Mon ciel, mon soleil, ma lune

      На то, чтобы жизнь окончательно вернулась в прежнее русло, уходит ещё несколько дней. Все участники этого процесса, конечно, сперва разбредаются по своим домам, дабы немного привести в порядок душу и тело.       С последствиями, видимо, решают разбираться по мере их проявления. Место Королевы так никто и не занимает, но новым предводителем всех вампиров, герцогом Орифламма, становится Локи. И он, и Жанна очень тяжело переживают смерть Луки, но всё, что они могут сделать — это взять на себя те обязанности, что когда-то были вверены ему. Это, к слову, освобождает от дел Августа, его представителя, позволяя тому уединиться в своём особняке с Вероникой, отношения с которой он, к слову, планирует оформить официально в ближайшее время.       Амелия возвращается домой, к своей семье, а Хлоя — в Жеводань, но обе обещают, что как-нибудь всё же вернутся в столицу погостить. Для д’Апше, конечно, уничтожение Нэнии становится непростым испытанием, но та, конечно, понимает, что так было лучше для всех.       Роланд и Оливер планируют уйти со службы в церкви, дабы больше не причинять вампирам вреда. Инициатива, естественно, исходит от Фортиса, а Оливер, как всегда, лишь поддерживает его идею.       Что касается Астольфо… Он остаётся верен своим убеждениям, по-прежнему считая вампиров злом. Оно и понятно: сложно было бы заставить его поменять своё мнение.       Но наибольшее, пожалуй, удивление у Ноя вызывает тот факт, что Доминик и Жанна больше не хотят скрывать свои чувства друг к другу. «Мы столькое пережили вместе, — говорит Доми, — что нет смысла отрицать нашу любовь друг к другу». И, как ни странно, многие среди вампирской элиты принимают их союз намного спокойнее, чем можно было бы себе представить.       Сам же Архивист принимает решение ненадолго съездить в поместье: отчитаться перед Бесформенным и заодно представить тому Ванитаса как своего возлюбленного. Не знает, как тот на такое отреагирует, но, в конце концов, ни он, ни Ванитас не хотят всю жизнь прожить в тайне. Следующим же дирижаблем они вылетают в провинцию.       На этот раз полётом наслаждаются они оба: рассматривают виды за окнами, говорят обо всём и ни о чём одновременно и даже очень хорошо проводят время, уединившись.       К счастью, Бесформенный в момент их прибытия оказывается в поместье, будто бы только их и ждал, изменив своей привычке вечно путешествовать по миру. Чуть отдохнув с дороги, Ной направляется в его кабинет, дабы рассказать ему обо всём случившемся.       — Здравствуй, мой котёнок, — обращается к нему тот, стоит ему только зайти. — Полагаю, ты хочешь поведать мне обо всём, что пережил там. Скажу сразу, что до меня уже дошли некоторые слухи о произошедшем в Альтасе, и, думаю, ты к этому тоже причастен… Что ж, буду рад узнать.       Вот всегда он так! Явно ведь знает больше, чем говорит. Ной невольно улыбается, уловив эту столь знакомую ему интонацию в голосе Учителя. Точно тот если и выражает заинтересованность, то отнюдь не потому, что хочет узнать саму историю, а потому, что хочет, чтобы именно Архивист выговорился ему, поделившись ею.       И Ной начинает свой рассказ, расписывая всё в мельчайших подробностях. Мог бы, конечно, огласить лишь сухие факты, но что-то будто бы заставляет его излить сейчас все свои переживания и эмоции, ввиду чего этот разговор затягивается часа эдак на два.       — Ты молодец, Ной, — отмечает Бесформенный, когда он, наконец, заканчивает. — Ты оправдал абсолютно все мои ожидания.       — То есть… Вы знали, что именно так всё и сложится? — интересуется тот.       — Предполагал, — лаконично отзывается Учитель. Тут же меняет тему: — Кстати говоря, тебе удалось узнать ещё что-нибудь о Ванитасе?       — Удалось, — подтверждает Архивист. — Но… С вашего позволения, я бы предпочёл умолчать об этом. Думаю, это слишком лично и слишком важно для него, чтобы рассказывать кому-то. Даже вам. Прошу прощения.       — Я уважаю твой выбор, — соглашается Бесформенный. — Ответь мне лишь на один вопрос: могу ли я доверять ему?       — Несомненно, можете, — уверенно заявляет Ной.

