Благословение Господне

Яблоневый вечер       Звездами рассвечен.       Из краёв далеких вновь пришла весна.       Снова за окошком       Слышится гармошка,       И душа моя надеждою полна.              Нелегко порою       Было нам с тобою.       Но о зимних вьюгах лучше позабыть.       Мы ещё не спели       Всё, о чем хотели,       Мы с тобой ещё не начинали жить.       исполнитель: Н. Кадышева      

      Яблони, растущие вокруг фельдшерско-акушерского пункта деревни Сухоруслово, все увешаны яблоками, жёлто-красными, как небо, окрашенное заходящим солнцем. Се Лянь убирает рабочий халат в потемневший от времени скрипучий шкаф, вешает на спину за завязки соломенную шляпу, останавливается у пыльного зеркала поправить волосы, убранные в пучок, и вздыхает. Отрывной календарь, висящий на стене комнаты отдыха медсестёр, опять показывает тот самый день. Прошло восемь лет, а до сих пор тоскливо и на душе скребёт, когда красный квадратик обводит тот проклятый день в середине августа.       Позорное возвращение домой — ещё полдела. Пусть над ней и посмеялись, когда она сказала, что не поступила в университет, к насмешкам она привыкла. После ветряночного мальчика из её детства над ней ещё не так издевались в школе. И зелёнку в лицо плескали, и рюкзак бросали в туалет, и червяков за шиворот — чего только не было. И в интернет её, избитую и перепачканную, фотографировали.       Так что, подумаешь, болтают, будто она глупая, как пробка, и экзамены провалила, даром что золотая медалистка с красным аттестатом и красным дипломом колледжа. Было бы хуже, если бы в деревне узнали правду о причине её возвращения — что Хуа Чэн, мальчишка на пять лет младше неё, смеха ради влюбил её в себя, а сам помолвлен был. А чтобы не смотреть, что про неё в соцсетях пишут, Се Лянь удалилась отовсюду, и дело с концом. Даже номер сменила и дала новый самым надёжным людям: подругам, родителям и старшей медсестре на работе. Эта тётка кому попало чужие номера раздавать не будет.       Невесёлая Се Лянь прощается с коллегами, которые остаются дежурить в ночь, и идёт к выходу, понурив голову. Сегодня, в годовщину, особенно навязчиво крутятся мысли, что жизнь у неё не сложилась. Ей тридцать лет, в люди она не выбилась, в родную Москву не вернулась, высшее образование не получила, да и в Сухоруслово она никто и звать никак. Как носила восемь лет назад горшки да ставила уколы в задницу, так и сейчас этим же занимается. И не деться ей никуда до самой старости.       Замуж не вышла, да и не за кого. Ни одного толкового парня, да и бестолковые все почти давно переженились. Один пьяница Ци Жун бегает за ней, когда проспится и на ноги встать может. Так на него без слёз не взглянешь. Криворожий, неумытый, рубашка порвётся — так он и ходит в рваном, пока у мамки не дойдут руки зашить. А у той и без сына непутёвого забот много, она одна за хозяйством следит. Ци Жун охотней в собак камней покидает, чем матери поможет.              — Се Лянь! — кричит ей вслед Му Цин, когда та хочет свернуть в сторону своего дома. — Ты куда? Идём, с нами погуляем.       Се Лянь оборачивается к подругам, сидящим на лавочке с семечками, и улыбается одними губами.       — Я устала сегодня, гуляйте без меня, ладно? — просит она.       — Давай хоть проводим тебя, — предлагает Фэн Синь и сплёвывает шелуху. — А то ты всё время то в больнице своей, то с родителями. Мы тебя видим раз в сто лет.       — Так помогла бы ей по хозяйству, раз соскучилась, — язвит Му Цин, и её длинная тёмная чёлка взметается от резкого поворота головы.       — У меня своих забот по горло, муж и ребёнок — маленький дьявол, — фыркает Фэн Синь, подтягивая завязанные в короткий хвост волосы. — Да и в школе меня иной раз до ночи держат, то журнал заполни, то с родителями этих чертей малолетних поговори, муж ругается потом. Я не такая свободная и богатая, как ты! Захотела — в магазине сидишь да штаны за бакшиш подшиваешь, устала — домой пошла кота тискать, скотины никакой не держишь, кроме этого пушного зверя, мясо в магазине покупаешь. Иди к Се Ляню, убери навоз за её коровой, раз умная такая!       — Перестаньте, — морщится Се Лянь и раздражённо потирает точку между бровей. — Не надо ссориться. Проводите меня. Пойдём длинной дорогой, через другую улицу.              Небо синеет, и ветви деревьев покачиваются на прохладном вечернем ветру. Плечи Се Ляня мёрзнут, и она достаёт из сумки и накидывает протёртую джинсовую куртку поверх платья. А на душе всё равно зябко, душу не закутаешь.       Разговор идёт, как обычно. Как все разговоры в последние восемь лет. Му Цин жалуется на покупателей в своём магазине одежды, которые кричат на неё из-за того, что нет нужного размера, и швыряют после примерки скомканные вещи на пол, на то, что ей приносят на ремонт грязную одежду, и она должна, будто у неё бесплатная прачечная, своими руками обстирывать полдеревни. Фэн Синь рассказывает, как у неё ученики на уроке подрались, а муж опять весь вечер сидел на лавке у дома с друзьями-бездельниками, а на коленях у него ёрзала двадцатилетняя хохотушка.       — Понятное дело, что мужиков в деревне мало, но хоть бы постыдилась под окнами у законной жены щупать его! — возмущается Фэн Синь и вновь плюётся шелухой.       С соседней улицы, пошатываясь, выворачивает Ци Жун в застиранной рубашке, которая когда-то была лазурной. Настроение у Се Ляня портится окончательно.       — Добрый вечер, мадмазель, — напевно произносит он и неуклюже кланяется. — Куда идёшь, красота моя?       — Домой, — цедит Се Лянь и ускоряет шаг.       — Так время детское ещё, — увязывается за ней Ци Жун. — Айда на дискотеку сходим, потанцуешь, развеешься. А? Ну, давай, Се Лянка, не ломайся, чё ты?       — Вали отсюда, пьянь, — прикрикивает на него Фэн Синь и грозит кулаком.       — А я не с тобой разговариваю, — показывает язык Ци Жун, обходит девушек и подбирается к Се Ляню. — Ну так чего, долго ты в девках ходить собираешься? Вы видели, а? Молодой симпатичный юноша души в ней не чает, а она нос воротит! За каждой ли старой девой такой, как я, бегает?       Се Лянь останавливается и оборачивается, зло сверкая глазами. Нашёл время приставать к ней! И без того тошно.       — Лучше в девках всю жизнь, чем об тебя мараться! — топает она ногой. — Ещё раз подойдёшь — уши надеру!       — Да я вообще тебя не трогаю, что ты завелась! — Ци Жун отходит на шаг и примирительно поднимает руки, но всё равно паскудно скалится. — Но смотри, когда поймёшь, что кроме меня не нужна никому, я могу к тебе и не вернуться! Состаришься совсем, не захочу на твою сморщенную жопу смотреть! А вот сейчас, пока ты в самом соку…       Ци Жун тянет руку, но Се Лянь успевает отскочить и ударить по ней. Ещё чего захотел!       — Иди, поищи себе шалаву какую-нибудь, а к Се Ляню не лезь, пока тебе твоё хозяйство не оборвали! — предостерегает Фэн Синь, упирая руки в бока. — Молоко на губах не обсохло, а туда же!       — Но-но-но, я человек взрослый и образованный, я уже год как училище закончил! Так что вполне я тебе ровня, нечего тут, — хихикает Ци Жун, перепрыгивает с ноги на ногу и пытается ущипнуть Се Ляня за живот.       Когда он подвыпивший, то слов не понимает совсем. Остаётся лупить его. Се Лянь уже замахивается, но из-за спины доносится чей-то ровный, но грозный голос:       — Молодой человек, вы как с дамой разговариваете?       По гравию прямо к ним шагает незнакомый юноша в чёрной кепке, надвинутой едва ли не по самый нос, чёрной куртке и серых джинсах. Высокий, как каланча, даже выше Се Ляня.       — У меня с дамой давняя любовь, чтоб ты знал! — заявляет Ци Жун, выпятив грудь. — Флиртуем мы! А ты иди, куда шёл, пока я тебе рожу не разукрасил!       Незнакомец подходит к Ци Жуну ещё на шаг и резким ударом в челюсть опрокидывает его на землю. Тот только и может, что валяться в пыли и скулить:       — Попадись мне ещё, чёрт хренов! Я тебя так отделаю, в землю закапывать нечего бу…       После пинка в живот Ци Жун замолкает совсем, кашляет и пытается отдышаться.       — Ну зачем вы его так… — вздыхает Се Лянь. Хоть Ци Жун противный, но тоже живой человек. — Но всё равно спасибо.       — Не люблю, когда пристают к девушкам, которые ясно сказали «нет», — криво усмехается юноша, глядя себе под ноги и закрывшись козырьком кепки. — Я ищу дом одной старушки, но никак не могу найти. Вы не поможете мне?       — Какой старушки? — с подозрением спрашивает Му Цин.       — Я её плохо помню, я был у неё в гостях очень давно. Она… такая… черноволосая. У неё ещё сестра была, но сестра в городе жила. А детей, вроде не было. Она жила где-то рядом с Домом культуры, — рассказывает юноша.       Его голос кажется знакомым, но Се Лянь никак не может вспомнить, когда слышала его.       — Была такая, — припоминает Му Цин, постукивая пальцем по подбородку. — Схоронили, правда её.       — Вот как, — юноша склоняет голову на бок, кажется, совершенно не удивившись. — Спасибо. Я тогда пойду.       Он уже разворачивается, чтобы уйти, но Му Цин останавливает его.       — А как вас зовут?       — Сань Лан. А вас?       — Очень приятно. А меня — Му Цин, — представляется она, вдруг став приветливой, и протягивает руку. — А это мои подруги, Се Лянь и Фэн Синь. Только куда вы пойдёте на ночь глядя? Вы у кого-то остановились?       — Признаться, нет, — улыбается Сань Лан, отвечая на рукопожатие. — Я оставил рюкзак на автовокзале, в камере хранения, наверно, там и заночую.       — Ну что вы, до автовокзала полтора часа идти, по темноте, ещё случится чего, — отговаривает его Му Цин. — Мы с мамой вдвоём живём, ну, с котом ещё. Комната свободная есть. Переночуете у нас спокойно и поедете.       Юноша задумчиво молчит и скребёт кроссовком землю.       — Хорошо, — решает он. — Спасибо за приглашение.              

***

      — Вот Му Цин молодец! — восхищается Фэн Синь, когда они с Се Лянем остаются вдвоём. — Сразу сообразила, как мужика в дом затащить! Не было б у меня дома мужа, я б сама так сделала. Он интересный, да? А тебе не показалось, что… — Фэн Синь вдруг запинается и прикрывает рот рукой. — Нет, ничего, не бери в голову. Просто завидую ей немного. Ладно, спокойной ночи тебе!       Се Лянь скрывается за калиткой родительского дома, не слушая подругу. Отчего-то утихшая было тоска разыгрывается с новой силой.