Ну теперь бегай, братишка

She stole my heart and ran away (Она украла мое сердце и сбежала,) Left me with some things to say (Оставив меня наедине с моими словами,) I don't understand (Я не понимаю.) forget her — girl in red.       Я стоял в этой высокой траве, шумной не по моей вине, а по просьбе неласкового ветра. Стоял выпрямившейся фигурой со вздёрнутой головой, чтобы понять, что я не понимаю. Ничего. Куда мне идти, оставили ли мне подсказку… Или действительно просто ушли. Я всегда знал себе меру, но стоило чем-то пренебречь (играть с таким — до очевидного плохая штука), и всё крошится. Теперь я даже не уверен, насколько всё это шутка.

***

      Воздух щедрыми порциями покидал лёгкие, пока он, окрылённый секундным порывом страха, благоразумно не остановил свой бег. Аделинда не предупреждена, с собой не больше двух-трёх тысяч моры в денежном мешочке-кошельке, и Дилюк думает, что его дорога скоро станет параллельна с безумием. Таким же сумбурным, имеющим не только последствия, но и предпосылки. Нет худа без добра. Не происходит что-либо из-за того что «просто произошло». Поэтому он не злится, уже более трезво держа голову на опущенных чем-то неизвестным плечах.       Звёзды поблёскивают себе на забитом светилами полотне, будто в тесной походной палатке, только не ссорятся с попытками отстоять право за аренду. Нет, они уже давно как-то чем-то да заслужили, и теперь смотрят сверху вниз свысока. Возможно, даже укоряюще.       Когда они, поглотившие и небо, и его внимание, скрылись за плотной громоздкой тучей, Рагнвиндр с разочарованием понял, что никакое безумие и сумбур он не совершит, с детской несобранностью отправившись в дорогу. Его цель оправдывает потраченное время, возможно, выходящее за границы всех планировок и подразумевающихся его принципами границ.       Но если он действительно хочет столько потратить на это, предусмотреть сохранение возможности для совершения такого важного лично для него и его жизни решения, то как минимум запастись зонтиками и походной сумкой всё-таки стоит. Носить там внутри котелка два спальных мешка, зная и веря в то, что он всего добьется, просто потому что он — это он, а Кейя — это Кейя, а вместе они — носители одного эскиза изящной метки на внешней стороне ладони. Ведь это всё — провоцирующая шутка…       Ноги сами собой волочат его через череду безопасных полян, являющихся таковыми усилиями людей, потративших на это свое время и поставивших как взнос свою безопасность. И ведь особо глупым, слабым и неудачливым потом она могла не понадобиться уже больше никогда. И им это не окупится. Это не произойдет, даже если ни один человек не положит на чашу уже свою жизнь, унеся с собой больше десятка не таких же, но нечеловеческих. На то это и взнос.       Когда-то Крепус проиграл, несмотря на то, что произвел равноценный обмен, но Ордо Фавониус споткнулись, их упавшая в глазах Дилюка репутация приземлилась на противоположные весы. Он до сих пор не знает, что раздражает его больше — то, как недооценили жертву его отца, или то, как была переоценена чистая молва об этих зависимых людях, перечащих идеалам собственного Архонта. И его идеалам тоже, подростковым и обнадёженным верой в людей.       Старая обида оседает где-то глубоко, уже более блеклая и менее навязчивая, чем несколько лет тому назад. Летний ночной ветер играет в волосах, треплет по макушке в подбадривающем жесте. Эти ощущения кажутся такими новыми. Дыхание меркнет в непрерывном шелесте природы, а Дилюк только понял, что что-то такое когда-то осталось позади, в детстве. Чувство снова неизведанное, забытое из-за груза ответственности. Из-за взросления. Он просто вырос, как и все. Но сейчас он чувствует себя как никогда окрылённым и всё равно неуверенным. Будто он отправляется на какую-то детскую шалость, и только абсурдность этого сравнения сейчас вселяет в его торопливые шаги решительность.       Пейзажи сменяются в непривычном темпе, но винодел видел их слишком много раз в своей жизни, чтобы зависеть от ориентировочных тропинок, давно пропавших за горизонтом.       Смятение не покидает, но он идёт только с одной целью, ясной и четкой, как он любит — дойти до винокурни, встретить там пьющую на ночь чай Аделинду, оставшуюся в отличие от остальных на кухне, прежде чем уйти к себе. Рассказать ей все лаконично, получив в ответ сдержанную улыбку, и вместе с родительским «удачи, господин Дилюк» отправиться в путь. Цель оказывается совсем близко, когда на границе между землёй и небом высятся столбцы виноградников, а позади них надзирающе высится крыша поместья. Природа разнообразными рельефами окружает человеческое творение, гармонирует в одном пейзаже. Чем ближе Дилюк, тем тише становятся его шаги, несмотря на поглотившую его спешку, совсем необычное чувство, несопоставимое с опозданием или страхом. Оно куда легче на подъем, несущее куда-то за собой.       Прямо как ветер, в отличие от его покровителя, несущего с собой только пьяный бред. И вино лиру, если брать из материального.              Кроме ругательств в голове стояли только вопросы характера «какого хрена», «куда делся мой походный комплект» и фирменное «это ведь можно по дороге купить?», когда Рагнвиндр осознал сколько он собрался взять с собой, будто предусматривал всё как минимум на медовый месяц с капитаном, только соответствующей атрибутики на это не хватало. Хотя наличием подобного Дилюк никогда и не хвастал.        Стараясь наконец поскорее закончить чёртовы сборы и возродившимся фениксом вылететь из гнезда, подергав туда-сюда замки на сумке прямо на выходе из здания (так надо) и лишний раз убедившись, что все проблемные вопросы решены и предусмотрены, он наконец двинулся в путь.

