстрей, — Рик хотел ответить, но она уже исчезла в сумраке комнаты, весело смеясь из-за каких-то сальных шуток.       Он знал, что это лишь её маска, которая помогает спастись от въевшегося под кожу запаха дешёвого парфюма, запаха возбуждения, от прикосновений грубых пальцев, которые оставляли следы не на коже — на сердце. Оно стало слишком хрупким со временем, что порой казалось — одно колкое слово, и то рассыплется в прах. Но у неё нет других вариантов, кроме как прятать смертельную усталость от такой жизни под маской кокетки, довольной своим положением элитной шлюхи.       И с тяжким вздохом мальчишка пошёл в небольшую каморку на первом этаже борделя. Лекарства не нашёл, с горестью понимая, что оно закончилось. Делать нечего — остаётся только идти за ним в лавку. И вот он уже шагал по грязной улице района «красных фонарей», как сказали бы в его прошлом мире. Тихо хмыкнул про себя, скользя взглядом по смертельно бледным, покрытым язвами жителям трущоб.       Воспоминания о том далёком прекрасном, которое не ценил до последнего вздоха, отдавалось колкой болью. А ведь прошло шесть лет… Шесть чёртовых лет с момента, когда он ответил «да» на вопрос странного существа. Готов ли он был к жизни в аду, когда мчался, как сумасшедший, за другом в другую реальность? Нет, конечно. Но даже так Рик безнадёжно цеплялся за надежду, теплившуюся в сердце, за воспоминания предыдущей жизни. Хотя он уже давно отбросил личность Александра Соловьёва, приняв себя как Эрика — ребёнка, которого бросили в трущобах после рождения. — Эрик, — серьёзный и твёрдый мужской голос вырвал его из мыслей. — Опять в облаках витаешь?       Лавочник, похожий больше на медведя, смотрел угрюмо, но всё равно тепло растрепал спутавшиеся чёрные волосы мальчика, а после протянул сумку с заветными склянками и закупоренными бутылками. — Передай Кассандре, чтобы она перестала губить своё здоровье этими настоями, — Рик коротко кивнул на эти слова, уже собираясь уходить, но его остановили. — И себя береги.       Мальчик усмехнулся, давно осознав своё положение. Он мог умереть каждый день, стоило только поймать его в подворотне. А могли и вовсе продать в рабство. Но он всё равно посмотрел на лекаря с невероятной теплотой. Мужчина стал для него одним из самых близких людей в этом мире. Одним из немногих, кто искренне заботился о нём. Другим человеком была Кэсс, которая, несмотря на все протесты, приютила его и спасла от голодной смерти, когда он был ещё совсем ребёнком. Вот только она подписала пожизненный договор, обрекая себя на вечное заключение в борделе.       Конечно, он винил в этом себя. Мрачнел, словно небо перед грозой. Но под чужим взглядом всегда лишь слабо улыбался, кидая короткое: «Со мной всё будет хорошо. Я в порядке». Так и сейчас — сбегал из-под взора цепких глаз лекаря прочь, чтобы никто не увидел его слабости, кидая напоследок выжженные за все эти годы на сердце фразы.       Всё хорошо. Я в порядке…       Постоянно прокручивал эти мысли у себя в голове, стараясь отогнать ужасную истину — он живёт в аду, его никто не ищет, он никому не нужен. Чёрт… Эрик остановился, опершись спиной о каменную стену, задирая голову к небу. Он ни за что не опустит руки, нет. И слёз от него этот мир не дождётся. Никита ведь где-то здесь, и они обязательно встретятся! Обязательно…       Мальчик тяжело вздохнул, беря себя в руки. Огляделся, неожиданно заметив рядом грязных, измученных голодом детей. Они смотрели на него пустыми глазами, уже ничего не ожидая. А его руки почему-то дрожали в этот момент. Не из-за страха — из-за ужасной несправедливости, которая пожирала эту страну. Если бы только у него была власть… Но что уж размышлять о невозможном? Вместо этого Рик заглянул в сумку, в которую лекарь частенько клал несколько подсохших кусков хлеба для него. Без сомнений протянул их детям, молча уходя, не слыша слов тихой благодарности.       