***

      Ближе к вечеру, в уже чуть более спокойной обстановке, они втроём собираются в гостиной — выпить чаю и обсудить всё ещё раз вместе. Именно сейчас Ной и хочет признаться тому в их с Ванитасом отношениях. Боится, конечно, его реакции, но успокаивает себя тем, что, как-никак, Бесформенный в любом случае едва ли сможет как-то им воспрепятствовать.       Поначалу разговор идёт только обо всех недавних событиях: Ванитас рассказывает всё со своей стороны, иной раз говоря о вещах Ною до сих пор не до конца понятных, углубляясь в своих словах в природу проклятий и суть их действия. К удивлению Архивиста, находит объяснение даже тому, почему Август поступил именно так, раскрыв правду Хлое: никто не знал, какими именно способностями обладает Королева, и если бы д’Апше отдала Нэнию сразу, когда все сражались с другими про́клятыми, то их сил могло бы не хватить. Ной вдруг понимает, что сам, наверное, никогда бы до этого не додумался. Этим, в частности, Ванитас его и восхищает.       Но и этот их разговор заканчивается, давая Ною возможность высказаться. Тот придвигается ближе к Ванитасу; уже привычным жестом берёт его за руку, сплетая его пальцы со своими и позволяя тому догадаться, что именно сейчас и случится его признание.       — Учитель, — обращается к Бесформенному, — я должен также сказать вам кое-что очень важное.       — И что же это? — заинтересованно отзывается тот.       — Мы… Мы с Ванитасом… — всё ещё пытается подобрать правильные слова. — В общем, мы с ним вместе. Мы соулмейты, и в процессе всей этой истории успели друг друга полюбить.       Какое-то время Бесформенный молча смотрит на них, ничего не отвечая, будто бы намеренно выдерживает напряжённую паузу. Наконец, усмехнувшись, всё же говорит:       — Что ж, прекрасно. Признаться, я не ожидал, что всё сложится именно так, но я планировал некоторое сближение между вами. Полагаю, такой исход я могу считать… Своим успехом?       И, рассмеявшись, продолжает:       — Удачи вам. Не каждому, в конце концов, везёт найти свою родственную душу.

***

      В обратный путь они отправляются следующим же утром. Реакция Бесформенного очень радует Ноя: видно, того нисколько не огорчает тот факт, что Архивист полюбил парня. Точно и это он если не предвидел, то, как тот любит говорить, предполагал.       Так или иначе, в Париж они всё же решают вернуться: уж очень столица полюбилась Ною, что уж говорить про Ванитаса, для которого этот шумный большой город стал практически родным за всё время его там проживания. И хотя Архивист понимает, что и по поместью он будет скучать, он вместе с Ванитасом он принимает решение переехать в небольшую квартиру в одном из домов столицы. Вопросом поиска оной они планируют заняться сразу же после возвращения, а пока что могут лишь вернуться в тот же самый отель, в котором и проводили время до этого.       Дорога обратно пролетает так же быстро и приятно, как и туда. Правда, когда они вновь заходят в уже привычный им номер, Ванитас вдруг заявляет:       — У меня есть ещё кое-какое обязательство здесь. И лучше бы мне с его выполнением не медлить.       И уходит куда-то, пообещав лишь потом рассказать, куда именно.