***

      Ожидаемый дождь не настигает его, идущего с совсем новенькой картой в руках. Найти её, кстати, оказалось большой удачей, ведь не попадись она ему сразу, так бы и лежала среди разрисованных им же бумагах с таким же функционалом. В руках снова простой карандаш, что обязан был неведомым образом помочь ему с определением, куда простелить свой маршрут, и на то было несколько вариантов. 1. Кейя — не тупица, и вместо ошиваний на границе с Ли Юэ странствует по просторам края, когда-то, а точнее около четырнадцати лет тому назад, ставшего ему родиной; 2. Кейя всё ещё не тупой и предусмотрел первый пункт; 3. Кейя вообще мог снять какую-то Архонтом забытую квартиру в Мондштадте (а он бы не поленился постараться для подобного), припеваючи растягивая вино на скучную мучительную неделю, а потом придёт в таверну…       Дилюк старается не думать об этом, хотя мысли бегают резво с грохотом грома. — Таки пойдет.              Последний третий исход событий пугает своей хоть и мизерной, но вероятностью, своей проблемностью. Он будет выглядеть… Максимально наивно, и это не самое неудобное, что покроет их стену между собой новым слоем штукатурки. Вариант остаться дома и через надёжные связи получить известие о проходящих мимо Ваншу путниках любезно подал голос в голове, но Рагнвиндр поспешил отказаться, пока всё, через что он перешёл за эти несчастные несколько часов, не стало пустой стекляшкой, такой, которую Кейя оставляет после себя в таверне. Проклятие какое-то, когда он стал таким сентиментальным? Ещё и в только-только моросящий дождь. Где его роман «Дурной и ещё один такой же» с соответствующими ролями их двоих на позиции главных героев писательского поприща? Эта мысль вызывает расслабленную усмешку, которую он сможет удержать с старательно смывающим ее дождем.       Он наконец отвлёкся, хоть и необычным для себя способом, не сожалея, что так и не открыл зонтик — увесистые капли остужали голову, стекали по лицу к подбородку и ниже, заставляя нервно растирать их от щекотки. Но позже навес пришлось себе обеспечить, просто чтобы вслепую проведенную линию отметить на бумажке-ориентире. Будет что будет. И он даже об этом не пожалеет через несколько шагов.       Когда Дилюк всё-таки взглянул на то, куда он направляется, тихо вздохнул. От облегчения — дорога предстояла ровной что по рельефу, что по наличию опасных в его ситуации больших деревьев. Карта уже давно лежала в отведенном для нее кармашке. Путь предстоял скучный и сложный, и только после очередной вспышки юношу также внезапно посетило совсем старое, но четкое воспоминание из юношества: погода ещё хуже, чем сегодня, посредством порывистого ветра деревья с тихим хрустом теряли ветки, и только одним отличием была кромешная тьма только-только подступившей ночи. И лишь маленький огонек свечки прерывал мрак комнаты, что защищалась толстым слоем стекла и стен.