Ничего страшного… Он уже не в первый раз не ел три дня. Как-нибудь справится. Но осадок на сердце остался — он помог только этим двоим, но в любом случае кто-то умрёт от голода сегодня. Да и не факт, что эти дети не умрут завтра. Впрочем, не факт, что он сам доживёт до сегодняшнего вечера.       Оставалось только идти вперёд по мощённой камнем улице. Мимо шли пьяницы, распевая песни, зазывали прохожих проститутки, в грязных переулках с помоями теснились бездомные, просившие хоть какую-нибудь помощь. А маленький мальчик средь разношёрстной толпы шёл, стараясь не смотреть на весь этот ужас, цеплялся взглядом за обшарпанные стены, черепичные крыши, которые отливали алым пожаром на солнце. Пока не дошёл до, наверное, самого приличного и богатого места в этом районе. В окнах стояли красивые девушки и женщины, игриво переглядываясь с богатыми посетителями. Они считались элитными шлюхами, а потому им не нужно было отчаянно искать клиентов. Лишь блистать своей красотой, словно драгоценные камни.       Эрик поднимался по лестнице к бриллианту этого заведения — Кассандре. Зашёл с чёрного хода в заведение, оставив бутылки с лекарствами и мазями в небольшой каморке. Босыми ногами легко ступал по холодной деревянной поверхности. Раньше было больно, особенно когда пол сильно промерзал или в кожу попадали занозы. Но сейчас, когда кожа огрубела, ему было абсолютно всё равно. Подошёл к двери, ведущей в комнату к женщине, собирался открыть, но замер, услышав приглушённый голос Кэсс и владельца борделя. Знал, что подслушивать нехорошо, но всё равно прислонился ухом к деревянной поверхности. — Ты не можешь так поступить! Он тебе ничего не должен, он не принадлежит этому месту! Тебя меня мало? — в истерике кричала женщина, а Эрик понимал, что речь идёт о нём. Сердце замерло, казалось, что оно сейчас разорвётся от нарастающего ужаса, сломает рёбра и вырвется из груди. — Ты не права, моя дорогая, он мне много задолжал. Я его кормил, дал кров, он жив только благодаря мне. С тебя уже упал спрос за эти несколько лет. Твои жалкие гроши не покроют всех моих затрат на него, — спокойно и вкрадчиво объяснял мужчина. — Ты сама знаешь, как трудно быть сиротой в нашем королевстве, не так ли? Он либо умрёт от голода в подворотне, либо повезёт устроиться к мелкому аристократу, что маловероятно, либо будет работать шлюхой, как ты, моя дорогая Кассандра. Ведь другой участи вы не заслуживаете, — тихо рассмеялся владелец, рассказывая горькую правду этого мира. — Он же мальчик... Ему всего шесть. Да и тело у него: одна кожа да кости, — возмутилась Кэсс. — Мне кажется, не стоит привлекать его к работе... — Конечно, не стоит. Сейчас не стоит. До тринадцати лет он будет обучаться искусству обольщения, научится делать гостям приятно, вы научите его всяким хитростям… И что, что Эрик парень? Мало ли на свете извращенцев? Особенно если у него такое смазливое личико. Станет моим эксклюзивным предложением. Так что поговори с ним, моя дорогая, поговори. Хотя выбора-то у него особо и нет.       Мучительный разговор закончился. А шестилетнему мальчику казалось, что весь мир разбился вдребезги в тот момент. Брошенный родителями, разбитый, покалеченный этим миром, совершенно одинокий… Он только мог бессильно царапать стену ногтями, пытаясь вдохнуть хоть крупицу воздуха в сдавленные шоком лёгкие. Эти секунды отчаянья казались вечностью. В голове каша, он не мог даже сопоставить нормально полученную информацию, понять всё в полной мере. Но раздался хлопок главной двери, который словно окунул его головой в ледяную прорубь.       