Был ли у нас выбор...

Мать учила меня: придет день, и я стану невестой. Пройдет время, будет проверена родословная, определены благоприятные дни для бракосочетания, и муж введет меня в храм, откуда я выйду мужней женой. Долг мужней жены приносить Доминиону здоровых сыновей и дочерей. И я исполнила волю матери. Собственно, от меня много и не требовалось: лежать, послушно раздвинув ноги, и ждать, когда новоиспеченный супруг совершит необходимые действия. Я не чувствовала ничего, кроме ощущения дискомфорта и жжения вначале и мучительного разочарования и опустошенности после. Закрытие дефектных линий и стремление к воспроизводству чистокровных особей иногда приводило к тому, что супруги, несмотря на совместимость их гороскопов, равнозначность родословных и безукоризненное здоровье, не могли зачать совместного ребенка. Мы с Нарандилом пытались сделать это с надлежащим усердием, пока, наконец, он, утомленный неудачными попытками, не вышел с предложением о принятии незамедлительных мер по исправлению сложившейся ситуации. Я могла бы поклясться: он сделал это с тем же отстраненным выражением лица, с каким просил моей руки. Маски, которые нас учили носить с детства, не снимая, казалось, приросли к нашим лицам намертво. Пожалуй, эльфы-мужчины преуспели в демонстрации напускного безразличия и отстраненности еще больше, чем эльфы-женщины. И эта конвенциональность, это стремление к совершенству во всем убивало у меня любое желание продолжать попытки что-либо изменить в нашей с Нарандилом совместной жизни. Впрочем, я попросила установить, кто именно из нас не пригоден к зачатию новой жизни - и семейный врач после осмотра и исследований засвидетельствовал: проблемы с генетической линией были не у Нарандила - у меня. Это значило: в новом брачном союзе у моего супруга будут дети, а моей семье обнародование факта о бесплодии дочери грозило позором. Нарандил не мог поверить, что ему подсунули "бракованный товар". Он расхаживал взад-вперед по рабочему кабинету, а я сидела на скамье, напряженная и безмолвная, словно натянутая струна, в ожидании своей участи. Благовидным предлогом для расторжения брачного союза стало мое желание посвятить себя службе в Талморе, службе на благо Третьего Альдмерского Доминиона. Это ведь то, о чем ты мечтала, спросил меня муж, и я поспешно кивнула. Я покорно вернулась в дом моих родителей и рассказала обо всем матери. Это был первый раз, когда леди Силинайре ударила меня. Зубы противно лязгнули, и из разбитой губы потекла кровь. От того дня у меня остался маленький белесый шрам (впрочем, совсем меня не портивший), который выделялся на желтоватой коже, когда я судорожно сжимала губы. Леди Силинайре, юрисрив Талмора, брезгливо подала мне платок и сделала вид, что ничего не произошло. Впрочем, приличия должны были быть соблюдены, а позор скрыт, и мать попросила меня дождаться отца, которого спешно вызвала со службы, для принятия окончательного решения. В то время отец уже отдалился от нас, и я винила в этом мать. Он стал иным: отстраненным, холодным, неласковым. Иногда я скучала по нему-прежнему: альтмеру с крепкими надежными руками, который раз за разом подбрасывал пухлую дочурку в воздух и ловил, а та заливисто хохотала. Отец выслушал меня спокойно: его волнение выдавали только судорожно сжатые на эфесе парадного меча пальцы, а потом коротко бросил: "Собирайся!" Леди Силинайре пыталась протестовать, но лорд Наарифин уверенным движением подхватил жену под локоть и увлек ее наверх, плотно закрыв дверь кабинета. Спустя полчаса, он спустился вниз с необходимыми верительными грамотами и рекомендательными письмами от обоих родителей. Леди Силинайре не вышла попрощаться со мной, сказавшись уставшей, и я была ей за это благодарна. Я обняла брата и проследовала со своим нехитрым скарбом за отцом, на конюшню, где слуги седлали второго коня. Уезжая, я знала, что больше никогда не переступлю порог дома, где прошли мои детство и юность. Я оказалась права: спустя много лет, обратно привезли только мои останки. Надеюсь, моя мать была довольна тем, каких высот достигла ее «бракованная» старшая дочь. Так началась моя карьера в Талморе. Хотя я меньше всего думала тогда о том, кем стану через несколько десятков лет. Лошади размеренно шагали по дороге, стояла солнечная погода, но мне было не до ласкового тепла Алинора. Мое будущее представлялось мне весьма туманным, потому-то тот день я запомнила урывками: ворота, двор, неулыбчивый привратник, прохлада внутренней галереи, томительное ожидание и длинная беседа с теми, от кого зависело: какая из дверей откроется передо мной. Хотя, если вдуматься, моя карьера в Талморе началась много раньше: когда я предала друга семьи, Ринандора Храброго, написав на него донос под диктовку родителей. Разумеется, это было учтено как еще один факт в пользу моей верности общему делу. Беседа проходила в присутствии моего отца, который, впрочем, оставался в молчании на протяжении всего времени, что мы провели там. Это, казалось, была бесконечная череда вопросов: от того, в каком возрасте проявились мои магические способности и кто обучал меня магии, до того, были ли в числе моих родных апраксики или альтмеры, не согласные с политикой, проводимой Третьим Альдмерским Доминионом. Меня спросили о рекомендациях, задали вопрос о том, кем я вижу себя через пятьдесят лет в Талморе, и почему я считаю, что мое место здесь. Потом я заполнила бумаги, прошла испытание на профессиональную пригодность, а следом испытания для определения рекомендованной специализации. Мне некуда было идти, поэтому я старалась понравиться им изо всех сил. Как видите, моя карьера в Талморе началась не с озарения, первого боя или хитроумных загадок. В