***

      … Не то, чтобы Кейя боится, но вместе с вечерними ураганами тело отравляет смятение, сдавливающее грудную клетку из-за нежеланных мыслей и ассоциаций. Примерно в таком состоянии была погода в день его вторжения в семью Рагнвиндр, что тогда, что сейчас, он находился на винокурне, успев стать ее новоиспеченным жильцом.       Наверное, это единственное, о чём не соврал тогда юный рыцарь Ордо Фавониус: «Если бы мастер Крепус не взял меня к себе, я, вероятно, не пережил бы ураган, разразившийся той ночью».       Огонёк свечки резко колыхнулся, сгоняемый бесшумным вздохом.       Когда не отреагировавший на звук шагов и стук в дверь Кейя в испуге чуть не вдарил с разворота со всей своей братской любовью, глядя широко открытым глазом, они оба с Дилюком поняли, что ему всё-таки страшно. Наследник винодельческого бизнеса с шикарной реакцией тогда как-то заторможенно отвёл сжатую им же смуглую кисть от головы, присаживаясь напротив на кровать.       Хотелось отшутиться, проблеять что-то дающее поддержку. Они заговаривали тогда друг другу зубы, найдя это чем-то более нужным для них. Это было больше выжидающим манёвром, чтобы посмотреть, кто сорвётся первым. Альберих тогда усмехнулся — он выглядит настолько потрёпанным, что сводный братец нашёл свой шанс выиграть в безмолвной стычке двух упрямцев.              Настолько потрёпанным, что на памяти Дилюка это был одним из тех немногих случаев, когда Кейя сдался, плюхнувшись на скрипнувшую кровать рядом с ним, и уткнулся носом в плечо…       Бесстрашие подростка всегда восхищало. Он отгонял палкой крио-слайма у пруда возле винокурни, пока Дилюк со всех ног бежал за подмогой рядом стоящего слуги. Первый раз взобрался на коня хоть и неуклюже, но выглядя уверенно. И после стычки с каким-то вскипевшим бандюгой продолжал демонстрировать свой талант красноречия, уже будучи спасенным. Даже сейчас в широком зрачке-звёздочке страх читался совсем размыто, и не из-за тусклого источника освещения. Эта постоянная нечитаемость пугала, будто постепенно теряешь его, забитого своими переживаниями и беспокойствами.       Треск разбивающихся с черепицы на землю капе́ль в эфвони́и подыгрывал гулу разливающегося по степям шквала, заполнял их тишину, пропитанную сожалением. Несвойственно для себя, да и не понимая, что единит свое беспокойное чувство потерять друг друга с чужим, очень схожим по характеру, но другим по первопричине. Обняв его тогда, Дилюк не жалеет, даже если в шутку журил Кейю за промокшее от слёз плечо. Возможно, он сделал это где-то на подсознании, показывая Альбериху, что он не одинок, иначе от кого он мог понабраться таких тупых шуток?       Юный рыцарь что-то в подобном тоне ответил ему на попытку вывести на смех, сделав это всё-таки куда эффективнее. Юморист хренов. Ещё и ойкает, когда по плечу хлопнешь. Вот оно, бесстыдство во плоти. Сидит в теплом и совсем неважном свете восковой конструкции, грозясь вот-вот провалиться в тень, уговорив алоглазого поспать сегодня в его комнате.       Дилюк не знал, да и не мог знать, насколько же нужным был тот его жест, являющийся кому-то глотком свежего воздуха под толщей неизбежного одиночества и неприятия его окружающими людьми. Не знал, что вакуум, в котором спрятался его брат от всего мира и своих проблем, тогда был ему нужен куда больше, чем что-либо в этом мире. Потому что чувство полноценности, наполняющее эффективнее любого количества Полуденной Смерти, в кои-то веки показало — не всё обречено, хотя бы ещё на несколько лет.

***

      Я вышел из высокой, склоненной к земле травы, опустил голову от плотного морока над ним, теряющего частичку себя среди жителей Тейвата... Я только сейчас понял — мне не нужна подсказка. Надо просто отправиться к парню бирюзовых волос, перед этим оставив отпечаток пересохших губ на рисунке пары перьев, плавно перетекших в виноградные листочки. И капли сомнения растворятся, даже не успев окрапить благородную почву душевного тепла.       И этого будет достаточно для начала.