Он не заплачет… Нет. Ни за что… Этот чёртов мир не дождётся…       Но как бы ни старался Рик себя в этом убедить, он чувствовал, как по щекам текут горячие слёзы, оставляя на губах отвратительный солоноватый привкус собственной слабости. Он тихо сползал по стене, падая на колени, задыхаясь от душившей его реальности. Мысленно, конечно, пытался бороться, пытался доказать себе, что рано сдаваться, что нужно встать на ноги назло всему миру. Нужно доказать, что он не просто мусор из трущоб, жалкий сирота. Он сильная личность. Он сможет достигнуть невероятных высот. Во что бы то ни стало…       А потому Эрик, шумно выдохнув, вытер слёзы грязным порванным рукавом старой рубахи, вставая с пола. И придя в себя через некоторое время, осторожно открыл дверь в покои Кассандры. Лёгкий ветерок с запахом извечного парфюма ударил ему в лицо, заставив немного поморщиться. Рик глазами искал силуэт женщины, пока наконец не наткнулся на неё взглядом — она сидела на краю кровати к нему спиной. Сгорбилась, плечи её дрожали, как лёгкий балдахин, которым была завешана кровать. Казалось, она даже не услышала, как кто-то зашёл. Тихо плакала, отчаянно о чём-то прося бога. Мальчишка каждой клеточкой своего тела чувствовал её боль, хотел сказать, что бога не существует, но не видел смысла делать ей ещё больнее, чем сейчас. Ведь вера — единственное, что у неё осталось.       Вместо этого Эрик тихо поставил бутылёк с лекарством на небольшой столик у кровати, где, словно капли росы, лежали небольшие жемчужины, соскользнувшие с нити порванного ожерелья. Сел на другой край кровати спиной к Кэсс, отодвинув от себя подальше смятое одеяло. Она вздрогнула, чуть позже он услышал тихий вздох, неловкое молчание, тихое, возмущённое и надломленное: «Тебя только за смертью посылать, честное слово». Мальчик усмехнулся — такое её поведение для него привычно. Слышал, как Кэсс тихо ступала по ковру, приближаясь к нему. Остановилась, склонившись над столиком. Она, ничего не говоря, села рядом с ним, крутя в руках бутыль с настоем из трав. Не находила слов, как и он. — Ты же всё слышал, да? — Слышал, — честно ответил мальчик, заламывая пальцы на руках, не отрывая взгляд от босых ног.       Между ними гнетущая тишина, которую страшно прервать. Но Кассандра не выдержала, обняла Эрика, так нежно, словно тот был хрустальным. А он чувствовал, как по его шее текут горячие слёзы, слышал тихие всхлипы и полное боли: «Прости». Рик понял, что она всё-таки сломалась, её сердце не выдержало той несправедливости, которая свалилась на её плечи. Он и сам был на грани. — Ты можешь меня ненавидеть, я пойму… Но… Ты был моей единственной опорой все это время… Ты был моим единственным счастьем. Но я не могу тебе ничем помочь, Эрик… Не могу, хотя всем сердцем не хочу, чтобы ты пережил то же, что и я, — плакала женщина, крепче сжимая мальчика в своих объятьях.       Он тоже вновь заплакал, обнимая Кассандру в ответ. Он не ненавидел её, наоборот, любил всем сердцем, ведь именно она спасла его, именно она дала ему кров и еду. Именно она дала ему возможность выжить и продолжить жить, чтобы найти своего друга, затерявшегося на просторах этого жестокого мира. — Мам, — так Рик назвал её впервые. Ощутил, как Кэсс вздрогнула от неожиданности, заглядывая в его глаза, не веря. — Спасибо тебе за всё. Я… Я правда не знаю, как жил бы, если бы ты не нашла меня. Но я не могу… Не могу остаться здесь… В этом аду, — сквозь всхлипы пытался объясниться Эрик, прижимаясь к чужой груди.       Хоть мальчик и не говорил об этом ни разу, но правда считал Кассандру своей мамой. В её объятьях было тепло, а сквозь въевшийся в кожу парфюм можно было почувствовать её природный запах, который успокаивал, напоминая о тех далёких, счастливых моментах, которые Рик пережил в другом мире. Они уже потихоньку стирались из памяти. Но не менялось одно. Кассандра — самый дорогой для него человек в этом мире, которого он боялся подставить своим побегом. Он боялся её потерять.       