***

      Найти Михаила в этом городе оказывается несложно, учитывая, что тот в то же время искал самого Ванитаса. Поначалу Ванитас думает обратиться к Данте за информацией, но вскоре оказывается, что в том нет необходимости: Мишу он волей случая встречает на улице, едва выйдя из отеля.       — Поговорим? — предлагает тому прежде, чем он сам сможет что-либо сказать. — Тут неподалёку есть неплохое кафе. Пойдём туда.       Михаил поначалу хмурится, явно желая заставить его говорить здесь и сейчас; впрочем, этот порыв, судя по всему, подавляет, отвечая:       — Хорошо. Пойдём.       Едва они, оказавшись в кафе, том самом, рядом с отелем, садятся за столик, Миша произносит прямо, резко:       — Итак. Теперь у тебя есть последняя возможность объясниться. Почему ты убил Вампиршу Голубой Луны? Что произошло между вами тогда?       — Это… Непростая история, — признаётся Ванитас. — Тогда… Она раскрыла мне правду, которую мне было очень нелегко принять. Рассказала, что мы оба были для неё лишь средством, с помощью которого она надеялась обрести свободу. Я ведь думал, что она любит нас, что искренне желает помочь. А она!.. Она лишь использовала нас.       — Говори за себя, — возражает Миша. — Несмотря ни на что, я всегда чувствовал, что она не лжёт, заявляя о своей ко мне любви. Знаешь, моя мать была… Падшей женщиной. И я никогда её не интересовал. А Вампирша… Действительно заботилась обо мне. Я наконец-то почувствовал, что обрёл семью! Но ты лишил меня этого. Ты, тот, кого я считал своим братом, тот, с кем мы столькое пережили вместе. Для меня это было сродни предательству. Я до сих пор сомневаюсь, что однажды смогу простить тебя.       Ванитас вздыхает. Какое-то время молчит, пытаясь сформулировать ответ. Наконец, произносит:       — Я и сам долго думал об этом. Пытался взглянуть на эту ситуацию под другим углом, понять тебя, понять её… То винил во всём себя, то ненавидел вас обоих. Долгое время жалел, что поступил именно так. Но… В конце концов я понял, что всё сделал правильно. Мне жаль, что я разрушил твоё счастье, но ведь всё дело в том, что она сама попросила меня сделать это.       Во взгляде Михаила читается удивление.       — Что? — вопрошает он. — Но разве?..       — Да, — подтверждает Ванитас. — Я убил её. Потому что она сама этого захотела. Она просила меня убить её.       Видно, Миша всё ещё не может поверить в услышанное; смотрит на Ванитаса недоверчиво, с сомнением.       — И зачем же ей это было нужно? — спрашивает.       — Чтобы освободиться от того креста, который был дан ей лишь за то, что ей не посчастливилось родиться при свете Голубой Луны, — объясняет тот. — Она передала мне Книгу Ванитаса, потому что иначе сама была бы обречена на уже наскучившее ей вечное существование в качестве её владелицы. Именно для этого она и спасла меня тогда. А ты… Тебя она просто не могла оставить, потому что иначе я бы не пошёл за ней. Но, возможно, тебя она действительно научилась любить. Меня — нет. Я был лишь частью её планов. И, признаю, тогда я убил её не столько из-за её просьбы, сколько из-за своих собственных эмоций, но… Она хотела, чтобы так всё и было. Может, даже и планировала всё, рассчитывая именно на такой исход. Так или иначе, я лишь исполнил её волю.       Михаил, видимо, какое-то время просто обдумывает всю эту историю. А может, просто не знает, что на это сказать. Сомневается. Раздумывает над чем-то.       — Вот оно что… — едва слышно говорит чуть позже. — Честно говоря, такого я не ожидал. Наверное… Наверное, мне не стоит обвинять во всём лишь тебя. Если она сама хотела, чтобы всё было именно так… Что ж, значит, это должно было случиться.       Собираясь с мыслями, выжидает ещё пару секунд, после чего добавляет:       — И, Луис… Я попытаюсь простить тебя.       — Надеюсь, ты всё ещё считаешь меня своим братом? — решается спросить тот.       — Несмотря ни на что, да, — отзывается Миша; затем, не говоря больше ни слова, уходит, оставляя Ванитаса наедине со своими мыслями. А тот может лишь надеяться, что и вправду смог достучаться до него, хоть немного изменить его мнение. Понимает, что это далеко не последняя их встреча, что им многое ещё предстоит обсудить. Но пока что достаточно того, что Михаил хотя бы попытался понять его. Это уже хорошо, как бы ни сложились их дальнейшие взаимоотношения.