том первом дне не было ничего волшебного, таинственного и глубокого, как, впрочем, и во многих других, последовавших за ним. Я должна была принять правила игры – и я приняла их, когда послушно встала и пошла следом за неулыбчивым альтмером, прижимая к груди нехитрые пожитки. Отец коснулся на прощание моего плеча и прошептал: «Ну что же, иди, Элли. Я буду следить за твоими успехами…» Так я стала кандидатом на вступление в Талмор. От рекрута до полноправного члена – пропасть. И только от тебя зависит, как быстро и с какими жертвами ты преодолеешь это расстояние. Талмор – это не только военно-политическая и отчасти религиозная организация, управляющая Третьим Альдмерским Доминионом. Талмор – это твой собственный выбор. Талмор – это твоя судьба. Проходя посвящение, ты отдаешь свой калиан, ты присягаешь Талмору на верность, и эта присяга довлеет над тобой не только при жизни, но и после смерти. Эта клятва с тобой навсегда, как знак Талмора на твоем теле. Ты не вступаешь в брак, не рожаешь детей, вся твоя жизнь подчинена особому распорядку. И что с того, что нанесение знаков не одобряется, особенно если речь идет о службе в разведке. Разве это когда-то кого-то останавливало? Тем более, что знак легко свести или спрятать: только проведи ладонью над ним или найди того, что поможет тебе его спрятать. Можно сказать, моя карьера началась с посвящения, когда я заслужила право – носить форму со знаками отличия, сменив на нее униформу рекрута. Мать на посвящение не приехала, но лорд Наарифин прибыл не один, он взял с собой моего младшего брата Эленвара. Я не ездила домой на праздники и в увольнительную. Потому что у меня, почитай, не было дома. С отцом с начала обучения мы виделись несколько раз, он приезжал внезапно, брал меня на прогулку и обстоятельно расспрашивал об успехах. Эленвара я увидела впервые с того момента, как покинула родной дом. Он смотрел на меня: на разительные изменения в облике (я высохла и стала уже в бедрах и груди), на сбитые костяшки пальцев, на неулыбчивое лицо, на красные от недосыпа глаза, а потом сказал, что никогда не будет служить в Талморе, потому что там из приличных альтмеров делают диких зверей. Так я узнала себе верное определение: дикий зверь. Впрочем, я забегаю вперед. До посвящения было еще очень много времени. В Талморе, как я наивно считала вначале, чтобы достичь чего-то, нужно было это заслужить. Это была честная философия, на мой взгляд. По крайней мере, там, в учебном лагере, никто не делал различия между отпрысками именитых родов и теми, кто стоял ниже нас по положению. Так что, моя карьера началась с казармы и учебного лагеря, как и карьера любого мага Талмора. Все, что у меня было, - рекомендательные письма от обоих родителей и желание быть хоть кому-то нужной. Быть ближе к отцу, быть рядом с отцом. Быть чем-то важным, принадлежать чему-то большему, служить некой высшей цели. Я тогда была наивной и молодой, но, когда, если не в молодости, мы совершаем самые искренние и честные поступки. Годы тренировок казались необходимой платой: платой за то, чтобы стать частью системы, частью той силы, что изменяет мир и, ставя низшие расы на колени, мудро управляет ими. Практические занятия сменялись лекциями, утро уступало место вечеру, перо выпадало из пальцев, кляксы пятнали листы, глаза предательски слипались, но не выполнять домашние задания было невозможно, рано как невозможно было не практиковаться в искусстве магии. Прежде, учение давалось мне легко: учителя, нанятые отцом, хорошо делали свою работу, они были надлежащим образом отобраны и знали свое место. Раньше, но не сейчас. Нас селили в комнаты по двое, я потом поняла: чтобы мы следили друг за другом. Мне достался сосед-мужчина, впрочем, это не имело значения. Иногда, после тренировочного дня мы с трудом могли доползти до кровати, и, разумеется, у нас не было никаких лишних мыслей, которые могут возникнуть у альтмера-женщины в присутствии полуобнаженного альтмера-мужчины и наоборот. Если бы случилось иначе, это определенно была бы недоработка наших инструкторов, а они хорошо знали свое дело. Самым сложным оказалось быть дочерью своего отца. И своей матери, разумеется. Они занимали высокое и почетное положение в иерархии Талмора. И мне нужно было каждый день доказывать, что я достойна их наследия и готова преумножить то, чего они достигли. Я всегда ощущала это давление на себе, впрочем, как и другие отпрыски именитых родов. Таких, по правде сказать, было большинство. Талмор – это своего рода особая каста. Низшим в ней не место. В нашем учебном лагере, например, были только альтмеры, это ведь был совершенно особый лагерь. Однажды один из моих сокурсников обронил как бы случайно: я здесь, только потому что отец замолвил за меня словечко. И что он умеет оказывать сильным мира сего нужные услуги и подобострастно лизать задницы высоким чинам. Это был первый раз, когда я услышала несправедливые слова, адресованные мне и моему отцу. Первый, но не последний. Впоследствии я сжимала зубы и всеми силами сохраняла лицо. Впоследствии, но не в этот первый раз. Говорят, маги решают спорные вопросы в магических поединках. Не знаю, тогда я не думала о том, что могу сжечь обидчика. Я хотела мести, хотела чувствовать, как взрывается раной скула под моим кулаком, как лопаются от ударов его ребра, я хотела наказать его так, как наказывают нерадивых слуг. Чтобы запомнил надолго. Он был выше меня, но более тонок в кости, как большинство альтмеров, имеющих склонность к магии. Меня не остановило то, что за дракой неизбежно последовало наказание. И знаете, что сказал мне отец, когда я вышла из карцера: «Теперь я за тебя спокоен, дочка…» Так началась моя карьера в Талморе.