Но женщина, полная решимости, посмотрела на маленького мальчика, которого она считала своим сыном. После всего, что ей пришлось пережить, после предательства мужа, потери долгожданного ребёнка — после всего этого Эрик стал для неё единственным счастьем. Она помнила о том, как нашла кулёк, завёрнутый в бедные тряпки, и ребёнка, который, несмотря на все горести, улыбался, протягивая руки к солнцу, пытаясь поймать его маленькими пальчиками. Кэсс решила подарить ему такую желанную свободу во что бы то ни стало. — Послушай меня, Эрик. И не перебивай, — начала женщина, подорвавшись с кровати, утирая слёзы. Она дрожащими руками переворачивала всё в немногочисленных шкафах. Пока не достала маленький мешочек с деньгами, которые успела скопить втайне за всё это время. Также в нём лежал деревянный кулон со странным узором, который был на шее мальчика, когда она его нашла. — Возьми это… Возьми это и не нужно противиться. Мне нет отсюда дороги. А ты ещё можешь прожить эту жизнь с улыбкой на лице. Беги, мой дорогой, мой сыночек, — шептала женщина, взяв ладони Рика в свои руки. — Сядь на первый торговый обоз, идущий в герцогство Розман, и уезжай, не оглядываясь. — А как же ты? — встрепенулся мальчик с беспокойством в ясных голубых глазах. — Со мной всё будет хорошо. Хозяин меня не убьёт, просто я больше не смогу сама выбирать клиентов, — грустно усмехнулась Кассандра, погладив Эрика по голове. — Иди… Чем быстрее ты уйдёшь, тем легче тебе будет исчезнуть из виду. Возможно, этот кулон поможет тебе найти твою настоящую семью. «Ты моя семья!» хотел возразить ей Рик, когда она подталкивала его к двери. Но промолчал.       Молча подошёл к чёрному ходу, стараясь не оглядываться. Ведь если бы он оглянулся, то не смог бы уйти. Сжал холодную ручку. Казалось, что от его сердца отрывают значительный кусок сейчас. Такое он ощущал в тот день, когда на грани сознания он почувствовал, как его вытаскивают из машины, в которой он смутно разглядел труп своего друга.       Почему он никогда не может защитить тех, кто ему дорог? — Мам… Я обязательно вернусь. Я вытащу тебя из этого ада. Стану тем, кем ты сможешь гордиться, — уверенно заявил Эрик, исчезая за потрепанной дверью, что обычно была скрыта от посторонних глаз.       Женщина тихо хмыкнула с пустотой в изумрудных глазах, глядя на закрытую дверь. — Я уже тобой горжусь.       Тихо колыхнулся белоснежный тюль из-за проказ ветра. Юрко скользя по комнате, он нежно коснулся светлых волос женщины, успокаивая её, шепча ей на ухо, что с Эриком всё будет хорошо, что он убежит далеко-далеко, туда, где люди также свободны, как небо. Но ни проказник-ветер, ни Кассандра не знали тогда, что в этом далёком и долгом пути маленького мальчика ждут серьёзные и страшные испытания.

***

      Стук. Ещё один. Ритмичная мелодия пальцев по дереву тихо раздавалась по небольшому кабинету, который выделил Алану герцог для занятий. С того разговора с отцом прошёл месяц, и отношения, которые раньше были тёплыми и нежными, стали натянутыми, будто струна. Казалось, ещё чуть-чуть и они могут разорваться. Это очень беспокоило мальчика, настолько, что он не мог сосредоточиться на своих занятиях, как это случилось сегодня. Из-за этого преподаватель вылетел из кабинета с криками, полными крайнего возмущения, мол, нечего браться, если отношение такое отвратительное.       После такого скандала Ал получил очередной взгляд, полный разочарования и усталости, от своего отца. Этот взгляд резал его, будто по живому. И сейчас он сидел один в пустом и тёмном кабинете. Тёплым светом горел камин в углу. На столе всё ещё лежали исписанные листы. Он писал исключительно на своём родном языке, по сути совершенно не зная алфавита этого королевства. Это стало одной из причин эпичного ухода преподавателя. Для того неизвестные закорючки казались обыкновенной детской шалостью и знаком протеста.       Конечно, Алану было ужасно стыдно, ведь в прошлом мире он считал себя довольно умным и способным, хоть и немного ленивым. На данный момент он действительно был сплошным разочарованием… Если бы только здесь был Алекс… Мальчик одёрнул себя от этой мысли, понимая, что он слишком часто цеплялся за чёртово прошлое, которое лишь выжигало на его сердце боль.       