***

      Проходит ещё несколько дней, прежде чем Ной находят для них небольшой, но уютный уголок: квартиру в доме неподалёку от ресторана «Paradis de rouge» — того самого, где они как-то встретились с Рутвеном. Состоит их новая обитель из двух комнат, обставленных предыдущим владельцем достаточно минималистично, но со вкусом. Конечно, с влиянием семьи деСад они могли бы отстроить собственный особняк в Альтасе или даже приобрести ещё одно поместье где-нибудь в пригороде, но Ванитас настаивает именно на таком, не привлекающем лишнего внимания жилье, а Архивист и не спорит, потому как и сам пока что хочет лишь покоя и уединения с любимым.       Тут они достаточно быстро обустраиваются, уже привыкая к этому месту. К обществу друг друга и привыкать не приходится: они и без того уже достаточно долго жили под одной крышей, не испытывая от того никаких неудобств.       Первый день, когда они просыпаются здесь вместе, выдаётся дождливым и прохладным. Ной готовит себе и Ванитасу горячий кофе, который они потом пьют, под довольное урчание лежащего рядом Мурра глядя, как капли дождя стекают по стёклам окон. Уютно и приятно. Идиллически прекрасный момент, наполненный каким-то особенным, неповторимым теплом.       — И что же будет дальше? — вопрошает Архивист, задумавшись. Понимает, конечно, что они не смогут всю отведённую им вечность провести здесь, в этой квартире, ничем больше не занимаясь. Потому и хочет уже сейчас узнать о планах Ванитаса, дабы дальше со спокойной душой наслаждаться этим недолгим, возможно, беззаботным временем.       — Дальше… Думаю, я продолжу заниматься изучением проклятий, — отзывается тот. — Буду возвращать вампирам их истинные имена, как и делал прежде, а также попробую найти способ спасать, а не просто освобождать всех и каждого из них, независимо от того, насколько сильно проклятие уже ими овладело. И, я надеюсь, ты мне со всем этим поможешь.       — Конечно, — соглашается Ной. Чуть грустнеет, впрочем, подумав о том, что им, возможно, предстоит ещё немало трудностей. История с Королевой была лишь одной из них, в конце концов; про́клятые всё ещё существуют, и многое может ещё произойти в дальнейшем. Так или иначе, сейчас он лишь гонит эти мысли прочь. «Даже если и так, мы со всем справимся», — уверяет себя.       — Впрочем, в данный момент это не так уж важно, — добавляет Ванитас, заметив, видимо, его несколько печальный настрой. Допив свой кофе, подходит к сидящему напротив Архивисту; наклонившись, подаётся вперёд, с наигранной грациозностью выгнувшись и заглядывая ему в глаза. Тот чуть смущается, не зная, как на всё это реагировать, и тогда Ванитас произносит вдруг:       — Поставь на мне метку.       — Метку?.. — не сразу понимает Ной.       — Знак того, что мы принадлежим друг другу, — объясняет тот. Архивисту, на самом деле, не очень-то нравится эта формулировка — «принадлежим»; она будто бы намекает на некую взаимозависимость, даже на принуждение. Но ведь это всего лишь общепринятое определение, не так ли? А потому он лишь согласно кивает; притянув Ванитаса к себе, впивается клыками в его плоть. Как и любой другой вампир, даже без опыта знает, как оставить на ком-то метку: выпивая его кровь, мысленно желает этого, как бы проецируя в своём воображении на его кожу тот цвет, которым хочет себя обозначить. И это работает именно так, как и должно; сиреневого оттенка отметина расползается по бледному плечу Ванитаса неровными линиями, что исходят из её центра и медленно выцветают к краю. Уже привычно исцеляет укус силой связи соулмейтов и, чуть отстранившись, смотрит на результат своих действий.       Впрочем, не успевает он сказать и слова, как сам Ванитас резко приближается к нему, тоже вонзая клыки в его тело. Делает это быстро и неожиданно, даже немного грубовато: сразу видно, что в принципе впервые пьёт чью-то кровь, что уж говорить о метках. Впрочем, сделать задуманное ему, как ни странно, удаётся без труда и с первого раза, и вскоре Ной замечает, как светло-синее пятно расцветает на его коже симметрично той метке, которую он сам оставил на теле Ванитаса. Оторвавшись, тот оценивающе окидывает Архивиста своим небесным взглядом, и Ной не может не отметить, что цвет его глаз в точности совпадает с цветом оставленной им метки.       — Синяя. Прямо как твои глаза, — замечает он вслух.       — А моя — цвета сирени, как твои, — усмехается Ванитас. — Я тоже обратил на это внимание, вот и решил сделать так же.       — Красиво, — говорит Ной.       — А знаешь, что ещё красивее? — насмешливо вопрошает Ванитас. Прежде, чем тот успеет ответить, добавляет:       — Помню, ты как-то раз задал мне подобный вопрос, но продолжить так и не решился. Так что… Ты.       А Ной только и может, что смущённо рассмеяться, вспоминая ту нелепую ситуацию. В самом деле, мог ли он тогда подумать, что всё сложится именно так, как сложилось в итоге? Вероятнее всего, нет. В самом деле, он и представить себе не мог тогда, что когда-нибудь будет так счастлив.       И даже сейчас он, кстати, совершенно точно не знает, что будет дальше, как сложится их судьба в дальнейшем. Не знает, будут ли они ещё долго жить в этом уютном местечке или переселятся куда-то ещё. Не знает толком, чем они будут заниматься, что будет их беспокоить, с какими проблемами они столкнутся. Но в одном он уверен точно: ему чертовски повезло, ведь в этом безумном, суматошном мире он смог найти свою родственную душу. И он счастлив, счастлив, несмотря ни на что. Да, невозможно предугадать, что предстоит им в дальнейшем, каким будет даже завтрашний день, но их обоих то, кажется, не очень-то и волнует, ведь они вечно юны и прекрасны, и впереди их ждёт целая бесконечно долгая жизнь, в которой, несомненно, будет ещё множество восхитительнейших мгновений, освещённых тем светом, которым озаряют всё вокруг их друг к другу чувства.