Тяжело вздохнув, Ал встал из-за дубового стола, поправив рукава богато расшитой рубашки. Тихо подошёл к стене: на ней висела огромная карта с частью континента, где было расположено это королевство. Подушечками пальцев он прошёлся по шершавой поверхности с изображением великого горного хребта, который отгораживал королевство Карсалия от остальных стран. Если верить уроку истории, то ранее Карсалия считалась одной из самых великих и богатых империй, но времена шли, и короли стали медленно разорять свои владения, а на территориях воцарились разбой и коррупция. Страну поглотила бедность, что медленно сжирала её изнутри. На королевство не нападали только из-за хребта, что защищал его.       Ну и из-за герцогства Розман — последнего оплота, что охранял границу и обладал доступом к Великому Торговому пути, через который перевозили все иностранные товары, что продавали в Карсалии. Их земли были богаты, а сам герцог — Раймонд Розман — обладал довольно большим влиянием, а благодаря его мудрому правлению люди на его землях жили в разы лучше, чем на других территориях. Алан усмехнулся. Понятное дело, что на него смотрели с таким презрением — в отличие от совершенного отца, он был просто избалованным, богатеньким дворянином, как и те, что уничтожали эту страну.       Он должен измениться.       Должен… Но только как? Ради чего? Увы, на этот вопрос он ответа найти не мог. А потому отправился бесцельно бродить по пустынному поместью. Слуги обычно ложились рано. Оставалось только несколько людей, которые прислуживали герцогу и его сыну при необходимости. Но в случае Алана это почти никогда не требовалось, он всегда делал всё сам, не привыкнув к помощи прислуги. Также самостоятельно он ходил, где хотел и когда хотел, порой вызывая очень много беспокойства.       В особняке, в его тёмных коридорах, стояла привычная тишина, разбавляемая треском восковой свечи и завыванием заблудшего ветра. Шагов почти не было слышно благодаря коврам, лежавшим на каменных полах. Мальчик остановился напротив большого окна, поставив на маленький подоконник свечу. В окне простирался прекрасный вид на обширные просторы, освещённые мягким светом полной луны — на поля, засеянные пшеном, на пастбища, где бродил сейчас только ветер, на большой город, что лежал у подножья высокого холма. На этом холме гордо стоял, возвышаясь, их особняк.       Этот вид был прекрасен и вызывал в маленьком мальчике странное чувство гордости и трепета. Всё-таки частично, но он уже принял свою новую жизнь. Неожиданно где-то внизу на первом этаже раздался оглушительный шум. Алан вздрогнул, удивившись, чуть не уронил на пол свечу. Но через пару мгновений абсолютной тишины он списал всё на неуклюжесть кого-то из слуг. Отвернулся к окну, наслаждаясь видами, но в душе всё равно бушевала тревога. И вновь ужасный шум, грохот доспехов, твёрдый приказ герцога, призывавший схватить вторженца.       Всё осознав за пару секунд, Ал побежал вниз, наткнувшись на своего отца. Тот стоял, словно айсберг, хмуро глядя на мальчишку лет пяти-шести, которого повалили на пол рыцари. Алан, к счастью, не видел холодного проблеска в серых глазах герцога. Значит, незнакомец ещё может избежать серьёзного наказания. — Отец, — чуть не запнувшись, проговорил мальчик, подойдя к отцу. — Что тут происходит? — Поймали воришку, — окинув сына хмурым взглядом, тяжело вздохнул герцог. Но несмотря на это, младший видел, что на лице отца разгладились морщины.       Он неловко отвернулся, вспомнив недавний скандал, обратив свой взгляд на оборванца, что злобно сверлил в них дыру. Обомлел — те же голубые глаза, словно безграничное зимнее небо, родинка у крыла носа, под нижней губой и на фаланге среднего пальца. Не оставалось никаких сомнений. Ступив чуть вперёд, всё ещё не веря, Ал дрожащим голосом на родном языке спросил: — Саша, это ты?